скачать книгу бесплатно
Если проследить судьбу одного из миллионов евро, переведенных в Россию простаками из Амстердама, то можно увидеть, что к моменту своего «целевого» использования этот уважаемый дензнак сильно худел и изрядно утрачивал свое полновесное стоевроцентовое достоинство. Допустим, что этот евро должен был быть истрачен на «проведение акции по продвижению коктейлей на основе водки «Gorshkoff» в концептуальном ночном клубе «Fabula Casa». На самом деле тратилось не больше половины, а вот из оставшейся половины двадцать центов шли менеджеру этой самой «Fabula Casa», чтобы тот в случае проверки показал документы, подтверждающие, что на организацию концептуальной попойки было истрачено именно столько, сколько показано в отчетности «Marini», и ни центом меньше! Эти документы частично, за несколько центов, ему «шлепали» менеджеры фирм-поставщиков самого мероприятия, те, кто занимался поставкой всего необходимого для вечеринки, а частично фабриковал он сам. Таким образом, с каждого якобы потраченного полноценного евро в кармане менеджера «Fabula Casa» оседали десять центов, в карманах представителей поставщиков еще десять центов, Калугин забирал себе тридцать, а оставшиеся пятьдесят действительно тратились по назначению. И вот эти-то тридцать центов Алексей Калугин делил поровну, оставляя себе пятнадцать, а остальные пятнадцать принося своему дражайшему патрону сеньору Бруно «Бабукатти». Все, кто принимал участие в откусывании от несчастного евро изрядных кусков, были, разумеется, весьма довольны. Не имели эти люди привычки много болтать и давно уже обеспечили себе тихую, спокойную старость. В год, пощипав таким тривиальным образом травку на сочных лугах рекламных бюджетов, господа Базукатти и Калугин «зарабатывали» по три миллиона на брата. И были друг другом весьма довольны. Вот чем на самом деле объясняются те неистовые энергия и упорство, с которыми сеньор Бруно каждый год отстаивал своего вице-президента по маркетингу перед почтенным Советом Директоров «Marini Group».
История стыдливо умалчивает о тех обстоятельствах, при которых эти двое стали так славно, а главное – результативно, петь дуэтом. Но за пару монет и история – поджав и без того тонкие и лживые губы свои, приоткрывает свои тайны ровно настолько, насколько это нужно для того, чтобы рассказать, как однажды, в самом начале своей карьеры, Леша Калугин был натурально застигнут врасплох своим итальянцем-шефом, вызван «на ковер» и между этими двумя будущими компаньонами состоялся вот такой диалог:
– Алексей, вы – мерзавец. Надеюсь, что вы это понимаете без обиняков!
– Да, синьор. Конечно, синьор. Разумеется, синьор, я и мерзавец, если так угодно синьору.
– Вы понимаете, что вы натворили?!
– Нет, синьор. Я ничего такого не творил. Я всего лишь добросовестный сотрудник.
– Алексей, прекратите валять дурака и прикидываться collonisto [1 - Collonisto (ит.) – мудозвон.]. Вы воруете деньги, и я намерен положить этому конец. Никто не вправе воровать деньги у меня из-под носа. Я вызвал вас к себе и затворил двери, чтобы никто не увидел вашего позора. «Marini» не афиширует подобного. Я предлагаю вам тихо написать прошение об отставке, я его немедленно подпишу, и никто не узнает о том, какой вы негодяй.
– Синьор Бруно… В таком случае вам также придется написать прошение, но теперь уже о своей отставке. Вы достойны ее не меньше, чем я.
– Что! Да как вы… Да как вы смеете говорить со мной подобным образом!!!
– Я имею приятеля, управляющего в одном из лучших московских отелей, где вы, синьор, так часто любите проводить время в компании мистера Кокаина и нескольких путан. Уверяю вас, что фотографий, изобличающих ваши утехи, и пояснительного письма к ним, представленных в штаб-квартиру «Marini» в Амстердаме, будет более чем достаточно для того, чтобы вы прекратили занимать любые посты в этой организации, а на вашу карьеру пописала бы дворняжка.
Калугин говорил хладнокровно, знал, что его аргументация неоспорима. С наигранным сочувствием посмотрел, как вначале побагровело, а затем стало землистым лицо итальянца. Услужливо помог тому опуститься в кресло, поднес стакан воды. Наклонился почти к самом уху и тихо, но веско продолжил:
– Синьор Бруно. Это Россия. Здесь так принято, понимаете? Вместо того чтобы с пафосом обличать меня, вы можете дать мне шанс, и я сделаю вас обеспеченным человеком. Вы вернетесь в Европу богачом! Испокон века иностранцы приезжали в Россию за богатством. Так повелось еще со времен императора Петра! Так зачем же вы хотите нарушить эту прекрасную традицию? Ведь вы такой же наемный менеджер, как и я! К черту корпоративность! К черту лживую двуличную корпоративную мораль! Как же можно не обогатиться за счет работодателя? Что же вы молчите? Я по глазам вижу, что предложение мое вам пришлось по душе.
«Уламывать» Базукатти пришлось недолго. Вернее, его вовсе не пришлось уламывать. Он не закрывал лицо руками, не вскакивал с видом оскорбленного достоинства, не бил Калугина по голове тяжелыми настольными часами, стилизованными под бутылку рома «Джекобс». Он просто очень внимательно посмотрел Калугину в глаза. А затем жестом пригласил его сесть поближе. Погрозил шутливо пальцем. И согласился…
Со временем шероховатости шантажа сгладились, между двумя компаньонами возникла, как им казалось, вполне искренняя дружба, и схема заработала без сбоев.
Вот каков был этот «парижанин», приглашающий своего приятеля, уже не грустного, как прежде, а веселого и в изрядном подпитии «страуса», подняться в свой кабинет на тридцатом этаже.
Нескромное обаяние буржуазии
– А скажи мне, Алексей, как это все работает? У тебя есть опыт взаимодействия с людьми из этих самых розничных сетей? Как их там называют?
– С закупщиками? Ну разумеется! Взаимодействие, понимаешь ли, налажено в полной мере и представляет собой, как говорят наши уважаемые американские бизнес-теоретики, «дорогу с двусторонним движением», а говоря русским языком: «ты – мне, я – тебе». Вот так.
– А какой-нибудь пример можешь привести?
Калугин на американский манер положил ноги на свой большой стол красного дерева, закинул руки за голову, мечтательно посмотрел в потолок:
– Изволь. Вот тебе ситуация из последних. В организации «Патиссон» работает коммерческим директором некто Загребский. Фамилия, понимаешь ли, такая у него, говорящая. Даже некоторым образом обличающая. Уж больно любит старичок захватить-прихватить. Это у него в почете. Жаден, сволочь, одним словом. А у нас появляется новый товарец. Аперитивчик там один. Пустяк, но продавать надо. Мы ведь multinational company. У нас, если в Амстердаме приняли решение товар выпускать на локальный рынок, задача одна: поставить этот товар во все знаковые, а уж тем более федеральные сети. За ними, старик, будущее. «Патиссон», знамо дело, хоть и так себе сеточка, мелкая, но все же в этом списке значится. Звоню я этому плуту Загребскому. Договариваемся встретиться здесь у нас, внизу, в ресторане. Объект режимный, система пропускная строгая, посторонние особенно не шастают, так что безопасность почти полностью гарантирована. А то сам знаешь, сколько народу на таких вот ресторанных рандеву палится. В московские рестораны ходит, по сути, одна и та же публика. И среди этой публики люди попадаются, с которыми встречаться ну совершенно незачем. И вот сидишь ты с кем-нибудь, договариваешься, заинтересовываешь человечка, так сказать, а вас уже пасут. Результат понятен: увольнение и обрыв налаженного канала. А здесь у нас тихо. Так вот, приезжает этот хмырь. Я его кормлю, пою и говорю, что неплохо бы к вам в «Патиссон» наш аперитивчик на полочку поставить. Пускай, мол, стоит. Этот выжига подумал для вида и говорит: «Давай, Алексей, пятнаху». Прикинь! За какой-то аперитивчик, у которого и продаж-то никаких не будет, а так просто, для ассортимента надо поставить, он пятнадцать тысяч долларов попросил. А у меня на него бюджет всего-то пятнаха и есть! Так мне же надо и себе что-то оставить при этом! Пою я его еще больше, сулю всякие заграничные поездки халявные. Мы такие вояжи для этих сволочей организуем каждый год по нескольку раз. И в США, и в Европу – везде, где есть виноградники и наше производство. Ручку ему подарил свою как бы между делом, «Mont blanc». Согласился на восемь штук в результате. И ему приятно, и я с земли семерик поднял. И все на доверии, понимаешь? Он понимает, что я его не сдам. Мне неинтересно! Ведь уволят его, откуда я знаю, кто на его место придет? Может, придет какая-нибудь баба, тупая, как вот эта самая лемурийка, на место которой мы тебя хотим определить. Так она и денег брать не станет, и вопрос через нее ни один решить будет невозможно. Вот так вот, за счет этих самых недалеких закупщиков мы, скромные труженики, и живем. Закупщик ворует вагонами, и в случае чего я на него все и свалю. Все равно он в чане с дерьмом по самую макушку, а я чистенький и вроде как совершенно не при делах.
– И меня ты, значит, на роль вот такого вот «сидящего в чане» определить хочешь?
– На роль такого «чана» мечтают попасть все менеджеры торговых компаний Москвы, друг мой. Причем втайне надеясь, что роль эта будет ролью не в односерийном фильме, а в сериале с астрономическим количеством эпизодов. Короче, чтобы работать подольше, а наживать побольше. У тебя все равно особенных вариантов нет. Либо дома сидеть, благо тебе есть на что, хе-хе-хе, либо вот так… Согласен?
– Да. Что же остается делать?
– Тогда я сейчас составлю тебе резюме на английском и вышлю его своей знакомой. Ей, кстати, нужно будет штуки две «зелени» подкинуть за протекцию. Ты как, не против?
– Да что ты! Нет, конечно!
– Тогда отдохни пока. Вон поди на диване поваляйся, музыку послушай. Любишь Шона Кастелло? Мне как раз приятель на днях диск забросил…
Алексей углубился в тонкости написания «Резюме кандидата». Этой обезличенной бумажки, без которой в современном мире устроиться вскоре нельзя будет никуда, включая very sexy – должности ночного вахтера в общежитии, набитом вьетнамцами, и водителя-убийцы маршрутного такси. Его приятель побрел к большому кожаному дивану, сел, вежливо снял ботинки, скинул пиджак, забросил его на спинку невдалеке стоящего стула, взял с журнального столика пульт стереосистемы B&O и лег, с душевным покряхтыванием вытянувшись во весь рост и положив голову на довольно низкий подлокотник. Вскоре из угла кабинета, где с таким комфортом расположился будущий закупщик всех времен и народов, полилась великолепная мелодия, которая так органично дополняла то пьяно-лирическое состояние, которое он сейчас испытывал. Глазами нашел за стенным шкафом выделяющийся в ряду книг белый переплет, сконцентрировался на нем и предался воспоминаниям о драматических событиях последних трех недель.
Три недели. Именно столько длилось служебное расследование против него, бренд-менеджера алкогольной бельгийской компании «Пьер Рикарди Руасси» Германа Кленовского. «Нашего Геры», как называли его во всех московских ресторанах. В тех, которые он посещал еженедельно по долгу службы, ибо в его обязанности входило продвижение продукции «Пьер Рикарди» именно через винные карты ресторанов. Начал Гера свою работу лет пять назад с должности простого маркетолога. Компания развивалась, люди были нужны позарез, а рынок труда уже который год испытывает колоссальные трудности. Работать некому, стоящих людей нет. Вместо них есть молоденькие вчерашние студентишки, насмотревшиеся сериалов про страшную девку с гнилыми зубами в очках а-ля Генрих Гиммлер и ни черта не знающие, кроме полностью оторванной от реальной жизни теории, которую им преподают в их расплодившихся лжевузах такие же теоретики. При этом полном отсутствии практического опыта и со знаниями, вынесенными из бывшего кулинарного техникума, ныне именуемого «академией», эти вчерашние студенты весьма амбициозны. Амбиции, ничем не подкрепленные, – это и есть все, что у них, собственно, за душой. Приходя на собеседование к работодателю, такой вот вчерашний выпускник факультета менеджмента кулинарного техникума-академии заявляет, что согласен работать самое меньшее руководителем отдела человек в пятьдесят с окладом тысяч в пять евро. И на меньшее этот красавец не согласен.
Карьера Германа быстро пошла в гору. За короткое время он вырос до начальника отдела маркетинга, затем стал ведущим бренд-менеджером компании по ресторанному направлению, сосредоточив в своих руках колоссальные рекламные бюджеты. Герман начал подворовывать не сразу. Не то чтобы он не хотел, просто на маленькой позиции у него не было такой возможности, но он не унывал. Словно заправский снайпер, он долго ждал в неприметном окопе – и дождался. Ресторанная жизнь довольно быстро превратила его в гламурного прощелыгу, высокомерно смотрящего «на быдло не из тусовки» и постоянно хлюпающего носом из-за частого употребления кокаина. Не то чтобы он был наркоманом, но никогда не отказывался от парочки жирных дорожек, предложенных владельцем ночного клуба или ресторана. Все они были его друзьями, так, по крайней мере, он считал. Ведь совместный порок сплачивает людей.
Герман получал откаты от всех и вся. Ничем не брезговал. Включение одной позиции вина или коньяка в винную карту ресторана стоило обычно около пятисот долларов. Гера брал в компании тысячу и половину оставлял себе. То же самое было с рекламными растяжками. Одна растяжка – кусок полотна с рекламой ресторана над проезжей частью – стоила обычно около четырех тысяч долларов. Герман брал шесть, а разницу опять же клал в карман. Его хорошие отношения с рестораторами позволяли спокойно откатничать и иметь в месяц тысяч десять-двенадцать долларов честного левака. Вместе с заработной платой выходило около семнадцати тысяч в месяц – совсем неплохие деньги, но аппетит приходит во время еды.
Это называют по-разному, но суть процесса всегда сводится к старинной уголовной поговорке: «Жадность фраера сгубила». Почему человек теряет осторожность и его начинает «заносить» – это вопрос криминальной психологии и предмет изучения для целого ряда разнообразных исследователей человеческих душ от писателей до судебных исполнителей. Геру «занесло» через четыре года его работы в «Пьер Рикарди». Он начал торчать, как говорили, по-взрослому. Ежедневной дозой для Кленовского стал один грамм кокаина. Затем два грамма. Затем три. Грамм этого адского счастья хорошего качества стоит в районе трехсот долларов. Говорят, что можно найти дешевле, но тогда можно нарваться на «туфту» и сжечь нос, а за ним и мозг каким-нибудь толченым удобрением на основе селитры, смешанной с героином. Дилер у Геры был один из лучших в Москве, товар у него всегда был отменного качества. Дилера звали отчего-то Джоном, и он снабжал порошком под названием Pure Columbus очень известных в Москве граждан. Среди его клиентов, любителей «двинуть по первому номеру», были известные политики, бизнесмены, эстрадные артисты, кинозвезды, рестораторы. Один из московских рестораторов и познакомил Геру с Джоном. Итак, несколько тысяч долларов у Геры уходило только на кокаин. Помимо этого он имел парочку любовниц, которые были совсем не прочь немного пополнить свой гардероб за его счет. Гера постоянно зажигал в клубах, обедал и ужинал в ресторанах, и при таком образе жизни никаких откатов ему не хватало. Тусовка, в которую он так стремился, членом которой стал и расстаться с которой не согласился бы ни за какие сокровища мира (ибо тусовка давала ему социальный статус), предполагала постоянное наличие у тусовщика денег в неограниченном количестве. Это всегда заложено в сути любого гламурного болота. Автомобилей должно быть хотя бы два: летний и зимний. И цена их должна начинаться от восьмидесяти тысяч. Одеваться, ясный день, надо постоянно во все самое передовое из последних миланских коллекций. Распродажа здесь не канает. Вещи прошлых сезонов в два счета вычислят, и станешь поводом для сплетен: «Ой, чота он в каком-то старье пришел, ваще». И Гера пустился во все тяжкие.
Он составлял левые контракты с ресторанами, ночными клубами, автозаправками, авиакомпаниями – кем угодно. Контракты свидетельствовали, что тот или иной ресторан, клуб или заправка размещает в своей винной карте ассортимент «Пьер Рикарди» и просит за это сумму со многими нулями в иностранной валюте. Частный мастер изготовил для него по оттискам массу печатей действительно существующих организаций из их числа. И Гера, левой рукой подписывая контракты от лица ничего не подозревающих руководителей этих организаций, правой загребал в кассе многотысячные стопки купюр, которые прикарманивал полностью и без всякого зазрения совести. В «Пьер Рикарди» никому особенно не бросалась в глаза Герина преступная активность. Во-первых, самостоятельно продукцию в рестораны, ночные клубы, гостиницы компания не отгружала, переложив эту задачу на дистрибьюторов, следовательно, установить, ушла ли продукция в ресторан «Третьяков lounge», клуб «Мо» или авиакомпанию «Maybe S-airlines», было затруднительно. Да никто этими вопросами себя и не утруждал. Герман работал пятый год, был на хорошем счету, ему доверяли. Он охотно пользовался этим доверием, обратив его в преступный инструмент собственной наживы. В тусовке обратили внимание, что Гера начал перебарщивать с наркотиками, и с чьей-то легкой руки все подхватили поговорку «Наш Гера стало ге?рой».
Когда дело касается наличных денег, то доверять нельзя вообще никому. Кругом сплошь и рядом так и вьются люди, готовые облегчить карман работодателя на пару монет. Один из знакомых Геры – бывший коммерческий директор питерского водочного завода Глеб Бобрович – однажды произнес ставший впоследствии хрестоматийным монолог:
– Все жулят. Отвернулся, а тебя уж и обжулили. Ты за жуликом, ан с другой стороны залезли в карман. Ворье кругом! Факт.
Впрочем, этот Бобрович и сам оказался изрядным жуликом. Завод принадлежал какому-то не то сенатору, не то депутату, но, естественно, бизнесмену силового плана [2 - О том, кто такие «бизнесмены силового плана», можно прочесть в моем романе «МЖ. Роман-жизнь».]. На этот завод давно зарились конкуренты, но у них ничего особенно не получалось, кроме мелких пакостей, которые этому сенатскому депутату были как слону дробина. Но однажды, катаясь на скоростном скутере на Лазурном Берегу возле Ниццы, этот депутат, перебравши кальвадоса или еще чего-то, не справился с управлением и на скорости сто сорок километров врезался в борт яхты другого депутата, скромно отдыхавшего на ней после весенней думской сессии с двумя гейшами и воображающим себя главным персонажем рекламного ролика пива «Тинькофф». Гейши и депутат-яхтсмен особенно не пострадали, а вот водочному королю дико не повезло. От него смогли найти только несколько мелких запчастей, которые никуда не годились, и голову с хитро прищуренным правым глазом. Голова еще летела над водной гладью, и не успела еще эта голова коснуться морской волны, а уж на заводе начался жесточайший передел собственности. Подобно стратегическому населенному пункту в военное время, он в течение дня переходил из рук в руки от одной группировки влиятельного бизнесмена силового плана к другой такого же харизматичного господина. Конец этим боевым действиям положили власти, которые объявили завод федеральной собственностью и установили на нем государственное управление. Бизнесменам силового плана на государство тянуть особенно не хотелось, и, поняв, что продолжать вибрации в итоге выйдет себе дороже, они, скрипя зубами от злости, ретировались. Во время всех этих пунических войн Бобрович отсиживался на даче где-то в районе Колпина, а после того, как все стихло, попытался вернуться на завод и стать угодным нынешней заводской администрации, но ничего у него не получилось. Бывший кадровый чекист, а ныне глава службы безопасности этого предприятия Максим Иванович Травин, добродушно улыбаясь в пушистые усы, выложил перед Глебом пухлую конторскую папку с его собственным, Глеба Бобровича, делом. Полистав папку, где было задокументировано решительно все вплоть до частоты ночных походов в сортир, не говоря уже о подборе дистрибьюторов за взятки, Глеб несколько раз икнул и предпочел испариться из поля зрения добрейшего Максима Ивановича. Он переехал в Москву, организовал здесь сеть салонов красоты и теперь вполне доволен жизнью. Вот только воспоминания о той папке иногда омрачают его безоблачное персональное небо.
Гера, между тем, зарывался все больше и больше. Он чувствовал, что долго так продолжаться не может, и снимал стресс между ног красавиц полусвета. С напудренным носом и пустой головой он ненадолго забывал о скорой расплате.
Эта самая расплата, а вернее сказать, пиздец, как и водится, подкралась незаметно. Из Франции в Москву прилетели акционеры «Пьер Рикарди». Днем они ознакомились с состоянием дел в российском филиале, а вечером поехали ужинать. Французы, как известно, диету не жалуют. Взяли в отделе маркетинга список ресторанов, из которого следовало, что во многих из них продукция «Пьер Рикарди» представлена на эксклюзивной основе и напитков конкурентов там вовсе нет, за что ресторану была выплачена изрядная сумма денег. И направились в известнейшее в Москве место под названием «Esprit cafe». Усевшись поудобнее, они через переводчика попросили у официанта виски «Джейсон» 18-летней выдержки и джин «Ларсен», на что официант невозмутимо ответил: «У нас из виски только «Джоник черный» и «Джек Дэниэлс», а из «Бифитеров» только «Бифитеры» и есть, а таких напитков, как вы, мсье, просите, у нас никогда и не было».
Французы впали в недоумение, а так как люди они темпераментные, то тут же это недоумение переросло у них в истерику. Стали названивать по мобильным телефонам руководителю отдела маркетинга Гере и еще кому-то, но решительно все телефоны были выключены, так как люди, которым они принадлежали, не любили, когда их беспокоят после шести часов вечера по рабочим вопросам. Тогда французы, чье истерическое недоумение стало постепенно переходить в ярость, потребовали хозяина заведения, который на Герино горе оказался в тот вечер в собственном ресторане. Он подошел, выслушал нервных французов и ответил, что никакого договора он в глаза не видел, ни о каком эксклюзивном контракте речь никогда не велась и он ничего такого не подписывал. Озадаченные французы, в которых давно уже зашевелился червь подозрения, решили посетить еще несколько заведений, указанных в списке, и везде их ждал совершенно такой же результат: недоумение хозяина ресторана по поводу какого-то контракта и ухмылочки понятливых официантов.
Туча, нависшая над Герой и давно наливавшаяся силой тропического ливня, была готова расплакаться. На следующее утро в офисе «Пьер Рикарди» очень тихо началось служебное расследование Гериной деятельности. В течение нескольких дней выяснилось, что ведущий бренд-менеджер Герман Кленовский взгрел родное предприятие на два с половиной миллиона долларов. За день до окончания расследования один из рестораторов, не имевших против Геры ничего личного, позвонил ему и предупредил, что «под него копают, и, видимо, глубоко». Гера вышел якобы «на обед» и в офисе больше никогда не появлялся.
Французы, движимые жаждой кровавой мести, написали на Геру заявление в прокуратуру, куда Геру и вызвали, прислав ему на дом повестку. Гера позвонил своему адвокату, известному всей Москве, вынюхал грамм своего волшебного порошка и, будучи отрешенным от всего мирского, прибыл на допрос.
На допросе на Геру начали было кричать, угрожать ему и сулить страшные кары, но тот флегматично произнес:
– Предъявите мне бумаги с моей подписью, из которых бы ясно следовало, что я брал в кассе деньги для того-то и для того-то.
Следователь прокуратуры озадаченно почесала острым карандашом голову как раз под самым пучком волос. Не нашлась, что возразить, так как Гера был совершенно прав, и позвонила в «Пьер Рикарди». Там ей неохотно ответили, что таких бумаг у них нет и никогда не было. Следователь прокуратуры обозлилась, назвала рикардийцев олухами, швырнула трубку и уставилась на Геру:
– Что, вывернулся?
– Позвольте, я позвоню своему адвокату.
– Да ладно… Не надо тут никому названивать. Иди отсюда. Повезло тебе.
И Гера ушел. Он прекрасно знал, что все украденные им деньги официально в «Пьер Рикарди» не проводились, а выдавались из черной кассы, а он никогда ничего не подписывал. Вот так Герман Кленовский стал миллионером. Несмотря на то что он много растранжирил, кое-что у него оставалось, но этого при прежнем образе жизни, который Гера менять не собирался, должно было хватить на год, а что делать потом, было непонятно. И тогда он позвонил Калугину. Совместный дилер объединяет!
«Ромашка». Адаптация
– Ну что, Герыч. Я с твоим резюме закончил. Отправлять?
– Дай хоть почитать, что ты там написал!
– Да нормально я там все написал. С таким резюме в прежние времена тебя сразу бы главой комсомольской ячейки выбрали. Так я отправляю?
– Валяй.
Калугин зачем-то подул на пальцы правой руки и нажал кнопочку SEND.
– Готово, брат. Теперь позвоним нашей девушке, узнаем, когда ее можно отблагодарить.
Позвонили. Девушка Оля прочитала резюме, сказала, что «это как раз то, что нам нужно». Показала его какому-то большому начальнику, кажется, коммерческому директору этой самой «Ромашки». Тот с многозначительным видом водрузил на нос очки, выпятил нижнюю губу, прочитал, поцокал языком и, хлопнув Оленьку по пухлой попе, подмигнул ей:
– Олга, ты сщетаешь, шьто это кароший кандидатюр?
– Уверена, мистер Мурда! Опытный менеджер, from field, серьезный, и его очень хорошо рекомендовали.
– Кито его рекомендалал?
– Вице-президент «Marini Group» господин Калугин!
– О! Это исфестний и уфашаемий тщельовьек. Карашоу, вызовите этот Гьиера на зафтра утром. Ми путем с ним кафарить.
Утром следующего дня наш Герман, проинструктированный Калугиным и скромно одетый в какой-то престарелый пиджак и ботинки с тупыми носами, сидел перед мистером Мурдой и на прекрасном английском заворачивал о себе небылицы. Впрочем, вся корпоративная культура – это небылица более чем наполовину. Любой, даже самый маленький, клерк раздувается от собственной значимости и мнит себя хозяином мира, стремясь придать себе многозначительности. Появляется этакий басок, убедительно бубнящий немыслимую ахинею и чудовищную ложь. Картина мира клерка, если взглянуть на нее со стороны, – это постоянно сталкивающиеся друг с другом в маленьком тазике запущенные туда пластмассовые утята. В тазике тесно. Утята безобидно бьются пластмассовыми клювами друг о друга почти без звука. Вода недвижима. Но клерку, переполненному корпоративным зомбированием, кажется, что он не утенок, а мощный дредноут, принимающий участие в крупнейшем сражении в составе легендарной эскадры ООО «Пиписькин». Торпедирующий корабли эскадры противника из какого-нибудь ООО «Хрентрест» и бомбящий глубинными бомбами субмарины атомного подводного флота ООО «Посадские грибки». Клерк постоянно лжет, а лгать он вынужден по долгу службы, либо сбывая лоховатым партнерам ненужный им товар в случае, если это торговая компания, либо уламывая лоховатых поставщиков заплатить за право торговать их ненужным товаром: очередным пакетом молока, коробкой конфет или телевизором под крышей «такого-то» магазина, в случае если это сеть розничных магазинов.
Все общение клерков строится на беспросветном вранье друг другу, и вранье это при его постоянном применении уже не кажется порождающим его клеркам враньем и вскоре превращается в корпоративный свод законов. Клерки, живущие в своем ирреальном мирке, считают его единственной приемлемой для жизни средой и с подозрением и даже презрением смотрят на всех остальных участников гражданского общества, не входящих в состав эскадры пластмассовых утят. Для клерков – это непостижимые и оттого конченые люди. Еще бы! Ведь проблема выполнения ежемесячного плана отгрузки бамбуковых кресел или бананов – это проблема вселенского масштаба и важнее ее нет ничего решительно! А сдача годового баланса?! Это же гораздо важнее, чем загадка Бермудского треугольника! Весь мир для клерка сужается до размеров его офиса, все интересы – до «выполнения плана сбора дебеторской задолженности». Контакты с внешним миром происходят в четко отведенные корпоративными правилами четыре недели, когда можно поехать в Турцию и валяться там под зонтиком, насосавшись халявного и потому дрянного, как все халявное, турецкого пива, или в Таиланд и побаловать собственные усохшие чресла в цепких коммерческих объятиях местной секс-индустрии.
…Об этом подумал мимолетом Герман, смотря на хитро поблескивающие стеклышки очков Мурды. Разговор носил мирный, спокойный характер. Герман как отличный психолог понял, что лемуриец к нему расположен. Что так же, как и все иностранцы, сражен уровнем владения им, Германом, английским языком и чистотой лондонского произношения. На самом деле Гера в Лондоне действительно пару раз был, но не для учебы, а совершенно по другим делам. В Лондоне у Геры был открыт банковский счет. А язык Гера выучил самостоятельно. По каким-то старым книгам, найденным на даче приятеля и милостиво подаренных им Герману. Произношение тоже далось как-то само собой. Не прошли даром несколько лет, проведенных в районной музыкальной школе. Слух был идеален, такой подошел бы для занятий скрипкой, но Гера любил гитару. Хотел сперва стать вторым Сеговией, на меньшее не соглашался. О этот юношеский максимализм! Как быстро он проходит и как больно разочаровывает своей нереализованностью. Увлечение Сеговией прошло после того, как Гера впервые услышал Гарри Мура. Пристал к отцу: купи, мол, электрогитару, хочу стать рок-музыкантом. Отцу было не до того. Сына своего он не то чтобы не любил, он никогда не воспринимал его серьезно. Считал, что это какое-то недоразумение, так… Вон у других-то мужиков – вот это сыновья! А этот, ну, пускай уж растет, коль родился. К тому же у Гериного папы всегда были какие-то шашни на стороне. Долгое время он как-то выкручивался, но в конце концов его захомутала какая-то исключительная стерва. Гера, как он сам впоследствии не раз говорил, по-мужски понял бы отца, если бы тот ушел к молодой, красивой и бездетной девахе. Здесь любого мужика «за сорок» осудить трудно. Да и такой уход – он хоть как-то объясним. А той стерве было столько же лет, сколько и папе, она раза три успела побывать замужем, причем все ее мужья как-то странно и скоропостижно скончались, не дожив и до пятидесяти лет. От тех ушедших в мир иной страдальцев прижила эта сестренка графа Дракулы двоих дочерей. А от Гериного папы в спешном порядке родила третью. Гере было двадцать, младшей сестре его десять. Папа посмотрел на своих почти взрослых в его понимании детей, затем подержал на руках беспомощную новорожденную, стерва подлила ему сперва сладкого льстивого сиропчика, затем пригрозила, что выкинется из окна, затем еще что-то пообещала… В общем, папа ушел. И остались Гера с сестрой и с мамой втроем…
– Так ви не протьиф рапотать ф нашей компаньи? – Мурда вопросительно и вместе с тем выжидательно поглядел через стол на Германа, который чисто механически отвечал на его вопросы, а сам вспоминал Гарри Мура, папу и электрогитару, которую папа так ему и не купил…
Германа приняли на работу. Уходя из офиса «Ромашки» для того, чтобы на следующий день вернуться туда уже в качестве нового сотрудника, он незаметно сунул Оленьке свернутую тугую зеленую трубочку из стодолларовых купюр. Она быстро кинула деньги в сумочку и мило улыбнулась.
Герман про себя подумал: «Это последняя дача взятки в моей жизни, а вот взятка отнюдь не последняя».
Усмехнулся. На улице, выбив из пачки сигарету, закурил, жадно съев ее в несколько глубоких затяжек. Щелчком выстрелил обожженный фильтр.
На следующее утро он приступил к выполнению своих обязанностей.
Должность Германа на новом месте работы называлась «специалист отдела закупок и маркетинга». По должности ему полагалась пара ассистентов, стол, стул, компьютер и заработная плата в семьсот долларов. Мобильный телефон не оплачивался. Офис «Ромашки» находился в одном из ее же больших магазинов, который именовался «гипермаркетом». С одной стороны прямоугольной коробки здания был вход в этот самый гипермаркет, с другой – вход в офис. Где-то посредине между гипермаркетом и офисом находилась столовая для «русского персонала». Так в этой лемурийской компании называли лемурийцы всех остальных, тех, кто лемурийцем не являлся. В эту столовую сами лемурийцы ходить брезговали – такой отвратительной бурдой там кормили. Обычно в «меню» была картошка, плавающая в каком-то жидком бульоне, малейшие волокна мяса из которого были удалены, салат из капустных листьев, на которых хрустел песок, и начавший черстветь белый хлеб, не проданный в магазине и поступивший для прокорма сотрудников. Периодически «выбрасывали» готовые к списанию йогурты с истекшим сроком годности и подгнившие бананы из того же самого магазина. Безотходный цикл, мать его! Не пропадать же, в самом деле, «добру»! К тому же питались там все вместе: и синие воротнички – офисные работники, и персонал гипермаркета, который Герман про себя в первый же день назвал «скотьём». От них постоянно пахло потом, они громко гоготали над какими-то дебильными шутками уровня «Маха на пляжу по пьяни пошла чота в кусты и наступила в кучу говна, вот прикол, да?». Всю немудреную еду в «столовке» эти наследники революционного пролетариата обильно поливали стоящим на столах бесплатным майонезом, отчего та становилась, по справедливому мнению Германа, «еще гаже». В столовой Герман побывал лишь однажды, в самый первый день. Он ухитрился, почти не показывая вида и зажав рот рукой, быстро выйти в коридор, где, включив форсаж, понесся в сторону туалетов. Ворвавшись в кабинку, он едва успел закрыть дверь и склониться над унитазом. Его рвало несколько минут. Ничего в тот день он больше так и не съел.
Вообще, условия, в которые попал Герман, радикально отличались от того, к чему он привык в роскошном офисе «Рикарди». Ни о каком отдельном кабинете и речи быть не могло! Его стол находился в большом зале, втиснутый меж таких же столов. К рабочему месту приходилось осторожно протискиваться – настолько плотно они стояли. В воздухе стоял неописуемый гвалт от постоянных звонков, ругани новоявленных коллег с поставщиками товаров и лемурийской брани. Это Мурда любил потренировать голосовые связки, выбравшись из своего маленького кабинета напротив. Чем он был недоволен, Герману было вначале непонятно, а потом он просто привык к этому постоянному визгу на дикарском языке и перестал обращать на вопли Мурды всякое внимание.
В этой суетной толкотне Герману было дико и совершенно не по себе. Он чувствовал себя, как нежный тепличный апельсин на грядке картошки. Поначалу он все бегал на перекуры, но по нескольким быстрым и злобным взглядам, брошенным в его сторону Мурдой, понял, что частые перекуры не приветствуются. Тогда на Германа навалилась депрессия. В течение рабочего дня он еще как-то сдерживал себя, но по вечерам, садясь в скромную, купленную за три тысячи долларов подержанную «девятку», он давал волю чувствам и начинал выть. Порой вой этот продолжался более десяти минут, после чего Герман с остервенением «втыкал» первую передачу и срывался с места, заставляя колеса несчастной машины дымиться от прокручивания на месте. Предаться приятной кокаиновой неге не получалось: все прежние друзья немедленно после получения известия о Герином увольнении оказались «страшно занятыми», а некоторые и вовсе не отвечали на звонки, видя на экранах своих телефонов, что им звонит Герман. Калугин вечно жаловался на чрезвычайную занятость, и привычной компании вокруг Германа не осталось. Наконец измотанный Гериными истериками «Кал» согласился встретиться с ним в пятницу вечером в клубе «Ритм энд Блюз», что возле Библиотеки имени Ленина.
В знойный пятничный вечер к ограде клуба со стороны улицы подъехал пафосный Калугин на служебной «AUDI А6» с шофером и увидел, как из грязного, условно-вишневого «жигуленка» вылезает понурый Герман в сереньком мешковатом пиджаке, несвежей рубашке, брюках с пузырями на коленях и пыльных ботинках. В руках вместо портфеля «Blue Marine» Гера держал какую-то дурацкую спортивную сумку формата А4, которую он, захлопнув при помощи ноги дверцу своего автомобиля, надел на плечо. От увиденного Калугин на мгновение опешил. Он никогда не видел своего друга таким, как он выразился про себя, «опущенным». Тем не менее, широко улыбаясь, он поспешил навстречу Герману и на ходу, протягивая руку для рукопожатия, громко крикнул:
– Герыч! Дружище! Ты ли это! Я не верю своим глазам: ты преобразился до неузнаваемости!
– Гм… Еще бы! Ведь это по твоему совету я напялил на себя все эти ужасные шмотки, купил вот это отвратительное гремящее корыто и похож теперь на клошара! Черт возьми! Да я на грани нервного истощения!
– Спокойно! Главное сейчас – это спокойствие. Предлагаю зайти внутрь! Не изливать же в самом деле душу прямо здесь, стоя на проезжей части?!
Друзья проследовали в клуб. И если Калугин со стороны походил на роскошный океанский теплоход, то Герман в своем простеньком прикиде и с дурацкой сумочкой выглядел обшарпанным буксиром, выводящим этот теплоход из гавани порта на большую воду.
Войдя внутрь, друзья сразу же поднялись на второй этаж, где оккупировали удобный полукруглый диван, немедленно закурили и заказали себе по четыре порции серебряной текилы «Sauza» каждый. Чокнувшись подряд четыре раза и влив в себя за рекордно короткое время по двести граммов текилы, они пришли в лиричное расположение духа и продолжили разговор уже спокойно, как и подобает двум выпившим и никуда не спешащим в конце рабочей недели клеркам:
– Леша, я на грани нервного срыва. Я думаю, что не выдержу больше двух дней в этом аду.
– А может быть, ты просто не в состоянии приспособиться к среде? Я всегда считал, что у тебя должны получаться такие вещи. Расскажи все по порядку, а я постараюсь успокоить тебя, ибо вижу, что ты нуждаешься в дружеском напутствии, ха-ха.
– Толпа народу в душной комнате! Несколько десятков человек непрестанно с кем-то ругаются по телефонам! Мониторы дореволюционные, ламповые! Бабы беспрестанно сплетничают! Начальник – лемуриец, хитрый, по-моему, как багдадский вор! В столовой жрать невозможно! Кругом одно скотьё, от них воняет, они едят руками, ржут как кони над какими-то дебильными остротами уровня «Васька обоссался»! Я по твоему совету купил себе все эти обноски! Хожу в них и от этого чувствую себя как полное чмо и лох! Никаких денег мне никто нести не торопится! Меня вообще ни к чему такому не подпускают! Я тупо сижу за своим ужасным монитором с повышенным уровнем излучения и изучаю какую-то специальную программу, с которой вся эта толпа народу работает, и всё! И вот так от звонка до звонка! В шесть часов уйти нельзя, не приветствуется, во всяком случае, во время испытательного срока. Сижу, как баран, и до восьми, и до девяти и чувствую, как от всего этого я прямым курсом движусь к маниакальной и агрессивной паранойе! Давай еще врежем по текиле, а лучше бы по ноздре. У тебя есть что-нибудь по первому номеру?
– Гера, давай по порядку. Все совсем не так страшно, как тебе кажется. Разумеется, ты привык совершенно к другим условиям, другому рабочему ритму. Ты привык к личному кабинету, к секретарше, обедам и ужинам в ресторанах и приличным костюмам. Так вот: ничего этого в твоей жизни, которая проходит у тебя, по крайней мере с 9.00 до 18.00 по будням, ничего этого больше не будет. Зато вместо этого у тебя будет много, очень много денег и прекрасная возможность почувствовать всю прелесть двойной жизни, которой ты вынужден будешь начать жить в самое ближайшее время! Эта недалекая девочка, та, которую заменили тобой, она еще здесь, в Москве? Она еще не уехала к себе на историческую родину?
– В том-то и дело, что нет! Она продолжает рулить всеми процессами до сих пор и изредка что-то рассказывает мне, говоря сквозь зубы по нескольку предложений в день!
– Вот я точно говорю тебе: скоро все неприятности закончатся. Она обязательно скоро уедет, и тогда тебе, как говорится, станет видна и понятна «вся поляна». Терпи. Как только она уберет свою жирную задницу… Ведь у нее жирная задница? У всех у них жирные, огромные задницы, которыми они стучат по земле, ха-ха-ха! Так вот, как только она уберет свою жирную задницу, я лично приеду к тебе с официальным визитом, якобы для знакомства, и это будет для тебя очень сильной моральной поддержкой, во-первых, и признанием твоего авторитета в глазах всей этой окружающей тебя толпы, во-вторых. Кстати, насчет душной комнаты и толпы народу, который шумит. Ты же, наверное, видел репортажи с какой-нибудь из мировых бирж? Ну там, с Лондонской или с Токийской, например? Вот там действительно орут! И так, что неподготовленный человек, думаю, получил бы инфаркт мгновенно, не сходя с места. А эти ничего, привыкли. И ты, мой друг, привыкнешь, можешь не сомневаться.
– Как к такому можно привыкнуть? Не знаю…
– А ты поставь перед собой цель. Только цель должна быть такой… глобальной, что ли. Настолько глобальной, что все эти мелкие помехи перестанут досаждать тотчас же! А цель у тебя на такой работе может быть только одна – это наколбасить как можно больше денег. Сколько ты нажил в «Рикарди?»
– Два с половиной…
– А сколько осталось?
– Тысяч триста… Но это в Лондоне, в банке. Здесь, быть может, штук двадцать, не больше.
– Н-да… Погулял ты, господин Кленовский. Погулял крепко. Я даже не представляю, куда можно просадить такую кучу денег всего за год!
– Да все ты представляешь: Париж, Ницца, кокс, девки. Хорошо, хоть квартиру успел купить. Есть где жить. Ты же слышал, что от меня Машка ушла? А я после развода углов пять поменял, кажется, разных. Сейчас живу, как суслик в пустыне: голые стены, плазменный телевизор размером с футбольное поле, кровать и «лампочки Ильича» на потолке вместо люстр. И по ночам Машка с детьми снится.
– Скучаешь?
– А ты как думал? Да ладно… Мне из того колодца больше не пить. Хорошо, что хоть с детьми вижусь по выходным. Сам виноват, чего там говорить-то! Машка терпела долго, пока от очередной моей зазнобы СМС-ку не прочла случайно, типа: «Приезжай, Геруся, я вся теку». А я телефон дома забыл. Прихожу, а в коридоре стоит чемодан и на нем лежит записка с одним словом «уходи», а сверху телефон с той самой СМС-кой… К черту! Давай выпьем! Душа болит. Я это чувствую, представляешь?!
– Верно говорят, что беда одна не приходит. И Маша, и с работой у тебя… Но ведь прошло? Ведь все это уже в прошлом? Ведь ты это пережил? Не сторчался, не спился! Привыкнешь. Все будет хорошо.
– Спасибо тебе, Леша, за добрые слова. С тобой поговоришь, и чувство такое, будто дырку в черепе стальной нашлепкой прикрыли и не сквозит в мозгах больше. Спасибо, старый друг. Цель хорошая. Ради нее и потерпеть можно. То есть – ты предлагаешь не заморачиваться по поводу всей этой офисной чепухи, а видеть впереди только ящик, на котором нарисовано число с шестью нулями, и постоянно двигаться к нему?
– Именно!
– Здорово… Я только, знаешь ли, одного боюсь.
– Чего же?
– Того, что, увлекшись, можно, не особенно разбирая дороги, ведущей к ящику, забрести в болото, да и утонуть в нем к чертовой матери совсем. С концами, как говорится.
– Аккуратность и Конспирация – вот две лучшие и верные подруги настоящего закупщика. Ты уже начал дружить с Конспирацией, напялив на себя лохмотья и втиснувшись в эту death-car. Осталось расположить к себе Аккуратность, соблюдая все внутренние правила жизни в офисе, не выделяясь ничем на общем фоне, держа язык за зубами и поддерживая идеальный порядок в рабочих документах и файлах. Протоколируй все! Каждую встречу с каждым поставщиком. Втирай очки начальству, выставляя свою чрезвычайную аккуратность перед собой как свое несомненное достоинство. И помни о ящике с нарисованным на крышке длинным числом, эквивалент которого в надежной валюте ждет тебя внутри.
