скачать книгу бесплатно
Она поцеловала сына в лоб. Закрыв глаза, с наслаждением вдохнула его запах: такой запах бывает только у детей лет до трех, а потом навсегда уходит: запах теплого сухого сена, в котором много клевера и сладкого молока. Что-то почти неуловимое в этом запахе, передавшееся мальчику от отца, мгновенно воспроизвело перед ней мой образ. Клаудия вспомнила тот вечер, когда она сидела на берегу залива Ла-Плата с бутылкой виски в правой руке и смотрела, как я выхожу из океана. Именно таким я почему-то запомнился ей, и никогда она не вспоминала меня иначе.
– Марк!
– Да, мамочка?
– Нет, сынок. Я… зову не тебя.
– А кого?
– Твоего папу.
– Папа… А он где?
Дверь, не закрытая на замок, от мощнейшего удара чуть не слетела с петель и пробила своей ручкой дырку в стене. Не помог даже дверной упор, прикрепленный внизу. Клаудия, недоумевая, откуда вдруг взялся столь резкий порыв ветра, двинулась было в сторону коридора но, не пройдя и двух шагов, была сбита с ног баскетбольного роста великаном, обладателем плеч шириной с дверной проем. Маленький Марк принялся кричать от страха, но рот ему быстро зажала ладонь второго громилы ничуть не меньших габаритов.
С ней особенно не церемонились. Несколько сильных пощечин, два-три тычка стволом пистолета в живот и один и тот же вопрос:
– Где деньги?! Где деньги, шлюха?!
Она сразу поняла, что отпираться бессмысленно. На секунду мелькнула мысль: «Быть может, сказать им, что все деньги взял мой русский друг?» Но даже в таком состоянии гордая женщина тут же прокляла себя за малодушие.
– Я все скажу, только оставьте нас в покое! Отдайте мне сына, он сейчас задохнется!
Громила, державший моего мальчика за шиворот, словно котенка, через стол кинул его ей, как кидают баскетбольный мяч. Этот мяч Клаудия, конечно, поймала.
– Номер счета в ноутбуке, он в кабинете на столе. Я истратила немного, но все, что потратила, я обязательно верну.
Вооруженный пистолетом громила кивнул своему напарнику:
– Иди проверь.
– Все в порядке, она в онлайн-программе банка.
Тогда Клаудия увидела огромное, как жерло вулкана, пистолетное дуло, направленное ей точно между глаз:
– Пароль?
Она назвала пароль. Потом еще раз громко и раздельно повторила его, чтобы тот, кто стоял сейчас возле ее компьютера, смог тут же ввести символы в белое поле:
– О’кей, Пабло! Все в порядке! Деньги переведены.
Тот, которого звали Пабло, большим пальцем взвел курок «беретты»:
– А где твой дружок?
– Я не видела его с тех пор, как мы расстались в Аргентине три года назад. Клянусь вам. Простите меня, я…
Пуля ужалила ее в лоб. Выстрел навеки успокоил Клаудию, и ее чудесные длинные волосы разметались по полу, образовав вокруг головы черный блестящий нимб.
– Что со щенком?
– Вышиби ему мозги, только смотри, чтобы на тебя дерьмо не попало…
3
Покуда генерал Петя рассказывал, я весьма живо представлял себе все, что произошло однажды в далеком португальском поселке. Стоило ему закончить, как я довольно мрачно спросил его, откуда такая точность в описании, словно он в тот момент находился где-то поблизости и все наблюдал своими глазами. На это генерал Петя ответил очень серьезно:
– Я всю жизнь, сколько себя помню, работаю в разведке. А разведку интересует весьма обширный круг вопросов. К ним, безусловно, относятся взаимоотношения некоторых неофашистских организаций Южной Америки и хрестоматийно известной группировки ЭТА. И надо сказать, что взаимоотношения эти весьма теплые. Уверяю тебя, что с севера Испании, из Страны Басков, гораздо ближе до Португалии, чем, скажем, из Буэнос-Айреса или какого-нибудь Барилоче. Один звонок, прошедший по трансатлантическому кабелю, – и двое отморозков садятся на самолет до Доностия-Фаро, где их уже поджидает машина с ключами, в багажнике которой ждет своего часа безотказное огнестрельное оружие итальянского производства. Они едут два – два с половиной часа, делают то, о чем их попросили во время телефонного разговора, так сказать, коллеги по общему бизнесу, и потом точно таким же макаром возвращаются обратно. Единственное, чего они не учитывают, что в ноутбуке работает веб-камера и все происходящее записывается в личный профайл их жертвы роликами по нескольку минут каждый и хранится на удаленном китайском сервере. Чтобы получить доступ к роликам, нужен логин и пароль, и это самое простое, что только можно себе представить. Мы с Германом Викторовичем, к твоему сведению, короли Интернета…
– Это правда, – вновь поддакнул Гера, – можем все.
– В том числе подобрать пароль к профайлу на китайском сервере, – горделиво закончил Сеченов.
Хорошо, что я как следует вмазал. В этом великая миссия алкоголя – подавлять ненужные реакции. Иначе будь я трезвым, то, верно, спятил бы от нереальности происходящего. Я и представить себе не мог, что разговор за этим столом зайдет о делах, касавшихся, как я думал, лишь одного меня.
– А откуда вы, собственно… – начал я, но Сеченов не дал мне закончить, сделав жест, словно он закрывал водопроводный кран. Я, конечно, заткнулся.
– А ты считаешь, что все твои художества потенциально не могли никого заинтересовать? Ты с кем в Буэнос-Айресе общался? Ну-ка вспоминай!
Виктор Петрович – старый чекист! Ну конечно! Как же я раньше-то… Все же проще пареной репы:
– Виктор Петрович?
– Ну! Сам же все отлично понимаешь! – радостно воскликнул генерал Петя. – Вся твоя аргентинская одиссея легла на стол лично мне. – Сеченов сделал глоток виски и понюхал кожаный ремешок своих часов, – честно признаюсь, заслуживаешь уважения. Практически один, без специальной подготовки выполнил задание. Наследил, правда, но от этого и профессионал не застрахован. С тех самых пор, если честно, я за тобой наблюдаю.
Я икнул:
– Пристально?
– Вполглаза, – без улыбки ответил он.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Живешь себе вроде спокойно и не знаешь, что за тобой наблюдает Большой Брат. Виктор Петрович оказался гнилым стукачом. Хотя что я напраслину на старика возвожу? Он тоже человек системы. У него руководство есть, которому он обязан докладывать. Вот он и доложил. Уж сколько времени прошло, а вот поди ж ты, когда и как откликнулось. Позвольте-ка, так что же тогда получается?! Перед вылетом я звонил Виктору Петровичу, предупреждал его, тот обещал помочь и вот «помог». Сука-человек он все-таки.
– Петр, я ничем не отличаюсь от обычного мещанина. В сущности, я и есть мещанин, и, как всякий представитель этого сословия, я испытываю благоговейный ужас перед спецслужбами…
– Это правильно, – изрек генерал Петя, – органы, понимаешь, они все про всех знают. И от них «не скроешь ты в наш клуб второй билет», как Володя Высоцкий пел когда-то. Хороший был мужик. Помню, встретились мы с ним однажды в Париже, я как раз резидента замещал… Эх! Время-то какое было! Холодная война, духовность! Тогда Высоцкие-то и жили, а сейчас все больше Биланы. Тьфу ты, как вспомнишь…
– Дайте мне сказать, прошу вас! Так вот, я воспитан на лучшей шпионской литературе уровня не ниже Юлиана Семенова и охотно верю, что вашему брату все под силу. – Я помедлил, но все же решился и спросил: – Скажите, это вы устроили пробку на Третьем кольце? Пробку, из-за которой я не успел на самолет.
– Ну-у, – протянул генерал Петя, и сразу стало понятно, что автомобиль, из-за которого тысячи машин наглухо застряли, – это и впрямь его рук дело.
– Тогда второй вопрос. Насчет Брасье.
– Ерунду не неси, – генерал Петя среагировал мгновенно, – ты что, с ума сошел? Мы любим красивые комбинации, но особенно любим использовать в них вот такие вот совпадения, и не более того. Совсем охренел, что ли, нас с этим мешать?
– Это совпадение, Марк, – подтвердил Кленовский, – не случись всего этого, ты бы все равно никуда не улетел.
– Пришлось бы использовать грубые методы, – вздохнул генерал Петя, – вроде непрохождения пограничного контроля. Через судебных приставов организовали бы тебе штраф неоплаченный рублей в сто, – и все. Ты невыездной.
– Да зачем вам все это?! – изумился и возмутился я. – Бред какой-то. Я на территории России ничего противозаконного не совершал. Почему вы вторгаетесь в мою жизнь? Что за дерьмо?!
– Да будет тебе трепаться-то, – махнул рукой Сеченов, – тебе по старым делам твоим, там, где коммерческий подкуп и взятки, лет пять можно припаять сразу, а там еще и в довесок накинуть годика четыре. Вот ты говоришь, что на территории России ничего не совершал. А кто же тогда гражданина Вертько разнес к хуям «техасским фейерверком»? Скажешь, не ты? Отпираться станешь? Да ладно, не скромничай. Плюс к тому убийство россиянина Струкова и его охранника. Можно это все, конечно, и не ворошить, но при желании… Короче, не стоит тебе никуда ездить, почалься покамест здесь, в родных пенатах.
Мир враз поменял свою окраску с романтических бликов океанского рассвета на серость стылого тумана над зоной какого-нибудь Таштагола. Я точно не знаю, где это, но всегда, когда представляю себе тюрьму, то приходит на ум именно это географическое название. Ну, что там еще может быть, кроме лагерей, покинуть которые можно или «по колеровке» и «врачей путевке», или вообще вперед ногами. Я испугался. Так, как не пугался, наверное, никогда в жизни. Ведь действительно, по правде говоря, я никогда еще не имел дел с правоохранительными органами и саму мысль об этом не допускал. Видать, зря. Все это какая-то чудовищная подстава! Что этому Пете вообще от меня нужно?!
– Послушайте, Петр. Это все абсурдно выглядит. У вас что, есть доказательства? – Выбрал я неправильную тактику и тут же убедился в этом. – Генерал Петя, просияв, ответил, что у него «доказательств полный стол»:
– Дело может получиться, прямо хоть книжку пиши по его мотивам, – заявил он, – причем начать можно как раз с того места, когда ты еще в школьные драчительные годы в трудовом лагере дневального, который над тобой издевался, во время тихого часа подкараулил и с обрыва столкнул. Ну как? Все еще будешь утверждать, что ты на территории России ничего противоправного не совершал? Ну, вот видишь?! Я ж говорю, органам все известно. А если они молчат до поры до времени, значит, им так нужно.
Гера отмалчивался и изо всех сил стремился казаться индифферентным. Видно было, что ему не по себе. Он извергал клубы табачного дыма, к разговору старался не прислушиваться, словно происходящее его совсем не заботило. Или наоборот? Ему все было известно заранее?
– Чего вам от меня нужно, товарищ генерал? – задал я, наверное, самый правильный за всю беседу вопрос.
– Хороший вопрос, – обрадовался Сеченов, – грамотный. Конечно, нужно, чего уж там лукавить. Я слишком занятой человек, чтобы по пустякам в кабаки отлучаться и с жульем вроде вас вискарь пить. Видишь ли, Марк, если я с тобой сейчас вот так вот мирно беседую, значит, это все не просто так. Значит, нужен ты мне. Хочу тебе, понимаешь, предложить искупить заслуги перед уголовным кодексом.
– Каким образом? – слегка воспрянул духом я.
– Ты для нас, – генерал Петя выразительно поглядел на Геру, и тот с пониманием кивнул в ответ. Значит, знал все заранее, скотина, – кое-что сделаешь, вернее даже, кое-кого, а потом можешь лететь в свою Аргентину, да хоть куда угодно. Я же тебе и помогу. Снабжу адресами нашей агентуры в Южной Америке, подскажу, куда стоит соваться, а куда нет. Словом, не на пустое место прилетишь. Более того, там ты будешь чувствовать, что у тебя за плечами Родина, а это здорово помогает, по себе знаю. Ты от нее, от Родины то есть, не торопись отказываться. Она тебе еще пригодится. Дай краба!
Я протянул ему руку, и вновь он сжал ее, словно тисками. Пьяное бахвальство силой встречается у многих мужиков, особенно у тех, которые считают себя Джонами Рембо и Бондами в одном гондоне.
– Чего надо делать-то? Можете конкретно обозначить?
– Могу, – тряхнул головой Сеченов, – я все могу, – произнес он чуть заплетающимся языком и обратился к Гере:
– Молодой, ну-ка покажь ему.
Гера послушно встал, и оказалось, что он сидит на каком-то журнале. Обложку я толком не рассмотрел. Через секунду этот журнал, раскрытый примерно посередине, лежал передо мной, и с его страницы на меня смотрело чье-то смутно знакомое фотографическое лицо.
– Это кто такой? – с любопытством разглядывая фотографию, спросил я. На вид за шестьдесят, массивный лысый череп, в плечах ширина неимоверная, пальцы толстые, точно колбасные батоны. Снят в своем кабинете, на стене портреты первых лиц, в углу знамя. Обстановка роскошная: мебель из ценных пород дерева, на столе малахитовые с позолотой письменные причиндалы.
– Это Масионжик Ефим Самойлович, – сообщил Гера, – член ОПГ «Мэрия», известный правозащитник и лидер движения в защиту прав нелегальных мигрантов. Это его официальная позиция.
– Таких же вот мигрантов, которые ночью угробили вашего приятеля вместе со всей семьей, – веско произнес генерал Петя, – а вот этот гнус их покрывает, защищает, у него серьезный бизнес. Он на этих мигрантах прилично наколбасил и останавливаться не собирается. Вот и надо бы его остановить раз и навсегда. А помимо всего прочего он, теперь уже тайно, финансирует движение так называемых русских националистов. Понимаешь, какова сволочь? Свой интерес имеет, – процедил генерал сквозь зубы, – Макиавелли, блядь, доморощенный. Хочет разделять и властвовать.
Над столом висел черный туман, в котором отдельно от тел плавали головы Сеченова и Кленовского. В моей голове прилив сменялся отливом. Я вдруг стал туговато соображать. В самом деле, при чем тут этот правозащитник со смешной фамилией и я?
– Вы хотите, чтобы я его убрал, что ли? – несмело предположил я. – А сами-то вы, товарищ генерал, чего же? Где вы и где я? Это же очевидно.
– Вот именно, что очевидно. Стоит заняться этим Масионжиком какой-то из спецслужб, и вони тогда не оберешься. К тому же сам понимаешь, если действовать через официальные каналы, то на это время нужно. Согласования, подписи, большой круг информированных лиц. Обязательно произойдет утечка информации. Ты удивишься, но для нас уровень этого Масионжика равен уровню олимпийского бога. Нам до него, в натуре, как пальцем до неба, – горестно подытожил генерал Петя, – надо, чтобы все было естественно. Чисто бытовое убийство. Никто ничего не найдет, сколько бы ни копал. Сделал дело и кати в свою Аргентину. Еще и деньжат подкинем. Ну? По рукам, что ли?
– Нет, не по рукам. Я отказываюсь. Что за бред! Гера, ты сволочь! Оставьте меня в покое! – Я почти орал. Это была реакция кота, загнанного в угол. Тот шипит и скалится.
– Ну, на нет и суда нет, – развел руками генерал Петя, – тогда, как говорится, прости-прощай. Поклон там Воркуте от меня. Думаю, тебя как раз туда и этапируют, а там, бр-р-р, холодно, – Сеченов поежился.
Мне стало совсем худо. Я чувствовал себя униженным и оскорбленным. И главное, я понимал, что вот эти двое и есть подлинные хозяева жизни, а значит, хочу я того или нет, и мои хозяева. Такова логика вещей. И пусть очень хочется сейчас воткнуть вилку в глаз этому генералу Пете и с Герой поступить примерно так же (он всегда был дохляк, его об колено сломать можно, как сухую ветку), придется согласиться с этим предложением. Хотя бы для вида. Главное сейчас – это отделаться от их компании, а уж потом, на трезвую голову я соображу, как именно мне действовать дальше.
– Небось думаешь согласиться для виду, сынок? – по-отечески заботливо спросил генерал Петя. – Думаешь что-нибудь изобрести на трезвую голову?
Увидев в моих глазах положительный ответ, Сеченов захохотал сатанинским смехом. Его поддержал Гера, чье конское ржание вышло даже более гротескным.
– Ладно, черт с вами, – твердо произнес я, – я, на хрен, согласен. Только у меня условие есть. Можно?
– Смотря какое. – Генерал Петя мгновенно посерьезнел.
– Можно мне будет потом, после выполнения этой адской миссии, тоже получить какую-нибудь ксиву понадежней, иными словами, поступить на службу? – выпалил я и тут же пожалел о своих словах. Словно мысль, наконец озвученная, утратила свою ценность и обернулась жалкой и смешной.
Однако мои собеседники, похоже, такого не ожидали. Вид у них был растерянный. Наконец генерал ответил, что «все возможно» и он «подумает». Большего мне в тот вечер добиться не удалось.
4
– Этот Масионжик – человек очень серьезный. До него добраться все равно, что попробовать пройти сквозь минное поле. – Генерал Петя прямо на салфетке написал мне несколько адресов, по которым этого парня можно застать.
– Мне много чего понадобится, – я начал перечислять, – машина, оружие, связь, да и деньги, в конце концов. Я свои, что ли, должен тратить?
– Ну, с машиной-то проблем никаких. А насчет всего остального… Знаешь, если бы так все было просто, как ты говоришь, то ты бы не понадобился. Чего проще – найти профессионала, скажем, какого-нибудь офицера ГРУ в отставке, снабдить его всем на свете, вплоть до того, что оборудовать ему снайперскую позицию на крыше, пусть только на спусковой крючок нажмет. Нет, брат. Придется тебе все сделать самому. Считай, что нас ты не знаешь, а уж коли ты эвона куда метишь, то ты деньги-то не жалей. Получается, что ты вроде как в себя их инвестируешь, в свое светлое будущее. Знаешь, чтобы в наш круг войти, надо принести в жертву многое, чтобы потом всю оставшуюся жизнь вольготно себя чувствовать. Гера, дай ему ключи и доверенность на машину напиши.
– Какие ключи? – озабоченно спросил Гера. – Какую еще доверенность?
– Ладно, не гоношись. Пусть твой друг на твоем «Ауди» покатается. Ты себе еще выпишешь. За государственный счет.
– Да? Ну ладно, – подозрительно быстро согласился Кленовский и, как мне показалось, притворно вздохнул: – Повезло тебе, Марик.
– Ага, – не вытерпел я, – счастья полные штаны. Хочешь, с тобой поделюсь?
…Обсудили еще кое-какие детали. «Самое главное, – сказал Сеченов, – чтобы его прикончили те, о ком он так радеет. А уж если получится убрать его руками тех чертей, которые убили семейство Брасье… Это в идеале, конечно. Но у следствия никаких сомнений насчет личности убийцы быть не должно».
– Ну и задачка, – вырвалось у меня.
– А ты как думал? – Сеченов ободряюще похлопал меня по плечу. – Связь будешь держать через Кленовского. Не кисни, и удачи тебе в этом большом городе.
– Марк, старичок, не взыщи, – Герман было тоже хотел похлопать меня по плечу, но, увидев на моем лице непередаваемое выражение, отвел руку и почесал затылок: – Ты это… Машину побереги. Ладно?
И они ушли, а я остался. Передо мной стоял графин с виски, лишь наполовину пустой. Идти мне было некуда, да и не к кому. Ночевать негде. Ну не в отель же в самом деле вписываться? Московские отели существуют для людей, страстно удовлетворяющих свое либидо и при этом не состоящих друг с другом в законном браке. И я там был, и удовлетворял, и ни черта не состоял. Ах, какое было время: чулки на тонком пояске, «милый», широкие подоконники, виды ночной Москвы в коктейле с оральным сексом и пьянящим сумасшествием… Виски я допил.
Выйдя на улицу, я, уже очень пьяным, сел в автомобиль. Проехал два квартала и понял, что дальше дороги нет, так как и разметка и светофоры двоились в глазах. Тогда я свернул в какой-то двор, как следует закрылся изнутри, снял ботинки, перебрался на заднее сиденье и уснул. Утро вечера мудреней.
5
Пробуждение если и напоминало кошмар, то лишь отдаленно. Самочувствие вполне сносное, а вот на душе словно лежит толстый слой грязи. Так бывает всегда, когда мы даем себе обеты, долгое время придерживаемся их, но в конце концов все же нарушаем. Сколько я не пил? Больше четырех лет? И при этом чувствовал себя превосходно. А теперь я словно опять попал в страшный мир похмельной депрессии, где лишь пустота и сумасшествие, расплата за недавнее веселье, угрызения совести и провалы в памяти. Алкоголь сближает. Алкоголь разрушает. Алкоголь может согреть и спасти, а может и остудить навеки. Он как палка, которая всегда о двух концах. Выпить чуть-чуть – не имеет смысла, выпить много – наутро хочется «не быть». Я завис где-то посередине между этими крайностями. В машине было холодно, в горле першило, руки и ноги закоченели. Гребаный миллионер очнулся в чужой машине, в чужом дворе, с чужим приказом в голове, который хочешь – не хочешь, а нужно было исполнять. Меня никто не ждет, никто не будет искать. Моя семья думает, что я улетел утолить блажь, засевшую в голове, я один в этом городе, который вроде и мой родной, но в то же время с сегодняшнего дня он стал мне чужим. Мне не к кому поехать, не у кого переночевать, так как я никогда не ценил дружбу и не искал ее. Нет у меня «особенных» людей, которые были бы рады сказать: «Живи, дорогой, сколько влезет». Раз нет друзей, значит, я урод. Гм… Или не так. Урод ли я, если у меня нет друзей? Ответ отрицательный. Их нет потому, что я не ищу ничьей дружбы и чересчур дорожу собственным «я», чтобы размывать его в дружеских отношениях. Да и времени на дружбу надо тратить много. Это называется «умением дружить», то есть жить во имя дружбы, ради кого-то, не догадываясь, что тот, кто называет себя твоим другом и требует к себе постоянного внимания, на самом деле обыкновенный энергетический вампир. Дружбы в большом городе нет, есть только совместные попойки и сплетничанье. Все остальное, если иметь в виду мужскую дружбу, – это чистой воды латентный гомосексуализм. Дружба с женщиной вообще невозможна потому, что все очень быстро заканчивается сексом, ЗАГСом и совместно нажитым имуществом, которое порой приходится делить через суд…
Вариант с отелем по-любому не подходит: слишком пафосно и заметно и не с кем «тюрить букаке» (это мой копирайт), сиречь любиться до изжоги (а вот это уже Сорокин). Остается наемная квартира.
Я москвич, я никогда не снимал жилья, не жил, окруженный чужими стенами. Я не знаю, что значит «снимать хату». Я даже не знаю, с чего этот процесс начинается. Никакого особенного плана у меня не было, поэтому после того, как я позавтракал парой хот-догов и бутылкой мерзкого напитка под названием «холодный чай», то поехал по адресам, написанным на салфетке. Первым в этом списке значился дом на Остоженке, где, если верить сведениям, полученным от генерала Пети, господин Масионжик квартировал. Туда я и решил отправиться в первую очередь.
Здесь, в тихом дворике так называемой «Золотой мили», был выстроен семиэтажный дом, с высоты птичьего полета формой своей напоминавший крест. Почти в самой середине этого креста, на седьмом этаже находилась интересная мне квартира. Попасть во двор этого дома не то что на машине, а даже и пешком нечего было думать. Все было обнесено высокой кованой изгородью, щедро увешанной камерами, а на входах дежурили мордовороты в черной форме и высоких ботинках с дебильным названием «берцы». Сделать попытку поговорить с кем-либо из них означало по-тупому засветиться раз и навсегда, а с тем и похерить все дело в зародыше. Я остановился на противоположной въезду во двор стороне улицы и принялся наблюдать. До будки охраны и полосатого шлагбаума было метров пятьдесят, и я натер глаза, всматриваясь в эту полоску, укрепленную на оранжевом столбике. Мимо меня почти бесшумно проскользнул черный «БМВ» с номерной серией «а…мр»: не иначе шишку какого-нибудь возит эта «пятерка». Не люблю я «БМВ», уж больно застряла в памяти репутация этой фирмы, а вернее, тех брутальных гоблинов, в среде которых баварская продукция стала столь популярной в начале девяностых годов двадцатого века. Я много рассказывал о своих непростых отношениях с бандитской средой, так что ни к чему сейчас повторяться. Скажу лишь, что не считаю эту среду родной, хотя и не скрою, что некоторое мое к ней отношение наложило, так сказать, отпечаток на всю мою сложную и дурацкую в общем-то жизнь. Раньше братва рассекала на «БМВ», а позже, когда все то, с чего раньше братва кормилась, перешло под ментов, то вместе с «крышами» к последним перешли и привычки братвы, и ее предпочтения. Вот хотя бы и в автомобилях.
«Пятерка» вопреки моим предположениям застряла у поста охраны. Я-то думал, что она без помех пролетит дальше, а поди ж ты. Значит, какой-то нездешний визитер там, внутри. Тем временем сцена у шлагбаума получалась весьма зрелищной. Сперва к машине подошел один из охранников, склонился над водительской дверцей, что-то коротко ответил, выпрямился, покачал головой и развел руками. По всей видимости, такой расклад никак не удовлетворил тех, кто находился в машине, поскольку оттуда, опять же со стороны водителя, высунулась рука и принялась в поддержку неслышимых мною слов энергично лоббировать своего незримого покамест седока-хозяина жестами пальцев. В ответ на эту распальцовку охранник вызвал подкрепление в виде напарника, и тот принялся было в чем-то убеждать строптивую руку. По всей видимости, для пассажира «БМВ» появление второго охранника явилось тем рубежом, за которым его терпение лопнуло, и он выскочил из автомобиля точно черт из дымохода. Я сразу узнал его. Это был Коваленко. Даже с расстояния в пятьдесят метров было отлично видно, как еще сильнее побагровело его апоплексичное лицо. Он размахивал перед охранниками чем-то, по всей видимости, своим удостоверением, но те стояли насмерть и шлагбаума не поднимали. Коваленко продолжал яриться, а потом внезапно успокоился, махнул рукой и стал куда-то звонить. Дозвонившись, он протянул трубку охраннику, тот коротко выслушал, кивнул и поднял шлагбаум. Коваленко с опущенным видом сел в машину, и «БМВ», наконец, въехал на территорию.
