скачать книгу бесплатно
Жил он богато, и особняк у него такой, на какой Михаил Викторович только нацеливался, но, видимо, земля тянула его к себе, не брезговал он поработать лопатой или косой на свежем воздухе, оттого и рука у него мозолистая. И хватка крепкая – будь Гордеев слабаком, у него бы кости от рукопожатия затрещали. Но не повезло Федосову, не на того нарвался.
– Я смотрю, дела твои в гору идут! – Он кивнул в сторону дома и взглядом быстро вскарабкался по этажам.
– А куда они денутся, Юрий Васильевич? Дела идут, контора пишет, все рядком да ладком. А вас, я смотрю, что-то беспокоит?
– Думаешь? – Федосов глянул на него с насмешкой, за которой скрывалась легкая досада.
«Надо же, раскусили!»
– Вижу.
– Слышал я, к следователю тебя вызывали.
Гордеев покачал головой, с насмешливым укором глядя на собеседника. Ну разве ж можно так прямо в лоб выдавать свою осведомленность, за которой может просматриваться и прямая причастность?
– Ты только не подумай, что я здесь каким-то боком, – нахмурился Федосов, уловив его мысленный посыл.
– Как можно? – усмехнулся Гордеев.
– Одну землю осваиваем, одни проблемы на всех… Может, про меня что-то спрашивали?
– Да нет, не о том разговор был…
– А о чем, если не секрет?
– Секрет.
– Может, проблемы какие-то?
– И не мечтай! – Гордеев с намеком перешел на «ты».
Достал его Федосов своей душевной простотой, нет желания с ним разговаривать, и пусть проваливает, если нечего сказать, кроме как нос в чужие дела совать.
– Ну, смотри… Если вдруг что, я могу твое дело выкупить.
– Дело?! Выкупить?!
Гордеев смотрел на собеседника пристально, с пронизывающим подозрением, но тот как будто этого не замечал.
– В цене не обижу.
– Ой ли!
– Дай только срок, все возьму, вместе с заводами.
– Ух ты! Тебя и заводы интересуют?.. А газеты, пароходы?
– Какие пароходы? – не понял юмора Федосов.
– Да такие, которые ходят по рекам, дымят, дышать нормально мешают… Смотри, если узнаю, что ты меня под ментов подставил!..
– Я?! Тебя?! Подставил?! – вздыбился Юрий Васильевич. – Да за кого ты меня принимаешь?
– А вдруг? Ты к моей лавочке давно присматриваешься! – наседал Гордеев.
– Ну, присматриваюсь… И выкупить хочу… Но я тебя не подставлял… А если вдруг, то что?.. Что ты мне сделаешь? – Федосов смотрел на него зло, хищно, как тот кулак – на продразверстку.
А обрез у него имелся, и не один. Служба безопасности у него, связи в мире суровых людей без страха и упрека – он мог нанести очень болезненный удар, как в спину, так и в лоб. С таким человеком лучше не связываться, и Гордеев пожалел о своей несдержанности.
– Не продам я тебе бизнес! – отрезал он и повернулся к Федосову спиной.
Не стоило ему ссориться с этим далеко не последним человеком, но раз уж так случилось, то и замиряться с ним не нужно – во всяком случае, сейчас. Эффектно нужно уйти, на высокой ноте, чтобы у оппонента мурашки по коже пробежали от страха и восхищения, а потом уже можно и на мировую. Выждать, промариновать Федосова в собственных сомнениях и опасениях, а потом встретиться с ним и с чувством собственного достоинства извиниться.
А может, и бизнес ему продать? По рыночной цене… Вдруг все-таки он стоит за Сотниковым, вдруг это с его легкой руки началась смута? Если так, то продолжение следует. А может, кто-то другой мутит воду, и следствие потихоньку, пользуясь временным затишьем, обкладывает его флажками? Загонят в угол, набросят петлю на шею и зашвырнут в клетку…
Да, пожалуй, не будет ему покоя на земле, где он грешил на государевой службе, слишком уж много хвостов после него здесь осталось. Уезжать ему нужно, туда, где о нем никто не знает…
* * *
Пальцы у Риты длинные, изящные, ноготки акриловые, на каждом – по букету фиалок; фиолетовые лепестки, зеленые листики, тычинки, пестики. Такими пальцами хорошо играть на фортепьяно, ловко перебирая клавиши, но Рита не училась музыке, к тому же в квартире отсутствовал инструмент. Зато здесь был Гордеев, он лежал в постели на спине, она – рядом, на боку, ее рука покоилась у него на животе, а пальчики беспорядочно блуждали по волосатой груди, поглаживая, постукивая, покручивая. Будь под ее рукой клавиши рояля, пальцы бы выбивали хаотические звуки, но в любовных утехах свой ритм, здесь главное не тактовый порядок, а душевный подход. А Рита принимала Гордеева с душой и сейчас, после громкого выплеска чувств, думала о нем, пальчиками отстукивая свои мысли, наигрывая ласковую, нежную мелодию, которую он слушал с удовольствием…
Мелодия складная, не лишенная смысла, но скучная, и в душу она не западала, не звала вперед, не вдохновляла на новые свершения. С тем же успехом он мог провести время в постели с Лерой, она бы лежала сейчас рядом с ним и точно так же выбивала пальчиками приятные ощущения. И не было бы никакой измены, и совесть бы не кололась…
Поднадоела ему Рита, не хочет он с ней больше, и засела занозой мысль поставить крест на их отношениях. Но как ей об этом сказать? Любит она его, привязалась к нему, и ей будет больно… Но выход все-таки был. Он всерьез подумывал о больших изменениях в своей жизни: продать бизнес и недвижимость, перебраться на новое место, начать все с нуля. Проблемы у него, приходится спасаться бегством, так Рите он и скажет, и она поймет. Он уедет, она его забудет – гордиев узел рассосется сам собой… Но уже вторая неделя пошла после скандального разговора с Федосовым, Гордеев позвонил ему, извинился за свое поведение, но с визитом у него не был, речь о купле-продаже не заводил. И с каждым днем его желание оставить все и уехать слабело, еще чуть-чуть, и оно совсем зачахнет. Со стороны Сотникова тишина, Федосов его простил, осознав собственную глупость, одним словом, гроза прошла – вырвала с корнями дерево на двести «тонн» «зелени», сыграла на нервах и стихла. Снова над головой чистое небо, мягкое солнце, а перед глазами – яркая улыбка Золотого Тельца. Дела идут в гору, прибыль множится, и нет желания разбирать накатанные рельсы, переносить их в неведомую даль…
– Ты Анастасию Сергеевну знаешь?.. – вдруг спросила Рита. – Лопахину Анастасию Сергеевну знаешь?
– Ну знаю! – Гордеев резко повернулся на бок, сминая под собой простынь, отстранился от Риты, удивленно посмотрел на нее.
Настю он знал с давних пор, и раньше любил ее, и сейчас. Она самая лучшая… И самая странная женщина из всех, кого он знал.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты такой же дикий, как и она! – Рита учащенно моргала, изумленно глядя на него.
Он выразительно вскинул брови. Возможно, его с дикарем сравнили небеспричинно, а Настя – чем она провинилась? Разве ж она дикая?..
– Набросилась на меня! Глаза дикие! Шипит! Руками машет!.. – Рита разволновалась, вспоминая свою встречу с Настей. – Шлюхой малолетней обозвала!.. Какая ж я малолетняя? Мне уже двадцать!
Гордеев продолжал держать ее под вопросительно-восклицательным взглядом, он даже не моргал, усиливая выраженное удивление, дополняя его легкой ироничной насмешкой. И Рита его поняла.
– И не шлюха! – спохватилась она.
– А почему обозвала?
– Как почему? Из-за тебя!
– Она знает, что мы встречаемся?
– Знает!
– И ей это не нравится? – сомневаясь в этом, спросил он.
– И ей это не нравится!.. Я думала, она мне глаза выцарапает!
Гордеев сидел на кровати, опираясь на правую, вжатую в подушку руку, а левой он в раздумье пощипывал гладко выбритый подбородок. Он ничего не понимал. Он хорошо знал Настю, и не могла она устроить сцену из-за него: не те между ними отношения. Он ее любил, а она его игнорировала и личной жизнью никогда не интересовалась, а тут вдруг нашло. Может, выпила крепко, или еще что похуже…
– А она трезвая была? – спросил он.
– Трезвая!.. Но дурная!.. Может, под кайфом?.. Я однажды колес наглоталась, меня как понесло!..
Рита могла – и колесами закинуться, и к незнакомому взрослому мужику в машину сесть, и отдаться ему в тот же день в номере мотеля. Она была совершенно трезвой, когда Гордеев подобрал ее на остановке, но чем-то сильно расстроенной, вроде как с парнем в пух и прах рассорилась. Но выпить не отказалась. Он отвез ее в ресторан придорожной гостиницы, там они посидели, поговорили, а потом отправились в номер, где все и случилось. Проснулся он утром, но без нее: сбежала Рита, осознав свою ошибку. А девушка она симпатичная, с красивым овалом лица и чудными губками, и ее молодость брала в плен без права на побег… Нашел он ее, неделю за ней ухаживал и в конце концов добился своего, но медовый год уже закончился, пора закругляться…
– Откуда у нее информация, что я с тобой встречаюсь? – спросил он, воодушевленный ревностью любимой женщины.
– Ну не знаю…
– А ты ее знаешь?
– Ну конечно! Я с ее дочкой в одном классе училась.
– С Катей? – уточнил он.
– Ну да, с Катькой… А ты что, и с ней мутишь? – вскинулась Рита.
Гордеев на осуждающем вздохе набрал в легкие воздух и резко, с фырканьем, выпустил, в иронической насмешке раздув щеки. Понесло Риту, пора останавливаться, пока с обрыва не свалилась.
– Или ты с Анастасией Сергеевной?.. Ну да, конечно! Как я сразу не поняла? – Ее удивление было примерно таким, как у морского путешественника, который на исходе своих лет сделал важнейшее в своей жизни открытие – вода, оказывается, мокрая!..
А с кем еще можно было сравнить Риту, если простая истина осенила ее только сейчас? Если одна женщина набрасывается на другую, называя ее шлюхой, то виной всему мужчина – тут и гадать не надо.
– И как ты сразу не поняла? – усмехнулся Гордеев, поднимаясь с кровати.
Устал он бегать за Настей, вымаливая у нее милость, смирился со своим поражением, махнул рукой. За последние два года он видел ее всего три-четыре раза, и то издалека, случайно. Но теперь у него появился повод увидеться с ней, и он не упустит этой возможности.
* * *
Отшумели бесхозные девяностые, уступив место «нулевым» годам, страна ожила, зашелестели купюры в бюджетных потоках. Гордеев имел представление, сколько денег прилипло к загребущим рукам всех чинов и рангов, но все-таки львиная доля – за вычетом шакальих гешефтов – добралась до адресатов. Он хорошо помнил, в каком состоянии находился городской Дворец культуры – обшарпанные колонны, облупленный портик, разбитые ступеньки, асфальт на площади сплошь в сколах и выбоинах, как будто под минометным обстрелом побывал. Но пару лет назад клуб отремонтировали как изнутри, так и снаружи, здание облицевали, площадь замостили, обновили старые и разбили новые клумбы – любо-дорого посмотреть, и все-таки он бы с удовольствием вернулся в прошлое, к старому ветшающему зданию, в огромном холле которого гремели дискотеки. Сейчас здесь по вечерам тихо, для всяких разных диджей-шоу существуют ночные клубы, а в прежние времена сюда со всего города стекалась молодежь. Громыхала и звала в разгул музыка, в конвульсивных дерганьях толкались на танцполе тела, мальчики снимали девочек, задиры искали подраться, в елочках за клумбами дворники по утрам находили снятые впопыхах лифчики, подсохшие резинки, разбитые в драках очки, а иногда и выбитые зубы.
Здесь Миша Гордеев и познакомился с Настей. Увидел ее, засмотрелся, она кокетливо улыбнулась в ответ, назвалась. Он даже не успел сказать, как его зовут, а она уже повисла у него на шее. Но этого бы не случилось, если бы не бутылка коньяка, которую он тогда держал на виду. Друзья решили добавить, он отправился к своей машине, которая находилась неподалеку, взял оттуда пузырек из «джентльменского набора», а на обратном пути нарвался на шумную компанию. Парни, девчонки – все навеселе, смеются, по кругу ходит «огнетушитель» с «чернилами», но пойло уже на исходе, а надо еще, и тут вдруг появляется Миша…
Девчонки обычные, ничего особенного, но все при парнях, и только Настя была без пары. Самая красивая, самая эффектная, в короткой плиссированной юбке, с ногами от ушей, и одна. Кто-то позвал Мишу, заметив бутылку в его руках, он мог бы пройти мимо, но Настя притянула его к себе как магнитом. Ради такой красоты он готов был отдать и ящик, и два коньяка, а тут какая-то бутылка.
Настя тоже пила, из горла, и даже занюхала его волосами, отглотнув из бутылки. Обняла Мишу рукой за шею, повозила носом по волосам, вдыхая через них воздух, занюхала, сплюнула, но так и осталась стоять с ним в обнимку. И никто ничего, хотя один парень глянул на Мишу косо, враждебно, он даже толкнул свою девушку, как будто хотел избавиться от нее, как от обузы. Но не избавился и остался с ней, а Миша увел Настю в машину. Предложил покататься, она не отказалась и в ту же ночь стала его женщиной. И, как оказалось, стала женщиной вообще…
В ту ночь Настя рассталась с девственностью, но тогда Гордеев не мог в это поверить: он же видел, как она вела себя в компании, как легко села к нему в машину, с какой беспечностью раздвинула ноги…
В тот вечер она садилась к нему в «семерку», а сейчас под ним пятисотый «Мерседес», и стояла машина примерно на том самом месте, где и тогда, двадцать с лишним лет назад. Тогда он увозил Настю в ночь, а сейчас он едет к ней – они встретятся, поговорят. Но сначала ей нужно позвонить…
Телефон зазвонил в тот самый момент, когда он взял его в руку, на дисплее высветилось – ТС.
– Да, Таисия Степановна.
– Михаил Викторович, срочно приезжайте! – Голос экономки прозвучал тревожной сиреной.
Уж не пожар ли!
– Что случилось?
– Тут из полиции приехали! С обыском!.. Валерии Павловне позвонить или вы сами?
– Сами, – через немеющее горло выдавил он.
Полиция! Обыск! Нетрудно догадаться, с каких гор задул этот ветер. Гордеев не мог справиться с волнением, как в таком состоянии разговаривать с женой? Да и не до нее сейчас…
О Насте он подумал, когда подъезжал к дому. К ней собирался, а попал на пожар, прямо в эпицентр.
Ворота были приоткрыты, перед ними стояла полицейская машина, возле которой перетаптывался с ноги на ногу худосочный, с тонкой шеей паренек в полевой форме; сержантские лычки у него на погонах, с плеча свисал короткоствольный автомат, который почему-то казался непосильной для него ношей. Он попытался перегородить Гордееву путь, но тот рявкнул на него:
– Это мой дом!
Он прошел во двор и увидел, как из сторожки вываливается смуглый Насыр. Парень хотел выйти, если не выбежать, но кто-то сзади толкнул его в спину, и он упал на вытянутые руки.
– Лежать!
Из сторожки выскочил крепкого сложения мужчина с блестящими залысинами на массивной голове. Он был в штатском, но на поясе у него висел чехол, из которого появились наручники. Он схватил Насыра, не позволяя ему подняться с земли, сильными заученными движениями завел руки за спину и надел на них браслеты. Только тогда посмотрел на Гордеева.
– Капитан Алтухов!.. – коротко и емко представился он, хмуро, исподлобья рассматривая его. – Я так понимаю, вы хозяин дома!
– Гордеев Михаил Викторович… Может, скажете, что здесь происходит? – Ему пришлось два раза сглотнуть слюну, смачивая пересохшее горло, прежде чем он закончил фразу.
– Происходит! – Из сторожки показался еще один полицейский в штатском.
Приплюснутая сверху голова, как панцирь у краба, маленькие, слегка выпученные глазки. Короткие брови внутренними своими краями упирались в надлобный выступ, который плавно перетекал в переносицу. Казалось, брови врастали в этот выступ, соединяясь под ним. Двумя пальцами правой руки мужчина держал за угол полиэтиленовый пакет, в котором покачивался черный вороненый пистолет, по всей видимости, изъятый у Насыра.
Этот молодой паренек бессменно служил Гордееву и охранником, и дворником, и тем, кем попросят. В меру смуглый, городской, он говорил по-русски почти без акцента, следил за собой и не раздражал неотесанностью, как большинство из его собратьев, и по работе претензий к нему практически не было. Одним словом, Насыр вполне вписывался в окружающую обстановку, и Гордеев не хотел бы потерять такого работника. Но раз уж Насыр позволил держать при себе втайне от хозяина огнестрельное оружие, то зачем он ему такой нужен?
От души отлегло. Лучше лишиться трудовой единицы, чем собственной свободы. И жизни… Вдруг Насыр готовил покушение на своего хозяина? А если он готовил террористический акт?..
Гордеев готов был признать за своим охранником любой грех, лишь бы самому остаться в стороне, но, увы, в Управление внутренних дел забрали и его самого. Без объяснений посадили в машину, наручники надевать не стали, но увезли.
Глава 4
Не отлипали хлебные крошки от стекла на рабочем столе; капитан Алтухов небрежно дунул, повел рукой, но смахнуть смог только часть из них. Он глубоко втянул в себя воздух, натужно выдохнул, плотно провел по стеклу ладонью, но несколько крошек так и остались на столе.
– Черт!.. И в жизни так, Михаил Викторович, борешься, вычищаешь преступность, а ей медом намазано, не отлипает.
Алтухов достал из кармана связку ключей, звякнул ими, как будто угрожая несговорчивым крошкам, открыл сейф, достал оттуда тряпку, плеснул на нее из графина с водой и принялся тереть по столу. Гордеев недоуменно смотрел на него. Тряпка в сейфе? Оригинально!
