скачать книгу бесплатно
– Ну да, Сашка его так назвал… Он, говорит, недавно хоронил одну девку… А я здесь с прошлой недели… Я ничего не знаю…
– А почему Шрам? Кто его так называет? Все или только Сашка?
– Я не знаю. Рыжий сказал, что Шрам. Сашке сказал, а Сашка мне…
Я думал о том, что эта кличка, возможно, и не была приметой, через которую по оперативным каналам можно было выйти на преступника. Рыжий мог придумать ее сам, для внутреннего, так сказать, пользования. Но в то же время эта кличка была характерна для парня в бейсболке. Слишком уж изуродован рубцами его подбородок, который сам по себе мог служить особой приметой…
– А Рыжий тоже девку закапывал?
– А-а… не знаю! – мотнул головой гробокопатель. – Может быть, он уже здесь давно…
– Ну, посиди пока здесь.
Я стремительно вышел из помещения и на крыльце нос к носу столкнулся с Олегом Семирядновым. Молодое дарование двадцати семи лет от роду – уже майор, но еще пока не начальник следственной части нашего РОВД, хотя назначение на эту должность – дело уже почти решенное.
Короткая командирская прическа, холеное лицо с по-юношески нежной кожей; резкие черты лица в гармонии с мягкой, но себе на уме улыбкой. Глаза светлые, взгляд открытый – как огромный лиман с чистой, но мелкой водой, под которой скрывался толстый и темный слой ила. Спортивного вида, подтянутый, с отличной строевой выправкой. Форма сидела на нем идеально, как будто мундир шился не абы где, а в кремлевском ателье. Грязь ли на улице, снег ли с минеральной солью – брюки на нем всегда идеально чистые, наглаженные, и туфли надраены чуть ли не до зеркального блеска. При нем неизменно была кожаная папка, с которой он обращался с таким изяществом, с каким франт крутил бы тросточку с золотым набалдашником.
Я как-то заметил, что по положению этой папки можно было судить о настроении Олега. Если он растерян и не знает, как себя вести, то папка закрывает живот. Если она под мышкой, значит, он готов действовать быстро и с огоньком. Если болтается, зажатая в двух пальцах, значит, настроен он романтически и любая женщина, что проходила мимо него, могла быть облагодетельствована изысканным комплиментом. Что-что, а говорить Олег умел.
Он и сейчас был наглажен и начищен. И папку свою он держал в одной руке, прижимая ее к бедру. Это указывало на его решимость повернуть следствие в правильном направлении, но в то же время просматривалась и некая неуверенность, потому что папка находилась на такой высоте, что ею тотчас можно было закрыть живот. И то, что при моем внезапном появлении Семиряднов не перевел этот свой психологический барьер в защитное положение, свидетельствовало о крепости его нервов. Он же не сразу сообразил, что это я выскочил ему навстречу. Должен был испугаться, закрыться для внешней и внутренней защиты… А может, он просто не успел растормозиться, чтобы привести себя в боевое состояние…
– Петрович, ты?!
Я был на семь лет старше Олега, и стаж работы в органах у меня посолидней, но это ничуть не мешало ему обращаться ко мне на «ты». «Выкал» он мне, пока ходил в лейтенантах, а получив четвертую звездочку на погоны, распоясался. Скоро и большая звезда подоспела, тут уж я ему даже не ровня. Подумаешь, какой-то капитан из уголовного розыска…
Я бы, конечно, мог заставить его уважать свой возраст – для этого достаточно было вплотную пообщаться с ним на татами в зале служебно-боевой подготовки. Но тогда бы могло показаться, что я завидую ему. Ведь он уже майор, а я все еще капитан, хотя уже и старший опер.
А то, что он обратился к моей скромной персоне по фамилии, меня и вовсе не покоробило… Именно по фамилии, а не только по отчеству. Петрович я. Обычная славянская фамилия, особо распространенная в Болгарии там, Сербии, Хорватии. Но я-то типично русский человек из сибирской глубинки. И зовут меня не Иванко, а Иван. Отчество – Петрович. Ну и фамилия… Такой вот каламбурчик мои предки в генеалогическом древе устроили. Впрочем, я не в обиде, как раз наоборот. Это же так душевно – Петрович.
В ответ на его возглас я лишь с горькой насмешкой повел уголком губ. Ну, конечно же, это был я, а не мой призрак. Потому что я жив. Чего не скажешь о моем друге Юрке.
– Ты что здесь, прячешься?
Олег был типичным карьеристом. И педантичный, и пунктуальный, и каблуками щелкнуть знает кому и когда. Начальники таких службистов любят, привечают, ставят в пример тем, кто старается держаться в тени. Ну и к очередным званиям досрочно представляют… Но как бы то ни было, дураком Семирядова можно было назвать только из зависти к его быстрым карьерным успехам. Как следователь, он отличался проницательным умом и оперативной хваткой. Палец такому в дело не клади – вмиг задактилоскопирует и запротоколирует… Вот и сейчас он точно определил, что я делал в сторожке… Но ведь я не только там прятался.
– Работу со свидетелем провожу, – отчитался я.
Олег был сейчас старше меня не только по званию: как-никак начальник оперативно-следственной группы. Что бы я ни думал о нем, он имел полное право распоряжаться моим оперативным ресурсом. Да я, в общем-то, и не отказывался ему подчиняться. Гордость у меня была, но к начальству я держал ее лицом, а не задницей.
– А сам ты разве не свидетель?.. – нахмурился Олег. И тут же жестко спросил: – Что здесь произошло? Почему Стеклов убит?
В струнку я вытягиваться, разумеется, не стал, но внутренне собрался и, не вникая в подробности, рассказал о случившемся.
– Значит, покойников здесь сторожили? – с виду добродушно, с фирменной своей мягко-покладистой улыбкой спросил Семиряднов.
– Мы их не сторожили, мы их принимали.
– Я видел труп женщины.
– Красивой и молодой женщины, – уточнил я.
– Купальник на ней странный.
– В таких обычно стриптиз танцуют.
– Где?
– Ну, не на кладбище же.
– Я не про то, стриптиз можно и дома танцевать, и в клубе.
– Не знаю, не пробовал – ни там, ни сям…
Олегу не понравилась эта колючка, но фирменная улыбка не сползла с его губ.
– А может, она здесь, на кладбище танцевала? – неспроста предположил он.
– Да, для нас с Юркой… Не пойму, в какую сторону ты дуешь, майор? Машину надо искать, мини-вэн…
– Этим занимаются… Но был ли мальчик?
– Был. Один мальчик уехал, другой появился, – с намеком на возраст Олега сказал я.
Семиряднов сделал вид, что не заметил этого. И, приложив указательный палец к своему подбородку, изобразил глубокое раздумье.
– Мальчики уехали, а девочка осталась…
– И надо выяснить, что это за мальчики… Один сторож мертв, другой ничего не знает, но есть еще третий – Рыжий его зовут, он в будке у ворот должен быть. Он к вам не выходил, когда вы заезжали?
– Никто не выходил, – покачал головой Олег. – И ворота нараспашку…
– Я схожу, гляну… А вы тут осторожно, мало ли что.
– Это ты о чем? – насторожился Олег.
– Наши мальчики давно уже вышли из нежного возраста. И оружие у них серьезное, и тактическая выучка…
Я обозрел пространство перед собой. Оцепление уже выставлено – четыре человека из патрульно-постовой службы, двое из них с автоматами. Семиряднов был без оружия, но с ним Вадим Агранов, оперативник из нашего уголовного розыска – хороший парень и неплохой стрелок. Судмедэксперт и криминалист не в счет: дело они делают большое, но в случае нападения толку от них не будет. И все равно расклад сил явно в нашу пользу. Одни автоматчики чего стоят…
– Вряд ли они сюда сунутся, – продолжал я. – Но факт остается фактом – это особо опасные преступники, и от них можно всего ожидать. И голыми руками их не взять…
– Поживем – увидим, – пожал плечами Олег и направился к трупу Юрки Стеклова.
По пути остановился, опасливо осмотрелся по сторонам. Я усмехнулся в ус. Не хочет он умирать молодым. Молодой, ранний, впереди блестящая карьера, жена, говорят, красавица… А над кладбищем нависает предрассветная мгла, и ветер жутко шелестит в кронах столетних лип – будто напоминает, что жизнь такая хрупкая вещь, что за ней непременно следует вечная смерть.
Я и сам невольно поежился, когда оказался на аллее, по которой на площадку перед сторожкой въезжал мини-вэн с преступниками. Вот здесь, в проход между двумя могильными оградками, возможно, и был сброшен человек в прикрытие. Он мог спрятаться за мраморным памятником с ангелом, над которым свесило свое крыло плакучая ива. Сторожка отсюда просматривалась хорошо – можно было вести прицельную стрельбу.
Крыло у ивы, образно говоря, было. А вот у ангела крыло почему-то отсутствовало. Похоже, кто-то сломал его, отбил чем-то тяжелым.
Я шагнул к памятнику, неосторожно ступив на сухую ветку. В кладбищенской тишине треск прозвучал, как выстрел, и я вздрогнул. Замер, прислушиваясь к тишине, хотя уже знал, кто ее нарушил. Осторожно продолжил путь, приблизился к памятнику, лучом фонарика осветил фигурку ангела и снова вздрогнул, чувствуя, как покрывается мурашками кожа вдоль позвоночника. Мало того, что крыло у херувима было отбито, маленькая его головка с мраморными кучеряшками была залита кровью. Грешным делом, я решил, что это кровоточит каменная рана. Но, собравшись духом, понял, что кровь принадлежала живому человеку. И крыло сбито не камнем или еще чем-то вроде того, а пулей.
Я даже мог сказать, что пуля пистолетная. Более того, из какого именно оружия она выпущена. Потому что ангел пострадал от моей руки. Стрелял я в человека, а попал в него. Но вместе с тем я, видимо, ранил и самого автоматчика – или пулей, или осколком крыла. Судя по высоте, с которой на памятник брызнула кровь, я мог отстрелить преступнику кусок уха.
Я обследовал памятник и пространство вокруг него. Имя Шепетько Владислава Федоровича мне ни о чем не говорило, временной промежуток, в котором он жил, тоже, поэтому я не стал особо рассматривать лицо на фото. Но тщательно осмотрел могильную плиту, палисадничек вокруг нее. Ошметок уха – если он был – я не обнаружил, зато нашел россыпь гильз от пистолета «макаров». Значит, автомат отпадал. Выходило, неизвестный вел огонь из пистолета-пулемета. Или «Бизон», или «ПП-93» – что конкретно, установят эксперты. А мне нужно было двигаться дальше, чтобы добраться до некоего Рыжего.
Его я нашел под кустом сирени между створкой распахнутых ворот и будкой из некрашеной вагонки. Вернее, сначала я нашел его пыльные туфли со стертыми каблуками и сбитыми носками. От них тянулись ноги в грязных и рваных не по моде джинсах, далее – задранная на животе клетчатая рубаха, затем простреленная голова под копной рыжих волос – жирных и грязных, похожих на паклю. И совсем не обязательно было слать запрос в небесную справочную, чтобы узнать, кто упокоил сторожа. Ясно, что Шрам со своей компанией постарался. И наверняка на обратном пути…
Глава 2
Я не видел Стеньку Разина вживую, да и с его портретами как-то не приходилось сталкиваться. Я не знал, как он выглядит, но в моем представлении он был сильной личностью с могучей статью и бунтарским духом, созвучной со знаменитой раскатисто-гудящей песней «Из-за острова на стрежень…». И еще я почему-то думал, что на него похож начальник нашего РОВД полковник Гнутьев, такой же буйный, грозный и рычащий.
Стенька Разин в свое время утопил персидскую княжну, а полковник Гнутьев топил меня, но не в реке, а в глазах моего непосредственного начальника майора Марцева.
– Ну и какого лешего его понесло на это чертово кладбище? – ревел он, примериваясь кулаком к столешнице, чтобы посильней и погромче опустить его.
На кладбище понесло только меня, Юрка здесь как бы и ни при чем. Впрочем, я и не думал оправдываться. Может, мертвые и не имут сраму, но валить вину на покойного друга я не мог. К тому же, как давно и не только мной замечено, начальство предпочитает живых стрелочников.
Гнутьев обращался к Марцеву, нарочно игнорируя меня. Как будто меня здесь не было, а он сам знал все и без моих объяснений.
– Галку он хотел словить, а поймал глухаря!
Я грустно склонил голову набок. Слов не было, чтобы спорить с начальством. Да никто и не требовал от меня объяснений, как будто и без этого было ясно, что убийство капитана Стеклова останется нераскрытым. Во всяком случае, до министерской проверки, которая ожидалась со дня на день.
– Хотели как лучше, – развел руками Марцев.
Начальник у меня что надо. Невысокий, худощавый, даже неказистый на вид, в рукопашном бою так себе, но крепости его духа я мог только завидовать. И за подчиненных всегда горой; может, потому к сорока годам до майора только и дослужился.
– Как лучше! Нам теперь голову снимут за это «как всегда»! И твою в первую очередь! Твоя самодеятельность, тебе за нее и отвечать!
– Но ведь правильно все было сделано. И труп нашли, и преступников почти задержали.
– Почти! – взвыл Гнутьев. – Нет такого слова «почти»! Это приложение для убогих!.. И припарка для задницы!.. Капитан милиции погиб! Капитан! Милиции!
– Стеклов исполнял свой долг, – в унисон с моими мыслями сказал начальник уголовного розыска. – И мы должны найти его убийц. Это дело не должно стать глухарем.
– Да это понятно! – успокаиваясь, кивнул Гнутьев.
И все-таки он хлопнул по столу, но не кулаком, а раскрытой ладонью.
– Да и какой тут глухарь, когда столько улик? – воспользовался поддержкой я.
– Сколько? – хмуро, исподлобья посмотрел на меня начальник РОВД.
– Номер и марка машины, гильзы от орудия убийства, труп девушки, материалы для дактилоскопической и трассологической экспертизы. Субъективный портрет одного из предполагаемых преступников, наконец…
– Портрет есть, – кивнул Гнутьев. И тут же мотнул головой: – А преступника нет! То же и с машиной – номер есть, а ее самой нету!
– Да, но установлен владелец автомобиля, – веским аргументом отозвался Марцев.
– Кто?
Яков Леонидович без суеты раскрыл свой ежедневник, глянул в записи.
– Берестов Николай Трофимович, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, место регистрации…
– Не надо мне место регистрации, – мотнул головой Гнутьев. – Мне нужна причастность его к убийству. А ее нет! Машина была в угоне! А у самого Берестова железное алиби… Ну, не знаю, насколько оно железное, но алиби…
– Алиби есть, – кивнул Марцев. – Но машину в угон не подавали.
– Потому что вчера вечером она стояла во дворе дома, а ночью ее уже не было. Берестов был, а машина тю-тю…
– Насчет того, была ли она вчера вечером на месте, надо еще выяснить. И вообще, надо бы вплотную поработать с этим Берестовым. Может, преступники пользовались его машиной по доверенности, может, он как-то с ними связан…
– Вот и работайте!
– Работаем. И по нему работаем, и по человеку с условной кличкой Шрам.
– И каковы результаты?
– Пока никаких, – покачал головой Марцев. – По показаниям капитана Петровича составлен комбинационный портрет предполагаемого преступника, в ориентировку включены особые приметы – шрам на подбородке…
– И что?
– Ничего. По нашим картотекам этот человек не числится – идентификацию личности пока не произвели. Послушаем, что барабаны скажут…
Марцев имел в виду агентурную сеть, работа с ключевыми звеньями которой по нашей теме пока не началась: не было возможности объять все быстро и разом.
– Давай, давай, – приободрил его Гнутьев. – Город у нас хоть и большой, но личность, скажу я вам, запоминающаяся – раз увидел, уже не забудешь…
– На памятнике, за которым скрывался убийца Стеклова, обнаружены жировые отпечатки пальцев, – продолжал Марцев. – Возможно, что-то обнаружится и на гильзах, эксперты с этим работают. И это помимо того, что мы взяли образцы оставленной на памятнике крови…
– Кровь – это, конечно, хорошо. Но хотелось бы поскорей найти тело, которое она питала.
– Всему свое время… Да, и еще жировые отпечатки обнаружились на босоножках покойной девушки. И это не ее пальчики…
– А ее пальчики по картотеке пробили?
– Да.
– И что?
– Ничего. Не приводилась, не привлекалась… В общем, ее личность пока не установили.
– Плохо, очень плохо…
– Мы работаем, думаю, скоро будет результат…
– Не надо думать. Мне нужна твоя уверенность, Яша, – запанибратски обратился к Марцеву начальник РОВД, – мне нужен результат.