скачать книгу бесплатно
– Ну и пика нужна, само собой. Пса валить надо.
– Надо так надо, об чем базар.
– Ну, тогда давай за удачу!..
Трофим плеснул в стакан себе и подельнику. Дело вовсе не безнадежное, так что есть основания надеяться на успех.
– Бабла срубим, в кабак завалимся, – мечтательно протянул Петруха.
– Кабак – дело святое, – кивнул Трофим.
Ресторан – это не просто заведение, где можно выпить, закусить и снять бабу на ночь. Ресторан – это символ блатного фарта, если не сказать, смысл воровской жизни. Кабак – это песня вольной души. Если ты можешь позволить себе шикануть в ресторане, значит, все у тебя на мази, значит, не зря ты живешь на этом свете. А если с тобой еще и козырная красотуля, значит, жизнь конкретно удалась…
Трофим мечтательно закатил глаза. Будут у него деньги, охмурит он Кристину – они еще спляшут свой карамболь в лучшем московском кабаке…
Он думал, что не застрянет на малине, но домой он пришел на четвертые сутки, в похмельном угаре, с тяжелой головой. Трофиму хватило ума закрыться в своей комнате и завалиться спать.
Проснулся утром, глянул на себя в зеркало. Кошмар. Отекшее лицо, свинячьи глазки, щетина в женский ноготь длиной. Брюки в винных пятнах, рубаха мятая, да еще и без пуговиц – кажется, в припадке пьяного бахвальства он рвал на себе одежду. Надо же было так ужраться… Матери дома не было, в это время она обычно шаталась по улицам, очищала их от пустых бутылок. На табуретке у двери стояло пустое ведро – нет воды, ни помыться, ни побриться. А перышки надо начистить: женщины замарах не жалуют…
Кристина застала его в самый неподходящий момент. Он стоял у окна на кухне, дожидаясь, когда закипит чайник. Сначала он увидел ее отражение в стекле, затем уловил аромат духов. Разволновался, но так и остался стоять на месте, даже не повернулся к ней. Пусть думает, что он ее не заметил. И пусть уходит… Но Кристина, как назло, проявила к нему интерес.
– О чем задумался? – живо спросила она.
– Да так, засыпаю на ходу, – не оборачиваясь, буркнул он.
– А паралич, случаем, не разбил?
Она мягко положила руку ему на плечо, потянула его на себя. Пришлось повернуться к ней лицом.
– А-а, понятно, – колко усмехнулась она. – Шумел камыш, деревья гнулись?..
Она-то уже успела навести лоск на свою картинку. Сама свежая, румяная, халат чистый, наглаженный.
– Ага, и ночка темная была… – в том же духе продолжил он. – Что, интересует, кому я там молодость помял?.. Ну, была одна.
– Как раз подвиги твои меня совсем не интересуют.
И снова, как в прошлый раз, от ее кокетливого настроения не осталось и следа. И кухню она покинула так же торопливо. Как будто ошпарил он ее словом… Или ее мутит от его намеков, или цену себе девка набивает…
Трофим согрел воду, побрился, вымыл голову, сбрызнулся «Шипром». Неплохо было бы переодеться, но не во что. Совдеповские «техасы» и рубаха были в единственном экземпляре. Из войск в чемодане привез – по случаю приобрел, чтобы дома было в чем ходить. А доармейские шмотки устарели – размерчик уже не тот…
Впрочем, ничего страшного не произошло. Брюки можно выстирать, к рубахе пришить пуговицы… Трофим взялся за дело, натаскал воды, замочил в тазу «техасы». Пуговицы содрал со старых рубах, пришил к новой. Еще бы погладить ее. Но не нашел в доме утюга. Когда-то был, но мать его, видно, пропила…
Дверь в четвертую комнату была обита новеньким, еще пахнущим химией кожзамом. Наличники свежевыкрашены в практичный темно-серый цвет. Чувствовалось, что муж у Кристины человек хозяйственный и основательный. Трофим не прочь был глянуть на него, но еще больше хотел застать свою зазнобу в полном и тягостном для нее одиночестве. Вдруг она все же пригласит его на чашку чая, вдруг захочет уронить свою голову на крепкое мужское плечо. Он надел форменные брюки, но отбросил в сторону рубаху – пусть Кристина увидит его голый и отнюдь не чахлый торс. Ведь женщине куда приятней, когда голова падает на обнаженное плечо. И вряд ли ее смутит выколотый на груди олень, символ свободы, и демон с крыльями, знак жестокости…
Трофим очень хотел увидеть Кристину, но дверь ему открыл низкорослый лысый толстячок лет сорока. Большая голова, маленькие бегающие глазки, тонкая шея, короткое бочкообразное туловище, кривые, как у монгольского всадника, ноги. Впечатление комическое – шарик-лошарик на колесике…
– Что вы хотели, молодой человек? – заискивающе улыбнулся он.
– Э-э, а Кристину можно?
Трофим заглянул ему за спину. Некогда замызганная комната Гаврилыча преобразилась, не узнать. Новые обои с золоченым орнаментом, пышный азиатский ковер на стене, шкаф, отливающий лаком. Кристина сидела в кресле за журнальным столиком. В руках журнал «Работница», полы халата разведены.
– Можно! – отозвалась она. – Но не всем…
Отбросила в сторону журнал, сначала прикрыла ноги полами халата и только потом поднялась с кресла. Но сделала она это лишь затем, чтобы переместиться в другую, скрытую от глаз половину комнаты.
– Вы слышали? – лукаво улыбнулся толстячок. – Можно, но не всем.
– А ты вообще кто такой? – довольно грубо спросил Трофим.
– Как это – кто? Шмаков Викентий Вячеславович…
– Шмаков?.. – оторопело выдавил из себя Трофим. – Так это ты муж Кристины?
– А вас что-то удивляет?
– Да нет, я просто хренею…
Нестерпимой была сама мысль, что Кристина может быть замужем за этой нелепостью. Это ж до какой степени нужно опуститься, чтобы спать с таким уродцем?
– Э-э, а тебе что, можно с ней, да? – скривил губы Трофим. – Ну, мне типа нельзя, а тебе можно, да?
Толстячок свел к переносице хлипкие бесцветные брови. Он пытался создать угрожающий эффект, но вышла умора, вызывающая истерический смех.
– Боюсь, что я вас не понимаю…
– Слышь, мужик, ты дурака не включай, не надо. Все ты понимаешь… Спишь с Кристиной, да?
– Позвольте!
– Слышь, ты интеллигента здесь не строй! Интеллигенты у нас на параше живут, понял!..
– Прекратите! – потешно топнул своей кривулькой толстячок.
– Чо ты сказал?!
Трофим уже собирался схватить его за грудки, когда из комнаты, отталкивая в сторону мужа, вынеслась Кристина. Волосы дыбом, в глазах огонь, брови чуть ли не на кончике носа. С разгона, свирепо толкнула его в грудь:
– Ты чего это о себе возомнил, придурок?
Она была похожа на матерую квочку, защищающую свой выводок от ястреба. Трофим опешил от столь безжалостного натиска.
– Эй, ты чего?
– Много на себя берешь, понял! – не унималась она.
– А что я сделал?
– Ты на мужа моего не наезжай, понял!
Она так уверенно и хлестко сыпала словами, как будто всю жизнь только тем и занималась, что отбивалась от мужиков. Трофим потрясенно смотрел на нее. Не ожидал он от нее такой прыти.
– Это, я утюг хотел взять… – подавленно обронил он.
– Обломайся, понял!
Она резко повернулась к нему спиной и скрылась в своей комнате. Дверь с шумом закрылась за ней. Трофим остался стоять как оплеванный… Кто бы мог подумать, что Кристина так шибко печется о своем плюгавом муженьке. Уж не любовь ли у них случаем?..
Глава 2
Ветер дул со стороны железной дороги, отчего шум несущегося по рельсам товарняка казался особенно громким. На то и рассчитывал Трофим. В рваном пыльном тулупе он с трудом перелез через шаткий забор. Овчарка кинулась к нему с лаем, зарычала, вгрызаясь в подставленный рукав из толстого слоя тряпок. Не по зубам оказалась ей матерчатая броня, зато сама она стала легкой добычей для ножа, клинок которого Трофим всадил ей в шею. Пронзительный предсмертный скулеж, недолгая агония. А товарный состав продолжал греметь сотнями своих колес…
На часах половина второго ночи. Терпила ничего не слышит, спит в оба глаза и в ус не дует. Беда нечаянно нагрянет…
Трофим махнул рукой – подозвал к себе уже перемахнувшего через забор подельника, кивком головы показал на дверь. Тот деловито достал из кармана связку отмычек, сунул в скважину замка сначала одну, затем вторую. Тонко щелкнула пружинка, ригель испуганно забился в свою норку. Но дверь так и не открылась. Трофим свысока глянул на взломщика. Как чувствовал, что дверь будет закрыта на внутренний засов. Но это несмертельно. Известное дело, если вора не впускают в дверь, он лезет в окно.
Трофим спокойно сел на скамейку в самодельной беседке. Плотная занавесь из стеблей дикого винограда, зеленеющие деревья – с улицы и со стороны соседей его не видно. Было бы лучше затаиться в саду, там вообще темная глушь, но оттуда двери не видать, а она должна быть под присмотром. Петруха подсел к нему. Оба закурили. Тлеющие огоньки сигарет прятали в ладонях – и по привычке, и чтобы себя не выдавать. Бестревожно дождались следующего поезда и только тогда приступили к делу.
Петруха плечом выдавил одно стекло в окне, второе. Просунул вглубь руку, сорвал нижнюю щеколду, затем верхнюю. Он первым забрался в дом, за ним – Трофим. В комнате пусто, темно и спокойно, на душе тоже безветрие. Если б и дальше так продолжалось…
Терпилу они обнаружили в соседней комнате. Мужик натурально давал концерт для храпака без оркестра. Трофим усмехнулся. И на кой они мудрили с поездами, зачем только время теряли? Мужик храпел так, что выстрел над ухом не услышал бы. Пожалуй, и будить его не надо. Пусть дальше дрыхнет, а Петруха за ним присмотрит.
Если верить наводчице, схрон должен был находиться под шкафом. Она говорила, что сама видела, как цеховой отодвигал его, чтобы достать деньги. Типа, подглядывала за ним, потому и засекла тайник. Соврала или нет – в этом Трофим и должен был сейчас убедиться.
Массивный шкаф отодвинулся достаточно легко – как будто его ножки были смазаны солидолом. И обрезок доски так же легко вышел из своей ниши в дощатом полу. Тайник, а в нем денежные пачки, «котлеты» – некогда считать их и смотреть, какого достоинства купюры. Трофим хапнул все. Накрыл доской опустевшую нычку, собрался вернуть на место шкаф, когда уши сдавила внезапно навалившаяся тишина. Это хозяин дома перестал вдруг храпеть, проснулся, вскочил с кровати. Скрип панцирной сетки, ошалелый вопль.
– Я вам покажу!.. Ой-е!..
Нож вошел в тело с глухим хлюпаньем. Короткий, затухающий вскрик, конвульсивно дернувшееся тело… Нет больше цехового, Петруха постарался – на перо его поставил.
– Ну и на кой ты это сделал? – вызверился на него Трофим.
– Так это, у него ж волына!
Петруха вырвал «наган» из коченеющей руки покойника.
– Под подушкой, гад, ее держал… Хорошо, что нож под рукой был… А ты чем-то недоволен? – набычился он.
– Не, ля, спляшу щас на радостях! Нам же теперь мокруху шить будут!
– А пусть сначала спалят… Слышь, а если нам петуха сюда пустить, красного, а? Что скажешь?
– Сечешь фишку, братан!
В гараже они нашли машину и четыре полные канистры бензина. Почти что новая «тройка» так и просилась на грех. Трофим ухарски подмигнул подельнику:
– Прокатимся?
– Ну, если с ветерком…
– Ага, и с покойничком заодно… Жмура давай сюда…
Труп загрузили в «Ладу», дом щедро окропили бензином, сделали самодельный фитиль из простыни… Пламя занялось уже после того, как машина выехала за ворота.
Путешествие было недолгим. Трофим загнал автомобиль глубоко в лес и снова устроил пожар – с таким расчетом, чтобы мертвое тело сгорело дотла. Ждать, пока машина сгорит, не стал. Ушел сам и увел за собой подельника.
Вышли к речке, Трофим присел на поваленное дерево на берегу. Ночка лунная, настроение отменное – еще бы, карманы от бабла лопаются. А то, что терпилу прижмурили, так сам виноват.
– Держи!
Трофим вытащил из-за пазухи чекушку водки, сорвал пробку, жадно припал к горлу. Остановился ровно на половине, протянул бутылочку Петрухе. Тот выпил, выбросил опустевшую склянку в реку, вперил в Трофима вопросительный взгляд. Пришлось выкладывать на кон общими потугами добытые деньги. Две пачки «катьками», три «четвертными», столько «червонцами».
– Тридцать косарей и пятихатка, не хилый улов, да, братишка? – осклабился Трофим.
Петруха жадно облизнул пересохшие губы.
– Пятихатку себе оставь, – сказал он.
– Да нет, ее тоже пополам разобьем…
– Ты не понял. Пятихатку себе забираешь, а остальное мне.
Трофим ошалел от такой наглости. В лютой злобе сощурил глаза.
– Ты хоть понял, что сказал?
– А чо тут понимать? Я хазу пробил, я терпилу сделал. А ты всего лишь пса завалил, вот и возьми за это свою пятихатку…
– Это беспредел, в натуре.
– А баб чужих топтать – это не беспредел?
– Каких баб? Юльку?! Ты с крыши съехал, да? Я чо, просил? Ты сам дал!
– Не я дал. Она дала.
– И ты давать будешь, козел! Ты через понятия переступил, понял? Тебе это задом выйдет!
– Какие понятия? Кто ты такой, чтобы меня на понятия ставить? Ну, по бакланке срок мотал, ну и чо?..
– А ты кто такой? По амнистии вышел, да?.. Не было никакой амнистии. По условке ты вышел. Козлил небось, да! Братву мусорам сдавал! Да я тебя, гниду!..
Трофим полез в карман за ножом. Но Петруха его опередил – наставил на него «наган». Финка сама вывалилась из руки.
– Маслины там есть, я смотрел. Только дернись, вмиг форточку тебе открою…
Трофим не хотел умирать, но разбушевавшаяся в нем злоба оказалась сильней страха перед смертью.
