скачать книгу бесплатно
Зоя Валентиновна не заставила себя ждать. Сначала Зойка внесла в кабинет свою грудь, а затем уже подала себя. К этому времени Игнат уже успел нацепить кобуру на ремень брючного ремня и вложить в нее пистолет. Вдруг бандиты Котляра снова шалить начнут.
– Товарищ капитан при полном параде! – облизнув Игната теплым взглядом, просияла она. И оттопырила вверх большой палец правой руки. – Во!..
В бытность свою опером он предпочитал штатское, но сейчас без формы никак. Сегодня парадная, а на завтра повседневная – уже наглажена.
– Что там стряслось?
– А почему сразу стряслось?.. – задумалась Зойка. – Хотя да, стряслось!.. Стоим, никого не трогаем, а эта сволочь: заткнись! Мне! Заткнись!..
– Я так понимаю, это послесловие!
– Ну нет, послесловие, это когда кулаками после драки. А ты Лешку моего знаешь, чуть что не так, сразу в драку!
– Лешку?
– Ну да, Лешка как раз подъехал.
– С рыбалки?
– С рыбалки.
– Трезвый?
– Трезвый. Но не совсем просохший…
– Давай по порядку! Кто тебе нагрубил?
– Если по порядку, то начинать нужно с Оксаны. Смотрю, муж ее идет с моря. А с ним двое, наглые такие, скалятся. Гастролеры! А ведут себя как у себя дома!
– Гастролеры?
– Кидалы!
– И кого они кинули?
– Пашку! Развели лоха! Смотрю, проходят мимо, Пашку ведут, чтобы не убежал. А Оксана сзади идет. Я вышла, что такое, спрашиваю… В общем, пришли на море, ну, Оксана с мужем, разделись, один из этих подходит и говорит Оксане. А сам на Пашку смотрит. Люблю, говорит, детей, у которых мамы молодые.
– У кого дети? – не понял Игнат.
– Ну так Пашка ребенок, а она мать… Пашка, конечно, возмутился, какой он ребенок? А какого ты года рождения, спрашивают? Шестьдесят шестого, говорит. Да нет, говорят, быть этого не может!.. Поспорили на двести рублей. Пашка повел их паспорт показывать!.. А Оксана поняла, что здесь что-то не то…
– А в паспорте одна тысяча девятьсот шестьдесят шестой год, – кивнул Игнат.
– А я поняла это сразу! – вскинулась Зойка.
– И что, показал Паша паспорт?
– Он стал показывать, а я подошла, вырвала. И этим сказала, чтобы проваливали.
– Гастролерам?
– Так ясно же, что не наши это… Сказала, что залетным у нас не рады… Баштаном пригрозила, – понизив голос, добавила Зойка.
– А они: заткнись?
– Да так грубо! А тут еще Лешка подъезжает… Ну, я ему сказала, а он за меня сразу в драку! – Зойка вскинула голову с гордостью за мужа, но тут же разочарованно вздохнула. – А этот белобрысый, с пельмешками, его в охапку сгреб, крутанул и вниз головой об землю!
– Уши как пельмешки? – выслушав ее, предположил Игнат.
Если белобрысый с такой легкостью взял Лешку в захват и провел прием, значит, он занимался борьбой, возможно, вольной. У серьезных борцов травмы ушей обычное дело. Боец уходит от захвата, с силой трется головой о жесткую поверхность, в травмированных ушных раковинах образуются пустоты, которые заполняются кровью, тканевой жидкостью, которая застывает, принимая формы, близкие к уродливым.
– Ну да, уши… Особенно одно! – Зойка взялась пальцами за мочку правого уха.
– На себе не показывай! – усмехнулся Игнат.
Она одернула руку так, как будто ухо превратилось в оголенный провод под напряжением.
– И что с Лешкой?
– Да ничего, в себя приходит.
– А белобрысый?
– Он сказал, что завтра зайдет. За деньгами… Я говорю, хрен тебе, а не деньги! А он смотрит на меня и скалится. Страшно так скалится!
– А почему завтра за деньгами?
– Так Оксана сказала, что ни копейки не даст! А они возле твоего дома стояли. Я сказала, что это дом начальника милиции.
– Умней ничего не придумала? – поморщился Игнат.
Ясно же, что в доме живут курортники, будет теперь всякая гопота друг другу рассказывать, как кучеряво устроился начальник поселкового отделения милиции. Впрочем, шила в мешке не утаить. И с домом нужно что-то делать. Или выселить всех к черту или заключить договор с финансовой службой. Мама готова пойти на второе, лишь бы не терять доход. Игнату же куда больше нравится первый вариант. И от вина он бы тоже напрочь отказался, но как быть с отцом? Он же засохнет с горя вместе со своим виноградником, разбитом на двух участках. А делать что-то надо.
– Ну а что я не так сказала? Дом твой!
– И дом, и виноградник…
– Э-э… – раздумчиво протянула Зойка. – А кто тебе что сделает?
Игнату ничего не оставалось, как махнуть на нее рукой. В размягченное курортной жарой сознание с трудом входят такие понятия, как честь, совесть. Особенно если не видишь в незаконных доходах ничего зазорного.
– И где сейчас эти пельмешки?
– Так ушли… Завтра, сказали, зайдут. А если денег не будет, паспорт можно будет выкинуть. На том свете, сказали, паспорт не нужен.
– Так и сказали, на том свете?
– Вот я и говорю, они Пашу грозились убить!
– Они – это двое?
– Ну да, с пельмешками это белобрысый, плотный такой, плечи широкие, ноги кривые. Второй повыше, чернявый… две фиксы во рту, одна золотая, сверху, а вторая железная. – Зойка провела пальцем по нижним резцам.
– Одеты во что?
– У чернявого рубашка велюровая, коричневая, на заклепках. В смысле вместо пуговиц заклепки. А джинсы вельветовые, те просто с заклепками.
– Рубашка, джинсы?
– И вьетнамки. И ноготь на большом пальце уродливый. Это если ноготь вырвать, вместо него уродство нарастет… У одного ноготь, у другого уши, – усмехнулась Зойка.
– В чем уши?
– В очках. Кепка, очки солнцезащитные, капельки. Теннисная кепка с козырьком. Флаг на ней. Не знаю, какой страны. Может, английский, но точно не американский. Американский флаг на футболке. Джинсы вареные, с защипами. Кроссовки черные, три полоски. Может, и «Адидас».
– Значит, уши, фиксы, ноготь, флаги. Один высокий чернявый, другой светлый, ростом пониже, но более физически развитый. И ноги кривые.
– Короткие, кривые, – кивнула Зойка.
– Раздам приметы патрулям, может, найдут, – усмехнулся Игнат, глядя на нее.
– Да я и сама бы этих гадов нашла! А что я им сделаю?
– Лешке сильно досталось?
– Надо бы посильней! Три дня, зараза, бухал! Завтра зашивать повезу.
– В который уже раз? – улыбнулся Игнат.
– Дело не в этом…
– Да нет, дело как раз в этом… Сколько раз ты его на смерть кодировала?
– Ну-у…
– Думаешь, он и в этот раз поверит, что умрет, если выпьет?
– Да как-то не думаю.
– А может, и поверит. В свое бессмертие, – усмехнулся Игнат. – Он еще вниз с высоты прыгать не пытался?
– Да ну тебя, накаркаешь еще!
– Скажи ему, куда я ваш виноградник ему засуну, если он еще раз выпьет.
– Виноградник?
– Со всеми бочками из вашего подвала.
– А что? Только ты сам ему скажи! Тебе он поверит… Кстати, о пельменях!..
– Еще какие-то приметы?
– Да нет, обед скоро, а у меня холодильник, полный вареников. Может, у нас пообедаешь? Заодно воспитательную работу проведешь с Лешкой?
– У вас пообедать, говоришь, – усмехнулся Игнат.
Не жизнь у него намечается, а малина. В Хабаровске обеденный перерыв проходил у него где придется, или на бегу перекусывал, или в кабинете, в лучшем случае в столовой, зато здесь можно сходить домой на все готовое. Пешком быстрым шагом десять минут ходом, а если на машине, через брод, то еще быстрей. И пообедать можно, и даже в море искупаться.
– Мама когда уезжает? – спросила Зойка, озадаченно глядя на него.
– Скоро, – кивнул Игнат.
Месяц у нее в запасе, а потом домой, в Ростов-на-Дону. Отец уедет гораздо позже после того, как подготовит свои виноградники к зиме.
– Вот я и говорю, бабу тебе хорошую надо! – закивала Зойка. – Есть у меня одна хорошая девочка на примете. Молодая совсем, всего двадцать восемь лет…
– Давай поговорим об этом вчера!
Игнат аккуратно взял Зойку под локоток и подвел к двери. Некогда ему, и ей пора честь знать.
Он проводил гостью до самых ворот, принял приглашение на обед и повернул назад. На крыльцо вышел Самойленко. Сигарету он держал в двух пальцах, но при приближении Игната спрятал ее в ладони и вытянулся чуть ли не в струнку. Чувствовал он, что у Игната нехорошие на него планы, старался выслужиться. И о Баштане с его сворой ни слова, как будто в поселке никто никого не обкладывал данью. А ведь Баштану на его воровской общак платили все, до кого он мог дотянуться своими длинными руками. Спекулянты с рынка платили, в смысле коммерсанты, цеховики, а сейчас еще и кооператоры с их двойной бухгалтерии, частным таксистам доставалось. Мзда бралась со всех теневых доходов, в государственные структуры воры пока не лезли, но все еще впереди. Если, конечно, не обуздать аппетит мафии и ее приспешников, таких, как, например, лейтенант Самойленко.
Самойленко ни о чем не спрашивал, но на Игната смотрел выжидательно, в готовности исполнить любой приказ. И задание он получил. Игнат в нескольких фразах описал инцидент на Виноградной улице, в режиме «испорченного телефона» описал приметы преступников и велел поставить в известность все патрульные группы. Самойленко разволновался так, как будто от выполнения задачи зависела его жизнь.
Домой на обед Игнат отправился пешком. Он был в форме, которая мешала ему в свое удовольствие заглядываться на мимо проходящих девушек. А горячих штучек хватало, одна красотка прошла ему навстречу в коротких до невозможности шортах, Игнат едва удержался от искушения оценить загар на ее ягодицах. Ему хотелось и на девицу глянуть, но главное, разведать обстановку у себя за спиной. Вдруг за ним плетется «хвост», а еще Баштан мог отправить по его душу «торпеду». Подойдет какой-нибудь смазливый, пряничного вида паренек со спины, высморкается, а вместе с тем вставит перо под ребро. И спокойно растворится в толпе, оставив жертву умирать.
А Баштан вполне мог приговорить Игната к смерти. Хотя бы с подачи Котляра. Отомстить Игнату – раз и два – освободить место для Самойленко, который вполне комфортно чувствовал себя временно исполняющим обязанности начальника отделения. Тот же Самойленко и мог заказать Игната.
Жуков шел, стараясь не оглядываться, он полагался на чутье, которое выработалось у него за годы службы в уголовном розыске. А чутье молчало, спина никак не реагировала на приближение опасности, он спокойно свернул с Курортной на улицу Кочубея, выпил стакан газировки из автомата, заодно глянув по сторонам, прошел мимо базы отдыха, студенческого оздоровительно-спортивного лагеря, оставил позади пешеходный мост через мелкую реку с широким руслом, а там и Виноградная улица.
В первом по счету доме жила Зойка, второй дом принадлежал его матери, а третий – ему самому. Дальше дом Ерогиных, в котором теперь жили совсем другие люди. Не смогла мать Давида жить среди людей, знавших, какое чудовище она воспитала. Давида еще не расстреляли, а она уже съехала, продав дом. И мать Лии тоже уехала, нет ее здесь, и это даже хорошо. Игнат чувствовал за собой вину, он ведь мог уберечь Лию, но не уберег. Знал, что ей угрожает опасность, ходил за ней как ниточка за иголочкой, но все-таки прозевал момент. Давид появился ночью, Лия всего на пару минут вышла из дома, и на этом жизнь ее закончилась.
Лешка сидел за столом под виноградником у летней кухни. Он клевал носом, вяло махая опахалом из мятых листьев грецкого ореха. Считалось, что это верный способ отогнать от стола мух. Только их почему-то меньше не становилось.
– Мух кормишь? – спросил Игнат, инстинктивно глянув по сторонам.
В этом доме убили дядю Валю и тетю Вику, во дворе – Лию. И сам Лешка получил удар ножом в живот, правда, не от Давида. Талый метил в Игната, а попал в Лешку. К счастью, нож вошел неглубоко, вылечили быстро.
Лешка вздрогнул, медленно поднял глаза, но поднялся быстро. Вид у него похмельный, видно, еще вчера закладывал, а к утру проспался. Но на забулдыгу Лешка уже не похож. И одет прилично, и лицо здорового цвета, щеки сытые, розовые. А ведь четыре года назад Лешка даже не на краю бездны стоял, а падал в нее. Зойка его из болота вытащила.
– А-а, Игнат! – Он распахнул объятия, но сам же себя и осадил. – Товарищ капитан милиции!
– Не юродствуй, не на ярмарке, – качнул головой Игнат.
– Зойка говорила, что ты пить мне запрещаешь.
– Я запрещаю тебе Зойку обижать. Могу сказать почему. Если ты совсем тупой.
