скачать книгу бесплатно
– Почему мне не позвонила?
– А что бы я тебе сказала? Что я нашу дочь просрала?!– Лена вновь отвернулась к окну. – Надеялась, что её по ошибке забрали, и я всё верну на место. Дурак ты, Витька… И я дурра.
– Не получилось?
– Нет. Местный суд послал, а Дашу определил в новую семью.
– И? Ты даже не виделась с ней?
– Практически нет. Суд разрешил видеться с ней лишь два часа в месяц, и то под контролем чиновников.
– И тогда ты подсела на наркоту?
– Нет. Сначала я начала пить. Вначале по чуть-чуть, а потом за вечер выпивала литр вискаря минимум.
– Дальше.
– Дальше? Траву попробовала. Ну и в одном из кумаров согласилась ширнуться по полной.
– Ирдис предложил?
– Нет, Зак. Но Ирдис из той же компании.
– И ты всё еще надеялась, бухая и пуская баян по вене, вернуть дочь?
– Ни на что я уже не надеялась.
– Почему мне не позвонила?
– Не хотела!
– Захотела, когда дочь уже погибла? – и тишина в ответ. – Как это произошло?
– Я точно не знаю. Меня ведь даже на похороны не пригласили. Я только потом узнала, когда на очередную встречу собралась.
– Но что-то ты знаешь?
– Полиция считает, что она повесилась в бельевом шкафу. Обычное дело, как мне сказали. В Норвегии дети часто суицидятся…
– Бред! Как она могла себя убить?
– Так мне сказали.
– Тут что-то не так…
За разговором мы давно уже выбрались из города, и ехали по местным проселочным дорогам, которым у нас позавидуют и некоторые федеральные трасы. Лена указывала на нужные повороты на развилках и через полчаса езды мы въехали на просторный погост, зажатый между двух высоких скал.
Деревянная одноэтажная церковка с высоким шпилем встретила небольшой парковкой у её главного входа. За церковью, даже скорее часовней, начиналось зеленое, поросшее газонной травой кладбище.
Лена молча вышла из машины, и я следуя за ней, отправился по узкой каменной тропинке, петляющей меж массивными каменными надгробиями.
Дождь немного стих, лишь неприятной моросью впиваясь в лицо и одежду. Два десятка шагов, и одежда была уже насквозь мокрая. Я, поглубже натянув капюшон, молча шёл за тяжело бредущей Леной.
– Вот, – указала она на простой деревянный белый крест, на котором не было никакой таблички. Лишь толстым черным маркером по центру было выведено – «72».
– Трава уже выросла, – почему-то произнес я, упав перед крестом на колени.
– Месяц прошел, – сказала она отрешенно. – Естественно трава вырасти успела.
Но я уже не слышал. Слезы залили глаза, а сам я был в том солнечном лете, когда мы с моей маленькой девочкой гуляли по окрестным полянкам…
Глава 5
Дождь прекратился ближе к обеду. Но тяжелые свинцовые тучи всё так же висели над блёклым миром. Окружающие краски потухли, и ярко-красные цвета, так любимые местными норвежцами, казались темно-бордовыми. Люди уныло брели по своим делам. Такие же потухшие, как и всё вокруг.
Норвежское лето – череда холодных, дождливых и пасмурных дней, изредка озаряемых теплыми светлыми моментами. Как здесь живут люди, я не понимал, с ума от всей этой унылости можно сойти за полгода-год. Вероятно, поэтому самой востребованной профессией здесь и считаются психотерапевты, лечащие тонкие и нежные души толерантных европейцев. Хотя…
Черт, да что я вообще знаю об этих европейцах? Всю жизнь прожил в России, и об остальном мире судил по черно-белому телевизору, где каждое воскресение по первому каналу Сенкевич в «Клубе Путешественников» открывал волшебное окно в «другой мир», казавшийся тогда изумительным и немножечко ненастоящим. Всё там было необычным – другие люди, чистые улицы, пригожие дома. Красивый хороший капитализм, одним словом.
Я помню перестройку, когда нашим народом ожидалось «вот-вот и заживем как в загранице». Помню, как к приезжим иностранцам все заглядывали в рот, и всем было плевать, что приезжали чумазые румыны, мало чем отличающиеся от наших молдаван, разве что одеты чуть получше.
Ну а потом началось…
Чемодан-Вокзал-Россия.
Родители не отпускали меня играть на улицу, заставляя весь день после школы сидеть дома. Но и в кишинёвской школе веселья хватало – драки с местными представителями титульной нации были практически каждый день. Однажды не повезло, и о мою голову разбили две бутылки из-под молдавского вина. Вино было хорошее, а порезы от розочки еще лучше. Родители всё бросили и отвезли меня к тётке, работающей завотделением в городской больнице Бендер. В больнице я и провел последующие полгода и отлично запомнил «марш мира» румын-европейцев.
Отца ранило. Мать, рискуя, нас неходящих на разбитом «четыреста двенадцатом» вывезла по простреливаемому всеми мосту через Днестр. До сих пор помню, как шальные пули били стекла над головой, и как раненый отец закрывал меня от осколков. До сего дня после тех событий я к европейцам испытываю нечто вроде предубежденности. Нифига они не светочи цивилизации.
Вот и сейчас, я сидел в машине, припаркованной на тихой улочке одного из норвежских поселков, а моё сознание всё еще не могло осознать случившегося. Мою дочь отобрали потому что, на взгляд местных чиновников, моя бывшая жена оказалась плохой матерью.
А вот это бред!
Какая бы Лена не была расчетливой тварью и гулящей кошкой, но дочь нашу она любила безумно. Она неделями корпела над книжками по детской психологии, подбирала ей развивающие игры и занятия, водила за ручку на детские кружки и мероприятия. Не могла же она так быстро измениться. Хотя…
Я знаю о случившемся только из её слов, а это далеко не показатель. Могла она на наркоту раньше подсесть? Могла. Вон какие тут депрессивные погоды. Мог после этого от неё новый муж уйти? Мог, вполне. Ну а тут уже сам бог велел и ребенка у такой мамаши отобрать. Реально? В том то и дело, что реально.
Сама Елена, для своей же безопасности связанная буксировочным тросом, сейчас лежала в багажнике. У неё началась ломка, и до поступления новой дозы героина в кровь, она стала очень опасна. Особенно для меня. Особенно сейчас.
Пользуясь глухой тонировкой задних боковых стекол, я расположился сразу за местом водителя. Теперь мне видно всё, меня же не видел никто.
Вольво, почившего Ирдиса, была припаркована на стоянке возле небольшого продуктового магазинчика, и не должна была вызвать излишний интерес к себе. Мало ли кто приехал в этот небольшой городишко? Или поселок? Не знаю как даже и назвать данный населенный пункт, тут жителей под тысячу, не больше.
Объектом моего наблюдения стал темно-синий двухэтажный дом в двухстах метрах от стоянки, располагающийся как раз в тупике улицы. Именно сюда привезли отобранную Дашу. Именно тут она и погибла.
Вглядываясь в купленный в случайной туристическо-сувенирной лавке китайский бинокль, я пытался задушить бушевавшие в душе сомнения. Стоит или нет? Если стоит, то, как потом с этим жить?
На раздумья у меня был весь день. Серое небо постепенно становилось еще мрачнее, разродившись к вечеру новым дождем. Тугие струи били в окна машины, пряча от окружающего пространства. Вода защищала меня от мира или мир от меня – кто знает?
И вот на часах маленькая стрелка указала на цифру десять. Пора.
Выдохнув, я проверил патроны в барабане револьвера, сунул в куртку, и, натянув на глаза красную бейсболку, выбрался из машины.
Ледяная вода тут же, несмотря на козырек кепки, ударила в лицо, холодные струи потекли за шиворот. Было неприятно, но я шел к выбранной цели. Сто пятьдесят метров. Сто. Семьдесят. Тридцать. А вот и белая дверь с красным глазочком звонка…
«Дзын-инь»
Дверь мне открыла улыбающаяся худосочная блондинка, ростом чуть ниже меня. Лицо её, выражало доброжелательность, но было в нём что-то животное, лошадиное…
Она что-то спросила, и даже не успела испугаться, когда локоть врезался ей в челюсть. Рухнув на пол, она серьезно приложилась затылком, моментально потеряв сознание.
Захлопнув за собой дверь, я покрепче сжал рукоятку револьвера, вытащив его из кармана. В этот момент, на шум, из гостиной выглянул лысый полноватый мужичок в квадратных очках. Я видел, как его глаза округлились, а когда моё оружие направилось в его сторону, он, взвизгнув, бросился прочь.
Догнать удалось только на кухне. Суетясь, он попытался вытащить разделочный нож из деревянного держателя, но трясущимися руками сделать это не успел. Я подхватил его локтевым сгибом сзади за шею, и, приподняв, оттащил подальше от ножей. Когда мы вернулись в гостиную, мужик был уже без сознания. Пластиковые стяжки, найденные в автомобиле, пошли в дело, ноги и руки мужика были надежно зафиксированы, после чего этой же участи подверглись конечности и лежащей у входа женщины.
Затягивая последнюю стяжку, я заметил испуганные детские личики, выглядывающие через лестницу на втором этаже.
– Не бойтесь меня, – сказал я по-русски, так как других языков толком и не знал. – Я ничего вам не сделаю. Я папа Даши.
– Даша? – донесся в ответ детский голосок. – Даша?
– Да, Даша. Дарья. Я её папа. Настоящий. Из России.
– Даша? – на лестнице, сжимая белого медвежонка, появилась русоволосая девчушка лет четырех. – Ти папа Даши? – чуть шепеляво, ответила она тоже по-русски. – А её нет. Она уехаля. Далеко уехаля.
– Я знаю, – грустно ответил я, стараясь улыбаться. – Как тебя зовут, красавица?
– Вика, – ответила девочка.
– А кто там? – я указал пальцем на второй этаж.
– А там Аксиль, Боня и Фати. Но они боятся, трусишки.
– Молодцы, чужих нужно боятся. Но только я ведь не чужой. Я хороший. Скажи им, – малышка что-то пролепетала в пол голоса, и на лестнице появилось еще трое мальцов, старшему из которых, от силы, было лет семь. – Откуда вы здесь?
– А нас всех забрали от нащих плохих родителей и привезли сюда, к дяде Асьмунду и тёте Урсюле.
– Разве у вас были плохие родители?
– Да, – уверено кивнула девочка. – Они зажимали нащи личности и нарущали нащи права, – повторила она, видимо не один раз сказанную ей формулировку.
– А дядя Асмунд и тётя Урсула вас тут не обижают?
– Обижают, – девчушка даже топнула.
– Как?
– Они показивают свои писи и просят их трогать. А я не хочу! За это они меня в чулане запирают. А там страшно, там тролли живут!
– А остальные трогают?
– Они да, – девочка кивнула на остальных. – Они же трусишки. Боятся чулана и тролля. А ты знаешь, какой стращный тролль? Очень стращный!
– А Дашу тоже заставляли?
– Ага.
– И тоже засовывали её к троллям?
– Да. Только она смелая была, не боялась их. Они там её даже били до крови, а она терпела.
– До крови?
– Да, у неё даже кровь из писи шла после троллей. Вот какие они стращные!
От этих слов в голове у меня начало мутиться. Глаза начал застилать кровавый туман. Но заметив испуг на детских лицах, я взял себя в руки.
– Вы меня не бойтесь, – повторил я еще раз. – Меня Даша прислала за вами. Она вас в гости зовёт, к себе домой. У нас там большой дом и даже пони есть. Вы любите пони?
– Я люблю, а они – не знаю.
– А ты спроси. И скажи заодно, что вас ждут море сладостей, мороженного и тортов.
– Ура! Мороженое! – девочка даже вскинула победоносно руки вверх. – Нам можно одеваться?
– Да, одевайтесь. Я тётю Урсссулю связал, чтобы она нам не мешала. А то она не хотела вам этого мороженого давать.
– Тётя Урсюла злая, – сообщила на последок девочка. – Очень плохая тётя.
И натужно улыбаясь, я проводил радостных детей взглядом, после чего подхватил лежащую у ног женщину с лошадиным лицом и потащил к пузатому мужу.
Глава 6
По телевизору гнали какую-то муру. Толпа идиотов, под веселые завывания диктора, радостно прыгала в лужу и, как свиньи, барахталась там. Впрочем, мне было всё равно.
Виски глушил интерес к происходящему, на секунды позволяя забыть произошедшее. Пятый стакан был уже наполовину пуст, я грел в руке его ржавый наполнитель, перед тем как осушить одним глотком. Мерзость страшная, но водки в этом чертом забытом баре не оказалось. Пиво не могло заглушить ту боль, что горела внутри, поэтому выбор пал на обычный виски, со вкусом дрянного самогона.
Бар сам по себе не очень большой, но относительно чистый, с десятком небольших столиков. И с высокой барной стойкой, за которой я и расположился, тупо глядя в небольшой цветной телевизор, притороченный к стене хитроумным кронштейном.
Я пялился в мерцающий экран, но мысли мои были далеко.
Вчерашний вечер. Четверо ангелочков были заперты у себя в комнате. Я сказал им, что куда-либо ехать уже поздно, и что как только рассветёт, мы отправимся в путь. Но только повернулся ключ в замочной скважине, отгородив их от этого сумрачного мира, я медленно спустился по обитой зеленым ковролином лестнице и уселся на кресло, напротив связанных приёмных родителей.
Сколько прошло времени, прежде чем я решился, даже не знаю. Может час, может два. Наконец, присев к мычащим и стонущим «родителям», я из нагрудного кармана достал фотографию Даши.
– Глядите, твари! – прошипел я, даже и не думая о том, что меня не понимают. – Это Даша, моя дочь. Вы, паскуды, её убили, ведь так?
Нужно было видеть их глаза, когда они поняли, кто я. Они прекрасно осознали, что я пришел не за их деньгами, драгоценностями и машиной. Я пришел за ними.
