скачать книгу бесплатно
– А вы не ходите, потому, что напугаете курицу. Я потом вам всё расскажу. —
Сестра и брат и не думали туда ходить. – Подумаешь невидаль какая! Курица и перед сараем выковыривает червей, тем более, что весь двор состоит из мусорных куч. Мачеха говорила, что никаких сил у нее нет, чтоб убирать двор, а дармоеды дети ни к чему не способны, дай только им жрать деликатесы. И мы убедились в первой главе, что дети едят, в основном, деликатесы.
Янко постоял за сараем несколько секунд, выглянул за угол и незаметно перебежал за раскидистый куст бузины. Сердце его бешено колотилось. Предстоит первый раз в жизни самостоятельно принимать такие серьёзные решения. Убедившись, что никто его не ищет и не преследует, спустился в канаву, которая разделяла соседские огороды. Дно канавы было завалено разным мусором и заросло лебедой и чертополохом. Продвигаться было трудно, но зато можно спрятаться в бурьяне. Канаву он осилил и хотел уже вылезти возле старого вяза. Но, там на грех оказался огромный пёс. Он что-то искал, а освободившись от поисков сел и стал поглядывать по сторонам. Сидел он долго и Янко терял время. Примерно через пол часа пёс отошёл в сторону и лёг возле пропаханной борозды.
Янко припоминал дорогу. Ему нужно было идти в другую сторону, противоположную от собаки. Это хорошо, подумал он. Вышел из канавы и, к сожалению не пошёл, а побежал. Пёс с рычанием, большими прыжками побежал за ним, прыгнул на него и свалил на землю.
Янко хотел закричать, но только еле-еле прохрипел. В глазах всё поплыло и он потерял сознание.
Когда он открыл глаза и осмотрелся Солнце уже было почти в зените. Пес сидел рядом и лизал ему пятки. Их глаза встретились. У пса глаза были добрые и Янко успокоился. Он вспомнил свою миссию и побежал дальше.
Когда он был уже почти у моста, то услышал пронзительный и сердитый лай собаки. Это мачеха со своим компаньоном, уже битых два часа разыскивали Янко во дворе и наконец решили поискать в поле – ведь Янко знал туда дорогу.
Янко видел как вдали пёс на них нападает, а они отбиваются палкой. Наконец они взяли верх, и пёс отскочил. Янко был у скирды не далеко от моста. Он не стал перебегать на мост, а зарылся в солому и наблюдал через щелочку. Он знал – если его найдут, то очень сильно будет избит. Преследователи подошли к скирде и начали раздвигать солому, но в это время услышали приближающий лай собаки. —
– О, опять этот пёс, дай-ка мне палку – сказал дядя Гыба и выхватил её у тёти Лузы. —
Когда пёс подбежал ближе, то они увидели, что пёс гонится за котом. В этом месте дядя Гыба был самым высоким объектом ландшафта. И кот спасая свою шкуру прыгнул на плечи дяди Гыбы, ощетинил свою шерсть и согнул спину угрожающей дугой. Дядя Гыба выбросил палку и хотел оторвать кота, но не тут-то было. Тот вцепился крепко когтями за его одежду, а в кой-каких местах и за податливую шкуру.
Пёс с рычанием стал бегать кругами, чтоб не упустить паршивого кота. Тётя Луза подхватила палку и тоже кружилась вместе с псом защищая дядю Гыбу от вцепившегося в него кота. Когда пёс вступил в поединок с тётей Лузой и её палкой, кот улучшив момент, спрыгнул с плеч дяди Гыбы и был такой. Поединок пса и тёти Лузы продолжался.
– О, смотри, мальчик на мосту! – крикнул дядя Гыба.
На мосту на самом деле появился мальчик, ожидающий Янко. Преследователи кинулись бежать к мосту. Мальчик прыгнул под мост и спрятался в осоке. Ручей, который перекрывал мост почти пересох, только кое-где в колдобинах сохранилась вода, кишащая пиявками и сплошь покрыта зелёной ряской.
Дядя Гыба занял позицию с одной стороны моста, а тёте Лузе велел перекрыть отступление с другой стороны. И тётя Луза плюхнулась в колдобину, которая была выше её колен. Глубины не было видно, потому, что предательски её скрывала ряска. Тётя Луза смачно заматерилась, и не один раз, и начала искать опору, чтоб выбраться с болота. Опоры не было.
В это время дядя Гыба раздвинул осоку и схватил мальчика за рукав. Мальчик очень больно укусил его за схватившую руку, вырвался, прыгнул в другую сторону, сходу прыгнул на растерявшуюся тётю Лузу, оттолкнулся от неё и молнией вылетел из канавы. Они и не успели рассмотреть его. Мальчик побежал в ту сторону, откуда пришли дядя с тётей.
К Янку подбежал знакомый нам пёс и начал ластиться. У Янка отлегло от сердца. Пёс оказался его другом.
В это время Тётя Луза кричала благим матом —
– Вытащи меня отсюда, а тот паршивец никуда не денется, прийдёт доимой и я ему всыплю. Ишь, с собакой подружился, ну я ему покажу собаку. —
Дядя Гыба знал, что если подойти ближе, то тётя Луза и его может пригласить в гости к пиявкам, тем боле, он был в два раза легче тёти Лузы. Поэтому он воспользовался классическим вариантом – не подходя близко, подал тёте Лузе палку и стал вытаскивать. Стенки колдобины были скользкие и она несколько раз, уже почти выбравшись, опять скользко сваливалась в колдобину, да сваливалась так, что не только её ноги, но и причёска была покрыта зелёной ряской.
Классический вариант вытаскивания из колдобины не дал никакого результата. Наоборот – когда тётя Луза срывалась и падала, то она подымала целый фонтан грязной воды – в результате и дядя Гыба тоже был с головы до ног в ряске и болоте. Мы не знаем пересмотрит ли он свой классический вариант вытаскивания из колдобины фавориток, или нет. Время покажет.
Наконец тётя Луза, с помощью страстного желания жить, вылезла. Оба были в ряске. Ноги тёти Лузы оказались чёрными, как у негритянки. Она подумала – грязь и хотела стряхнуть рукой, но это оказались пиявки. Тётя Луза закатила глаза, вскрикнула и упала в обморок.
Дядя Гыба, хоть и матерился на чём свет стоит, но посидев в раздумье, его маятник отвращения и презрения к старому женскому телу, очень медленно, но качнулся в сторону общечеловеческого гуманизма, и он решил помочь своей подельнице в беде. Задрал её мокрую и грязную юбку, чуть ли не до подбородка, и начал срывать с ног тёти Лузы пиявки. В местах срыва появлялись капельки крови.
Мало мы знаем подлинную женскую душу. Тетя Луза хоть и провалилась с ног до головы в обморок, однако, обморок не коснулся её правого глаза. Он так и остался с открытой щелочкой и мог на сто восемьдесят градусов по вертикали, и по горизонтали фиксировать все действия окружающего мира. Но это и хорошо. Сердце тёти Лузы, благодаря правому глазу, могло обливаться тёплой и радостной кровью каждый раз, когда дядя Гыба наклонялся над её ногами.
Когда все пиявки были обобраны, когда дядя Гыба в этом процессе рассмотрел её ноги при дневном свете, то решил, что – первое – ничего привлекательного в них нет, и второе – ничего отвратительней до сего времени он в своей жизни не видел. Не опуская юбку, он черпнул пару раз ладонями грязной жижи и налил тёте Лузе на лицо чтобы опомнилась. Тетя Луза, хоть и через обморочное состояние, но успела закрыть щелочку правого глаза вовремя.
Дядя Гыба сел рядом и, не восхищаясь открытыми женскими ногами, стал обдумывать сложившуюся ситуацию. Думал он, что медлить нельзя! Нужно сегодня-же всё решить. Хватит его откармливать, этого недоноска.…
Когда тётя Луза открыла глаза, увидела, что юбка её задрана до самой шеи, то не опуская её, сделала обиженное замечания – дескать стыдно настоящему джентльмену среди белого дня рассматривать ноги дамам выше колен. Дядя Гыба безучастно посмотрел на неё, махнул рукой и сказал. —
– Пойдём. Если что не так, вернёшь ты мне аванс и заплатишь неустойку. Те твои голодранцы не заменят Янку, в них одни кости. —
– Ты, что такое говоришь? Всё будет как в лучших домах! Пойдём, ты же видел, что он убежал в сторону дома. Сначала я ему задам трёпки, а потом можешь забирать.
– Да вот показалось мне, что мальчик не тот, да ещё этот пёс паршивый. Ну пойдём. —Заметил дядя Гыба И они ушли.
В это время, когда вытаскивалось живое тело тёти Лузы из колдобины, мальчики с собакой отбежали на почтительное расстояние, залегли в траве и беспечно наблюдали за разворачивающимися событиями.
Запыхавшиеся дядя Гыба и тётя Луза прибежали во двор застали там плачущих детей. Они просили кушать. —
– Вам бы только жрать – крикнула тётя – где Янко? —
Девочка испуганно сказала, что он ушёл за сарай смотреть червей. Тётя и дядя бросились за сарай. Уже было темновато. Возле стены на корточках сидела скорченная человеческая фигура полу-накрытая мешком. Перед ней огромный петух цвета радуги разгребал мусор. Дядя Гыба подбежал и сорвал мешок. Фигура встала, распрямилась и оказалась очень щупленьким старичком, с трясущейся бородкой. В руке он держал верёвочку, а к верёвочке был привязан петух. Петух оценочно одним глазом посмотрел на дядю Гыбу, и не уделяя ему большего внимания, продолжил, как ни в чём не бывало, грести лапами. Такое отношение петуха Дядю Гыбу возмутило и он хотел подфудболить его ногой, но у петуха была реакция куда более быстрая. Он боком отскочил на безопасное место и вновь стал разгребать землю. А взмах ноги дяди Гыбы не возымел никаких последствий, о чём можно было бы в дальнейшем разговаривать. —
– Где Яноко? – вскричал дядя Гыба. Ему так показалось, что он закричал. Но его так взбесил, мало уделивший его персоне внимания петух, что крик оказался чем-то похожим на блеяние простуженного ягнёнка. Старичок от его крика, даже не вздрогнул.
– Как где? Нету Янко! – ответил он, даже не заикаясь.
– Где он? Говори, или я из тебя вытрясу Янко! – Голос чуть окреп и стал похож на блеяние простывшей овцы.
– Нет Янка. Похоронили его. Ещё когда калина цвела. Нет нашего внучка. Осиротели мы с бабкой. Ато б офицером стал.
– Ты что буровишь?! – уже вмешалась тётя Луза. – старичок пропустил этот вопрос.
– А я здесь червей собираю. Возле нашего сарая все подохли. А без червей как рыбу ловить? А старуха ухи просит. Никогда не просила, а сейчас просит. Не к добру это, наверно… Нет рыбы – ухи не сваришь, – резюмировал он и вопросительно посмотрел на дядю Гыбу, как бы спрашивая – можно ли без рыбы сварить уху? —
Дядя Гыба, похоже, об этом не имел никакого понятия, потому, что вместо ответа ещё раз хотел боднуть петуха, и… опять промахнулся. Петух отскочил в сторону – стервозный был.
Тогда дядя Гыба сорвал со старичка мешок и швырнул его на землю. Старичок оказался менее праворный, а мешок вообще не предпринял никакого противодействия, чем немного успокоил дядю Гыбу.
– Ну достали! Ну вы у меня получите! – Теперь уже блеяние дяди Гыбы походило на взрослого барана, но всё рвноо простуженного
Старичок его угрозу принял на свой счёт и взмолился.
– Что ты, что ты? Милый человек, я все черви отдам обратно – и он развернул грязную тряпочку, где извивались пяток жирных, белых потвор и поднёс дяде Гыбе к носу. —
– На бери. Мне чужого не нужно. Я думал, что они ничейные, а раз так, то забирай. —
Дядю Дыбу скрутило в три погибели он плюнул, но не на червей, а в сторону. Он хотел что-то крикнуть, но из гортани послышался только душераздирающий хрип.
Тогда дядя Гыба сжал кулаки, угрожая ими проплывающим тучкам, сверкнул глазами на тётю Лузу – что означало следуй за мной и направился во внутрь двора.
Старичок не желая дожидаться осуществления угрозы, накинул мешок, дёрнул петуха и по молодецки прыгнул через забор. Петух взмыл в воздух. В этом жесте дяде Гыбе показалось, что-то знакомое и он закричал —
– Это он! Держи его! Заходи со стороны ворот! – Окрик был уже довольно качественный, и адресован тёте Лузе. Она выскочила за ворота. А так, как старичку нужно было прошмыгнуть по узкой тропинке, то он не успел и они встретились с тётей Лузой нос к носу. Старичок загундосил —
– Это мой петух, он не съел вашего ни одного червяка. Не успел. По вашей вине я не поймаю ни одной рыбёшки! Придётся варить юшку из петуха! —
Петух смачно клюнул через мешок его по темечку. —
– Во, понимает. Умная птица – и старичок любовно улыбнулся, показывая тёте Лузе гнилые зубы.
Подошёл дядя Гыба.
– Это он? – спросил дядя Гыба, указывая пальцем на старичка. —
– Он. – ответила тётя Луза.
– Наваждение какое-то – сказал дядя Гыба. – На всякий случай снял со старичка мешок и внимательно осмотрел его лысину. Там ничего не было кроме метки от клюва петуха.
– Пошёл вон со своим петухом! – крикнул дядя Гыба. – Хотя нет, дай-ка сюда своего петуха! – Но было поздно. Старичок дал такого стрекача, что ему позавидовал бы чемпион по бегу. Петух привязанный на верёвочке летел за ним следом, подражая самому настоящему Змею.
Парочка вошла во двор. Там по прежнему сидели дети. Но уже не плакали. Только грязные струйки на их личиках, показывали следы горьких слёз. Дядя Гыба подошёл к каждому, взял за подбородок, посмотрел в глаза, ощупал их худенькие плечики и сплошные рёбра, махнул рукой и отошёл. Это их спасло.
– Ладно, иди корми их. Хотя нет!.. Ну не мог же он как под землю провалиться. Он где-то здесь. Нужно идти искать.
– Уже темно, давай завтра. Я уверенна – найдётся. – плаксивым голосом заголосила тётя Луза
– Ничего – мы пойдём с факелами. Чуть передохнём и пойдём.
Янко сидел в куче соломы и дрожал. В конце концов силы его оставили и он уснул. Как не вовремя! Мальчик с собакой подождали пока всё уляжется и пошли на мост. Там они ждали Янко. Подождали час и ушли. Но мальчика томил какой-то зуд.
Он прошёл уже далеко. Постоял, что-то подумал и вернулся. Подождали ещё час. Начало темнеть. Мальчик то отходил метров на десять, то возвращался. В конце концов он махнул рукой и сказал —
– Значит кому-то не повезло. —
Когда они с собакой отошли метров на двести вдали показались два факела. Пёс остановился, взвизгнул, ещё раз взвизгнул и помчался обратно. Что с ним подумал мальчик? И побежал следом. Пёс подбежал к соломе и завизжал. Мальчик подошёл, разгрёб солому и обнаружил спящего Янко. Разбудил его.
Когда они с Янко отошли метров на сто на месте копны соломы взвилось пламя. Это дядя Гыба и тётя Луза подожгли убежище, где спал Янко, чтоб осветить окрестности.
Глава 4. Вторая встреча профессора и писателя
На этот раз профессор сидел в ресторане. Хотя рестораном эту бесконечность света и эфира можно назвать лишь условно. Через прозрачную твердь, что подразумевалась как пол, видны Миры в их разнообразии. Они то удалялись, то приближались. То появлялись, то исчезали, превращаясь в красивую галантность. И опять неудержимой волной летели вверх, играя россыпью света и цвета. То вдруг в тебя летит шар. Прямо на тебя. Он рос. Занял всё пространство от горизонта к горизонту. И вот уже города. И вот уже дома умопомрачительной фантазии. Возле домов своеобразные скверы, на них невидимые цветы. Всё пространство занял только один цветок. Он продолжает расти. И ты сам уже находишься внутри цветка. Видишь как по его магистралям течёт сок. Оказываешься в лаборатории цветка, вырабатывающей этот сок и видишь как не жизнь превращается в жизнь. Летишь ещё дальше и видишь как эта жизнь строится из отдельных осколков, отдельных кирпичиков. И ты уже в кирпичике и видишь, что и он не конечен, а состоит из бесконечных делений. Хочешь увидеть, посягнуть каждое отдельное деление, но и оно не конечно. Оно тоже состоит из мириадов миров и ты осознаёшь, что дальше Сам Бог и дальше двигаться нельзя. Табу!
Вдруг это все исчезает и под ногами плещется ласковое море, а на горизонте белеет парус. А стены – это не стены, а лишь голограмма миров, что были, что есть, и что ещё будут. И в каком-то мире, в какой-то туманности ты видишь самого себя красивого, удовлетворённого и даже не удивляешься такому волшебному зеркалу.
Профессор показал рукой на пустое место и предложил сесть. Не успел молодой писатель удивится пустому месту, как появился стул из какой-то колышущейся мутноватой, но приятной на вид жидкости. Когда писатель сел, все превратилось в мягкую твердь облегающую тело. И было приятно и уютно.
Профессор ел запечённые баклажаны в грибном соусе.
– Чёрт побери – сказал он – сколько прошло тысячелетий, сколько изменений эпох, сколько новых находок, а вот баклажаны как были приятно приспособлены к нашим желудкам и нашим вкусам – так и остались. Есть всё таки в мире незыблемая константа! И это не Бог! Нет – не Он! Меняются миры – меняются Боги, а баклажан остаётся баклажаном. Мы только можем до предела сократить время его развития. Сделать его мгновенным, или чтобы это было приятным и интересным кино. —
Он поднял руку и перед писателем на таком же эфирном столе появилась тарелка. Вдруг на тарелке появилось семечко, в мгновение ока оно дало ростки. Появились листья, стебель потянулся вверх, расцвел, из цветка появился один единственный баклажан. Он рос. Сначала был бледный, потом синел, синел до черноты. И когда вырос примерно до двадцати сантиметров, упал на тарелку. Ботва исчезла. Он оказался порезанным и появился приятный запах вкусной пищи.
И здесь писатель подумал о таком простом и таком сложном компоненте – как время. В каждом живом, (а писатель уже знал, что в Мире всё живое), у этого самого времени существует разная константа! Разная точка отсчёта и разная шкала измерения! Вот например микроб! Он живёт по измерению моего времени всего сорок секунд! За эти сорок секунд паскудный микроб, (дай ему бог здоровья, если он полезный!), успевает родиться, вырасти, несколько раз жениться и развестись с женой, если он двуполый, нарожать детей – таких же микробов, дождаться внуков, черт побери! и… умереть! Значит мои сорок секунд – время чисто условное. Чтобы мне проделать то, что успел микроб – нужно земных восемьдесят лет. Тогда оказывается, что сорок секунд и восемьдесят лет равны! Вот какая она загогулина!
Но, еда дымилась на столе.
– Пожалуйста, ешьте! – послышался голос профессора. – Вилка и нож лежат рядом. Кстати! – Вилка и нож тоже, чёрт побери, константа! Как бы мы не стремились вперёд, какими бы шагами не гнались, хоть сверх скорости света, что уже возможно, но от самих себя не можем уйти ни на шаг! Ни на шаг! А так, представляете, убежал от себя, сел на какой нибудь кочке и смотришь как ты сам ковыляешь по миру, как по ржавым шпалам, чтоб дойти до самого себя… И повторить тоже самое, или всё поменять! Но есть что-то не меняемое, лишь развивающееся! —
И профессор ткнул пальцем в свой лоб.
– Вот где я сам. Ни в каком органе, даже не в генах, а вот здесь, хотя это тоже имеет свой геном. – Мой единственный, не передаваемый. Личный! Клеймо моё. Мой сын не может мыслить так как я, его мысли могут быть подобные моим, но они другие – другой спектр, другая окраска!
– Профессор, но вы же только что отрицали единого Бога, сказали, что он в каждом мега-анклаве свой, или что-то подобное.
Профессор задумался, потом, как бы встряхнул из себя сон. —
– Кстати о Боге. – Да меня создал Бог. Через уйму там эволюций, но не будем об этом. Главное – Бог создал Мир. Не так ли?
– Да так, это мы усвоили ещё с молоком матери.
– Вот, вот! Если Бог создал Мир, значит он появился раньше Мира! – Логика!? Где логика!? – Если Мира ещё не было, а Бог уже был, то где он обитал вне Мира!? Кто ответит на этот вопрос?
– Но библия говорит, что был Хаос, что Бог из Хаоса создал и твердь и небеса и свет!
– И вы, молодой человек, полагаете, что из Хаоса могло появиться, что-то путное, вроде Бога? Нет, молодой человек, вот здесь табу! Стена! И не дай Бог, нам разрушить эту стену, и не то, что разрушить, а продвинуться хоть на йоту вглубь её! – Каюк! – и профессор задумался.
Писатель вынул из кармана исписанные листы и хотел их подать профессору. Но тот махнул рукой и сказал —
– Оставьте. Я их читал. —
Писатель посмотрел удивлённо и растерянно.
– Я их читал в самом зародыше. Ещё тогда, когда вы их черкали и переписывали вновь и вновь. Я читал их в вашем личном файле. Там есть всё. Даже, если б мне не было противно я смог бы заглянуть и в ваш туалет, и под вашу простынь. Но мне это ни к чему. А вот пишете вы не интересно и не логично. Я же просил вас поучиться у вашего прадеда, так нет. Опять за своё! —
– А в чём нет логики? – робко, почти пропищал писатель.
– Да во всём! – Что за странное поведение собаки, или хотя бы со старичком? От реальности ушло, а до мистики не дотянулось. Там у вас есть ещё не задействованные персонажи. Например нищенка с дорогим браслетом. Что она делает? Где она? … Ах, у вас ещё будет продолжение? Тогда вот что? – Выставьте то, что есть, если будут читать – продолжайте. Заходите, я буду рад…
Глава 5. Спасение Янко от дяди Гыбы и тёти Лузы
Мост был заблокирован. Там примостились дядя Гыба и тетя Луза в разных концах моста. Они чувствовали, что Янко где-то здесь. Тем более, что в поле зрения появился старичок с петухом, который что-то знает. Им так казалось. Для того, чтобы не уснуть тетя Луза каждые полчаса упрекала дядю Гыбу, в том, что он воспользовался ее обмороком, и при самом солнечном свете рассматривал ноги Тети Лузы выше колен. Пожалуй он и раньше их видел, но то было почти в полной темноте, или при тусклой свечке. А здесь при солнечном свете! Что бы могли подумать в приличном обществе? То-то!
Дядя Гыба в начале молчал, но когда тетя Луза повторила это третий раз, ожидая словесного восторга дяди Гыбы о её ногах, он не сдержался и чуть не крикнул
– Что ты старая карга гавкаешь! Да такой тошнотворной отравы, как твои ноги, я в жизни не видел! Мне всегда рвать хотелось при виде твоих ног. Если бы мне не нужен был Янко, я бы … – и он махнул рукой.
У тети Лузы в горле дыханье сперло. Она что-то хотела, то ли возразить, то ли упрекнуть в несправедливости, но с горла вылетело только клокотанье. Когда клокотанье перешло в кашель, потом в шипение, потом в какое—то междометие, и после, когда отдельные слоги постепенно начали превращаться в слова, тетя Луза, вся обливаясь справедливо гневными слезами сказала —
– Еще ни один мужчина в моей жизни, а я их повидала, ой сколько! Не посмел меня так оскорбить! Даже последний муж мой, чтоб он был прокл… ой, что это я? – Царство ему небесное!.. не посмел сказать ничего подобного о моих ногах! Пусть бы только попробовал! А ты дядя Гыба? Я же думала отдам тебе остаток своей драгоценной жизни… я же думала, когда продадим Янко, то заживем ой как! А ты все мои надежды… Ладно. раз ты так запел, то я умываю руки. Лови сам своего Янко… Тетя Луза кряхтя встала, плюнула в сторону дяди Гыбы, благо он был по ту сторону моста, и сделала несколько шагов в поле, по направлению к своему дому.
– А, ну-ка стоять, старая размазня! – Крикнул дядя Гыба – если упустим Янко, ты первая будешь болтаться на виселице. Ты еще не знаешь отпрыску какого великого и властного человека нужны его органы! Если я скажу, ты упадешь замертво и не встанешь! Чтоб ты не упала и могла продолжать поиски я промолчу. —
Здесь дядя Гыба, а скорее писатель, что-то перепутал. В этот отрезок времени о органах могли только мечтали фантасты. Ну ладно. Пойдём дальше. Я же написал, что это полуфантазия, хоть и списанная с натуры.
Тетя Луза встала как вкопанная и ее затрясло как в лихорадке. Она, где стояла, там и села. Через какое-то время дядя Гыба успокоился и уже мирным тоном спросил —
