скачать книгу бесплатно
Блеснула мысль, что оставшиеся на мачтах матросы догадались рубить паруса и сорванный парус тому подтверждение. Однако вода в блинде беспокоила куда больше, но там находился боцман.
Тендор уже организовал вокруг себя людей и они бросились к вантам откачивать воду. Та вода, что осталась на наклоненной палубе была в то же время выдута из-за борта. В приподнятый противоположный борт бились тяжелые валы и поэтому бриг продолжал валиться направо. Перебрасывающиеся сверху останки волн переплескивались через всю ширину от борта до борта, где это было возможно, обдавая влагой лежащего там де Фретте. Промокнув до костей он окончательно потерял способность сопротивляться и пытаться за что-либо задержаться с перевязанной не действующей рукой. Один одиноко заброшенный перестал быть капитаном и повелителем судна.
Ураган все продолжался, ужас застыл на лицах людей не способных ничего поделать. Им оставалось искать спасение от выдерающего потока, отдавая единственное свое спасение в бушующем море – «Ореол» на волю беснующейся стихии. Недорубленный брошенный парус болтался словно полотнище флага.
Снова послышался треск, сломались две отягощенные весом Брам-стеньги.
Но самый пик ужаса настал когда судно, несмотря на то, что рулевой крепко держался за руль, понесло. Верхняя оснастка корабля, которая так и не была освобождена от оставшихся за ней парусов попала под такую угрозу меняющегося урагана, что ее раскачало так что концы грот-реи окунулись в воду и с нее кажется кто-то слетел. Вернее даже, сорвало ветром. Если его можно так назвать. Определенно кого-то вырвало и забросило в самую пучину. Но кого это могло волновать, когда показалось что их самих сейчас перевернет туда же. Не многие заметили трагедию и лишь на короткий миг рассудок был занят этим. Все же остальное время шла инстинктивная нечеловеческая борьба за то, как удержаться.
Ко всему можно привыкнуть, ко всему человек привыкает. И хотя не в человеческой природе свыкаться со всем полностью, но важно то, что матросы на реях относительно свыклись с происходящим и зашевелились. На приказ капитана рубить марсели они сделали лучше, умудрились спустить их и укрепить лик-тросами. После чего стали потихоньку спускаться вниз.
Сила ураганного ветра постепенно стала стихать. И это было очень заметно тем, кому довелось испытать на себе основную ударную силу, находясь в висячем положении. Что ураган начинает спадать могло почувствоваться каждому и тому кого вместе с капитаном мотало на палубе и тому кто надежно законтрил штурвальное колесо и кто вместе с боцманом задыхаясь в воздухе и водяных брызгах, откачивал воду из блинда.
Но еще рано было торжествовать окончательную победу. Стоило только им успокоиться и по приказанию де Фретте надеть марсели, контр-бизань, косой грот и фок, как назло налетел новый усиленный шквал. Длинный, но устойчивый бриг как показали испытания стало медленно и неотвратимо накренивать опять на правый борт, и опять получился зачерп воды. Порывы равномерно чередовались еще сильнее, клоня и вминая корпус судна еще глубже. Целую минуту, жуткую и ужасную. «Ореол» плыл большей частью лежа на борту.
Но рулевой выполнил приказание капитана класть руль по ветру, и бриг стал медленно возвращаться в свое исходное положение по ветру.
– Подымается, – с облегчением говорили матросы. Идя по ветру киль «Ореола» разрезал морские валы и буруны. Капитан не успел даже отдать приказ снимать такие-то паруса, предотвращая повторение пережитого. Как сила ветра стала стихать. Ураган прошел.
В мгновение кругом все прояснилось; морская поверхность успокоилась, после короткого дождя последовавшего вслед за шквалом, прояснилось заголубевшее небо. Ветра хватало ровно настолько, чтобы вести «Ореол». Либо они пережили действительно страшнейший из ураганов, который только встречается на Средиземноморье…, которому бы на суше вырвать с корнем деревья; либо они чувствовали себя так скверно от того, что давно не ели.
Но так или иначе закончилось все благополучно, и можно было не думать о том что у островов было бы лучше, как думалось при попадании в подобное. Изнуренные и слабые матросы спокойно стояли наслаждаясь тишиной и спокойствием, а больше отдохновением.
– …Кто, он?! – говорил возражая старина боцман, – Никогда!… «Ореол» не потоп, он никогда не потонет. Такие не тонут… Земля рядом была, доберется.
Уверенность с какой говорил Тендор вселила благостное успокоение в сердца людей, созерцательно вглядывающихся в синеву ночной мглы. Тишину прорезали гулкие и громкие удары Армана железным по железной обшивке основания мачты, высекая искры.
Неожиданно над головами зажглись крупные огни светящихся звезд. Сверху, с концов рей и мачт полился волшебный свет фосфорисцирующих шаров. По зову из трюмов и кают, залитых водой, потянулись смотреть на чудо воспрянувшие духом люди. Огни святого Эльма густо облепили ночными фонарями поверхность оснастки брига, заливая ее бледным белым светом. На нос корабля кто-то побежал, видимо заметив нечто еще более важное. Раздался громкий радостный крик:
– Дэлантэ Сисилия![27 - (исп.) впереди Сицилия!]
Часть II …И Медные Трубы
Глава XXIII. Впереди Сицилия!
«Ореол» выходил из пролива между островами Леванцо и Фавиньяна, меняя галсы и уклоняясь от встречи с полосой побережья, занявшего весь горизонт. Впереди была Сицилия, долгожданная и заманчивая, после месяцев тюремных стен, недель плавания и наконец после прошедшей штормовой ночи, казалось выжавшей последние силы.
Но вот настало утро и засветило яркое солнце, как последний из самых хворых выбрался на свет, и палуба оказалась заполненной людьми. Особым ничем не оставалось заниматься, как продуваться на ветерку, выгоняя из себя последние остатки хвори и просветлять голову приятными просторными видами небесной голубизны, уляпанной плывущими облаками, с синевой моря, которую нельзя было назвать бескрайней. Подзорные приборы гуляли из рук в руки и зрители развлекались тем что разглядывали из них близлежащие острова, к которым они были пока наиболее близки.
Меловые холмы и белые хижины селений крестьянских ли, просто пастушечьих /?/…быстро надоели; они плыли вперед, и их манила к себе другая, неведомая и загадочная земля, лежавшая впереди и близкая тем, что находившаяся под скипетром своих же французских Бурбонов. Желания встретиться с ней было хоть отбавляй и прибавлялось оно еще и тем, что мало у кого не сосало в животе. Поэтому подзорные приборы из рук в руки перекочевывали в переднюю носовую часть судна.
Наверное, каждый строил планы, что он будет делать в Палермо? Аббат Витербо выдал Франсуа всю сумму денег, каковая ему была дана от барона. Как выдал? Выдал он только на словах, на деле же чуть только аббат о них заикнулся, как был тут же назначен казначеем, и деньги ему полагалось хранить у себя. Предстояли большие расходы: на ремонт судна и постой, и все деньги которые имелись в наличие – пятьсот луидоров, предполагалось израсходовать, так что возиться с ними представлялось шевалье излишним. Куда лучше было сдать все финансовые обязанности на шею сметливого аббата и управляющего, а самому вместе со всеми предаться праздному времяпровождению по прибытии.
А Сицилийские берега уже приблизились на столько, что можно было думать о скорейшем завершении их водного пути. Правда, не так скоро оно должно было наступить, как близко уже виделось побережье. Предстояло еще пройти это побережье, выйти северней за мыс Сан-Вито, пересечь залив Кастелламмаре по прямой, оторвавшись от берега, и за горой и мысом Галло зайти в залив Золотая Раковина и Палермский порт.
Пока же они только выровняли курс параллельно побережью, которое было видно как на ладони, и просматривалось от песчаной кромки и до лысых, серых, а местами покрытых свежим травянистым покровом куч холмов, в большинстве своем слитых воедино и образовавших гряды, иногда вылезающие в самое море. Но в основном прибрежные виды представляли собой отлогие или вообще равнинные местности.
Впереди по пути, берег неожиданно выступил мысом, преграждая дорогу, отчего пришлось дать чуть влево. Вправо же в широкой и удобной гавани Франсуа высмотрел примостившийся за маяком по берегу городок, довольно аккуратный на вид, или то, что от него могло быть видно. Можно было разглядеть даже причалы!
Шевалье побежал с подзорной трубой к де Фретте и, подав ее, указал на свое открытие. Капитан вытянул трубу, присмотрелся…
– Это Трапани. Но мы здесь не будем останавливаться. Если уж в Палермо, так сразу в Палермо, и чем быстрее, тем лучше. Состояние нашего «Ореола» мне, честно говоря, внушает опасение.
– Но раз так, сколько еще осталось до Палермо?
– К завтрашнему обязательно будем.
– Но сегодня может затянуться и до ночи, ведь вы посмотрите, как мы тихо идем!
Такой прекрасный день мы превратим в день изнываний. Зачем?!
– Я с вами полностью согласен, шевалье! Терзаться желудком и нагонять таким образом аппетит действительно незачем. Ничего подобного не будет, уверяю вас. У Бертона и Экстлера еще осталось, оказывается немного мучки, и они пообещали испечь отличного хлеба. Голодными мы не останемся и заодно доставим радость аббату Витербо.
Франсуа весь превратился в недоумение.
– Проведем достойно постный день! Видите ли почему я не хочу приставать в Трапани, там мы непременно застрянем до следующего дня и в Палермо прибудем только завтра. Это раз. А второе за что я опасаюсь, это то, что «Ореол» может остаться там навсегда. Лишние сутки он на воде навряд ли выдержит. Я осматривал дно – как будто на мели качались. Сочиться вода не понять откуда. По-видимому с остовом что-то. Килевая качка какая была! Одна лошадь ногу сломала.
…А до Палермо дойдем…/ говорил, зевая /. На верфи наладят наш кораблик. Я даже постараюсь уговорить городские власти произвести ремонт за собственный счет из союзнических соображений. К тому же наверное после стольких… людей будет не загнать обратно, захочется проделать тот же путь посуху. А это уверяю вас опасно. Надо сохранить людей.
Между тем бриг «Ореол» продолжал идти ровным, мерным движением совсем не оправдывая о себе мнение, каковое о нем сложилось у капитана. И вскоре мыс был оставлен далеко позади. Побережье по главную сторону тянулось так близко, что на плешах холмов были видны тени откидываемые облаками. Полоса берега была на редкость прямолинейной, хотя за ней прибавилось холмов и чем дальше, ландшафт стал переходить в гористый. Но долина реки прервала сие начинание. Зато через нее можно было просмотреть на внутренние сицилийские горы.
Через час как ожидалось испекли и начали выносить горячий хлеб. То не могло считаться постом! Хлеб был настолько желанным и вкусным, что доставил пиршеское удовольствие. Ни одно самое что ни на есть гурманное блюдо полусытому человеку не может доставить столько удовольствий как ломтик горячего рыхлого хлеба, отщипнутый голодным, обессиливающим от голода человеком.
Хлебцы давались на целый день, но никто растягивать не собирался, да и не смог бы, когда поджаристые корочки таяли во рту.
Неожиданное и неприятное известие прервало удовольствие и заставило людей с тревогой забеспокоиться о своих жизнях. С трюма прибежали два матроса крича во всеуслышанье и сильно раздражая нервы.
– Вода!! Вода!!
Прежде чем идти смотреть капитан де Фретте дал рулевому четкий и ясный приказ: разворачивать корабль и идти прямо на берег, садиться на прибрежную мель.
Франсуа перехватил у капитана подзорную трубу взглянул на побережье.
До него было мили четыре – три, и не ясно еще успеют ли они до него!?
Боцман Тендор засвистал в свою трубочку, собирая моряков идти к вантам откачивать воду. Это обстоятельство немного успокоило взволновавшегося шевалье Д’Обюссона. Другое что успокаивало его в данной ситуации – это светло-голубая поверхность моря возле берега и светлые пятна невдалеке, что означало мель и посадка на такие песчаные мели ожидалась более чем мягкой. Высадиться на берег осталось бы приятным времяпрепровождением.
Видно течь оказалась серьезней чем о ней думал де Фретте, из конюшенного трюма стали выводить лошадей, разбредшихся по нижней палубе и наследивших своими грязными мокрыми ногами. Конец плавания превращался в бардак. Добавилось тревоги. Огни святого Эльма, как уже стало всем известно предвещают неблагоприятное.
В каюты никто уходить не хотел, там было влажно и душно и посему на палубе образовалось настоящее столпотворение. Устав находиться в нем Франсуа ушел к капитану в трюм, где он управлял спасительными работами. То что он там застал крайне понравилось Франсуа. Течь, а точнее прощелина от нее была основательно заделана, и последняя вода выкачивалась помпами наружу. Лежали мерзкие мокрые тела крыс, как будто пахнущие. Исхудалых, замученных лошадей снова стали заводить в ненавистное им место.
Выйдя на прежнее место у руля, капитан де Фретте отдал приказ разворачиваться прежним курсом. Шевалье д’Обюссону окончательно пришлось расстаться с мыслью высадиться на берегу, и проехаться по очень интересующей его местности… Он даже заставил себя смолчать над предложением: основной части людей не имеющей никакого отношения к морскому делу высадиться все-таки на берег, а остальная часть доведет корабль без них. Меньше риска на случай если «Ореол» не дотянет, затонет загодя.
К берегу они теперь оказались еще ближе и после случившегося так и продолжали держаться. Виды за побережьем становились все более всхолмленные и гористые. Прошел час, другой, медленного пути с однообразно меняющимися местностями. От них и от самого плавания, порядком затянувшегося, можно было устать, если бы не свойство человеческой натуры находить себе массовые занятия – Бажоль, де Гассе и де Ферран с одной стороны повели нешуточный бой на шпагах против де Эльяна, де Сент-Люка и д’Олона.
Франсуа так же был не прочь размахать руку, но с места на борту не слезал, а, облокотившись на крепежный шест, оставшийся от предохранительных сеток, продолжал созерцательно и задумчиво вглядываться в искрящуюся на солнце воду.…За прошедшее время раздумий Франсуа о многом решил и сейчас ясно смотрел на вещи, которые ожидались в самом скором времени…
– Скажите, капитан, – обратился Франсуа к нему, – Что мы сейчас проходим?
– Горы, что вы видите.…Это уже начинается гористый Сен-Вито, дальше мыс и за ним залив Кастелламмаре.
Сен-Вито… что-то известное и знакомое почудилось ему в этом названии. Совсем невдалеке проплывал удивительно пологий голый песчаный берег, редкая растительность, разработки, после которых оставались кучи щебня, кажется мрамора. Особенно много мраморных копий было на просторной ровной низменности, которая была совсем небольшой и за которой сразу начиналась высокая и отлогая гора, видевшаяся еще издали. Ее Франсуа принял сначала за мысовую, но потом понял, что самообманывался. Своим массивным величественным телом она закрывала другие такие же горы, но помельче, по сути дела являвшиеся холмами-отрогами. Закрывался ею и обзор дальнейшего побережья от чего ошибочное впечатление складывалось даже тогда, когда та гора открылась полностью.
Но побережье тянулось и далее. Под склоном горки Франсуа явственно различил угловатое готическое тело серой церкви, и селение, разместившееся возле, там и сям, жители которого занимались исключительно разработкой каменоломен, если судить по тому что совсем не было видно рыбацких лодок.
Небо затянулось матовой пеленой, но очень скоро уступило место кучевым облакам, создавшим впечатление преддождливой погоды… главным образом из-за того, что свет шедший от них носил в себе оранжевый оттенок.
Внутренние горы полуострова Сен-Вито не были такими уж несуразными, но в тот момент, когда Франсуа д’Обюссон в подзорную трубу увидел мыс возникла обратная ситуация что возникла с горой. Слишком сильно бриг «Ореол» жался к берегу, что невозможно было определить будет ли продолжение?
«Ореол» медленно огибал полуостров и мыс Сен-Вито. Сам мыс уже ясно просматривался, и был-то он всего лишь основанием горы, гребнем спускавшейся в море. Из-за края открывалось бескрайнее водное пространство, а де Фретте дал команду: два румба вправо, что значило еще ближе прижаться к опасному скалистому берегу.
– Зачем так мельчить?! – невыдержанно вскричал шевалье д’Обюссон, когда услышал слова капитана. Получилось, что он чуть ли не перебил его. Де Фретте не закончил давать команды, и оставив реплику шевалье без ответа, крикнул вахтенному залазить на самую вершину мачты: по расцветке поверхности смотреть где мелкие места.
Бриг «Ореол» теперь шел самым берегом. Находясь на самом носу капитан зорко высматривал видимую из-за мыса часть моря. Де Фретте ощущал нехорошие предчувствия, не покидавшие его все время. Послал Армана справиться о состоянии днища.
Франсуа вспомнил что ему не ответили. Сейчас это показалось в крайне острых тонах. Он может быть очень невыдержанно вставил свой вопрос / сейчас эта ошибка воспринималась болезненно /, а де Фретте, давая понять невниманием, даже не взглянул в его сторону, ставя на место выскочки. Хамское отмалчивание капитана, после установившейся близости отношений, после того что он дважды должен быть ему благодарен за то что свободен, уязвляло Франсуа до глубины души. Сцена повторялась в памяти раз за разом, все более коробя душу. Он чувствовал и обиду за ничем не вызванное к себе грубое пренебрежительное отношение, и распалялся от ответной злости, что готов был требовать отчета. Но удовольствовался тем, что затаил обиду и при случае намеревался дать понять что он не из тех простаков с которыми можно и хорошо, и резко пренебрегать вежливым отношением с ним. Этим фетишный капитан только унизил себя в глазах одного из тех, которые, по сути, и являются ведущими всех дел, и от которых здесь все зависит.
Бриг «Ореол» выходил из-за мыса, резко огибая его наводную часть. Замеры глубины производились постоянно. Но не это отвлекало и обратило внимание Франсуа. Стала видной другая подсолнечная сторона. Из-за яркого света казалось не волны разбиваются о скалы полуострова, а жидкое золото. Такой виделась вся прибрежная полоса прибоя небольшого залива прорезающего окончание Сен-Вито. Отсюда, от мыса был виден другой рукав берега, отделяющий его от следующего, несравненно большего и омывающего полуостров с восточного края залива Кастелламмаре.
К носу корабля подошли посмотреть на развертывающуюся панораму несколько человек, в том числе и доктор д’Оровилл, который попросил у капитана его подзорный прибор, осмотреть впечатляющее побережье. В просьбе было трудно отказать и на время де Фретте оказался в трудном для себя положении, как без глаз. Франсуа продолжал смотреть в свою подзорную трубу, как они обходили одинокий мысовый утес, оставляя его по правую сторону и медленно устремляясь в залив.
Доктор д’Оровилл не спешил отрывать от себя удовольствие и капитан де Фретте видя такое дело попросил трубу у него, Франсуа.
Отдавать с готовностью сразу ему не хотелось, и посему прежде неспеша он обвел невооруженным взглядом вокруг.
– Сейчас, посмотрю вот только, что там за точка…
Взгляды присутствующих обратились на него. Нервозность передалась всем окружающим, холодком прокатившись по их душам.
– Что там, да говорите же!!
Глава XXIV. «Арчибальд»
Линкор англичан выходил из-за скалистого края рукава побережья и казалось при всем усилии гребных бортов, вспенивающих воду устремлялся им навстречу. Де Фретте чувствуя неладное бросился за подзорной трубой и почти вырвал ее из рук. Трубный гортанный звук вырвался из его груди. Руки беспомощно опустились, задев о край бочки, на которой, как на столе, лежали разные карты. Его предчувствия сбылись, он почти вопросительно взглянул на Франсуа, уже успевшего прийти в себя. Обретя свою обычную невозмутимость шевалье д’Обюссон спокойно перевел взгляд в сторону гористого побережья.
– Что вы еще придумаете? – укоризненно пошутил капитан относительно хода мыслей ангела-спасителя. Сразу за мысом берег обрывался и уходил глубоко вовнутрь залива, образуя на Сен-Вито своеобразный маленький полуостров. Даже если на миг представить, что длинный бриг «Ореол» сможет пристать и люди каким-либо образом умудрятся преодолеть разбивающие о прибой волны, не каждому преодолимые, и даже если быстро, до подхода «Арчибальда», то даже в этом случае выброшенный англичанами десант отрежет их на этом клочке земли и выловит.
Назад пути уже не было, хотя там имелись примеченные удобные для пристания участки берега. Успеть до них навряд ли представлялось возможным, как никак, течение вело «Ореол» вперед и против него у ветра даже греблей невозможно было противостоять. Уходить в море не было перспектив, бриг казался тихоходным в спокойную погоду.
Людям стоявшим в оторопении, излишне было объяснять всю безысходность положения в котором они неожиданно оказались. Оно представлялось фатально безысходным, и конец виделся близким.
Доктор д’Оровилл последовал своей догадке. Оказавшись у левого борта он начал просматривать линию горизонта. Через несколько мгновений обратно по курсу им был обнаружен фрегат «Запад», правда с некоторыми но. Но и в этом случае это уже было не страшно. Море оставалось для них закрытым. Тянулось время когда никто не знал что делать. Де Фретте не мог заставить себя собраться мыслями.
Итак, пока они шли навстречу линкору «Арчибальд», отжимавшему их в залив. Шевалье д’Обюссона передернуло от самой этой мысли.
– Заворачивать, капитан! Нужно заворачивать к берегу, и там будь что будет. Нам нельзя так сдаваться, не забывайте у нас граф!…
Высадиться любой ценой, попытаться уйти, или запрятать графа д’Олона, но не отдать его в руки англичан, по отношению к которым он предатель / со своим д’Олоновским размахом и нахальством /, и которого по всей видимости ждет участь за неимением виселицы, быть расстрелянным. У Франсуа сердце сжалось, когда он о том подумал, что станется с их горячо любимым графом; стал искать его глазами, но д’Олона не было среди них, он еще даже ни о чем не подозревал.
Разобрались что делать довольно быстро, стоило капитану подать команду, Д’Обюссон, де Эльян и де Гассе побежали собирать людей за весла, какие еще оставались, дабы не сидеть сложа руки, и хоть как-то ускорить ход брига. Долго собирать встревоженных французских кавалеристов не пришлось, они, как по тревоге вскакивают на коня, споро разобрались по веслам, и принялись более чем добросовестно грести, выдерживая неимоверный такт команд, вкладывая все силы.
Кричать команды принялся д’Олон, не довольный медленностью, с какой это делалось. С его громким басовитым голосом это получалось довольно хорошо. А при его недюжинной силе он мог в то же время и гребсти в одиночку целым веслом, и увеличивать такт, сообразуясь со взмахами своего весла. Баскет поднес ему удобную опору для сидения. Оставшиеся не у дел так же подтаскивали гребцам сиденья, готовые в любую минуту заменить выбившихся из сил. Но и с опорой под собой налегать на весла представлялось крайне неудобно, потому что весла были ничто иное как грубые необработанные доски, и ходили они свободно в малопригодных для этого вырезах, впопыхах вложенных без всякой привязи.
В то время как части французов снова пришлось вспомнить опостылевшие им позы, снова почувствовать отчаянно-опасливое состояние, и безысходное положение загнанных, де Фретте мучился поболее остальных, муки его были душевного плана. С острой болью он воспринял тот факт, что на линкоре «Арчибальд» разгадали их намерения, а значит его.
Бриг «Ореол» уходил от берега незаметно при этом заворачивая, так что получалось первое время они шли на сближение, потом был резкий маневр в сторону выхода из залива, но недолгий. Другим резким маневром опять на обозрение был подставлен правый батарейный борт, на котором возились артиллеристы ставя пятую мортиру обратно в свое гнездо. Был произведен предупредительный выстрел.
Воевать с линкором на бриге «Ореол» никто не собирался, не прошел бы номер и с тараном, снаряды прежде разнесли бы в щепки, но по идее английскому кораблю стоило все же прежде идти по прямой занять середину, залива, заперев таким образом выход на простор, прижав к берегу военный корабль французов, которому доводилось разить британские. Но «Арчибальд» не воспользовался этой предосторожностью и так же стал углубляться по своему краю залива в сторону куда шел «Ореол», с расчетом на время.
У французского корабля еще оставалось время вывернуться на не занимаемую середину, но «Ореол» шел прямо в свою западню. Мечте капитана довести свой корабль не суждено было сбыться. По его приказу матросы полезли на мачты, убирать ненужные паруса оставляя лишь косые, те которые могли хоть как-то использовать силы ветра с закрытого запада. Бриг «Ореол» при всем усилии своих гребных бортов шел параллельно скалистому берегу, из которого частенько торчали глыбы камня иной раз отстоящие от него на значительном расстоянии. Де Фретте же рассматривал полосу побережья вдали, казалось всю состоящую из каменистых сходов отрогов.
Взади, запыхавшись, подошел шевалье д’Обюссон, еле внятно выговорив свой вопрос:
– Как наши дела?!
– Неважны. Взгляните на старого знакомого.
Франсуа взял то, что ему протягивал де Фретте и перейдя ближе к левому борту взглянул на объект, видимый без затруднений и простым глазом.
«Арчибальд» заметно приблизился. На открытом для обозрения капитанском мостике стояли лорд Уилтон и граф Стенхоуп, получивший свой титул за командование военной операцией и успешное взятие Маона.
Единственное, что могло радовать в складывающейся ситуации это только то, что англичане никак не ожидали от них весел и великолепная западня затягивалась во времени. Прошло уже более получаса. А они казалось выскочили из-за мыса прямо на поджидавшего из-за него и за ним прятавшегося.
Д«Обюссон перешел к осмотру волнительно интересовавшего его побережья, но прежде осведомился у капитана, не нужна ли подзорная труба ему? Не нужна… Де Фретте не собирался более заглядывать вперед, рассчитывая на удачу найти пологий песчаный берег с изумрудной водой, как главным нужным показателем. В его намерения входило как можно быстрее найти подходящее место чтобы удачно выброситься хоть на камни. Что за судьба у «Ореола», не таран так на камни.
Чтобы осматривать берег не требовалось ничего кроме зоркого опытного глаза, определять то насколько сократилось расстояние между ними и «Арчибальдом» было возможно только простым глазом. Оно почти оставалось таким же. Но если бы при встрече они начали совершать разворот, не проскочили бы, то приближение сделалось бы самым критическим. А так они хоть и заходили в западню сами, но затягивали время и ловили свою удачу в спасительном месте пристанища. Нужно было посмотреть, если ветер был в их пользу, то стоило хоть немного поотрываться с тем чтобы выиграть время на отрыве для высадки. Так и проделали в течении очень долгого времени многих несчитанных часов, во время которых всячески подготавливались к высадке в самых разных условиях.
Арман беспрестанно бросал лот, делая замеры глубины. Впереди вырисовывались контуры гор продольного берега и ослепительно яркий прибой. До него они не успевали. Если не высадится сейчас, высадка будет вестись под обстрелом с подоспевшего линкора. Шевалье д’Обюссон, судя по его поведению что-то высмотрел, даже присев к борту. Де Фретте посмотрел в сторону «Арчибальда»…две мили, не более двух миль оставалось между ними вдруг неожиданно сталось с изменением ветра. Они не успевали, они решительно ничего не успевали! Не надо было расставаться в пользу чужого любопытства с подзорной трубой ни на секунду.
Берег шел такой как и всегда, сплошные нагромождения поросшие лишь кое-где жалкими малозаметными покровами зеленой растительности. Приходилось выбирать не только прибрежное дно, но так же и дальнейший путь за ним вглубь чтобы проглядывался, по расчетам должный пролегать до противоположного берега клочка суши маленького полуострова, который они почти обплыли. Тот берег послужил бы хорошим путем, являясь пологим и предположительно дорожным, каким они его видели на многих протяжениях. Наудачу капитан де Фретте решил пристать к берегу сейчас же.
– Полный разворот на право! Кончай грести!
– Не-т! Нет, капитан, ни в коем случае! Только полный вперед! Я вижу патрульный баркас. Они указывают нам куда нужно плыть!
– Бросьте вы, обращать внимание на рыбацкие лодки!
– Это вооруженные люди! Они понимают в чем дело и явно заинтересованны нами!
– Это англичане; еще бы им не интересоваться нами. Они указывают нам сдаваться им, – потише произнес де Фретте, чтобы не вызвать невольного хохота-насмешки над ним. Шутка однако показалась резонной и еще более укрепила капитана де Фретте в решении выброситься на берег сейчас же.
– Навряд ли англичане успели навербовать себе итальянцев! Зачем? Это чистокровные итальянцы. Я вижу их загорелые лица!
– Таможенники!… / в поднявшийся хохот Франсуа расхохотался больше всех /. Какого черта они могут нам помочь?! Полный направо!
– Стоп! Прекратить разворот! Нам следует узнать на что они показывают. До них меньше полумили!
К тому моменту когда д’Обюссон кончил самовольно приказывать и голос его смолк, почувствовалось что де Фретте ругнулся:
