banner banner banner
Умирая, Бог завещал мне Землю
Умирая, Бог завещал мне Землю
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Умирая, Бог завещал мне Землю

скачать книгу бесплатно


Тут она, как обычно, всплакнула.

? Мам, ну перестань, ? успокаивал я, ? чего ты, я тебя не забываю. Просто жизнь, как карусель, крутит-вертит, глядишь, а уж столько времени прошло.

? Ну и ладно, ? успокаивалась мама, ? приехал и хорошо.

Тут она рассмотрела меня получше.

? А ты чего такой чумазый? Как в луже извалялся.

? Поскользнулся.

? Умывайся, переодевайся, и я тебя покормлю.

Мама накрывала на стол, расставляя привычные соления, салаты и домашнее вино, и расспрашивала:

? Рассказывай, как живёшь. Почему не звонил?

? Нормально, мам. Как все живу. Звонил же вот.

? Последний раз в марте на мой день рождения. Где работаешь? Живешь там же с друзьями на съемной квартире? А, может, женился уже?

? Разъехались мы с квартиры кто куда. Работаю… Там же. Жениться пока не собираюсь.

? Почему?

? Знаешь, как в песне поётся, гуд вумен из хард ту файнд.

? Чего?

? В песне, говорю, поется, хорошую женщину трудно найти.

? Не набродяжничился еще, ? вздохнула мама. ? А ведь у тебя дом есть.

Я промолчал. Мама вздохнула и пригубила вина.

? Сама-то как живешь? – спросил я.

? Да какая это жизнь, – чуть оживилась мама. – При нашей-то власти. За кого они нас там принимают? Я вот получаю в садике за полтары ставки восемь тысяч, а за квартиру отдаю почти четыре. Наша нянечка, мать одиночка, получает и того меньше, работает в садике, потому что ребенка можно пристроить. Как они живут, не понимаю. В мае нам подняли зарплату на семьсот рублей. Решили, сволочи, раз мы подыхать не собираемся, то можно поиздеваться. Зла на них не хватает…

Мама отработала тридцать пять лет музыкальным руководителем в детском саду и весной вышла на пенсию, но, забывая об этом, рассказывала о прошлом как о настоящем. Она посмотрела на меня немого удивленно, так, будто я только что появился за столом.

? Ты, сынок, лучше о себе еще расскажи, больше года не виделись. Что ж тебе и рассказать матери нечего?

? Есть, конечно, ? начал я, думая, как бы перевести разговор. – А это кто? Дед?

На черном лакированном пианино «Урал», похожем на маневровый двухосный танк-паровоз, появились новые вязанные ажурные салфетки и на них новые рамки с фотографиями.

? Да, твой дед, Иван Гаврилов, железнодорожник, был одним из лучших машинистов в Чесноковке в войну.

Смерть застала деда за выращиванием винограда в станице Каневская Краснодарского края, куда он из Сибири перевез всю семью, как только вышел на пенсию. Говорят, дед всю жизнь мечтал о солнце, о море и о своем винограднике. Оказалось, что в Черномории ему не климат. Дед умер, когда мама была еще подростком, младшей, четвертой дочкой в большой семье.

? … и купили мне пианино, чтоб я занималась, ? в который раз рассказывала мама, как попала в музыкальную школу, вернувшись обратно в Сибирь. Свои рассказы теперь она заканчивала примерно одинаково, жалуясь на память: ? То, что было давно, я очень хорошо помню. А тут забывать стала, что минуту назад делала. Пока работала, еще какая-то память была. А вышла на пенсию и уже слова даже не помню. Прихожу в магазин и не знаю, как сказать, чего мне надо. В гостях сижу и забываю, кто эти люди. Я теперь больше дома, одна, телевизор смотрю. Такие ужасы там показывают, вот этот, со страшными глазами, говорит, говорит, аж слюной брызжет, а что говорит ? не понятно, но страшно. Ты бы на дачу сходил, а то я не помню, была там или нет…

Ночью я проснулся, осторожно прошел по коридору в уборную. Постоял у окна на кухне, слушая, как на железнодорожной станции по громкой связи переговариваются голоса дежурных. Стало грустно, я не понимал, кто я и что со мной, почему я кожей чувствую трухлявость этого мира, отчего мне бывает дико среди людей, в них я вижу только пассажиров, и хочется поскорее запрыгнуть в поезд на небеса. Укладываясь спать, я посмотрел на деда, показалось, что он глядит с укоризной.

Дачный сезон уже закончился, окна многих домов были заколочены. Где-то еще стучали молотком. Дверь в нашу хибарку была распахнута, на полу валялись журналы, книги по садоводству и ворох старых фотографий. Постояв на пороге, я подобрал одну, на которой позировали железнодорожники в белых кителях. Я узнал деда, он смотрел из-под насупленных бровей на мир так, словно проехал его вдоль и поперек и увидел все, что можно в нем увидеть.

? Эй, кто здесь? ? услышал я голос снаружи.

Из-за забора кричал сосед. Старику за восемьдесят, а он был бодр и крепок, как дуб на его участке.

? Привет, дядь Коль!

? Здравствуй, Петь. А я смотрю ? кто-то прошел. Думаю, надо глянуть, все ли в порядке. За все лето никого у вас не видел.

? А дверь открыта была.

? Опять лазили, значит, дверь я закрывал. Ты чего там нашел?

? Да вот фотографию с дедом рассматриваю, я его живым не видел. Раньше как-то не думал о нем, а вот недавно стало интересно, что был за человек.

? Бабушку твою Антонину и деда Ивана я знал, я с ним в одной бригаде на паровозах, и на «Феде», и на «Терезе». Он машинист, я помощник, мне тогда лет двадцать было, не женатый еще.

Я удивленно уставился на соседа.

? А почему же я не знал? Бок о бок лет пятнадцать живем.

? Не спрашивал, вот и не знал.

? Ну да, верно… А какой он был, дед мой?

Дядя Коля пожевал губами, чуть нахмурившись, видимо, думая, что бы такое сказать, емкое и понятное.

? Паровоз любил он больше себя…

Сказал и замолчал.

? По-платоновски прямо, ? вырвалось у меня.

? Что?

? Хорошо, говорю, понятно, таким деда и представлял.

? Да, его потому и на фронт не взяли, такой машинист был. Лучший.

? А на фотографии тебя здесь нет, дядь Коль? ? спросил я.

? Нет, здесь же одни машинисты, видишь все в праздничных кителях. Чего здесь написано?

? Город Чесноковка, август 1953 года.

? День железнодорожника, ? кивнул дядя Коля, ? я простой «помогало» был и то недолго, потом ушел с железной дороги, нервная работа. У тебя же отец вроде тоже машинистом был. Как он?

? На кладбище.

? Ох ты… Что ж так? Болел?

? Сердце… Сам же говоришь, работа нервная.

Потом мы в унисон стучали молотками, заколачивая окна на зиму. Иногда выглядывало солнце, и пропадало ощущение, будто мы заколачиваем гроб, а наоборот появлялось ? будто строим корабль.

Вернувшись, я засобирался.

? Уезжаешь уже, ? удивилась мама. ? Хоть бы пожил еще денёк-другой. Куда ты теперь?

? Дела, мам, срочные.

Мне надо было что-то делать, что-то строить, куда-то стремиться, я не мог сидеть на месте. Зашнуровывая башмаки, словно услышал десять коротких сигналов ревуна на срочное погружение, я еле успел одернуть руку, когда когтистая кошачья лапа махнула откуда-то из-под стула, пытаясь мне помешать.

Как были тягостны минуты расставания. Где взять силы глядеть в грустные, готовые расплакаться глаза матери. Единственного человека на земле, кому ты нужен по-настоящему.

? Благословляю тебя, сынок. Буду за тебя молиться, ? сказала мама, перекрестила на дорогу и поцеловала.

Мне было не по себе. Сердце прыгало у горла и шептало одно утешение, что всё в мире живет по закону любви. И по нему жизнь даст шанс сделать счастливыми тех, кого любишь.

Последний свой шанс ? надеюсь узнать об этом когда-нибудь – точно ? я использовал и в какой-то мере стал диспетчером и проводником для мамы. Когда она через три года умерла от болезни Альцгеймера, я был далеко в автономном плавании. В ночь накануне вести о ее смерти приснился мне сон. Он, как явь, запомнился навсегда. Я стоял в нашей квартире у окна, прижав к стеклу лоб, чуть приплюснув нос. Чувствовал холод и твердость стекла. Чувствовал многое и что все это неспроста, потому что чувствовал ? мама стоит рядом у окна. Но я не мог повернуть голову и только спросил: «Это ты, ма?». В ответ услышал: «Да. Кажется, я умерла… Что мне теперь делать, сынок?». Волнение охватило меня, такое происходило со мной впервые. А может и нет, может когда-то было, в прошлых жизнях, на других станциях… Только как вспомнить, если вид за окном движется с неумолимой скоростью. И в этот момент я почувствовал, что стекла уже нет. За окном я увидел высокое дерево, под ним в позе лотоса неподвижно сидел человек. Он чуть светился. Через несколько мгновений, не пошевелившись, он стартанул в небо. «Вот делай, как он, давай за ним», ? сказал я, понимая, что увидел скорый поезд на небо.

А пока я катился в полупустой электричке через безжизненное пространство, готовое стать зимой. Две пожилых женщины за моей спиной на соседней лавке переговаривались.

? И ты не хочешь, чтобы он вернулся?

? Нет, он бы все равно не стал жить со мной, я была такая рассеянная, как-то потеряла пылесос, так его и не нашли.

Понимая, что в моем случае, если держаться только за сегодня, сходишь с ума быстрее, чем если прикидывать своё будущее, я решил обзавестись планами. Предложение выдавать себя за ритм-гитариста пришлось кстати, тем более нужно было ехать в соседнюю область.

? Поедем на поезде, ? сказал я отражению в зеркале, забирая вещи из гостиницы. – Деньги на билет надо найти сегодня.

? Что же вы ушли и ничего не сказали, ? отчитывала меня администратор, пряча в карман всю мою наличность, ? мы уже хотели в полицию сообщать. У вас все в порядке?

? Да, теперь в порядке. Раньше я ездил пузырем. Но это в прошлом.

? Пузырем? ? не понимала администратор.

? Поехать пузырем на сленге железнодорожников означает поехать в резерве.

? Вы железнодорожник?

? Из отдела кадров.

За несколько дней до меня в город из Польши вернулся мой товарищ, он писал мне, предлагал встретиться. Когда-то мы куролесили от Кракова до Гданьска, набивая пузо копчеными колбасками, муштардой и пивом «Tyskie». Моему другу вечно не сиделось на месте, но он переезжал из города в город не в поисках рая. Он просто любил перемены.

– Привет, капитан! – обрадовался Разин, увидев меня на пороге.

? Ты чего вернулся, Стёпа? Неужели здесь лучше, чем в Польше? Или паны так житья и не дают братьям-славянам?

? Не говори, помнишь, какие они нервные бардзо, что ни выходные ? у меня драка с кем-нибудь из местных. Хотя вот брат мой Алёшка, человек мирный, язык знает, Варшава ему нравится, прижился он там, нашел себе Милку, та по-русски ни слова, Алекса любит, но батя её и братовья такие курвы. А я вот… ? Стёпа замялся. ? В общем, в Москву перебираюсь. Погостить заехал.

? Просто погостить? На тебя это не похоже.

? Подругу отсюда хочу забрать, ? нехотя признался Стёпа и перевел разговор. ? А ты как? Ты вроде тоже вернулся. Не сходишь с ума от тоски по морю, как прежде?

? Ерунда, я в порядке. Приглашают ритм-гитаристом в одну модную в узких кругах группу.

? Да ну!

? Вот тебе и да ну, а я верхом на антилопе гну.

? Отлично, ты крут!

? Только, старина, у меня денег нет на поезд. Надо ехать в Новосибирск, на «собаках» не охота. Займешь?

? Сколько?

? Немного. Рублей пятьсот.

? Займу, двадцать долларов.

? Ну да, ты же, барин, из-за границы прибыл, ? хохотнул я, радуясь, что быстро нашел деньги.

? А вид, Петь, у тебя шальной, ? заметил Стёпа.

Он принес гитару.

? Порепетируем?

? Давай, – согласился я.

Стёпа любил электрогитары, в юности он выпиливал их округлые туловища из дерева, набивал «кишками» и оживлял. Парочку ему удалось собрать, звучали они довольно сносно.

Дурачась, мы изображали Элвиса Пресли. В Польше нашей любимой веселой игрой по вечерам было боготворить Элвиса.

? Возможно, Элвис и прослыл к концу жизни жирдяем, но он всегда был королем рок-н-ролла, – голосом мистера Коричневого из «Бешеных псов» говорил Стёпа. ? Потом были другие, может, и покруче, но Элвис был первым.

? Однажды я подумал, ? чужим баском подыгрывал я, ? что в середине пятидесятых Элвис Пресли и Мерлин Монро были как две части одного существо, ну типа двуликого Януса. Пока они были вместе на Земле, и каждый занимался своим, их дела шли успешно. Только Элвис полез на экран со своими «Голубыми Гаваями», как тут же Монро уходит из этой жизни. Да и Элвису актерство не принесло удачи, он тоже вскоре сдал… Потом он еще раз явился миру весь в затянутый в черную кожу, но это уже был траур по божеству Элвис-Монро. Сами по себе подобные божества безумно хороши, но они активно помогают тем, кто прожирает мир в труху, и потому они обречены.

Стёпа сделал большие удивленные глаза, и мы запели на мелодию «Love me tender» шуточную песню, сочиненную нами во время импровизированного выступления в клубе «Хата Пухатого» в Белостоке:

? Элвис не сыграл свой последний концерт. Его просили, он говорил нет. Мы знаем, что жизнь любит шутить. Сначала щекочет, а потом бить. Элвис! Звезда рок-н-ролла. Элвис! Король поп-звезд. У каждой звезды свои недостатки, у Элвиса их нет..