скачать книгу бесплатно
Идолы для дебилов
Стас Колокольников
Сборник рассказов 2002-20006 гг. Маргинальные герои ищут ту брешь в мире, через которую можно выбраться за пределы привычного, чтобы увидеть и понять больше, чем дозволено.Содержит нецензурную брань.
Стас Колокольников
Идолы для дебилов
Праздничные рюмки
Десять лет я пил не просыхая. Конечно, не столько, как старина Чинаски. Поменьше извергающейся мочи и блевотины. Хотя какие мои годы. Только не подумайте, что я поставил задачу переплюнуть Хэнка. Однако, как ни крути, а я дышал ему в самый затылок. Мне еще не было тридцати, выпивка вливалась в мою глотку ведрами. Я поглощал её словно бегун последнее расстояние к финишу. Но на этой дистанции у каждого свой финиш, и не ты к нему приближаешься, он сам набрасывается на тебя, как на жертву.
Мои собутыльники были лузеры, подонки и разгильдяи. Почти каждый пил из-за разногласий с реальностью. Один сосал выпивку, как воду из крана, и твердил, что не желает участвовать в людских разборках за горсть говна и пепла.
– Они называют это жизнью. В аду я видал такую жизнь. Потому и пью, – твердил он и хлебал без разбора любое бухло, разевая пасть, как кашалот. – Пил и буду пить!
Он бухал и под руку с белой горячкой кочевал между мирами, словно сатир по деревенским площадям. Но он ничего не видел вокруг себя, этот мир ничего для него не значил.
Другой говорил так:
– Я много пью, потому что раскрыл тайну огня. К несчастью, это пагубно сказалось на моих отношениях с жидкостью, обладающей внутренним огнём. Теперь мир забивает мне его в глотку. Стоит мне перестать пить, как внутри заводится саламандр, а это в тысячу раз мучительнее любого похмелья.
Еще один знакомый бухарь пил исключительно ради женщин. В том смысле, что он становился чертовски неотразимым, как только пропускал несколько рюмок. В трезвом виде он был блекл и неприметен. Теряя трезвость, он начинал блистать просто дьявольским обаянием. Женщины ложились перед ним, как перед Калигулой. Он не задумывался о причинах, а просто пользовался алкоголем, как волшебной палочкой.
Со временем собутыльники начали исчезать. Сначала тот, что раскрыл тайну огня. Потом тот, который имел что-то против говна. Последним сгинул любитель женщин.
Знаете, многие исчезновения мира происходят между дном последнего стакана с выпивкой и самым темным заброшенным уголком души. Поверьте, именно в этом пространстве, сотканном из вина и одиночества, находится большинство дверей, ведущих никуда. Тот, кто прошел через десяток таких дверей, знает, что за каждой из них безжизненное зазеркалье. Главные двери мира в другом месте.
Впрочем, если вы решили всерьёз затаиться от суеты и убить время, проще способа не придумать. В год несколько тысяч бутылок и будьте уверены, вас не скоро найдут. Никто даже и не принюхается к вашему следу, любой выбросит из головы мысль, что вы где-то рядом. Я не боялся обманывать судьбу таким способом, но и не спешил.
В первый вечер нового 2003 года я навестил Барина. Так его прозвали потому, что он любил бухать в домашнем халате. Барин открыл дверь и сурово поглядел на меня, как на пакостливое кентерберийское привидение. Я вошел и увидел, что весь дом перевернут, окно на кухне разбито.
– Ты что же это, старик, окна колотишь? – первым делом спросил я, тыкая пальцем в красный сатиновый лоскут, лежавший большой заплаткой вместо стекла.
Поморщившись, Барин досадно махнул рукой и спросил:
– Принес выпить?
Я выставил на стол две литровых бутылки вина и усмехнулся:
– Черт возьми, не смотри на меня так сурово. Что ты здесь делал двенадцать часов назад? Чем ты выставил стекла?
– Стулом.
– Хорошее начало года. Надо полагать, в этом году скучать тебе не придется. Такая примета.
– Не придется, – согласился Барин. – Верная примета.
Я открыл бутылку и наполнил стаканы.
– С Новым годом!
– С Новым годом!
Мы выпили. Барин потребовал еще.
– За что выпьем? – налил я.
– За удачу, – сказал Барин.
– Хорошо, за удачу!
В голове зашумело. Пьяно улыбаясь, я пощупал красную тряпку в окне, а Барин опять наполнил стаканы.
– Теперь за что? – улыбался я.
– Еще раз за удачу, – Барин был мрачен, как кардинал Беллармино перед Коперником, не желавшим публично отречься от круглой Земли.
Я решил стоять на своем:
– Нет. Пьем по третей, значит, за любовь. Где твоя жена?
– Спит, – первый раз Барин улыбнулся.
– Может, разбудим.
– Не, пусть спит.
Мы с чувством чокнулись, выпили и закурили.
– Ты зачем окно разбил? – спросил я.
Барин мечтательно улыбнулся, но ответить не успел. Зазвонил телефон. У метро стояли друзья Барина. Они не знали, как к нему дойти. Мы вышли на улицу, выкинули битые стекла и пошли встречать.
– Так расскажи, зачем разбил окно, Барин?
– В знак удавшейся вечеринке. Мне было так весело, что это еще пустяки по сравнению с тем, что я собирался сделать. Хорошо жена остановила, – выложил Барин. – Поэтому я просто разбил окно. Понимаешь? Выпустил пар. Могло быть и хуже.
– Понимаю. Умеешь ты провести праздничный вечер, – похвалил я.
– Послезавтра приезжает хозяйка квартиры. Ей точно не понравится, что на кухне вместо окна кусок дедморозовой шубы, – уверенно сказал Барин.
– Хозяева редко ценят настоящие поступки своих квартиросъемщиков. Тем более, если те выставляют окна зимой. Хотя, может, это ее и рассмешит. Но лучше придумай что-нибудь. Скажи от соседей выпал пьяный Дед Мороз. У тебя первый этаж, похоже на правду, – предложил я.
– Да, вариант. А еще я покрасил ванную в зеленый цвет, – подмигнул Барин.
– Тоже хорошо, – подмигнул я в ответ.
– Может, ей новая ванная понравится, – неуверенно сказал Барин.
– Кто его знает, – пожал я плечами.
Барин посмотрел на вечернее московское небо без звезд и проговорил уверенно:
– А, вообще, будь, что будет, я ничего не боюсь.
Вернулись мы уже вчетвером. С нами пришла парочка – не из тех, кто грустит за рюмкой. Парикмахер Касьян и его подружка бурятка были легки и беззаботны, как бабочки в летнем саду. Они выставили на стол еще две литровых бутылки вина. Мир закружился в веселом танце.
Проснулась жена Барина. Под глазом у нее был небольшой синячок, от которого Барин стыдливо отводил взгляд. Жена вздохнула, увидев на столе бутылки. Она старалась быть милой и ничего дурного не сказала, но глядела на нас подозрительно, словно, мы пришли спалить дом.
– Милая, я куплю нам новую жизнь, – пьяно улыбался Барин. – Я знаю, как это сделать. Я ничего не боюсь.
– Ты ничего не боишься, – согласилась жена. – Я знаю.
Она качала головой и заваривала чай. А от наших бутылок отлетали пробки, точно мы отстреливались.
– Трезвый я замыкаюсь, как в панцире краб! Напиваясь, делаюсь разумом слаб! – распахивая халат, орал Барин. – Есть мгновения меж трезвостью и опьянением.. Это высшая правда, и я её раб!
– Это кто сказал? – висла на руке у Барина бурятка, подруга Касьяна.
– Так сказал Омар Хаям! – вопил Барин. – Но я послал его к х*ям!
Мои прежние позабытые собутыльники мало походили на приверженцев высшей правды. Они пили без устали до беспамятства, поджидая безумие, как конечную станцию, где можно порезвиться без тормозов. В нынешней компании я чувствовал себя увереннее.
На пятой бутылке Барин лег на пол и больше не вставал. Мы оттащили его в постель, после чего жена вежливо попросила нас убраться. Я зашел в ванную и поразился вызывающему зеленому цвету, Барин раскрасил е вдоль и поперек. Даже на потолке были намечены неровные полосы, дававшие понять, что покраска в разгаре. Помочившись в раковину, я вышел.
Касьян и бурятка одевались.
– Идем с нами, – предложил Касьян.
– Куда?
– К хорошим людям.
Я часто покупался на предложение выпить с хорошим человеком и попадал в итоге в компанию, которую с удовольствием взял бы на борт разбойничий корабль. Впрочем, было наплевать, у меня не было ключей от собственного дома, вместо головы привинчен глобус, а вместо сердца навигационная карта. Я шел туда, куда дул ветер.
Я точно знал, что мы нарвёмся на пьяниц. Пусть не самых обычных, а с оригинальной придурью. И от них некуда деваться. Они-то знают, что высшая правда, между трезвостью и опьянением, похожа на океан, который нужно переплыть, чтобы он навсегда остался при тебе. Но мало кто доплывает дальше середины.
Кто мы, когда опускаемся на дно своего стакана? Космические бродяги? Обычные бухари? Клоуны с опухшими масками на лице? Дети, испуганные взрослением? Мы сидим и пьем, пьем и смеемся над жизнью, смеемся и дохнем. Смеемся в ожидании, пока вселенная лопнет от нашего смеха. И лопаемся первыми.
Как я и предполагал, хороший человек оказался непоседливым безобразником. Стол у него ломился от новогодних угощений. Звали безобразника Тим, он носил очки с толстенными стеклами и смеялся лишь уголками рта, как Джокер. Подруга его тоже была буряткой.
– Может, и мне на бурятке поджениться? – спросил я у Касьяна.
– Не советую. Гусарская рулетка. Не угадаешь – свалит намертво.
– В Бурятии колдунов и духов больше чем людей, – сказал Тим. – Я прожил там месяц в дацане. Вернулся с ней, а как сошелся, не помню.
Он ткнул пальцем в свою подругу. Та грозно посмотрела на него. Джокер улыбнулся уголками рта.
– Дерется? – шепотом спросил я.
Тим чуть кивнул.
– Такие стекла, наверное, трудно разбить? – спросил я, когда мы выпили за знакомство.
– Просто не реально, – указал он на искореженные дужки.
За столом сидели еще гости. Самым неугомонным был сосед сверху – рослый детина, глотавший водку, чуть выпучивая глаза. Он затеял шашечный турнир и лез с разговорами, выясняя, кто больше знает о жизни, пока его не угомонили шахматной доской по голове.
Пьянка была примечательна только тем, что была первой в новом году и наводила на мысль, что если весь год дела будут идти также, то у меня есть шанс обойти в ближайшее время Чинаски по количеству выпитых бутылок.
Под утро за столом остались Тим и я. Запивая водку красным вином, мой собутыльник только и повторял:
– Бухать с тобой одно удовольствие. Где же ты пропадал всё это время, старик?
Похожий вопрос я задал себе днём, обнаружив свое тело под буфетом на кухне. Я услышал то ли раскаты грома, то ли подземные толчки. И не сразу понял, что это мое сердце стучит, отдавая в пол. На четвереньках я добрался до праздничного стола, под которым, завернувшись в скатерть лежали Касьян и бурятка, а рядом, как бездомная собачонка, пристроился шашист-неудачник. Растолкав их, я предложил опохмелиться. Они с ужасом переглянулись.
– Как ты так долго продержался, Хэнк? – обратился я к потолку, в одиночестве закидывая в нутро стопку водки.
Шашист громко вздохнул и попросил свою порцию под стол. Допивая с ним бутылку, я вспомнил, что у меня билет на поезд.
Тим так и не вышел из своей комнаты, очки валялись в коридоре.
– Прощайте, хорошие люди, – бормотал я, кое-как одеваясь. – Мне будет вас не хватать.
– Ты вернёшься? – спрашивал шашист из-под стола.
– Возможно, года через три-четыре.
Пошатываясь, я вышел из подъезда. Остановился. Чихнул. И вспомнил. Давненько я не видел картин Мориса Утрилло, а парень тоже выпивал каждый божий день и рисовал ту часть Парижа, которая была под рукой.
Приближались сумерки, мои руки зачесались по кисти и краскам, чтобы запечатлеть нереально призрачной воздух и розовое небо за новостройками. Там витал дух безумной ясности хронического алкоголизма.
Мир слезился по моим глазам. Чтобы продолжить пить, надо было стать живым. Да, чтобы как следует напиться, нужно быть полным жизни. Что хорошего в отутюженной рубашке, если она одета на мертвеца? Она также мертва и холодна. Что таит вино, которое вливается в безжизненное горло? Это просто машинное масло, дешевая смазка. Никакой души, одна механика.
Хотите плыть по морю Бахуса и выйти сухим, выбирайте праздничные рюмки.
Пиво и сигареты
Открыв глаза, я долго не мог понять, где нахожусь. Мерзкий вкус во рту и тяжелая голова. Я осмотрелся. Стол и пол вокруг него завалены пивными бутылками и окурками. Я брезгливо поморщился. Ну да, это же моя квартирка.
Открыв форточку, проветривая, я начал прибираться к приходу учителя. В одной из бутылок булькнула мутная жидкость. Меня мучила жажда. Выругавшись, я хлебнул выдохшееся пойло. Пошарил в куче мусора, нашел крепкий бычок и закурил.
К приходу учителя в доме, на мой взгляд, было относительно чисто. Только он вошел, как стразу скептически меня осмотрел и сказал:
– Я же говорил тебе, никаких пива и сигарет. Говорил?
– Конечно, говорили, учитель, – уныло кивнул, не поднимая голову, не выдержав прямого смеющегося взгляда.
