скачать книгу бесплатно
– Ой, да откуда ты знаешь, господи?
– Я знаю, Олег. Ты забыл, наверное, но мы с первого класса вместе… У Кати мама рано умерла, она с теткой жила, потом в общежитии… Ничего у нее не было. Кроме стипендии. И у Дэна родители скромные: папа инженер на заводе, мама чертежница. Они все вместе в двухкомнатной квартирке ютились. Дэн сам этот дом построил, с нуля начинал… Практически на пустом месте.
– Понятно, понятно… Ты хочешь сказать, что я тупой, да? Что я не смог так же с нуля начать? Живу в твоей квартире, хлеб твой зазря ем?
– Олег! Ну зачем ты опять так, не понимаю?
– Как, Маша? Как? Разве я не прав, скажи?
Маша снова оглянулась на Павлика – тот сидел, уткнувшись в телефон и втянув голову в плечи. Так вдруг жалко его стало… Ну вот зачем, зачем ребенку слышать все это? Неужели Олег сам этого не понимает?
Хорошо, что у нее телефон зазвонил, можно отвлечься хоть ненадолго, выйти из этого мучительного диалога. Глянула на дисплей – мама звонит…
– Да, мам! Слушаю!
– Доченька, с наступившим тебя! И Олега, и Павлика! Счастья вам, родные мои… Вы как, надолго еще в гостях останетесь? Когда вас домой ждать? Завтра? Или сегодня к вечеру?
– А мы уже едем, мам… Через полчаса дома будем.
– Как через полчаса? Да вы что? Ой, я же не успею стол накрыть… Я думала, вы позже приедете! Ой, господи… Тогда я сейчас, я быстренько! Соображу что-нибудь на скорую руку…
– Да не суетись, мам… Мы только из-за стола встали, мы не голодные.
– Ну как же… не суетись! Надо же посидеть по-человечески, праздник все-таки! Ладно, я сейчас быстренько все сделаю, мне только мясо в духовку поставить и салатики нарезать… Все, жду, мои дорогие! Жду!
Голос у мамы был радостный, и Маша даже слегка позавидовала этой ее радости безмятежной. И вздохнула тихо, убирая телефон в карман куртки.
Оставшееся в дороге время прошло в молчании, прерываемом тихой руганью Олега по поводу «ослов за рулями» и «баб, которые не умеют ездить, а все туда же». Еще и пробке при въезде в город досталось – мол, «дома в праздник надо сидеть, а не мотаться туда-сюда!».
Маша, выйдя у подъезда из машины, ощутила себя окончательно разбитой. И в то же время боялась, что Олег опять скажет про «дела» и уедет. Она уже ничего не понимала, не соображала ничего. Земли под ногами не чуяла. Еще и бессонная ночь сказывалась, снова хотелось поплакать.
Мама открыла им дверь – веселая, раскрасневшаяся от плиты. Обняла Павлика, расцеловала в щеки. Глянула на Олега, на нее… И тут же сникла, и радостная улыбка сменилась настороженностью. Слава богу, не стала с расспросами приставать, лишь проговорила тихо:
– Маш, ты бледная такая… Замерзла, наверное… Раздевайтесь быстренько, и за стол! И мясо аккурат подойдет… Вкусно должно получиться, я в него розмарин добавила… Олежек, ты же любишь с розмарином, правда?
– Да, Татьяна Петровна, спасибо, – натужно улыбнулся Олег, снимая куртку.
– Ой, Олежек, я ж тебе подарок приготовила! Вчера-то не смогла подарить, давай хоть сейчас поздравлю по-человечески! Пойдем, я покажу… Я тебе свитер сама связала! Примерь, пожалуйста, прямо сейчас, ладно? Пойдем в мою комнату, он там…
Олег нехотя пошел вслед за тещей, не удосуживаясь убрать досаду с лица. Маша тоже отправилась вслед за ними, стояла в дверях комнаты, смотрела, как мама крутится вокруг Олега, как любовно оглаживает на нем новый свитер:
– Ой, Олеженька… Да как хорошо сидит на тебе, надо же! Отлично подошел… А как идет тебе, как идет! Ты у нас такой красавец… И фигура такая – все сразу идеально садится, не придерешься…
– Подлецу все к лицу, да, Татьяна Петровна? – с усмешкой спросил Олег, быстро глянув на Машу.
– Ну зачем ты так, Олеженька… – улыбнулась мама, преданно глядя Олегу в глаза. – Ты у нас лучше всех, ты ж знаешь, как мы тебя любим! И Маша любит, и я, как родного сына…
Олег только хмыкнул в ответ. И это хмыканье можно было принять по-всякому – то ли не верю, мол, в любовь вашу, то ли можете любить, я вам позволяю… Мама глянула на Машу растерянно, будто хотела спросить – что это происходит с любимым зятем? Почему с таким плохим настроением домой вернулся?
Маша отвела глаза, а мама принялась хлопотать суетливо:
– За стол, дорогие мои, за стол… Как хорошо, что я успела стол накрыть к вашему приезду! Машенька, доставай вино! А может, лучше шампанское? Я и шампанское тоже купила…
– Я пить не буду, – твердо проговорил Олег, направляясь на кухню. – Сейчас быстро перекушу и поеду. У меня еще куча дел на сегодня.
– Так праздник же, Олеженька… – растерянно проговорила Татьяна Петровна, семеня вслед за ним. – Сегодня ж не работает никто, что ты…
– А моя работа праздников не знает, Татьяна Петровна. Волка ноги кормят. Поеду в офис, бумаги разберу. Ничего до Нового года не успел толком.
Он и впрямь быстро встал из-за стола, деловито глянув на часы. И вышел из кухни с озабоченным выражением лица. В наступившей тишине Павлик проговорил тихо:
– Я наелся, бабушка… Можно я пойду кино по телевизору смотреть?
– Иди… – так же тихо откликнулась Татьяна Петровна.
Когда Павлик ушел, повернулась к дочери, прошептала быстро:
– Маш, ну чего ты сидишь? Иди проводи мужа…
Маша только плечом дернула и нервно ухватилась за бокал с вином, покрутила его в пальцах. И осталась сидеть за столом. А когда услышала, как в прихожей захлопнулась за Олегом дверь, припала к бокалу, осушила его с жадностью.
Татьяна Петровна смотрела на нее с удивленным испугом. Потом спросила:
– Вы поссорились, что ль, не понимаю?
– Нет, мам. Не ссорились мы. Все в порядке.
– Но как же не ссорились, я же вижу! Меня не обманешь! Олег сам не свой, будто его подменили! Чем ты его обидела, Маш?
– Я? Обидела? – с нервным смешком переспросила Маша. – Разве я могу кого-нибудь обидеть, мам? Ты можешь себе такое представить вообще?
– Но тогда почему он такой? Ведь есть же какая-то причина у человека для плохого настроения!
– А почему ты про мое настроение не спрашиваешь, мам? А может, оно у меня хуже некуда? Ведь я твоя дочь, и мое настроение тебя больше должно тревожить!
– Да, конечно… И твое тоже… Но я ведь Олега как сына родного люблю! Он прекрасный человек, он семьянин, он так старается, чтобы в семье все хорошо было…
– Да, он очень старается! – снова нервно рассмеялась Маша. – Он так старается, просто слов нет!
– А я не понимаю вот этого твоего сарказма… Чем ты недовольна, скажи? Или Маринка опять на тебя плохо влияет? Она сама помыкает мужем, сделала из него тряпку безвольную. И хочет, чтобы ты такой же была? Вот никогда мне твоя Маринка не нравилась, никогда! И ты уже не маленькая девочка, чтобы под ее влияние попадать! Да она же… Она же просто завидует тебе, дурочка! У тебя такой муж… Такой умница, такой красавец… Не то что ее малохольный Женя!
– Она вовсе не завидует мне, мам. Наоборот, она мне сочувствует.
– Тебе? Сочувствует? Да не смеши…
– А мне вовсе не до смеха сейчас. Мне плакать хочется, а не смеяться. И вообще, не хочу больше говорить об этом… И не спрашивай меня ни о чем, пожалуйста! Я не могу, не могу… Не могу говорить…
Маша с трудом сглотнула слезный комок, дрожащей рукой схватила бутылку, налила себе вина, выпила залпом. Мама только охнула испуганно:
– Да что с тобой, дочь? Не пугай меня… И без того с утра сердце не на месте, тахикардия опять разыгралась! Врач говорил, мне совсем нельзя нервничать…
– Да все нормально, мам, не надо нервничать, успокойся. Просто я устала, наверное, вот и все. И ночь не спала.
– Так поспи…
– Да, я пойду прилягу, пожалуй.
– Давай. А мы с Павликом прогуляемся. Какая погодка на улице, прелесть просто! Можно и на каток сходить…
Маша кивнула, поднялась из-за стола, вышла из кухни. Плотно закрыла дверь в комнату, забралась под одеяло, снова дала волю слезам. Плакала и удивлялась самой себе – каким-то неведомым образом удалось при маме этот слезный поток сдержать… Только бы она не вошла сейчас, не спросила ее о чем-нибудь! Сил нет ей объяснять что-то! Она ж сразу за сердце начнет хвататься, начнет винить ее в том, что сама виновата… Что надо быть хорошей женой, чтобы муж на сторону не смотрел…
А вот и дверь хлопнула, слава богу. Мама и Павлик гулять ушли. Теперь можно и плакать, никто не помешает.
Но, как ни странно, больше не плакалось. И на самом деле страшно спать захотелось. Устала, наверное. Устала бояться, устала ждать чего-то ужасного… Устала думать, где и с кем сейчас Олег… Устала, устала!
Проснулась, когда за окном сгустились январские сумерки. И поняла тут же – никакого облегчения сон не принес. Наоборот, еще хуже стало. И мысли в голове стали яснее, потому еще ужаснее.
Долго лежала, слушала звонкую тишину. В голове болью бился вопрос – что теперь будет, что? Неужели Олег бросит ее, уйдет к другой? Как он тогда говорил по телефону той, другой… «Потерпи, малыш, следующий Новый год будем вместе встречать, я тебе обещаю!»
А ее он никогда малышом не называл… И таким голосом нежным никогда с ней не говорил. Да она и не ждала от него таких нежностей, чего уж там… Счастлива была, что он рядом, ей этого вполне хватало. Любила сильно. Да и сейчас любит, это ж понятно. И всегда будет любить…
И что же теперь с этим «всегда» делать? С осознанием того, что без Олега просто не сможет жить? Что делать-то, что? Сидеть и ждать, когда жизнь кончится? И сколько ждать? До следующего Нового года, как Олег тому малышу неведомому обещал?
Хорошо, что в прихожей хлопнула дверь и послышался голосок Павлика, иначе с ума бы сошла в этой тяжко звенящей тишине. Надо встать, заняться чем-то, отвлечь себя хоть немного. И улыбку на лицо надеть, пусть и вымученную. Не надо маме давать повод для дальнейших расспросов. Не надо пока…
Наверное, это неправильно – рассчитывать и опираться на это «пока». Да что там наверное! Конечно, это неправильно! Потому что надо бы взять и поговорить с Олегом, выяснить все, разрубить одним махом этот узел! Или так… или не так! Или мы семьей живем, или вот бог, вот порог!
Но разве ей самой станет от этого легче? Когда уже никакой надежды не будет, что все само собой образуется? Что этот самый «малыш» исчезнет из жизни Олега со временем… Кто ж знает, сколько у него этих самых «малышей» было? Ведь не знала она о них ничего, жила и любила, счастлива была… Правда – она вещь коварная, иногда и не нужна вовсе бывает. У каждого правда своя. Жизнь своя, счастье свое. Все зависит от характера, от темперамента. Ей вот вполне хватало того, что любимый муж рядом… Что же теперь, казнить ее за это, да?
– Мам, мы с бабушкой на каток ходили, я даже не упал ни разу! Представляешь? Я так здорово уже катаюсь, мам! – радостно встретил ее в прихожей Павлик, снимая курточку.
А мама глянула на нее настороженно и хотела спросить что-то, но промолчала. И в следующие дни тоже молчала, все так же грустно поглядывала. И даже не спрашивала, почему Олега все время дома нет. Почему рано уходит и поздно приходит. И ведет себя как гость. К тому же он вскоре заявил, что срочно улетает в командировку. Безапелляционно так заявил, с нажимом:
– Это срочная командировка, Маша! И не смотри на меня так, не говори, что никто не работает, что у всех каникулы! А я работаю, понимаешь ты это или нет?
– Понимаю, Олег. Я все прекрасно понимаю.
– А что за тон, не пойму? Я что, в первый раз улетаю в командировку, да?
Она ничего ему не ответила. Только подумала отрешенно – вот же он, тот самый момент… Тот самый, чтобы сказать – вот бог, вот порог…
А с другой стороны, он сам, что ли, не может ничего сказать? Смелости не хватает? Ведь знает, что она прекрасно понимает, что никакая это не командировка! Зачем, зачем такие мучения? Ведет себя как тот хозяин, который очень свою собаку жалел и отрезал ей хвост по маленьким кусочкам…
Так ничего они друг другу и не сказали. Маша молча собрала ему чемодан в «командировку». Олег уехал. Или ушел… Может, он и впрямь решил уйти вот так?
Остаток новогодних каникул прошел для нее как в тумане. Когда не знаешь, что увидишь перед глазами, если этот туман рассеется. То ли прежнюю жизнь увидишь, то ли другую. Ту самую другую жизнь, которой ужасно боишься. И ждешь… С болью сердечной ждешь. С надрывом обморочным. И понимаешь, что так нельзя, презираешь себя за это. И все равно ждешь…
Наверное, на лице у нее все эти страдания были выписаны – как их скроешь-то? И потому мама не выдержала, спросила в лоб:
– Маш, перестань от меня скрывать… Я же вижу, что-то у вас происходит! Думаешь, мне, что ли, так легко смотреть на все это? Садись и рассказывай, хватит мучиться. Когда кому-то расскажешь свою беду, сразу легче становится. Я ведь не чужая тебе, правда?
– Да, мам, ты не чужая… А только я не могу, не могу…
– Ну, если не можешь, так я за тебя все скажу. У Олега другая женщина есть, да? Правильно я поняла?
– Да, мам. Ты правильно поняла. И давай не будем больше об этом…
– Да как же не будем, как же не будем-то! Я ж вижу, ты измаялась уже вся! И зря, между прочим!
– Как это – зря? Мне что, радоваться надо этому обстоятельству, по-твоему?
– Нет, не радоваться. Но изводить себя тоже не стоит. Не бери в голову… Для таких, как наш Олег, семья важнее. Он очень ценит дом, уют, любовь нашу ценит… А на стороне он просто самоутверждается, вот и все. В том смысле – мужик он или кто?
– Ничего себе, мам… Как у тебя все просто! А мне что ты предлагаешь? Смотреть на эти его самоутверждения и радоваться? Тебе за меня не обидно, что ли, не понимаю?
– Да господи, Маш… Я ж не предлагаю тебе радоваться, я ж наоборот… Я предлагаю тебе смотреть на все это как бы со стороны, по-умному, по-женски мудро. Ты пойми одну простую вещь – только кретины всю жизнь живут с одной женщиной, а остальные мужики, они ж все нормальные! Я-то сама слишком поздно это поняла, да… Тоже в страдания ударялась, как ты сейчас, – ах, ох, изменил, никогда не прощу, не забуду! Теперь-то понимаю – глупости все это… Да только ничего не поделаешь – мой поезд уже ушел.
– Не понимаю, мам… О чем ты сейчас?
– Да все о том же. Дура я была, когда отца твоего выгоняла. Тоже, как ты, узнала тогда про другую женщину… Не надо было выгонять-то, перетерпеть надо было. Мудрость бабью включить, удержать глупую гордыню. Теперь вот плачу за все одиночеством… Не зря же говорят, что за все надо платить. А ведь можно сделать так, чтобы и не платить… Ты хоть сейчас не наделай тех же глупостей, Маш! Будь умнее меня! Ведь любишь Олега, правда?
– Да, люблю… Очень люблю. Но…
– Конечно, любишь. Чего я спрашиваю-то? Сама, что ль, не вижу, как любишь? Да ты же пропадешь без него, высохнешь, самоуничтожишься! И выправиться не сможешь, характер у тебя не тот! Это в книжках только такое пишут – якобы после развода у женщины новая жизнь начинается. Может, у кого-то и начинается, не спорю… Но не у тебя, Маш. Не такая. Нельзя тебе Олега отпускать, нельзя!
Наверное, можно было поспорить с мамой. И даже сказать что-нибудь горделивое – мол, я не хуже других! Да только не сказала она ничего. Сил недостало. И смелости. Не смогла перешагнуть через эту внутреннюю подавленность, которая хозяйничала в ней с того самого времени, как услышала тот разговор Олега с «малышом»…
Он приехал через три дня. Даже не поздоровавшись, деловито спросил с порога:
– Татьяна Петровна дома, Маш?
– Нет… Они с Павликом гулять ушли… – растерянно проговорила Маша, не зная, как себя с ним вести. То ли обрадоваться его возвращению, то ли никаких эмоций не проявлять. Подумаешь, мол, из командировки приехал. Обычное дело, в общем.
– Ты голодный? Есть будешь? – спросила тихо.
– Нет. Я не голодный. Я… Погоди, я сейчас…
Олег вздохнул, будто собираясь с мыслями, и проговорил довольно решительно:
– Нам поговорить надо, Маша! И лучше сейчас, пока их дома нет! Я думаю, ты и сама понимаешь, о чем надо поговорить…
Она молча кивнула, повернулась, пошла на кухню. Чувствовала, как обмирает все внутри, как поднимается и бежит по телу нервная дрожь, как стало холодно в животе, а через секунду будто вспыхнуло жаром.
– Послушай меня, Маш… – так же решительно проговорил Олег, садясь на стул, и она перебила его испуганно:
– Ой, подожди… Подожди, я сейчас…
Схватила графин, дрожащей рукой налила себе воды, припала к стакану жадно. Показалось, жар в животе немного утих, вроде дышать легче стало. Села напротив Олега за стол, прошелестела едва слышно:
