скачать книгу бесплатно
– Не подходи, я сказал! Почему ты решаешь? Может, он не хочет быть увекокеченным.
– Увековеченным, – поправляет старик.
– Неважно! Тем более это шмель, а не муха какая-нибудь. Он тебе розы опыляет, а ты на стенку прибить… Все. – Женя открывает крышку, и насекомое вылетает из банки и стремительно скрывается в ночи.
Слышится отдаленное жужжание, но через несколько мгновений замолкает и оно. Женя закрывает окно, слезает со стола, выключает лампу и закидывает жилетку на плечо. Дед безотрывно смотрит на луну и хрипло дышит, его грудь медленно вздымается, а глаза слезятся. Внук берет его за руку, и вместе они выходят из комнаты под скрипение половиц.
– А ведь и меня изжить хотели, – бормочет старик, – в больницу с такими уговорами приняли, не дай бог.
Дверь захлопывается. Муравьи в аквариуме продолжают бегать.
Красная Шапочка
Зима, 2017 год, частная школа. Семен Семенович, мужчина лет сорока семи, щуплый, в квадратных очках, сидит на вахте. Перед ним лежит раскрытый журнал, в котором в несколько столбцов записаны имена, фамилии и цифры. Справа расположен компьютер. На нем транслируются изображения с камер видеонаблюдения.
Охранник чистит мандарин, складывает кожуру на журнал, а дольки, отделяя одну от другой, кладет в рот и долго разжевывает.
– Здравствуйте! Можете, пожалуйста, открыть, а то я пропуск забыла? – Перед Семеном Семеновичем возникает девочка в розовом пуховике и красной вязаной шапке.
Мужчина смотрит на нее дольше положенного и сжимает в кулаке дольку. Сок брызжет на журнал, он ругается:
– Ну твою ж. – Семен Семенович достает из-под стола рулон бумажных полотенец, отрывает одно и вытирает им капли сока. Те не исчезают, он вздыхает, сминает бумажку и выбрасывает ее в мусорное ведро. – Извини, проходи, конечно. На турникете загорается зеленая стрелка, девочка проходит.
– Секундочку! А зовут-то тебя как? Из какого ты класса?
Она останавливается и снимает с рук перчатки.
– Кира Коваленко, я из 8 «Б». А что, вы Евгении Афанасьевне пожалуетесь?
– Да нет, – мужчина заминается, – так просто.
– Познакомятся с тобой, Кирка, хотят! Соглашайся, он человек взрослый, денег тебе даст, ты хоть в столовке поешь нормально. – Рядом с Кирой появляется парень лет шестнадцати, одетый в клетчатые брюки и водолазку. Он легонько толкает девочку в бок локтем, та делает то же самое, но сильнее.
– Дурак, Рыжаков! – Кира разворачивается и уходит к кабинкам.
Краем глаза она замечает, что Семен Семенович наблюдает за тем, как она снимает с себя верхнюю одежду, одергивает юбку и направляется к лестнице. Они встречаются взглядами, и Кира тут же опускает глаза в пол. Рыжаков увивается за ней. По коридору разносится разговор:
– Да ладно тебе. Про деньги это я так, пошутил.
– Детсад, вот правда.
– Не, ну а серьезно, че он так пялился?
К охраннику подходит мальчик лет десяти. На рыжую голову надета кепка Гэтсби.
– Дяденька, а открыть можете? Я пропуск забыл.
– Домой возвращайся, раз забыл. Забывчивые все такие.
Мальчик отходит от окошка, смотрит себе под ноги, потом оглядывается на мужчину и достает из кармана телефон размером с голову.
– Да ты знаешь мою фамилию вообще? Если скажу, что не пускаешь, тебя выпрут отсюда вообще, – угрожает мальчишка.
На лице Семена Семеновича ходят желваки. Он нажимает на кнопку, загорается зеленая стрелка. Пацан перепрыгивает через турникет, убегает к кабинкам, а затем останавливается и показывает охраннику язык.
Мужчина поджимает губы, достает из кармана спутанные наушники, на одном из которых не хватает ушного вкладыша, втыкает их в телефон, переворачивает его и подносит к треснувшему экрану палец. В окошко стучится женщина лет пятидесяти, одетая в черный брючный костюм, пиджак от которого расползается на груди. Семен Семенович откладывает телефон в сторону.
– Добрый день, меня зовут Евгения Афанасьевна, я классный руководитель 8 «Б». Мой ученик сказал, что вы приставали с неподобающими вопросами к Кире Коваленко. Потрудитесь объяснить. Он отводит глаза в сторону и молчит. Через несколько секунд отвечает растерянным тоном:
– Да я у нее просто имя и класс спросил.
– Наше руководство должно было объяснить, что вы, многоуважаемый, не имеете права задавать какие-либо отвлеченные вопросы ученикам. Имейте в виду, что я попрошу, чтобы за вами присмотрели.
Звенит звонок. Учительница разворачивается и через спину бросает:
– Всего хорошего.
Семен Семенович с силой потирает руки, пальцы краснеют. Он сжимает и разжимает кулак левой руки, делает глубокий вдох, трет лоб, устало вздыхает, вставляет в ухо наушник с отсутствующим вкладышем и нажимает на экран. Включается видео, на котором загорающие люди отдыхают на пляже. Камера перескакивает с лица на лицо и останавливается на кудрявой черноволосой девочке лет семи, строящей песочный замок. Она одета в синюю панамку и открытый полосатый купальник. Одна из лямок сползает с плеча, и изображение укрупняется. Черная прядь падает на пухловатые губы девочки, она заправляет ее за ухо двумя пальчиками. Мужчина вздыхает и перелистывает видео. На нем та же девочка, только постарше, катается на роликах. Она то и дело оступается и останавливает себя взмахами рук. Когда камера наезжает, она расплывается в улыбке. Слышится мужской голос:
– Ну, скажи что-нибудь.
– У меня лучший папа на свете! Был бы еще круче, если б мороженое купил.
Девочка разгоняется, делает поворот и, набрав в руки охапку опавших листьев, подкидывает их вверх и смеется. Мужчина просматривает фотографии, на которых запечатлена все та же девочка: на одном кадре она с перепачканным лицом в красной шапке ест мороженое, на другом обнимает полную женщину, на третьем сидит за перекошенным вправо столом и корчит рожицу.
Охранник прикрывает глаза, потом открывает их, часто моргает, кладет телефон рядом с журналом и утыкается в экран с окошечками.
– Семен Семенович, мне на вас Евгения Афанасьевна пожаловалась. Сказала, что вы пристаете к детям. – Светловолосая девушка лет тридцати двух, одетая в белую рубашку и малиновую юбку, присаживается на деревянный стульчик. – Верю, что это не так, но вы ведь знаете, чего мне стоило вас нанять.
– Я, чес слово, ни к кому не лез. Шапка у нее красная, вот я и засмотрелся. Дочку мне мою напомнила. Если б та постарше была.
Девушка разводит руками, встает и похлопывает сторожа по плечу.
– Будьте чуточку сдержаннее, и все. Тут у нас порядки такие.
Он кивает головой, и девушка уходит. Из целлофанового пакета Семен Семенович достает мандарин, вытирает его о брюки и начинает чистить.
Остановка
День, 2009 год. Общежитие. В комнате три кровати на железных ножках. У одной выправился край простыни, выглядывает желтовато-белый матрас. У окна вешалка, на которой висит одежда. Одни плечики выгибаются: куртка для них слишком тяжелая.
Рядом с кроватями стол. На нем стопка тетрадей, одна открыта, на нее опирается запачканная чем-то белым вилка, около тетрадей супница. Под столом стоит пакет, из которого торчит горлышко пластиковой бутылки, рядом валяются несколько фантиков из-под конфет.
На одной из кроватей сидит мальчик лет двенадцати, сутулится, пальцы переплетены в замок, одна нога закинута на другую. На нем белая майка, черные штаны с лампасами и резиновые шлепки, худощав.
Напротив него мужчина лет тридцати пяти в коричневой водолазке, клетчатых брюках и белых носках. На носу круглые очки, светлые волосы разделены прямым пробором. Он копирует позу мальчика: сидит, закинув ногу на ногу, разве что не сутулится. Они молчат и смотрят друг на друга – голубые глаза мальчика против зеленых мужчины.
– Ну что ж, Коль, до свидания, – говорит он.
Мальчик сдержанно улыбается.
– До свидания.
Мужчина встает с кровати. Та скрипит и приподнимается. Он обувает черные лакированные туфли, снимает с прибитого к стене крючка темно-коричневый плащ, еще раз прощается и исчезает за дверью.
Коля переводит взгляд на окно. На улице бегают неопрятно одетые мальчишки лет тринадцати. У первого одна штанина задрана, а у второго, Женьки, опущена, да и шапка криво сидит. Они пинают друг другу сдутый футбольный мяч. Женька бьет ногой, и мяч вылетает за забор. «Ты косой, что ли?!» – доносится крик.
Улыбка Коли не сползает с лица. Он достает из-под кровати тканевый клетчатый чемодан и ставит его на колесики, со скрипом протаскивает его на центр комнаты и открывает. Он достает из шкафа сложенные в стопку вещи и кладет их в чемодан, берет супницу, набивает ее носками и тоже засовывает в чемодан, вилку вытирает о майку, заталкивает между одеждой, потом снимает с погнутых плечиков куртку, сворачивает ее и запихивает в чемодан. Тот не закрывается, и Коля садится на него. Расстояние между зубцами молнии остается. Мальчик вытаскивает куртку, надевает ее на себя. Дверь открывается, на пороге стоит Женя.
– Вот урод! Заставил лезть за мячом, а из игры выгнал! – жалуется он.
– Да плюнь! Ко мне вот приходили. Мы разговаривали, потом он долго на меня смотрел и очки поправлял. Зуб те даю, заберут.
Женя присаживается на кровать, не снимая куртки.
– Такой в пальто? На профессора похожий?
Коля утвердительно кивает, Женя откидывается.
– К нам тоже приходил. «Кем хотите стать? Чем увлекаетесь?» – спрашивал. Странный он, Колян, ты это, рано вещи собирать. Он так ко всем присматривается. Я его видел, кстати, внизу, у Тамарки.
– Ща приду, – говорит Коля и выходит из комнаты.
Он спешно идет по слабо освещенному коридору, ведет рукой по выкрашенной в оранжевый стене, сбегает по лестнице, оказывается на первом этаже, подходит к черной, обитой кожей двери и прикладывается к ней ухом. Слышится разговор.
– Спасибо за проявленное понимание, – доносится голос мужчины, который несколько минут назад сидел у Димы в комнате. – Я побеседовал со всеми троими, ребята хорошие, но Дима… Пожалуй, остановлю свой выбор на нем.
После этой фразы Коля не слышит ничего. Он отстраняется от двери и плетется в сторону лестницы, медленно поднимается наверх и заходит в комнату. Женя продолжает лежать на кровати в куртке.
– Ну что там? – спрашивает Коля.
– Отбой. Димкина остановка.
Коля снимает куртку, вешает ее на выгнутые плечики, раскрывает чемодан, достает из него вещи. Женя поднимается с кровати и подходит к окну. Там мальчик с закатанной штаниной отбивает коленом мяч. К нему подходит мужчина в темно-коричневом пальто и клетчатых брюках.
– Уродам везет, – говорит он и оборачивается на Колю. – Но ниче, ниче страшного.
Коля вытирает глаза футболкой, лежащей наверху стопки. Куртка с шуршанием падает с изогнутых плечиков.
Пигмалион
Трое юношей стояли у картины, изображающей морскую гладь, берег и девушку в красном платье. Ее плечи были обнажены, а русые волнистые волосы развевались.
Молодые люди долго рассматривали произведение искусства. Один из них, рыжий и низкорослый, одетый в смешно топорщащийся в районе живота костюм, уделял внимание тонкой шее. Его соседа интересовала обвитая белой атласной лентой талия. Третий же, самый юный из ценителей, Алексей Белов, смотрел на четко прорисованные женские запястья. Они были настолько тонкими, что он волей-неволей задумывался о том, как они бы смотрелись в его широких ладонях, сойдись они с нарисованной девушкой в танце. В ушах Леши зазвучал вальс, перед глазами закружилось множество мужчин и женщин. Он ощутил запах всевозможных яств и цветов, и от таких представлений по его спине пробежала дрожь. Чтобы не вызывать у спутников вопросов касательно этого непроизвольного вздрагивания, он сказал:
– А свет-то, заметьте, хорош. Как точно солнечные лучи отражаются на волнах.
– Да, да, и детализация суши! Кажется, художник прорисовал каждую песчинку, – подхватил Семен.
– И птицы. Давно я не видел, чтобы кто-то изображал их не галочками, – восхитился Евгений.
– Ну и девушка неплоха, – с напускным равнодушием добавил Алексей, – есть что-то.
– Да, пожалуй. Сочетание хрупкого женского образа и стихии – это интересно, – согласился Семен.
Ему, как и его товарищам, было несколько стыдно признаваться в том, что его зацепила всего-навсего женская красота, а не глубокомысленный авторский подтекст, вложенный в картину.
Какое-то время товарищи бродили по галерее, то и дело останавливаясь у различных полотен. Они разгадывали тайну натюрмортов, предполагая, что яблоко в центре – это аллюзия на грехопадение Адама и Евы, а окружающие его виноград и персики – это не что иное, как образ рая. Алексей, обычно проявляющий интерес к гипотезам, в этот раз молчал. Его занимала девушка с изящными кистями. Он беспрестанно задавался вопросами насчет нее и оставался холоден ко всему другому. Даже белый квадрат на черном фоне, который Семен с Евгением сочли вызовом Малевичу, не произвел на него никакого впечатления.
Когда друзья полностью обошли галерею и направились к выходу, Алексей извинился перед ними и спросил, не против ли они пройтись без него. Женя с Семой переглянулись, но ничего не сказали. Уже после, идя по сумеречным улицам, они обсудили странное поведение Леши и объяснили его недосыпом перед экзаменами. Как-никак Белов поступал на актера, а бесконечный пропуск литературных героев через себя вредил еще не до конца сформировавшейся личности. Особенно впечатлительной.
Алексей же, распрощавшись с товарищами, вернулся к картине. Ни стульев, ни лавок перед картиной не стояло, поэтому он опустился прямо на пол и продолжил разглядывать творение, искать в нем прежде невиданное. Замечаний ему не делали, за происходящим в галерее наблюдал один-единственный охранник, да и тот был в полусонном состоянии. Посетители практически отсутствовали, но даже если бы присутствовали, какая разница: сидит он или стоит?
Картину рисовали масляными красками. Их излишки, застывшие в некоторых местах, придавали изображению объемность. Леша испытывал странное желание прикоснуться к подолу красного платья, на котором так отчетливо проступал широкий мазок. Он пытался понять, почему его заинтересовала эта хорошая, но далеко не гениальная картина? Может быть, он видел похожий пейзаж собственными глазами? Или в детстве перед сном мама рассказывала ему истории о вышедшей из пены девушке, чье платье было сплетено из кораллов, а пояс – из жемчуга? Ничего подобного Леша не припоминал.
Темнота за окном сгущалась. Леша выслушал звуковое объявление о закрытии галереи и поднялся. От продолжительного пребывания в одной позе ноги занемели и не хотели слушаться, но через пару шагов к ним вновь вернулась способность двигаться. Леша попрощался с охранником, обернулся и вышел из помещения. Находясь в полузабытьи, он не заметил, как распахнувшейся дверью ударил входившего мужчину по ноге. Тот зашипел, и Белов начал судорожно извиняться:
– Я, извините, честное слово, не видел, пожалуйста, не хотел. Оно само как-то.
Пожмурившись некоторое время, мужчина отошел. Он махнул Леше рукой.
– Да нормально, нормально, всякое бывает. Столь поздний час, вы задержались, любуясь картинами?
«Картиной», – мысленно ответил Леша, но вслух произнес:
– Да.
Мужчине это польстило, он рассказал Леше о том, что является организатором выставки и автором полотен. Изначально спешивший, теперь он облокачивался на железную входную ручку и разглагольствовал. Он упоминал о любви к живописи, проявившейся с раннего детства, об обучении в художественной школе и завистливых одноклассниках, о бедности и непризнании, о признании и, наконец, о жене. При слове «жена» Алексей насторожился, но собрался и постарался принять самый что ни на есть незаинтересованный вид: засунул руки в карманы, наклонил голову вбок и отвернул стопы от собеседника.
– А это не она, случайно, в красном платье рядом с морем?
– Она самая. – Художник кивнул.
– Хорошая картина. Отражение солнечных лучей на волнах передано с такой точностью.
Мужчина поблагодарил Лешу, пожелал ему удачи и скрылся за стеклянной дверью. Юноша поковырял носком ботинка землю и вздохнул. Он поплелся к дому через парковку и, проходя мимо десятка разноцветных машин, заметил рядом с одной из них девушку. Ее стройную фигуру облегало черное платье, а сама она задумчиво смотрела в небо и курила. Дым окутывал ее русые волосы и тонкие запястья. Алексея передернуло. Еще не до конца осознавая, что делает, он подошел к ней и спросил:
– Извините, можно сигарету?
Девушка не только дала ему сигарету, она еще и любезно ее подожгла. До этого никогда не куривший, Белов прикладывал нечеловеческие усилия, чтобы не зайтись кашлем и не перебудить всю улицу.
– А я вас на картине вашего мужа видел, вон там. – Он указал на здание. – И мы с ним встретились, поговорили.
Девушка нахмурилась. Леше казалось, что он находится рядом или с коварной и могущественной Леди Макбет из пьесы Шекспира, или с непоколебимой Машей Шамраевой из чеховской «Чайки». На картине она была запечатлена как нежное, хрупкое существо, а в реальности оказалась воительницей. Этот контраст будоражил, вызывал еще больший интерес. Леша испытывал некий страх, подобный тому, который возникает при виде чего-то впечатляющего, но опасного. Снежной бури, например.
– Он заставляет меня торчать на холоде часами и не двигаться. Говорит, что это нужно для создания достоверности, а то, что я валяюсь потом неделю с температурой, его не волнует. Положительно прекрасный человек, ничего не скажешь.
– А знаете, я могу вас нарисовать. Я, правда, на актера поступаю, но какая разница?
