Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

скачать книгу бесплатно

Правда, в условиях развития системы кормлений, когда бояре «на откуп» получали земли, от которых им шел доход, в этих землях, или кормлениях, они могли устраивать свои собственные кабаки. Так наравне, с царскими кабаками, стали появляться кабаки боярские. Более того, церковь, которая отличалась определенной экономической независимостью от государства, также курила вино и торговала им. Даже в начале Х1Х века духовенство ходатайствовало о своем праве держать кабаки[34 - Прыжов И.Г. Указ. соч. С. 72.].

В XVII веке, когда бок о бок существовали запрет на частное производство алкогольной продукции и развитая система откупов, в Уложении 1649 года установлены были новые жестокие наказания за корчемство (штраф от 5 до 20 рублей, битье кнутом и пытки). Церковь, вторившая властям, назвала корчемство грехом, по поводу которого священнослужители стали спрашивать кающихся: «На корчме не пивал ли? И друга без памяти не упаивал ли? Обещаваешься ли потом тех не творити?»[35 - Вопросы поселянам // «А се грехи…» С. 102.] Но, по большому счету, любителям выпить было безразлично, государево или частное вино вводило их в вожделенное состояние, и пьянство процветало вне зависимости от перипетий борьбы государственного и частного промысла.

Вынесенное из сельской местности, оторванное от древней земледельческой традиции питие в городском кабаке еще пуще провоцировало падение нравов. Многих иностранных гостей поражало присутствие на улицах Московии пьянства и блуда. Не то чтобы русские в этом отношении были первооткрывателями или могли удивить иностранцев чем-то новым. Но, привыкшие к распутству тайному, закулисному, чувствительные католические души заморских гостей бывали травмированы доступными всеобщему обозрению сценами из повседневной уличной жизни, сдобренными вином и «срамным фольклором». Одним из таких впечатлительных наблюдателей был голштинский дипломат Адам Олеарий, который, наслушавшись в кабаках песен с гомосексуальной и скотоложеской тематикой, вынес нелестный для всех русских вердикт: «Пьянству они преданы более, чем какой-либо народ в мире. «Брюхо, налитое вином, быстро устремляется на вожделение»… Напившись вина паче меры, они, как необузданные животные, устремляются туда, куда их увлекает распутная страсть»[36 - Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно // Там же. С. 140.].

Однако и власти начинали все больше беспокоиться по поводу растущего пьянства. Оно становилось социальным бедствием, против которого государство пыталось провести ряд мер. Так, 11 августа 1652 года в Москве состоялся «Собор о кабаках». В результате была уничтожена откупная система, введена регламентация продажи вина, а кабаки были переименованы в кружечные дворы. Однако вскоре, в 1664 году, откупа были вновь восстановлены, а смена названия питейного заведения не изменила его сущности, поэтому пьянство как социальный порок продолжало в Московии развиваться.

В дальнейшем, вплоть до XIX века, чехарда с откупной системой не прекращалась. В 1681 году правительство Федора Алексеевича запретило откупа, сделало торговлю алкогольной продукцией строго государственным приоритетом; в 1705 году Петр Алексеевич возвратил откупа, сохранив при этом и прежнюю систему продажи на «вере»; в 1716 году было введено свободное винокурение и обложение всех винокуров пошлиной. Государство пыталось заработать не за счет монополии, а за счет налогов с частного винокуренного производства. В XIX веке откупная система развивается, растет и частное винокурение, что, в свою очередь, приводит к общественным трезвенническим движениям.

Петр I и Ивашка Хмельницкий

Свобода винокуренного производства в эпоху Петра объясняется и чрезвычайно «веселыми» нравами двора, в первую очередь, самого самодержца. Русский царь, способный весь день провести на верфях с топором в руках, к вечеру нуждался в отдыхе. Однако отдыхать Петр любил своеобразно – в шумном кругу пьяных собеседников, от которых требовал откровенных разговоров, не допуская никаких ссор, брани, хвастовства. Петр учредил даже систему наказаний: провинившегося тотчас заставляли «пить штраф» – опорожнить бокала три вина или одного «орла» (большой ковш), чтобы «лишнего не врал и не задирал»[37 - Ключевский В. О. Исторические портреты. М., 1990. С. 180.]. Кутежи могли затягиваться на несколько дней. При этом царь периодически уходил поспать, строго-настрого запрещая гостям расходиться в его отсутствие, а через часок-другой возвращался бодрый и готовый приняться за веселие с новой силой.

В.О. Ключевский так описывал традиционные попойки в Летнем саду, куда Петр любил приглашать все высшее общество столицы и радушно потчевать его за простыми столиками на деревянных садовых скамейках: «Его хлебосольство порой становилось хуже демьяновой ухи. Привыкнув к простой водке, он требовал, чтобы ее пили и гости, не исключая дам. Бывало, ужас пронимал участников и участниц торжества, когда в саду появлялись гвардейцы с ушатами сивухи, запах которой широко разносился по аллеям, причем часовым приказывалось никого не выпускать из сада. Особо назначенные для того майоры гвардии обязаны были потчевать всех за здоровье царя, и счастливым считал себя тот, кому удавалось какими-либо путями ускользнуть из сада»[38 - Там же. С. 182.].

Весьма серьезным испытанием для здоровья царского окружения становился спуск на воду очередного корабля. В этом случае Петр не жалел на «обмывку» никаких денег. Попойка прекращалась только тогда, когда генерал-адмирал Апраксин впадал в беспамятство, а военный министр светлейший князь Меншиков бездыханным валился под стол. Не раз его жизнь спасала жена Даша, вовремя прибегавшая приводить супруга в чувство.

Как ни странно, из всего петербургского общества на подобных попойках естественнее всего себя чувствовали духовные лица. Даже современники-иностранцы отмечали, что самыми пьяными из гостей всегда были служители церкви. Петр не отличался набожностью. Упразднив патриаршество и заключив церковь в рамки государственной коллегии, он от всех слоев требовал одинакового себе подчинения и немедленного выполнения любых распоряжений. Духовные лица в этом смысле не составляли исключения. В них монарх видел обыкновенных своих слуг, почему и превратил служителей церкви в обычных чиновников, государевых служилых людей, что впоследствии отрицательно сказалось на авторитете православной церкви среди русского населения и усилило духовный раскол в обществе. Известное противостояние старообрядцев и Петра также может быть рассмотрено в связи с «пьяным вопросом». Безобразные массовые царские попойки, ставшие притчей во языцех, вызывали резкое неприятие среди непьющих старообрядцев. Периодические загулы двора порождали аналогии с языческими варварскими празднествами, и в этом смысле раскольники продолжали традиционную борьбу русской церкви с пьяным веселием как пережитком языческих времен.

Сам же Петр, снявший голову православия – патриаршество, воспринимался в лучшем случае как царь-язычник, в худшем – как антихрист. Старообрядцы стали первой социальной группой, более или менее организованно и массово выступившей против государственной политики Петра, в том числе против введения в обычай безобразных попоек. Это позволяет, с некоторыми оговорками, считать, что трезвенническое движение началось в среде старообрядческих общин петровской эпохи.

Царь любил работать на совесть и на износ отдыхать. В кругу петровской компании установился даже своеобразный «сленг».

А. Меншиков, Ф. Апраксин, А. Вейде и другие в письмах Петру частенько упоминали о встречах с Ивашкой Хмельницким – русским Бахусом, – которые заканчивались тем, что участники подобных «баталий» «принуждены были силу свою потерять и от того с полуночи по домам бежать». Когда у Петра родился наследник, генерал-фельдмаршал Б. Шереметев в письме царю описал устроенное в честь такого события веселие на военном совете, с участием генералов Репнина, Лесси, Шарфа и других: «И умысля над нами Ивашко Хмельницкой, незнаемо откуду прибыв, учал нас бить и по земле волочить, что друг друга не свидали. И сперва напал на генерал-маеора Леси, видя его безсильна, ударил ево в правую ланиту и так ево ушиб, что не мог на ногах устоять. А потом генерала маеора Шарфа изувечил без милости… Репнин хотел их сикуровать и тот – Хмельницкой воровски зделал, под ноги ударил – и на лавку не попал, а на землю упал. И я з Глебовым, видя такую силу, совокупившися, пошли на него, Хмельницкого, дескурацией и насилу от него спаслися, ибо, по щастию нашему, прилучилися дефилеи надежные. Я на утрее опамятовался на постели в сапогах без рубашки, только в одном галстухе и парике. А Глебов ретировался под стол и, пришедши в память, не знал, как и куда вытить»[39 - Цит. по: Павленко Н.И. Птенцы гнезда петрова. М., 1989. С. 48.].

Тягостные воспоминания у современников оставило семидневное празднование окончания Северной войны. Гости оказались заключенными в здании Сената, где проходили костюмированные торжества и стены которого разрешалось покидать только самому Петру. Большинство гостей очень скоро устало от перманентной попойки, носившей обязательный характер. За уклонение от этой «праздничной повинности» назначался даже штраф в 50 рублей, поэтому истинную радость у гостей вызвало окончание «служебного веселья», когда все получили возможность наконец-то разойтись по домам.

Одной из важнейших реформ Петра стала административная реформа по реорганизации политической структуры государства. Петр заменил старые приказы новыми коллегиями (прообразами современных министерств). Всего было создано 11 коллегий, а также два учреждения на правах таковых – Главный магистрат и Синод (духовная коллегия). При этом в исторической литературе обойден вниманием факт создания Петром самой первой «коллегии» – «коллегии пьянства», или «сумасброднейшего, всешутейшего и всепьянейшего собора», который начал действовать еще в конце 90-х годов XVII века. Председателем собора был назначен шут с титулом «князь-папа», или «всешумнейший и всешутейший патриарх московский, кокуйский и всея Яузы». При нем состоял конклав в 12 кардиналов, отъявленных пьяниц и обжор, с огромным штатом таких же епископов, архимандритов и других духовных чинов с чрезвычайно язвительными и непристойными прозвищами. Петр получил в этом соборе сан протодьякона и собственноручно написал устав, в котором до мельчайших подробностей были определены чины избрания и поставления папы, рукоположения на разные степени «пьяной иерархии». Главной заповедью коллегии было напиваться ежедневно и не ложиться спать трезвым. Был разработан строгий порядок «пьянодействия» как «служения Бахусу и честного обхождения с крепкими напитками», существовали свои молитвы и песнопения. По примеру того, как в русской церкви спрашивали принимавшего крещение: «Веруешь ли?», так и в этом соборе новому члену задавали вопрос: «Пиеши ли?» Грешников, то есть людей, заподозренных в трезвенническом образе жизни, отлучали от всех кабаков в государстве[40 - Ключевский В.О. Указ. Соч. С. 184.].

Не стеснялся Петр демонстрировать деятельность своего собора и при иностранных гостях. В 1699 году во время масленицы на одном из придворных обедов царь решил устроить служение Бахусу. Патриарх и князь-папа Никита Зотов пил и благословлял преклонявшихся перед ним гостей, осеняя их сложенными накрест двумя чубуками. Затем, изрядно напившись, пустился в пляс, не выпуская из рук своего посоха. Один из иностранных послов не смог вынести такого тягостного зрелища, напоминавшего языческие оргии, и покинул обед.

Но священнодействия собора, или «коллегии пьянства», происходили не только в дворцовых стенах. Петр во всем любил размах и потому частенько на святках Москву или Петербург всю ночь сотрясали смех и крики нескольких сотен человек, во главе с шутовским патриархом, с жезлом и в жестяной митре славившем Ивашку Хмельницкого. По нескольку раз за ночь веселая компания могла вваливаться в дома, чьим хозяевам вменялось их угощать и платить за славление. Случалось, что на первой неделе поста устраивались «покаянные» процессии: на ослах и волах или в санях, запряженных свиньями, медведями и козлами, в вывороченных полушубках выезжал полным составом «всепьянейший собор», на радость голытьбе и на позор русским духовным лицам.

Несмотря на пьяные оргии властей, Петру удавалось не только успешно вести войну со Швецией и Турцией, жестоко подавлять любые внутренние недовольства, но и проводить важнейшие реформы в области государственного управления. Правда, перманентные пьянки, во время которых и вершилась часть великих реформ, очень скоро обернулись тяжелейшим похмельем послепетровского времени и косвенно сказались на ослаблении центральной власти, росте казнокрадства, зарождении фаворитизма и т. п. Та самая бюрократия, что появилась при Петре и была призвана усилить центральную власть, выросла на традициях придворного веселья и впоследствии оказалась неспособной заложить основу четкого и законного функционирования государственной машины.

В последовавшую за петровским временем эпоху дворцовых переворотов придворное веселье продолжало играть значительную роль. Уже при Анне Иоанновне содержание двора стало обходиться впятеро-вшестеро дороже, чем при Петре, хотя государственные доходы сократились; нескончаемой вереницей потянулись балы и маскарады при Елизавете, правившей, по выражению Ключевского, в «позолоченной нищете». «Мать Отечества» Екатерина II, стремившаяся во что бы то ни стало поразить воображение иностранцев придворной роскошью, финансовую политику строила на базе питейного дохода, который был увеличен почти втрое и к концу века составлял почти третью часть всего бюджета. Значение питейного дохода в казне было сопоставимо со значением пития в придворном быту.

Относительная свобода винокуренного производства петровского времени впоследствии ограничивалась расширяющейся государственной монополией. Граф П.И. Шувалов, изыскивая средства для утех Елизаветы Петровны, решил увеличить доходы казны от винных откупов. А чтобы частная инициатива не стала препятствием на этом пути, Шувалов «учредил род инквизиции, изыскующей корчемство, и обагрил российские области кровию пытанных и сеченных кнутом, а пустыни сибирские и рудники наполнил сосланными в ссылку и на каторги»[41 - Щербатов М.М. О повреждении нравов в России // «А се грехи злые, смертные…» С. 209.]. Так что на Руси не только вольнолюбцы ощущали на своих плечах тяжелую десницу государства, но и «винолюбцы» слагали головы в борьбе за «зеленого змия». Позже те и другие стали пополнять отдаленные казенные места Российской империи, перемешиваясь между собой и приближая времена, когда воля уже не мыслилась без достаточного количества вина, а твердость убеждений часто измерялась в принятых вовнутрь «градусах».

В непосредственной близости с придворными банкетами, празднествами и попойками находились и морально-нравственные изменения в жизни общества. В первую очередь они были связаны с половым вопросом. Князь М.М. Щербатов, прозванный «блюстителем нравственности», в записке «О повреждении нравов в России» негодовал, что любострастие захватило и двор, и семьи простых дворян – «пьянство, роскошь, любодеяние и насилие место прежде бывшего порядка заступили»[42 - Там же. С. 193.]. Тон задавали сами русские императрицы. Н.И. Павленко отметил, что «Анна Иоанновна за 10 лет царствования довольствовалась одним фаворитом, Елизавета Петровна за 20 лет – двумя, Екатерина II за 34 года – более чем двумя десятками. Следовательно, чем ближе к концу столетия, тем распущеннее становился двор»[43 - Павленко Н.И. Храм порока // Там же. С. 628.]. В то же время Ключевский еще в отношении Елизаветы Петровны писал о придворном «флирте, флирте без конца»[44 - Ключевский В.О. Указ. Соч. С. 261.]. В этом смысле гендерные особенности послепетровского правления только усугубляли тягу к придворному веселию, становились причиной нравственного упадка. Если при Иване Грозном пьянство стало недугом общества, то с Петра Великого оно превратилось в болезнь политической верхушки.

Рождение русской водки

Уже отмечалось, что винокуренное производство началось на Руси примерно в XV веке. Предположительно, именно в Московском княжестве существовали наиблагоприятнейшие материальные предпосылки для его появления. В то же время термин «водка» в русском языке встречался и ранее. Изначально он употреблялся в качестве уменьшительного от слова «вода» (как диминутив). Даже толковый словарь В.И. Даля, составленный на лексическом материале, собранном до 60-х годов XIX века, не включал слово «водка» как самостоятельное, хотя и давал его современное значение в статье о вине. Только в словарях конца XIX – начала ХХ века слово «водка» окончательно определяется как крепкий спиртной напиток. Это позволяет сделать вывод, что до этого времени слово «водка» в значении крепкого спиртного напитка, хотя и было известно в народе, широкого распространения не имело.

В. Похлебкин отмечает, что слова «водка» в значении «вода» до XII века в славянском языке не существовало. По его мнению, это исконно русское слово (если принять во внимание тот факт, что в процессе складывания украинского национального языка в него приходили другие суффиксы и окончания) и образовалось оно в момент формирования русского национального языка (не ранее XIV века)[45 - Похлебкин В.В. Указ. соч. С. 60–61.].

С XV века в фольклорные произведения входит термин «зелено вино», который обозначает не что иное, как хлебное вино или хлебный спирт. «Зелено вино» выступает первым названием хлебного спирта, синонимом слова «водка», вошедшего в словарь русского народа позднее. Бытовали и другие названия, обозначавшие хлебный спирт: «перевар» (сер. XIV века), «корчма» (с XV века, помимо названия питейного заведения имел значение водки домашнего приготовления), «куреное вино» (1479 год), «горящее вино» (1653 год, впоследствии от него и образовалось официально принятое украинское название водки – «горилка»), «русское вино» (1667 год, термин часто фигурировал в официальных внешнеторговых документах) и др. В XVIII веке употреблялось словосочетание «петровская водка», обозначавшее вино чрезвычайно низкого качества, тот самый самогон, которым любил злоупотреблять сам царь. Тут слово «водка» выступало также не в своем самостоятельном значении, как название хлебного спирта, а как презрительно-уничижительное от слова «вода» («водка», «водчонка»)[46 - Там же. С. 189.]. Чуть позже появились другие термины, обозначавшие хлебное вино такого же низкого качества, – «сивак» или «сивуха», «перегар».

Что касается термина «водка», то он впервые упоминается в 1533 году в новгородской летописи для обозначения лекарственной спиртовой настойки. Особенность ее была в том, что двоеный спирт разводнялся (отсюда и связь хлебного спирта с водой, закрепившаяся в названии «водка»). Этот технологический прием был вообще свойственен русскому винокурению, уходившему корнями в церковную традицию разбавления водой виноградного вина (эта традиция, в свою очередь, пришла из Греции). Тем не менее в XVI веке под «водкой» имели в виду не столько напиток, вино, сколько лекарство. Но в середине XVII века термин «водка» встречается уже для обозначения напитка, отличавшегося от виноградного вина. В следующем столетии слово «водка» впервые начинает употребляться официально в значении напитка. 8 июня 1751 года был издан Указ Елизаветы «Кому дозволено иметь кубы для движения водок», однако официальным названием русского хлебного вина оно так и не стало. Русский врач и естествоиспытатель Н.М. Максимович-Амбодик в 1783 году ввел в оборот три термина для обозначения достаточно разных спиртных напитков: «водки перегнанные», «водки настоянные», «водки сладкие». В XIX веке термин «водка» избавился от первоначального жаргонного оттенка и вошел в официальное употребление, правда, окончательно так и не было точно определено, что же это за напиток.

Лишь с конца XIX века, благодаря усилиям великого русского ученого Д.И. Менделеева, ставшего создателем современной технологии изготовления водки, было решено подлинной водкой (московской) считать лишь такой продукт, который представляет собой зерновой (хлебный) спирт, перетроенный и разведенный затем по весу водой точно до 40°. Этот, менделеевский, состав водки и был запатентован в 1894 году правительством России как русская национальная водка – «Московская особенная»[47 - Там же. С. 226.].

* * *

Хмельные напитки являются частью мировой культуры, а способы их употребления зависят от климатических, исторических и прочих условий, в которых проживают народы. Отечественная история пития не отягощена какими-либо крайностями или чрезмерным значением алкоголя в общественной жизни. Хмель выполнял достаточно сложную ритуальную, коммуникативную функцию, позволял во время застольной беседы создать благодушное настроение среди сотрапезников, снимал психологическое напряжение гостей и помогал разрешать конфликты.

Переход к относительно массовому производству алкоголя в XV веке, появление корчмы как места коллективной и индивидуальной еды и питья заставили государство обратить внимание на возможные новые источники дохода казны. Создание и развитие кабака совпало с началом пьянства как социальной проблемы, неизвестной дотоле на Руси.

Общество неоднократно бросало властям обвинения в спаивании народа. С конца XIX по конец ХХ века они периодически звучали в средствах массовой информации, являясь чаще всего политической игрой. Да и государство, в свою очередь, прикрываясь заботой о народной трезвости, вводило жесткий запрет на винокурение, преследуя, на самом деле, лишь экономические цели. При этом в истории ХХ века были моменты, когда массовое пьянство достигало размеров национальной эпидемии, способной уничтожить и общество, и государство.

Обо всех перипетиях этой сложной проблемы в ушедшем ХХ веке – в последующих главах нашей книги.

I. Винная монополия

Глава 1

Пьяный бюджет, или стратегия национального пьянства

И.Б. Орлов

Предыстория вопроса: откупа – акцизная система – питейная монополия

Введение государственной питейной монополии стало первой реформой, принесшей известность министру финансов графу С.Ю. Витте (1892–1903). Несмотря на большую загруженность, он уделял ей колоссально много времени. Более того, Витте пытался всегда лично ознакомиться с ходом реализации реформы, посещая губернии, казенные винные лавки, винокуренные заводы и очистительные склады. Огромное количество циркуляров Министерства финансов по вопросам питейной монополии свидетельствует о серьезнейшем отношении и детальнейшей проработке этого вопроса. Тем более удивительно, что ее результаты оказались достаточно скромными.

И это при том, что питейная реформа была освящена авторитетом самодержавной власти. Ведь идея винной монополии, по утверждению графа, принадлежала самому Александру III, которого «крайне мучило и смущало» пьянство народа[48 - Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 1. С. 382, 384.], принявшее такой размах, что русскому мужику не хватало суток для пьянства, отчего нередко в жертву Бахусу приносилось и рабочее время.

Следует указать, что роковую роль в спаивании населения сыграла замена в 1765 году государственной винной монополии откупной системой, суть которой сводилась к следующему: для увеличения сборов в казну от торговли алкоголем правительство отдавало ее на откуп частным лицам. Откупа (иногда целыми уездами и губерниями) давали наиболее энергичным и жестоким людям, исходя из того, что они, заплатив государству заранее установленную сумму, а не собирая ее постепенно в результате розничной торговли водкой, сами найдут способ получить с народа деньги. То есть по договору с правительством откупщик обязывался платить в казну установленную плату за каждое выкупленное у государства ведро водки, а взамен получал монопольное право на ее продажу на определенной территории. При этом, стремясь подавить конкуренцию казенной водке, государство стало взимать высокий налог с производства пива и с пивных лавок. В результате пивоваренные заводы стали закрываться, а с 1845 года везде, кроме Петербурга и Москвы, были запрещены пивные лавки. В 1848 году в 19 губерниях страны не осталось ни одного пивоваренного завода. Тем самым структура потребления алкогольных напитков непоправимо ухудшилась – население от потребления преимущественно слабоградусных напитков (пива, браги и вина) перешло к потреблению крепких алкогольных напитков, главным образом, водки.

Со временем в руках откупщиков-монополистов, державших непомерно высокую цену на водку, стали концентрироваться огромные прибыли. Последнее обстоятельство не давало покоя правительству, желавшему увеличить доходы казны от ее продажи. В конце концов Александр II решился на реформу питейного дела. Введенная с 1 января 1863 года министром финансов М.Х. Рейтерном акцизная система сменила откупа в центральных великорусских губерниях и ограничила свободу в производстве и продаже вина в западной и южной частях империи. Новая система действовала на следующих принципах: свобода производства спиртных напитков частными лицами, свобода торговли спиртными напитками, извлечение казной дохода путем обложения сырого спирта (акциз) и мест продажи спиртного (патентный сбор), правительственный надзор за производством и торговлей спиртными напитками в фискальных интересах[49 - Казенная продажа вина / Под ред. Н.О. Осипова. СПб., 1900.С. 1, 5.].

Массовое промышленное производство водки в условиях свободной конкуренции и отмены монополии откупщиков привело к снижению ее цены, увеличению продаж и росту доходов казны от акцизных сборов. Только за один 1864 год потребление водки возросло почти в два раза. Особенно сильный рост пьянства в 1860-х годах обусловили такие факторы, как необыкновенная дешевизна водки, обилие мест ее продажи и отсутствие твердого надзора за питейной торговлей. Новая акцизная система уничтожила последние препоны к безграничному распространению пьянства. Продажа спиртных напитков распивочно и навынос превратилась в свободный торг, а новые кабаки росли, как грибы после дождя. Питейными домами становились даже овощные лавки.

При этом качество винно-водочной продукции практически всех российских фирм, в том числе, качество имевших большое распространение водок братьев Смирновых, было очень низкое. Такое заключение сделал в 1894 году Комитет по изучению качества «высших питей» во главе с Д.И. Менделеевым, организованный по инициативе Витте накануне развертывания в стране питейной монополии. До двух третей исследованных в лаборатории водок частных фирм были изготовлены из спирта-сырца и содержали метиловый спирт. Плохому качеству и фальсификации спиртного способствовали, с одной стороны, отсутствие каких-либо стандартов на выпускаемую продукцию, а с другой, – низкие потребительские требования.

Усиление алкоголизации общества в XIX веке отчасти было связано с началом промышленного производства дешевой картофельной водки, что сделало алкоголь в ряде регионов общедоступным. Картофельная водка получила широкое распространение в незерновых областях Европейской части России, прежде всего, в прибалтийских провинциях. В хлебных же областях водку делали преимущественно из зерна, а в Сибири – исключительно на ржаном спирте. Может быть, поэтому в Сибири проблемы алкоголизации населения не стояли так остро, как в Европейской части России. Распространению алкоголизма способствовала и давняя кабацкая привычка пить водку без закуски или почти без нее. Именно кабак сформировал питейные стереотипы: «После первой не закусывают», «Чай не по нутру, была бы водка поутру» и т. п. Создавая атмосферу терпимости к пьяным людям, кабак превратил выпивку в атрибут национального образа жизни.

Несмотря на то, что в течение 30 лет после введения акциза было издано более 10 законодательных актов, призванных оградить население от кабацкого промысла, все эти меры были малоэффективными. В 1864 году правительство предприняло некоторые усилия по сокращению мест продажи вина, но, в целом, законодательная практика никак не регламентировала их число. Акцизы контролировали лишь производство вина, а не его продажу. Хотя в 1885 году Советом министров был издан закон, по которому в большинстве местностей кабак был заменен винной лавкой – заведением исключительно для выносной торговли, – это нисколько не улучшило положение дела. В винных лавках, где господствовал частный интерес, так же спаивали и обирали население. Более того, из-за отсутствия развитой стекольной промышленности идею розничной бутылочной торговли не удалось воплотить в жизнь. Появившиеся трактирные заведения низшего разряда, где торговали преимущественно водкой с распитием ее на месте и где можно было купить закуску, дабы понизить вероятность быстрого опьянения, во многом напоминали прежние кабаки. Несмотря на принятые с 1888 года меры по улучшению качества вина (в частности, закон от 2 июля этого года установил сложение акциза за отбросы и потери по ректификации спирта), этот процесс продвигался весьма медленно. Весь ректификованный спирт или вывозился за границу, или потреблялся состоятельными клиентами, а простой народ продолжал пить водку холодной очистки, часто с вредными искусственными примесями, призванными устранить неприятный вкус или замаскировать слабость спиртового раствора[50 - Там же. С. 9, 12.].

В свое время Александр III предлагал министру финансов Н.Х. Бунге идею винной монополии, но последний счел это дело неисполнимым и даже безрезультатным. Император обращался и к предшественнику Витте на посту министра финансов И. А. Вышнеградскому, но тот также уклонился от изучения этого вопроса. Видимо, винная монополия задевала интересы слишком большого и влиятельного (в том числе, при дворе) круга людей. К 1894 году в России было 2097 винокуренных, 1080 пивоваренных и 381 ректификационный завод, 3960 оптовых складов и 12 961 заведение для «раздробительной торговли» спиртом. Всего в этот бизнес было вовлечено до 140 000 семейств. Неслучайно главное затруднение при введении питейной монополии встретилось тогда, когда пришлось вводить ее в Петербурге, где поднялись все акулы питейного дела. Заинтересованные в питейных доходах оказывали давление на великого князя Владимира Александровича, не стесняясь пугать его возможным восстанием. Была и еще одна, весьма обширная, группа «лоббирования» существующей системы: сельские общества и некоторые землевладельцы получали от виноторговцев плату за разрешение питейной торговли на их земле. Хотя до издания закона от 5 мая 1892 года сельские общества не имели официального права на получение этой платы, они тайно получали деньги, которые частью пропивались, а частью шли в руки сельским старостам и волостному старшине[51 - Там же. С. 17–18.].

Александр III рассчитывал на молодость, решительный характер и личную преданность Витте, поручая ему проведение столь непопулярной меры. После принципиального одобрения императором 19 февраля 1893 года учреждения винной монополии в мае этот вопрос был вынесен на рассмотрение Государственного Совета. Обсудив все вопросы, связанные с питейной реформой, Госсовет признал необходимым ее проведение в жизнь, поскольку «только государством… может быть выдвинут на первый план вопрос о народной нравственности и народном здравии»[52 - Вестник финансов. 1893. № 26. С. 606.]. Главными целями реформы были: 1) устранение вредного влияния употребления вина на нравственность народа путем изменения формы торговли вином (продажа вина из казенных лавок исключительно навынос и сокращение числа заведений трактирного типа); 2) обращение в казну прибыли виноторговцев в результате сосредоточения торговли спиртом и вином в руках правительства; 3) укрепление здоровья народа путем предоставления ему доброкачественных напитков, полученных очисткой вина химическим способом; 4) уменьшение пьянства посредством предоставления народу облагораживающих развлечений специально создаваемыми попечительствами о народной трезвости[53 - Зайцева Л.И. С.Ю. Витте и Россия. Ч. 1. Казенная винная монополия. 1894–1914 (По научным публикациям и архивным материалам конца XIX – начала XX века). М., 2000. С. 32–33.].

Другими словами, вводя винную монополию, исходили из того, что пьянство не находится в прямой зависимости от потребления алкоголя и может существовать и при малом его потреблении. Поэтому было принято решение взять в руки Казны ректификацию спирта (частью на казенных заводах, а частью на частных, но под надзором государства), а очистку вина производить только в казенных складах. Преследовалась цель по возможности полностью уничтожить места распивочной торговли и сделать потребление алкоголя домашним, чтобы поставить его под контроль семьи. С другой стороны, в качестве замены кабака как места общения предполагалось устраивать чайные, столовые и читальни, где простой народ мог бы свободно общаться.

Винная монополия: механизм и география

Существование питейной монополии с 1895 по 1914 год можно условно разделить на три периода. Если в 1895–1898 годы система устанавливалась, то в период до 1904 года происходило утверждение питейной монополии по всей стране. Уход Витте с поста министра финансов открыл третий период функционирования винной монополии, который, как и сама монополия, закончился 2 августа 1914 года, когда правительство России издало указ о приостановлении продажи вина на период войны и о сосредоточении всего производства этилового спирта для технических нужд фронта и медицинских целей.

Проведение питейной реформы решили начать в виде эксперимента с 1 января 1895 года на территории четырех достаточно обособленных заволжских губерний (Пермской, Уфимской, Оренбургской и Самарской), где влияние частных виноторговцев было наибольшим. «Положение о казенной продаже питей» от 6 июня 1894 года устанавливало исключительное право казны на продажу спирта, вина и водочных изделий (на казенных складах и в винных лавках), тогда как производство крепких спиртных напитков разрешалось и частным лицам. Однако частные заводы обязывались приобретать спирт только от казны. Ввоз алкоголя в районы его казенной продажи разрешался частным лицам в объеме не свыше 1/10 ведра. «Положение…» ограничивало также места продажи спиртного, содержавшиеся частными лицами: оптовые склады пива, меда и русского виноградного вина; заведения трактирного типа; пивные лавки; погреба для продажи русских виноградных вин; ренские погреба; временные выставки для продажи пива, меда и русского виноградного вина. При этом питейные заведения могли открываться не ближе 100 саженей от усадебной оседлости сельских обществ и владельцев, которые будут ходатайствовать о недопущении питейной продажи на их землях[54 - Соколов С.И. Казенная продажа питей. Законоположения и правительственные распоряжения по казенной продаже питей. Изд. 2е. СПб., 1897. С. 1–9.].

Следует заметить, что противоречивость оценок питейной реформы С.Ю. Витте во многом вызвана непониманием целей и динамики последней. В большинстве публикаций о реформе и деятельности Витте главной и определяющей задачей введения винной монополии всегда выдвигалась и выдвигается до сих пор задача фискальная. Конечно, при этом признается существование и других соображений, но все они рассматриваются как незначительные и несерьезные по сравнению с целями фискала. Например, Г.М. Клейнов, издавший в 1906 году брошюру о Витте, считал, что министр финансов совершенно извратил идею введения винной монополии, принадлежавшую бывшему Екатеринославскому губернатору В.К. Шлиппе: «Шлиппе, однако, имел в виду этим поднять сельское винокурение и, кроме того, преследовал филантропические цели. Витте же узрел в этой идее лишь новый источник доходов; он стал проводить ее в исполнение исключительно лишь с этой точки зрения, совершенно пренебрегая жизненными интересами сельского населения»[55 - КлейновГ.М. Граф С.Ю. Витте. Пер. с нем. СПб., 1906. С. 15.]. Другой оппонент министра финансов, И.Ф. Цион, в статье с весьма характерным названием «Куда временщик Витте ведет Россию?» так оценивает реформу: «Давать мужику и рабочему лучшую водку? Зачем? Достаточно откупить у кабачников их провизии, да и наскоро поручить новым чиновным продавцам при помощи нескольких старых реторт приготовить новый яд»[56 - Цион И.Ф. Куда временщик Витте ведет Россию? // Сергей Юльевич Витте в публикациях современников (к 150-летию со дня рождения). М., 1999. С. 29.]. Спустя почти столетие им вторит Л.М. -Кокин: «Что ни говорилось бы об этом впоследствии (Сергеем Юльевичем в том числе), дескать, мера была введена ради уменьшения народного пьянства, – перво-наперво она приносила доход. Спору нет, открыли столько-то чайных взамен кабаков, и комитеты народной трезвости зашевелились, и улучшилась пригодность питья, только в море водки, залившей Россию, было все это каплей. Не больше. А главное, если не лицемерить, заключалось в выручке для казны, в пьяном бюджете…»[57 - КокинЛ.М. Покушения, или Золотая Матильда. М., 1998. С. 59–60.].

Вызывали вопросы и темпы проведения реформы. Если для К.С. Добровольского «мудрое правило, примененное графом Витте о постепенности проведения реформы», было неоспоримым[58 - Добровольский К.С. К вопросу о народном пьянстве. М., 1914. С. 63.], то у многих современников вызывала сомнения целесообразность быстрого расширения географии винной монополии[59 - См., например: Народное хозяйство. 1900. Кн. VII. С. 12.]. Анализ документов Государственного Совета показывает, что уже с 1 июля 1896 года, не дожидаясь результатов опыта заволжских губерний, винная монополия была распространена на девять юго-западных губерний: Бессарабскую, Волынскую, Екатеринославскую, Киевскую, Подольскую, Полтавскую, Таврическую, Херсонскую и Черниговскую.

С 1 июля 1897 года казенная монополия была введена в шести северо-западных губерниях: Виленской, Витебской, Гродненской, Ковенской, Минской и Могилевской, – а также в Смоленской губернии. С 1 января 1898 года питейная реформа была распространена на территорию десяти губерний Царства Польского (Привисленского края), четырех губерний Северного края (Санкт-Петербургской, Новгородской, Псковской, Олонецкой) и в Харьковской губернии. Таким образом, в течение 1895–1899 годов реформа охватила 35 губерний, то есть почти половину европейской России.

Однако на этом процесс не завершился. С 1 июля 1900 года казенная продажа питей перекинулась еще на семь губерний (Курляндскую, Лифляндскую, Эстляндскую, Воронежскую, Курскую, Ставропольскую и Черноморскую) и на область Войска Донского. А с 1 июля 1901 года винная монополия была введена в Архангельской, Астраханской, Владимирской, Вологодской, Вятской, Казанской, Калужской, Костромской, Московской, Нижегородской, Орловской, Пензенской, Рязанской, Саратовской, Симбирской, Тамбовской, Тверской, Тульской и Ярославской губерниях и в Уральской и Тургайской областях. География реформы расширилась до 61 губернии и 3 областей. И, наконец, с 1 июля 1902 года винная монополия функционировала уже в 63 губерниях (к зоне казенной монополии добавились Тобольская и Томская губернии) и 8 областях (прибавились Терская, Кубанская, Дагестанская, Акмолинская и Семипалатинская)[60 - См.: Соколов С.И. Указ. соч. С. 29, 37,41; Статистика по казенной продаже питей за 1899 год. СПб., 1902. С. 1; Статистика по казенной продаже питей за 1900 год. СПб., 1902. С. 1; Статистика по казенной продаже питей за 1901 год. СПб., 1903. С. 1; Статистика по казенной продаже питей за 1902 год. СПб., 1904. С. 1; Статистика по казенной продаже питей за 1903 год. СПб., 1904. С. 1.]. Казенная монополия не распространялась только на Закавказье, среднеазиатские владения империи, Приамурскую и Камчатскую области. За период 1895–1903 годов было введено около 500 очистных складов, устроено свыше 30 000 казенных винных лавок, привлечено на службу около 65 000 человек[61 - Зайцева Л.И. Указ. соч. С. 38.].

Экономический эффект не заставил себя долго ждать: уже в 1897 году, несмотря на расходы, связанные со строительством казенных винных складов и лавок, валовой доход от продажи водки составил 52 млн рублей. В дальнейшем эта прибыль неуклонно росла и ко времени ухода Витте с поста министра финансов достигла 365 млн рублей в год. В начале 1900-х годов доля питейного дохода составляла около 28 % всех обыкновенных бюджетных поступлений[62 - Витте С.Ю. Воспоминания… Т. 2. С. 589; Корелин А.П., Степанов С.А. С.Ю. Витте – финансист, политик, дипломат. М., 1998. С. 45.]. Тем не менее проблема увеличения доходов казны – вечная проблема государства – на фоне экономического роста того времени не представлялась насущной. Ее можно было рассматривать как получение дополнительных, но не жизненно важных доходов казны.

Заключительный акт введения питейной монополии в стране планировалось провести 1 июля 1904 года (закон от 26 февраля 1901 года), распространив ее на Восточную Сибирь. Но 16 августа 1903 года Николай II отстранил С.Ю. Витте от обязанностей министра финансов, назначив на его место Э.Д. Плеске. В самом начале 1904 года произошло еще одно событие, коренным образом повлиявшее на питейную монополию. 27 января с атаки японских миноносцев русской эскадры на внешнем рейде Порт-Артура началась русско-японская война. Во многих областях Российской империи были введены ограничения на продажу «высших питей», тогда как в Енисейской и Иркутской губерниях, наоборот, питейная монополия с 1 июля 1904 года была только введена. С началом войны новый министр финансов В.Н. Коковцов несколько изменил направление монопольной политики, главным образом с точки зрения фиска. Речь идет о ценовой политике: «была назначена цена на вино, которая доступна всему населению, не разорительна для него»[63 - Там же. С. 84.]. Также почти вдвое было увеличено число винных лавок, результатом чего стал новый виток пьяного разгула.

Законодательное «дышло»

Декларируя в качестве главной цели реформы уменьшение народного пьянства, правительство не ставило «сверхцели» «общего отрезвления народа». Задача винной монополии была гораздо скромнее – установить внешние, законодательные преграды для пьянства[64 - Там же. С. 83, 85; Казенная продажа вина… С. 19.].

Хотя винокуренная промышленность была оставлена в руках частника, для каждого завода, производившего винокурение из хлебных припасов и картофеля, были установлены лимиты.

Кроме того, до двух третей заготовки спирта в каждой губернии обязательно сдавалось в казну по установленным ценам, а оставшуюся часть можно было вывозить за пределы района казенной продажи. Законодательство оставляло и другие возможности для обходного маневра. Спирт в объеме двух третей годовой потребности района приобретался у местных винокуренных заводчиков района питейной монополии по фиксированным ценам, ежегодно устанавливаемым министром финансов. Остальной спирт покупали с торгов. Если торги срывались или заявленные на них цены оказывались достаточно высокими, спирт приобретали обычным способом. Подобная схема была введена для удешевления продукции винных складов.

Выносная торговля казенным вином разрешалась из ренсковых погребов с разрешения управляющего акцизными сборами по согласованию с губернатором (в 1898 году было дано 110 таких разрешений). Распивочная продажа казенного вина производилась в заведениях трактирного типа (трактирах, гостиницах и постоялых дворах) и в буфетах в запечатанной посуде по цене казенных винных лавок. Но одновременно разрешалась продажа вналив из графинов по вольной цене, но только в первоклассных ресторанах и гостиницах с разрешения министра финансов (в 1898 году таких заведений было 130). Также министр финансов разрешил ряду ренсковых погребов в Петербурге и в привисленских губерниях распивочную продажу (в 1898 году такое разрешение получили 37 погребов).

В местностях, где существовало собственное виноделие, в 1898–1900 годах была разрешена, в виде опыта, выносная торговля русским виноградным вином из фруктовых и мелочных лавок. Выносная торговля пивом не притеснялась, а открытие пивных лавок с распивочной продажей разрешалось по согласованию управляющего акцизными сборами с губернатором в городах и внегородских местностях, где по населенности, промышленному и торговому значению или «по привычкам населения» была надобность в таких лавках и не имелось сомнений, что они не превратятся в места спаивания населения. В губерниях, где вводилась казенная продажа питей, все водочные изделия частных заводов (только из ректификованного спирта) допускались к продаже на комиссионных началах, то есть бралась комиссионная плата. Эти напитки, помимо казенных винных лавок, могли продавать те содержатели частных мест продажи, которые получили разрешение на торговлю крепкими напитками[65 - Там же. С. 40–45, 59, 63.].

Продажа крепких спиртных напитков разрешалась только в строго определенное время. Например, в обеих столицах и в крупных городах страны – с 7 часов утра до 10 часов вечера. В сельской местности торговля в апреле-августе начиналась в 10 часов и заканчивалась в 22 часа, а в остальное время – в 20 часов. В воскресные и праздничные дни в селениях продажа спиртных напитков велась в апреле-августе до 20 часов, а в зимнее время – только до 18 часов. В заведениях трактирного типа в городах спиртным торговали до 23 часов, а вне городов – до 22 часов. Нельзя было торговать крепкими напитками в пяток Страстной недели, в первый день Пасхи и в первый день Рождества Христова. Также запрещалась торговля во время сельских и волостных сходов, в период разбирательства в волостных судах (если заведение находилось менее чем в 250 саженях от места схода или суда) и в местах расположения призывных участков[66 - Там же. С. 46–47; Добровольский К.С. Указ. соч. С. 1.]. Хотя на практике, как мы это увидим ниже, все это зачастую нарушалось при явном попустительстве местных властей. Более того, существовали и другие возможности обходить винную монополию, например контрабандный ввоз вина из немонопольных губерний. Так, из Тобольской губернии в Пермскую водка завозилась дешевле на 2 рубля 40 копеек с ведра. Но чаще всего не вино ввозилось, а рабочий люд сам уходил пьянствовать «за границу»[67 - Екатеринбургская неделя. 1895. № 43.].

Стратегия № 1: русскому народу – качественное питье

С 1893 года большая группа ученых под руководством Д.И. Менделеева, ряд государственных деятелей и ведущих юристов во главе с А.Ф. Кони взялись за всестороннюю разработку системы эффективного государственного контроля над качеством спиртных напитков. В этих целях и был разработан известный 40-градусный водочный стандарт. Выбор стандарта крепости в 40° не был случаен. Научные изыскания Д.И. Менделеева свидетельствовали, что только сорок частей спирта по весу дают в растворе сбалансированную смесь гидратов. Только при такой вязкости раствора водка не будет ни водянистой, ни, наоборот, слишком крепкой.

По существу, введение стандарта на водку в 1895 году стало поворотным моментом в истории русской водки вообще. Дело в том, что в России до конца XIX века водкой считали настойки: как цветные (на травах и ягодах), так и перегнанные (ароматизированные и прозрачные). Если в водку добавляли сахар или другие сладкие вещества, она получала название «ратафия», если водку перегоняли несколько раз и получался крепкий (около 60 градусов) напиток, его называли «ерофеичем». В России старались не пить простой водный раствор спирта, предпочитая такие водки, как анисовая, березовая, вишневая, грушевая, дынная, ежевичная и многие другие. Старый русский алкогольный термин «горькое вино» означал водку, перегнанную с горьковатыми травами: полынью, почками березы, дуба, ивы или ольхи. Конечно, это не значит, что пили исключительно сдобренные вкусовыми или ароматическими веществами водки. Пили и простые водки, из спирта и воды, но это были самые дешевые и «не достойные» уважающего себя человека напитки.