Urban commons. Городские сообщества за пределами государства и рынка

скачать книгу бесплатно


2. От исторически английской «общинности» к современной «совместности»

Каким потенциалом обладает концепт «совместности» в современной политической ситуации и почему он представляется двойственным? Мы сможем это понять, определив значение и функции этого концепта в докапиталистическом периоде. И пусть концепт нельзя перенести в настоящее без изменений, мы можем определить его базовые принципы, которые позднее наполним современным содержанием.

Пусть практики «обобществления» и появились на заре человечества, тем не менее историки отсчитывают возникновение «общего» (commons) от 1215 года[47 - Peter Linebaugh, The Magna Carta Manifesto. Liberties and Commons for All (Berkeley; Los Angeles; London: University of California Press, 2008).], когда английский король Иоанн II принял Великую хартию вольностей. Этот закон подвел черту под постоянными, тянувшимися добрых 150 лет столкновениями нормандских завоевателей с британскими дворянством и духовенством. Подписав хартию, король Иоанн, потомок Вильгельма Завоевателя, был вынужден отказаться от введения континентального римского права и признать «общинное право» (common law), существующее со времен Нормандского завоевания. Хорошо известно, что Великая хартия вольностей стала первым примером кодификации фундаментальных политических прав для всех людей независимо от их статуса. В свою очередь, Иоанн II был признан королем Англии.

По сути, Великая хартия вольностей – договор между дворянством, духовенством и королем, однако в ней также содержатся правила, затрагивающие жизнь «обычных» людей; тех, кто не владел землей и в феодальные времена составлял большинство населения. Дарованное людям право брать из ресурсов общинного пользования (commons) то, что нужно, смогло обеспечить клаузулу о том, что все люди равны перед лицом закона. По закону «общинная земля» (common land) принадлежала аристократам-землевладельцам, которым, впрочем, дозволялся лишь выборочный запрет на ресурсы (в частности, они могли запрещать охоту); другие типы ресурсов при необходимости оставались доступными для фермеров; доступ регулировали строго оговоренные правила. Последние разрабатывались десятилетиями; они основывались на потребностях людей и характеристиках ресурсов, доступных к использованию: пастбищ, полей, древесины (как топлива или стройматериала), рыбных запасов или лесных ягод. Отметим ключевое наблюдение: король не мог даровать право на общинное (commons), он лишь мог уважать его наличие. Право не являлось королевским благоволением, оно давалось каждому от рождения[48 - Ugo Mattei, «First Thoughts for a Phenomenology of the Commons», in The Wealth of the Commons. A World Beyond Market & State, eds., David Bollier and Silke Helfrich (Amherst, MA: Levellers Press, 2012); http://wealthofthecommons.org/contents (accessed January 26, 2015).].

Поскольку дворян ограничивали в праве распоряжаться землей, за общинные ресурсы (commons) всегда шла борьба. И неслучайно в Великой хартии вольностей особо подчеркивалось право на защиту общинных ресурсов; тем самым договор предотвращал огораживание и присвоение земель дворянством и духовенством. Раз в год, на праздник урожая, общинную землю измеряли шагами; все заборы и стены, возведенные на ней за прошедший год, разрешалось снести. Каким мог бы стать этот процесс в современном городе? Какие заборы и стены возвели в нем за прошедшие годы? И на что мы можем натолкнуться в современности, следуя логике исторического экскурса?

Несколько лет назад этот обычай возродили в Лондоне, поскольку Олимпийский стадион для игры в баскетбол возвели на отрезке земли общественного пользования (commons)[49 - http://www.metamute.org/editorial/articles/lammas-land-and-olympic-dreams (accessed January 26, 2015).]. Закон требовал, чтобы сопоставимый участок превратили в землю общественного пользования. Однако это требование попросту проигнорировали. За расследование взялся Комитет по защите земель Нью Ламмас[50 - http://www.lammaslands.org.uk/ (accessed January 26, 2015).], который также запустил целую серию других мероприятий, призванных познакомить широкую публику с понятием «общего», находящегося в общественном пользовании (commons), и разъяснить его значимость.

3. Совместность не дана; она создается

История преподносит важный урок: совместности следует использовать и охранять, иначе они исчезнут. Их следует постоянно воспроизводить; «общественные блага не просто существуют как данность, они создаются людьми», – пишет Зильке Хельфрих[51 - Silke Helfrich, «Common Goods Don’t Simply Exist – They Are Created», in The Wealth of the Commons. A World Beyond Market & State, eds. David Bollier and Silke Helfrich.]. Питер Лайнбо ввел в оборот фразу «вне практик производства совместности (commoning) не существует никакой совместности (commons)» – иначе говоря, она невозможна без практик создания, сохранения и использования. Мы часто осознаем совместность лишь в момент, когда она уже исчезла или же подвергается угрозе. Совместность – не просто физический объект. Совместность образуют три элемента: ресурс (то есть «общественное благо»); группа людей, которые его используют, сохраняют, культивируют и воспроизводят; и наконец, правила, создаваемые людьми для достижения своих целей.

Таким образом, совместность и практики ее производства – комплекс, в котором одновременно заключены имеющие пространственное измерение социальные отношения и практики. Так сложилось, что совместность не только обеспечивала жизненно необходимые ресурсы, но и являлась местом встреч и переговоров – здесь люди могли обсуждать свои интересы, достигать соглашений и в то же время самоорганизовываться, если к этому их принуждало землевладельческое злоупотребление властью и покушение на права. Совместность стала пространством, в котором зарождались сопротивление и восстание против землевладельцев.

Конец этой истории хорошо известен: борьба за общинность привела к многочисленным гражданским войнам[52 - Английская Гражданская война, уничтожившая монархию и заместившая ее демократическим государством, также разбиралась с вопросом огораживаний. В частности, с ними боролись диггеры и левеллеры; немецкие крестьянские войны XVI века тоже ставили в центр борьбы вопрос землевладения.] и в конце концов к первой большой волне огораживаний, которая привела к установлению капитализма. Огораживание общинного, однако, далеко от завершения; раз люди постоянно создают новые совместности, то и процесс будет идти. Пусть «общинность» надолго покидала политический и научный мейнстрим (по крайней мере, в индустриальных странах), но практики производства совместности остались вплетенными в повседневность многих людей. Борьба за общинность – неотъемлемая составляющая всех систем господства, в том числе и капитализма.

В феодальную эпоху общинностям вменялось несколько функций: они гарантировали, что каждый сможет удовлетворить базовые потребности и желания; они препятствовали расточительному использованию ресурсов; они позволяли даже самым бедным жителям сохранить достоинство и политические права; наконец, они предоставляли пространство относительной автономии. Сегодня мы бы сказали, что общинности служили экономическим и экологическим целям, которые сопрягались с правами человека и демократией. Пусть, конечно, этих целей далеко не всегда удавалось достичь. И тогда, и сейчас эти аспекты остаются значимыми и в сельской местности, и в городах – поэтому понятие «городская совместность» так хорошо удерживает целую сеть противоречий и оппозиций.

Совместность, понимаемая и как физическое пространство, и как социальная практика «за пределами государства и рынка»[53 - Остром Э. Управляя общим: эволюция институтов коллективной деятельности. М.: ИРИСЭН; Мысль, 2010; Elinor Ostrom, Governing the Commons: The Evolution of Institutions for Collective Action (New York: Cambridge University Press, 1990).], также может напрямую связываться с дискурсами о «праве на город как на коллективную реапроприацию городского пространства, которое призвано привести к появлению трансформированной, обновленной городской жизни, ориентированной на потребительную стоимость/ценность города, где обмен не опосредован меновой стоимостью, торговлей или прибылью». Эти дискурсы основаны «одновременно на понимании города как физической формы и как социальных отношений и практик, связанных с ним»[54 - Holm and Gebhardt, Initiativen fu?r ein Recht auf Stadt, 8 [перевод – Мари Делленбо].]. «Совместность» была формой общественного пространства задолго до того, как само понятие вошло в обиход во время буржуазных революций. По этой причине использование концепта «совместности» применительно к городским публичным пространствам не содержит противоречия; более того, оно позволяет сместить термин «публичность» в сторону эмансипации.

4. Общее и публичное[55 - Brigitte Kratzwald, «Rethinking the Social Welfare State in Light of the Commons», in The Wealth of the Commons, eds. David Bollier and Silke Helfrich.]

В прошлом столетии появилось понятие «публичного», под которым подразумевали «государственное». Часто «публичное» уравнивалось с «национальным» или «государственным», то есть принадлежавшим государству или правительству; или же оно предоставлялось государством или каким-то государственным институтом, например муниципалитетом или администрацией любого из уровней. Государство выступает как противовес рыночной экономики, являясь институтом, компенсирующим или смягчающим негативные эффекты рыночного функционирования. Для этого оно предоставляет различные формы социальной, экономической или правовой защиты. Эта система продержалась недолго, прижившись лишь после Второй мировой войны исключительно в европейских государствах всеобщего благосостояния. Таким образом, в течение долгого времени социальные движения адресовали свои требования государству. Оно должно было обеспечивать и соблюдение прав граждан, и социальное равновесие; ему же вменялось управление государственной (public) собственностью.

Тем не менее современное государство возникло параллельно капиталистической рыночной экономике и с самого начала задавало политические рамки, определяющие функционирование и рост рынка. Государственным приоритетом являлись защита и продвижение частной собственности, и потому с первых дней существования государство в штыки принимало идею совместности. Государству вменялось смягчение социальных конфликтов – за счет соцзащиты или же репрессий, а зачастую и того и другого. Государство создает политические, социальные и правовые условия для функционирования капиталистического рынка. Тем самым оно вынуждает социализируемых граждан настолько усвоить логику и требования рыночной системы, чтобы им больше было не по силам ни представлять, ни уж тем более воплощать альтернативные сценарии, существующие вне логики рынка. Государства никогда не защищали совместность. Правительства с самого начала активно участвовали в огораживании, ставшем значимой предпосылкой для успешного развития капитализма. На заре английской промышленной революции практиковались «парламентские огораживания», которые мы можем наблюдать и сегодня, когда, к примеру, ЕС принимает законы, ограничивающие доступ в интернет или же запрещающие фермерам взаимообмен семенами и грозящие последним судебными преследованиями.

В то же время многие потеряли веру в то, что государство желает или вообще имеет основания выступать от их имени и гарантировать их права. Они выступили против рынка и государства. Некоторым захотелось взять дела в свои руки. Решившись, они взялись кодировать самые разные ресурсы коллективного использования как «общедоступные» (common): водо- или энергоснабжение, жилую застройку, здравоохранение и даже городское планирование и использование публичных пространств. Но насколько осмысленно нарекать все эти разные вещи совместностями? И достаточно ли заменить термин «публичное» понятием «совместности»? В чем их отличие и что значит воспринимать «публичные» вещи, такие как государственные услуги и пространства, с позиции совместностей?

Исторически сложилось так, что профессиональные политики никогда полностью не отказывались от публичных дел, а граждане – не решались заниматься лишь своими частными обязанностями. Согласно Аристотелю, по природе своей человек является политическим животным, социальным существом, вместе с другими создающим сообщество. Греческий полис был возможен и существовал именно потому, что все