скачать книгу бесплатно
Вообще, Лелю немного смущало, что она на полголовы выше всех своих мелких еще ровесников, но выглядеть взрослой все же было здорово. В одиннадцать лет у нее раньше, чем у всех девчонок в классе, пришли первые месячные. Любимые, чудом доставшиеся Леле джинсы стали коротки и широки, зато от упитанного крепыша, каким она была еще недавно, в зеркале не осталось и следа. Учительница домоводства, где девочек учили снимать мерки и делать выкройку, сказала, что у Лели эталонная разница между талией и бедрами – прямо так и сказала. А мама повела Лелю в магазин покупать первый, очень красивый кружевной лифчик, который жутко кололся, и носить его оказалось неудобно.
Леля сама с удивлением наблюдала все эти перемены. И если в первом классе она упросила маму отвести ее в парикмахерскую и сделать короткую стрижку, чтобы прекратить мучения с расчесыванием и заплетанием кос, то теперь она отрастила свои густые, тяжелые волосы ниже лопаток и носила их распущенными или собирала в высокий хвост на макушке.
– А сюда тебя с чем положили? – поинтересовалась Светка.
– Двусторонний гайморит, – пожала плечами Леля. – А тебя?
– Не помню, как называется, с глазом, короче. Ты б меня видела в первый день! Знаешь, какую у меня шишку вот здесь разбарабанило? С куриное яйцо! – Светка показала на свой пластырь. – И быстро так надуло, я вообще не поняла, че к чему! Думала, ячмень. Грела сначала. Потом совсем плохо мне стало, девчонки скорую вызвали. Операцию в итоге пришлось делать. Но мне ничего не резали, проткнули слезную пору, прочистили там все. Говорят, еще немного полежу и выпишут.
– Больно было? – «Протыкание» слезной поры Леле сразу не понравилось.
– Ну, не столько больно, как противно и жутко очень, когда возле глаза возятся.
Леля слушала Светку, с опаской выкладывая в «тараканью» тумбочку свои вещи: учебники, книжки, вязание, зубную щетку, гигиеническую помаду с клубничным запахом и «Ленинградскую» тушь. Это секретное оружие, загибавшее ее длинные, но совершенно прямые ресницы вверх, она открыла для себя летом в пионерском лагере. И теперь, когда никого не было дома, ей нравилось накрасить ресницы и, сдвинув створки трюмо, разглядывать себя в профиль. Получалось похоже на актрису из французского фильма «Шербурские зонтики». Правда, актриса была блондинкой. Зато Леля умела играть музыку из этого фильма на пианино.
– А тебе что-нибудь такое делать будут? – спросила Светка.
– Да, пункцию гайморовых пазух.
– О, такое дяденьке делали из соседней палаты. Я слышала, его на пункцию забирала медсестра. Можем спросить у него, как там, больно было, нет.
– А ты знаешь его?
– Да ходит такой, в синей пижаме.
– Да нет, я не про то. Ты знакома с ним?
– А че к чему знакомиться? Просто спросим – и все. Пошли!
Светка подскочила, обогнула свою кровать и общий стол и направилась к двери, остановилась, махнула рукой Леле: «Пошли!»
В широком коридоре было очень светло и зябко. От огромных – таких же, как в палате, – окон тянуло холодом. Наискосок от двери палаты располагался пост медсестры – обычный письменный стол с настольной лампой и стопкой историй болезни. В паре метров от поста стоял старенький диван-книжка. Он выглядел совсем не по-больничному: уютный, домашний, с мягкими потертыми подлокотниками. На полу и подоконниках больничного коридора стояли горшки с цветами и кадки с фикусами и еще какими-то комнатными растениями, названий которых Леля не знала. Непонятно было, как цветы не замерзают на этих ледяных подоконниках.
– Пойдем, я тебе лимон покажу, – позвала Светка, – смотри, вот это дерево, мне Лена-медсестра сказала, из косточки вырастили. Прикинь? И оно теперь плодоносит, на нем лимончики бывают! Ну, сейчас только нету, не сезон, наверное.
Они подошли к дверям чужой палаты, Светка приоткрыла одну створку, просунулась внутрь и обвела взглядом мужскую компанию больных: «Здрасьте всем!» Леля не стала заглядывать в мужскую палату, просто стояла рядом.
– А где у вас такой был ваш коллега, которому пункцию делали? Что-то не вижу его… В синей пижаме еще ходил.
– Николай, что ли? – отозвался мужской голос.
– Наверно, не знаю, как зовут.
– А его выписали сегодня.
– Да? Блин. Жалко! Ну, извините!
– А чего хотела-то? – поинтересовался голос.
Леля увидела, что к дверям мужской палаты приближается по коридору парень в красном спортивном костюме Adidas.
«Ни фига себе!» – подумала Леля. Она сразу узнала фирму по лампасам в три полоски и трилистничку на груди. У нее тоже могли быть шиповки Adidas, если бы она пошла в спортивный класс, там их всем выдали для тренировок, но мама была категорически против.
Среднего роста, крепко сбитый, с широкими покатыми плечами, парень двигался мягкой, пружинистой походкой, слегка покачиваясь при каждом шаге из стороны в сторону, словно пританцовывая. Выражение лица его при этом было довольно хмурым, а к распухшей переносице двумя полосками пластыря была приклеена толстая марлевая салфетка.
– Да про пункцию узнать! Ладно, ничего уже, – крикнула Светка и, высунув голову из палаты, стала закрывать дверь.
Парень подошел вплотную:
– Вы чего здесь?
Светка разом обернулась и разулыбалась:
– Привет, Зорик. Курить ходил?
– Ага, – ухмыльнулся парень, – а вы чего, к нам в гости?
– Да нет! У вас тут лежал один, хотела узнать про его процедуру, больно, нет. А то вот ей должны такую делать, пункцию. – И она кивнула в сторону Лели.
Парень глянул на Лелю. Его короткая челка, по-модному расчесанная на прямой пробор, с одной стороны лежала как надо, а с другой лихо топорщилась вверх. Под левым глазом виднелся бледный желто-фиолетовый синяк.
– Подруга твоя стоит уже синяя вся, – усмехнулся Зорик, обращаясь к Леле. – Окоченела тут?
Леля кивнула.
– Она даже вещи теплые с собой не взяла, – махнула на нее рукой Светка.
– Я же не знала, что в больнице будет такой дубак! Даже хуже, чем в школе у нас… – сказала Леля и прикусила язык – сейчас начнется: в каком ты классе и вся вот эта ерунда.
Но ничего не началось. Парень сказал только: «Здесь постойте» и зашел в палату.
– Бравенький, да? – подмигнула Светка.
– Ага, только что-то нос у него расквашенный.
– Так он спортсмен, вольной борьбой занимается.
Леля не успела ответить, как дверь открылась. Парень вышел в коридор и протянул ей трикотажный мужской свитер с полосками на груди:
– На, возьми пока.
Леля испуганно вытаращилась на него:
– Серьезно, что ли? Это ваш?
– Ну а чей? Возьми, он не колючий. А то окоченеешь совсем.
– Спасибо. Я отдам, когда мне вещи принесут. Завтра. – Леля взяла свитер и стала аккуратно складывать его, как будто собиралась положить в шкаф на полку.
– Отдашь, не вопрос, – пожал плечом парень.
– Зорик, курить пойдешь? – Светка склонила набок голову. – Пошли-и-и!
– Вредно курить. И обед уже скоро, – усмехнулся Зорик, закрывая за собой дверь.
По пути в свою палату Леля спросила:
– А что это за имя такое – Зорик? – Она несла аккуратно сложенный свитер в руках, не решаясь его надеть.
– Зоригто. Бурятское имя, не слышала, что ли?
– Слышала, но оно редкое довольно. А откуда ты всех знаешь? – удивилась Леля.
– Да я тут неделю уже голимую лежу! – всплеснула руками Светка. – Че тут не знать-то?
– Вы с ним курить ходите?
– Да нет, я его дразню просто. Он не курит, он же спортсмен.
– А ты сама-то куришь?
– Конечно! Если есть, – прищурила Светка здоровый глаз. Глаза у нее были карие, с медным отливом, и пушистые рыжие ресницы.
3
Обед в больнице оказался совсем даже не плохой. Горячий суп с вермишелью, тефтели с картофельным пюре, сладкий дымящийся чай с пряником. Леля натянула свитер Зорика поверх своего халата, подвернула рукава, в два раза сложила длинное горло и наконец согрелась. Свитер был мягкий, с пушистым ворсом и пах мужским одеколоном. Не таким, как у папы, незнакомым.
На посту Лелю остановила дежурная медсестра:
– Базарова? Сегодня в четыре приду за тобой на пункцию, чтоб в палате была.
После обеда в палате было тихо. Бабушка на кровати у окна дремала, дама интеллигентного вида шуршала газетой, Лелина соседка слева, та, что с маленьким ребенком, что-то вязала на спицах, а малыш спал, раскинув ручки. Голова его была забинтована, так что виднелось только безмятежное личико с румяными ото сна щечками. Светка тоже легла и взяла книжку, но уже через пару минут Леля увидела, что она спит.
Леле совсем не спалось. Она не ожидала, что это будет прямо сегодня. Жуткая эта пункция. Но, с другой стороны, что тянуть? Ее же для этого сюда и положили. Леля повернулась на бок, так что прямо перед глазами оказалась тумбочка. Она стала смотреть, не ползет ли там вдруг какой-нибудь таракан, и не заметила, как уснула.
– Базарова, Ольга, – услышала Леля и открыла глаза. Над ней нависал белый халат медсестры. – Вставай, в операционную, четыре уже без пяти.
Операционная находилась на другом конце отделения, так что по дороге она окончательно проснулась. Медсестра открыла дверь, подтолкнула Лелю вперед, положила на край стола ее худенькую историю и сказала: «Забирайте».
Историю забрала уже другая, молоденькая медсестра и отнесла ее в глубь комнаты, за стол, где сидел врач. Вообще, комната не была похожа на операционную из кино. Не было стола, куда кладут больного, и не было над ним огромной хирургической лампы, похожей на летающую тарелку. У стен стояли насквозь прозрачные стеклянные шкафчики с какими-то склянками. За окном уже темнело, в комнате было сумрачно и зябко. Александр Цыренович поднял на Лелю глаза, улыбнулся:
– Как ты тут, освоилась уже немного?
– Да, все хорошо.
– Ну, садись вот сюда. – Он показал на стоявший у стены самый обычный стул с металлическими подлокотниками. – Первый раз на такую процедуру?
Леля кивнула. Ей становилось не по себе. Медсестра взяла со стола с инструментами длинную, скрученную из нескольких проволок палку, похожую на вязальную спицу, только гибкую. На ее конце был намотан ватный валик. Медсестра сунула спицу с валиком в какую-то склянку.
– Мама говорила, ты плаваньем занимаешься? – спросил Александр Цыренович, двигая свой стул ближе к Леле и подсаживаясь к ней лицом к лицу.
– Да, я недавно начала.
– В большом бассейне, на Бабушкина?
– Да, там… – Леля испуганно следила глазами за медсестрой.
– Отличный бассейн, олимпийский! Марин, давай, – глядя на Лелю, сказал доктор.
Леля ничего не успела сообразить, как длинная гибкая спица с ватой на конце оказалась у нее в носу, и не просто в носу, а где-то так глубоко в голове, что Леля в ужасе дернулась назад. Но уперлась затылком в стену, к которой предусмотрительно был придвинут ее стул.
– Ну-ну, сиди спокойненько, моя хорошая, не больно же?
Больно действительно не было. Просто внезапно ощутить где-то там, внутри собственной головы, инородный предмет оказалось очень жутко. Вытаращив глаза на торчащую из ее носа спицу, Леля кивнула.
– Ну и посиди так немножко. С вышки прыгала? Там же вышки есть. Сколько самая высокая? Десять метров? С нее прыгала? Нет еще? А с какой самой высокой? С пяти?
Леля кивала головой «да» и «нет», хотя, в общем-то, ей ничего не мешало говорить. Спица торчала в носу, но шевелить ртом и вообще лицом было страшно.
– Марин, давай.
Доктор ловким движением фокусника извлек из Лелиного носа спицу и, к ее изумлению, мгновенно вставил туда точно такую же другую.
– Молодчина! Еще немножко посидим.
Со второй спицей было уже не так страшно, и Леля, кажется, не почувствовала ее глубоко внутри головы.
Когда доктор извлек очередную спицу и повернулся на своем вертящемся стуле, Леля с облегчением вздохнула:
– Все, можно идти?
– Ага, куда это ты собралась? – сверкнув веселыми искорками, лукаво стрельнула в нее глазами медсестра.
– Нет, моя хорошая, подожди еще, – сказал, сидя к ней вполоборота, Александр Цыренович. Голос у него был негромкий, спокойный. – Это мы с тобой еще только заморозились. Сейчас сделаем промывание, но ты уже ничего и не почувствуешь.
Тем временем в руках у медсестры Марины появился шприц. Это был не тот шприц, каким Лелиному классу ставили прививки в плечо. И не тот, которым ставили уколы бабушке, когда у нее был гипертонический криз и пришлось вызывать карету скорой помощи. Это был гигантский шприц, каких не должно быть в реальной жизни! Это был шприц из комедии «Кавказская пленница», которым ставили укол толстяку из троицы разбойников, Моргунову! В шприце плескалась желтая жидкость. А иголка была длинная и очень толстая, почти как стержень от фломастера. В мгновение ока шприц оказался у доктора в руках, он встал, чуть запрокинул Лелину голову, ввел иголку все в ту же многострадальную ноздрю и, придерживая Лелю за затылок, с силой надавил. Внутри Лелиной головы, где-то возле мозгов, раздался тошнотворный хруст, и тогда доктор отпустил ее затылок.
– Это что? – боясь пошевелиться, незнакомым, глухим голосом спросила Леля.
– Это мы вошли в гайморову пазуху, – отозвался Александр Цыренович. – Она ведь закрыта стеночкой, а нам нужно попасть внутрь, чтобы все там промыть и навести порядок. Больно тебе?
– Нет, – честно ответила Леля, потому что больно действительно не было. Было жутко.
– Умница. Сейчас не болтаем больше и открываем рот.
Медсестра Марина сунула под Лелин подбородок белое эмалированное судно, и доктор надавил на поршень шприца. Леле показалось, что желтый фурацилиновый раствор полился у нее отовсюду сразу – из носа, изо рта и даже из ушей. Ей казалось, что она сейчас захлебнется, но это только казалось. Оставив толстую иглу торчать в пазухе, Александр Цыренович сменил пустой шприц на полный.
– И еще немного. Ты молодец, настоящая спортсменка, умница!
