скачать книгу бесплатно
Болеешь, а мне на работу,
но мы почему-то не спим,
а, взяв бесконечную ноту
молчания, долго молчим,
уставясь на метаморфозы
вещей в полумраке жилья…
И слышно, как падают слезы
с невыкрученного белья.
Шар
Я не могу вместить, я не могу понять,
как это может быть? Такому не бывать!
Через минуту, год, ну ладно, много лет
наступит миг – и вот меня на свете нет.
Зачем же был тогда продутый детский двор?
Деревья иногда нашептывали вздор?
Качеля на одной заржавленной петле
по вечерам со мной скрипела во дворе?
Зачем поверх пальто завязывали шарф?
На Первомае – о! – накачивали шар?
И как бы невзначай выскальзывала нить,
и шар летел – прощай! – нет, не остановить…
И он летел, и я летал из-за того,
что целая семья любила одного…
Так для чего, зачем? Я не пойму, к чему
я переполнен всем и все-таки умру?
«Рабочая общага…»
Рабочая общага…
Считая по прямой,
всего четыре шага
до скучной проходной.
Четыре – на женитьбу.
Четыре – на развод.
Четыре – на могилу.
Четыре – на роддом.
И я на этих самых
проклятых четырех
играл в житейских драмах
и чуть ли не подох.
А как-то раз во вторник
с немыслимой тоской
глядел на этот дворик
общажно-заводской.
На пресную ограду.
На пресные цветы.
И ощущал прохладу
вечерней пустоты.
«Где два советских футболиста…»
Где два советских футболиста
бьют в осыпающийся мяч,
ты зонтик выщелкнула быстро:
«Не плачь».
Дождь начинался, а романчик
кончался прямо на бегу.
Я был тогда зеленый мальчик
и описать вам не смогу
всю бесконечность катастрофы,
мне это сделать нелегко —
с трудом классические строфы
вмещают пафос ар-деко…
Все это нервы, нервы, нервы,
но никого уже потом
я не любил сильнее стервы
с темно-сиреневым зонтом.
Пророк
Желтизна фонарей. Снегопад, снегопад, снегопад…
Постою у дверей – и назад, и назад, и назад.
А за дверью она или друг, или черт знает кто…
Положа руку на сердце, бьющееся под пальто,
не хотелось войти никогда, никогда, никогда,
а хотелось уйти навсегда, навсегда, навсегда
в одиночество и… в одиночество, помня одно:
что в пророке, увы, не бывает отечества, но,
сколько помню себя, никогда ни за что и нигде
так не чувствовал я свою целостность рыбой в воде,
как на тех гаражах, что ржавели за нашим двором,
и в бараках-домах, предназначенных кем-то на слом.
В казахстанской дыре – Усть-Каме… Усть-Кому… что-то Усть-…
На одном пустыре, что не вспомню уже, ну и пусть…
Одиночество. Ночь. Желтизна фонаря или бра…
«Так прощайте» – и прочь! «До свидания» – и мне пора!
«На минутку» – и вон! «Остаюсь, решено» – и айда!
От пути эпигон даосизма врожденного да
не уйдет никуда, и поэтому, путник, иди
неизвестно куда, но с ликующим сердцем в груди.
«Где-то нашел по пьяни…»
Где-то нашел по пьяни,
выбросить не хочу.
Пуговичку в кармане
мучаю, кручу.
Спутница и подружка,
слушательница моя,
муза моя, игрушка,
по-э-зи-я.
Что мне до рая с адом,
ангелов и чертей,
если не будет рядом
пуговички моей?
«Наш вагон зацепил человека…»
Наш вагон зацепил человека.
По частям человека внесли.
Если выживет – будет калека.
Отмахнули флажком. Повезли.
Но пока он в вагоне валялся,
проводница пила корвалол,
я за чаем пойти постеснялся,
а какой-то дедуля пошел —
отлипала душа, отлетала,
на мытарства спешила она…
На стоянке врачиха сказала:
«Че везли-то? Он мертвый. Хана».
И уже мертвеца человеки
на носилках поставили в снег.
«Газвода, пирожки, чебуреки…
Не хотите один чебурек?..»
И кричу я закутанной тетке:
«Ты мне водки скорей принеси.
Выпью всю, хоть и нет столько водки
на Руси!..»
Я не знаю, на что опереться,
что-то звякнуло, дзенькнуло вдруг.
Это ж надо гигантское сердце,
тут простого не хватит, мой друг,
чтоб вместить эти речи и лица,
и сугробы, и холод, и кровь,
лень мента, суету проводницы…
а потом переделать в Любовь!
Соловей
Светало понемножку.
В сумятице ветвей,
как будто понарошку,
забулькал соловей.
Мы венчаны, и вправе
я на такую страсть,
но закурил, неправи…
нет, правильно стыдясь.
«Я взглядом двор окину…»
Я взглядом двор окину,
и занесу в тетрадь
прыщавую рябину,
и стану размышлять:
от грязного истока
вовеки никогда
не потечет далеко
прозрачная вода.
Худое око видит,
что этот мир худой.
Я вычеркну эпитет.
Но где мне взять другой?
Духота
Зажигалка, рекламные спички, сигареты и водка.
Прям к ее косметичке, где помада, и тушь, и подводка,
