скачать книгу бесплатно
Равны во всех превратных временах.
Кто долго жил, тому обман не диво,
Молва не враг, безпамятство не плен:
Во всяку ночь одна звезда правдива,
И меч востёр, и нож окровавлен.
19. XI. 2017 г.
«Вот бы встать, довериться зрению и посоху…»
Вот бы встать, довериться зрению и посоху
И шагать, как в юности, по водам ли, посуху
В те края, где светится, смутно сердце трогая,
Эта даль далёкая и любовь нестрогая.
И со всеми сущими, с малыми и нищими
Всё идти без устали мхами, городищами,
Ямами бездонными, храмами нежданными
И без слов беседовать с теми горожанами,
С молодцами ясными, их детьми и жёнами,
То ль давно прошедшими, то ли нерождёнными,
Зная, что душа моя, всем им соплеменница,
Тоже не состарится и не переменится.
4. XI. 2017 г.
«Не гул военного набата…»
Не гул военного набата,
Не детство в снежной белизне —
Давно умершие котята
Ко мне являются во сне.
Вот белый с пятнышком на шее,
Печальный, жил четыре дня…
Другой в полоску, веселее,
С неделю радовал меня…
А третий – шкурка, как в металле,
Игрун, последыш, дуралей…
Пушинки на весах печали,
А скольких тягот тяжелей!
«Преизбыток проходит, как тень…»
Преизбыток проходит, как тень,
Всевеличие чахнет в анналах,
А лишения, тягость и лень
Прорастают в сынах исхудалых.
Лысый Карл, Безземельный Иван
И Безумная донна Хуана
Всё живее, чем гордый болван,
Усмиряющий два океана.
Таковому – радеть о земле,
Ждать письма от далёкой невесты
И тянуть по линованой мгле
Родословья, полки, манифесты.
А над тем, кто писал поперёк,
Искра Божия треснет и вспыхнет:
Недостаток, увечье, порок
Исцелится, изгладится, стихнет.
Купина
Как деревце возле дома,
Близ рая растёт она —
Палима, но не жегома,
Сердечная купина,
Вся мелким, невзрачным цветом
Зачем-то испещрена,
Не спрашивает об этом,
Не ведает времена.
А пламя играет в сучьях,
И горести жития
В соцветьях сквозят, в созвучьях,
В беззвучии у нея.
И время раскатом грома
Ей скажет, зачем горит,
Палима и не жегома,
И что она сотворит.
«То время тянется, то пулею летит…»
То время тянется, то пулею летит,
И роду смертному превратность не претит:
Едва наскучишься домоуставным бытом,
Как битва иль пожар теряют счёт убитым
И глохнут певчие, но песнь собой сама
Слагается – и впредь идёт во все дома.
Есть равновесие меж бурей и затишьем,
Когда и мышь слыхать с её семейством мышьим,
Ютящихся в углу, под дедовским столом,
Но и грозу слыхать, спешащую в пролом
Воздушной крепости, где земнородных виды,
Соседствуя, живут без страха и обиды.
13. X. 2017 г.
«Я меньше всех, мой разум мал…»
Я меньше всех, мой разум мал,
Но я уже младенцем знал
Об этом и открыто
Глядел на мiр: он был велик.
Я видел: липа больше лык
И поле больше жита.
А человеку все должны.
Он больше мира и войны,
Труда или неволи.
Я понял: даль моя близка,
Песчина я того песка,
Что с морем в общей доле.
Я знаю: всякая река
Своим призваньем велика
И морю влагу копит,
Обременяясь и боля,
А море больше корабля,
Но и его не топит.
«Не утешит меня мусикия…»
Не утешит меня мусикия,
Посетившая мiр;
Разве бедствуют кости сухие
В ожиданье тимпанов и лир?
Их проймет лишь трубы говорящей
Повелительный зов.
Так и я, оглушенный и зрящий,
Не обыденных жду голосов.
Вот уже – сладкопевцам в досаду —
Поднимается гуд,
Вихри близятся к мёртвому стаду,
Обнимают его, стерегут,
И погибший народ шевелится,
Воскресает родня,
И когда-то прекрасные лица —
Краше прежних глядят на меня.
«В ольховом шелесте, в дрожанье паутинок…»
В ольховом шелесте, в дрожанье паутинок
Тревога слышится – всему один конец,
И лишь сосновый пень безмолвствует, как инок,
Не лжет чернец.
Доверчивый народ под небом светло-серым
Доверил выстоять – на радость и беду —
Дубам-ослушникам и елям-староверам
В одном ряду.
Тут любит зверь нору, гнездо лелеет птица
И есть пристанище уставшему от дел,
И каждая семья дерзает приютиться,
Где Бог велел.
По ровной скупости осеннего уюта
Уже холодные морщины пролегли,
И голоса детей доносятся как будто
Из-под земли.
Чибис
Улыбнётся – и вечно печален,
Угнездится – и вечно летит
Над тоскою родимых развалин,
Перед цаплей ничем не умален,
Перед гоголем рохлей глядит.
Без боязни греха и безсилья
Жизнь кружит, не имея цены,
В вековечном дому изобилья,
Где усталые лапки и крылья,
Как и слабое сердце, – сильны.
Нет же смерти, ликуй, орнитолог,
Чти пернатый завет и залог:
В оке светится счастья осколок
И дрожит, по-весеннему долог,
Двуединый живой хохолок.
«Из мёртвых городов беги в лесистый рай…»
Из мёртвых городов беги в лесистый рай,
Где живность весела и благодать безкровна,
И сосны красные не почитай за брёвна,
И птицу утреннюю в клеть не запирай.
Всё веждь, всему внемли, а сам не говори,
Но помни старый мiр, как в нём безлюдно стелют,
Как грустные ежи, и лисы, и хори
Незваные придут, развалины поделят.
