Очерки по истории стран европейского Средиземноморья. К юбилею заслуженного профессора МГУ имени М.В. Ломоносова Владислава Павловича Смирнова

скачать книгу бесплатно

Хотя общий результат региональной политики ЕС оценивается как позитивный, тем не менее, далеко не все страны Евросоюза смогли в полной мере воспользоваться ее плодами. Так, с большими трудностями сталкивается экономика Болгарии, которая пока так и не смогла найти свое место в общей экономической системе ЕС, а также некоторых других стран. Слишком медленно оправляются от кризиса и балтийские республики, и региональные европейские программы, направленные на подтягивание их до среднеевропейского уровня, многими жителями оцениваются как явно недостаточные.

Характеризуя несовершенство европейской региональной системы, нельзя не упомянуть и об еще одном ее аспекте. Некоторые специалисты усматривают в идеях дальнейшей усиленной регионализации внутри ЕС в условиях «разноскоростного» развития определенные риски для будущего единства Союза. Проводя активную региональную политику, ЕС одновременно стимулирует и субрегиональное (внутрирегиональное) межгосударственное сотрудничество. Однако формирование субрегиональных группировок неизбежно затронет не только экономическую, но и политическую сферу, что фактически уже и происходит. Усилившись экономически, государства-члены субрегиональных группировок, объединенные общими интересами (например, Вышеградская группа), получают возможность формулировать свои собственные требования, в том числе, по отношению к Брюсселю в тех случаях, когда их подходы расходятся с консолидированной позицией ЕС по тому или иному вопросу. Управление из единого центра таким ансамблем может быть сопряжено с серьезными трудностями. Применение принципов географического баланса, пропорциональности субсидиарности и институционального равновесия, как и ориентация регионального сотрудничества на проекты, а не на межгосударственные связи, призваны смягчить остроту этой проблемы, что, однако, не означает ее полноценного решения. Сохраняется вероятность того, что то или иное субрегиональное объединение начнет «жить самостоятельной жизнью» и не будет полностью контролироваться Еврокомиссией В условиях «разноскоростного» развития ЕС и дальнейшего усиления субрегиональных политических связей вопрос об опасности фрагментации Союза остается открытым.

Итак, региональная политика ЕС фактически остается цементирующей основой ЕС и продолжает развиваться, хотя сама по себе она не лишена противоречий и недостатков. На данном этапе позитивный социальный и экономический эффект от регионального сотрудничества очевиден. Подобные связи помогают оптимизировать затраты создают необходимую экономическую динамику, втягивая в нее все новых государственных и негосударственных акторов и действующих лиц. Решается центральная задача по выравниванию уровней развития и подтягиванию отстающих участников. В целом, региональные программы способствуют сохранению общей системы солидарности между странами Евросоюза и укреплению основы, вокруг которой строятся горизонтальные и вертикальные связи внутри ЕС, что особенно важно в сложных условиях трансформации всего европейского ансамбля.

Игнатченко И. В.[177 - Игнатченко Игорь Владиславович ? кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории Института общественных наук Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.]

Консерваторы и либералы во Франции 30–40-х гг. XIX в.: уточнение понятий

Многолетнее изучение политических взглядов французского либерала Адольфа Тьера в годы Июльской монархии во Франции, этого крупного французского политика XIX века, биографии которого исправно появляются в гексагоне каждое десятилетие с завидной регулярностью, позволяет поставить некоторые уточняющие вопросы, такие как, например: кого считать либералом и консерватором в годы Июльской монархии и что вообще означает «быть либералом» в ту эпоху? Были ли либералы неким монолитным явлением или существенно отличались друг от друга по взглядам, варьировались ли таким образом их подходы к различным политическим проблемам?

Представители англосаксонской историографии, английские историки Джон Бюри и Роберт Томбс отмечали, что само понятие «либерализм» довольно условно при обозначении французской действительности: «Как большинство политических ярлыков, понятие «либерал» было очень пространным, неопределенным. К либералам относили людей с порой противоположными взглядами и конфликтующих между собой на личностном уровне…»[178 - Bury J. P. T., Tombs R. P. Thiers, 1797–1877. A political life. L., 1986. P. 18.]. Поэтому британские историки сомневаются в необходимости оценивать А. Тьера как либерального политика.

Подобная позиция имеет своих сторонников как во Франции, так и в России. Так, например, современный французский исследователь либерализма, политический философ Л. Жом отмечал, что в эту эпоху еще невозможно отделить «экономическую составляющую данной идеологии от ее морально-политических аспектов». По его мнению, либерализм 20–50-х гг. XIX века «представляет собой некое “поле”, совокупную оппозицию всему тому, что законодательно ограничивало моральную и политическую свободу», поэтому в политической практике либерализм распадался на ряд направлений, «восходящих к защите принципов и завоеваний 1789 года, но по-разному трактовавших сущность свободы и средств для ее воплощения в жизнь»[179 - Jaume L. L’individu effacе ou le paradoxe du libеralisme. P., 1997. P. 38.]. Таких же взглядов придерживается и отечественный историк А. В. Фененко, подчеркнувший, что «в середине XIX в. сам либерализм еще не сформировался в целостную и завершенную мировоззренческую систему»[180 - Фененко А. В. Аристократический консерватизм Алексиса де Токвиля и его влияние на политическую теорию «правых» // Commentarii de Historia. 2001, № 4. Электронная версия: http://www.main.vsu.ru/~cdh/Articles/04-01a.htm.].

Профессор университета в Бирмингеме и британский исследователь Сери Кросли на коллоквиуме, состоявшемуся в Марселе в 1997 году и приуроченному к двухсотлетию со дня рождения А Тьера, выступил куда более категорично. Он отметил, что «либерализм Тьера – это определенная проблема для британцев» и добавил что «англичане плохо понимают, как можно сочетать либерализм с централизмом власти и враждебностью к свободному обмену»[181 - Crossley C. A propos de la rеception anglaise de Thiers // Monsieur Thiers d’une rеpublique ? l’autre. Colloque tenu ? l’Acadеmie des Sciences, Lettres et Arts de Marseille, le 14 novembre 1997. P., 1998. P. 132.]. Это мнение, в целом, отражает современную позицию британской историографии по вопросу атрибуции французского либерализма середины XIX века.

Известный французский историк Морис Агюлон согласен с тем что понятие «либерал» само по себе достаточно противоречиво, то есть изначально содержит внутренние противоречия, и что существует две параллельные трактовки понятия «либерализм»: англосаксонская когда «либерал» выступает антонимом понятия «консерватор» и французская, когда либерал – антоним «социалиста»[182 - Agulhon M. Adolphe Thiers. Pour introduire aux dеbats ?daujour?dhui // Monsieur Thiers d’une rеpublique ? l’autre. Colloque tenu ? l’Acadеmie des Sciences, Lettres et Arts de Marseille, le 14 novembre 1997. P., 1998. P. 14.]. Но для либерала в англосаксонском понимании, как подчеркивал М. Агюлон, Адольф Тьер был слишком «наполеонистичен» и являлся «слишком большим протекционистом»[183 - Agulhon M. Op. cit., p. 14.].

Чтобы разобраться в проблеме применимости понятия «либерализм» к французским орлеанистам – сторонникам Орлеанской династии и Июльской монархии, с которыми во французской историографии традиционно связывается понятие «либерализм», обратимся к французским и британским толковым словарям за соответствующими разъяснениями.

Согласно современному французскому словарю Малому Роберу «либерал» (слово появилось в 1750 году, тогда как слово «либерализм» в 1816 году) – это «сторонник индивидуальных свобод в политической, экономической и социальной сферах», «сторонник политических свобод и свободы совести». В экономической сфере либерал – «противник социализма», выступает против вмешательства государства в экономику, поддерживает свободное предпринимательство и конкуренцию[184 - Le nouveau Petit Robert de la langue fran?aise 2009. Version еlectronique.]. В толковом словаре Малый Лярусс 2009 года указывается: «либерализм» – политическая доктрина, цель которой «сократить власть государства в пользу индивидуальных свобод»[185 - Le Petit Larousse 2009. Version еlectronique.].

Другие значения «либерала» можно найти в британских толковых словарях. Так, для британского словаря Collins «либерал» – это тот, кто «способствует прогрессу и реформам»[186 - Collins English Dictionary. 8

edition. First published in 2006.]. По мнению авторов другого британского словаря, антонимом «либерала» являются «доктринер», «консерватор», «реакционер»[187 - Merriam-Websters Collegiate Thesaurus. Published in 2003.]. Согласно Оксфордскому словарю, в политике либерал означает того, кто «хочет или предоставляет много политической, экономической свободы и поддерживает постепенное социальное, политическое и религиозное изменение»[188 - Oxford Advanced Learners Dictionary. 7

edition. Published in 2005.].

Бесспорной антитезой понятия «либерал» для британских специалистов выступает «консерватор». «Консерватор», как считают составители британского словаря Collins – это тот, кто «благоприятствует сохранению установленных порядков, ценностей и сопротивляется нововведениям, реформам»[189 - Collins English Dictionary. 8

edition. First published in 2006.]. Примерно такой же смысл отводят этому понятию и французские ученые. «Консерватизм», по мнению авторов Малого Ларусса 2009 года «враждебен политическим и социальным изменениям»[190 - Le Petit Larousse 2009. Version еlectronique.].

Согласно Малому Роберу «консерватор» (слово появилось в 1794 году) – это тот, кто «стремится поддерживать существующий социальный порядок», является «защитником традиционных ценностей», «противником реформизма»[191 - Le nouveau Petit Robert de la langue fran?aise 2009. Version еlectronique.]. Однако если британские специалисты ставят знак равенства между консерватором и реакционером, то во французских словарях можно уловить определенную разницу в значениях двух слов. Так, «реакционер» (слово появилось в 1796 году) – «противник социального прогресса и эволюции нравов», который «стремится восстановить предшествующие политические институты»[192 - Ibidem.]. Таким образом, разница между консерватором и реакционером заключается в том, что консерватор признает существующий политический строй, а реакционер стремится его разрушить.

Если исходить из значения слов в современных толковых словарях, то во французской традиции либерал не противоречит консерватору, то есть, можно быть одновременно либералом и консерватором выступать за индивидуальные свободы и в то же время быть противником социально-политического реформизма. Такого мнения придерживается, в частности, и отечественный специалист А. В. Фененко отметивший, что «новые параметры изучения творчества либералов и консерваторов предполагают… сочетание в работах каждого автора как либеральных, так и консервативных тенденций, поскольку сама эпоха перехода от ранних буржуазных революций к национальным государствам носила сложный и противоречивый характер. Либерал в вопросах государственного устройства мог выступать с достаточно консервативных позиций в области экономики, а сторонник «свободного рынка» мог считать своим политическим идеалом сословное аристократическое общество…»[193 - Фененко А. В. Гизо и Токвиль: полемика французских либералов и консерваторов середины XIX века по проблемам государства и теории гражданского общества // Труды молодых ученых (Воронежский государственный университет). Вып. 1 Воронеж, 2001. С. 253.].

Для британских ученых подобное невозможно: либерал – это, прежде всего, сторонник реформ, а консерватор – противник реформизма То есть, отношение к реформам является водоразделом между либералом и консерватором в британской традиции, а во французской – такого строгого разграничения нет. Главное для французской либеральной традиции – это отношение к индивидуальным свободам.

Теперь необходимо выяснить, кого британские и французские исследователи причисляют к либералам и консерваторам применительно ко второй четверти XIX века.

В разграничении консерваторов и либералов обнаруживаются существенные расхождения между французской и англосаксонской историографиями. Если для современной французской, а вслед за ней и российской историографии все орлеанисты являются либералами[194 - Таньшина Н. П. Франсуа Гизо – теория и практика французского умеренного либерализма. М., 2000; Федосова Е. И. Либералы у власти // Французский либерализм в прошлом и настоящем. М., 2001; Broglie G. de. L’orlеanisme. La ressource libеrale de la France. P., 1981; Girard L. Les libеraux fran?ais. 1814–1875. P., 1985; Jardin A. Histoire du libеralisme politique de la crise de l’absolutisme ? la constitution de 1875. P., 1987; Jaume L. L’individu effacе ou le paradoxe du libеralisme. P., 1997; Robert H. L’orlеanisme. P., 1992; Rosanvallon P. Le moment Guizot. P., 1985.], так как все они выступали в защиту индивидуальных свобод, то для англосаксонской исторической традиции характерно причислять всех правых либералов, доктринеров во главе с Франсуа Гизо к консерваторам. Ярким примером является книга английского историка Э. Вудворда под броским заголовком «Три пути европейского консерватизма: Меттерних, Гизо и Католическая Церковь в XIX веке»[195 - Woodward E. L. Three studies in European conservatism: Metternich, Guizot and the Catholic church in the nineteenth century. L., 1929.]. Нетрудно заметить, что автор этой книги ставит знак равенства между политическим опытом К. Меттерниха и Ф. Гизо. По мнению английского историка, за время пребывания у власти правительства Ф. Гизо «не было принято ни одной заслуживающей внимания социальной меры. Даже робкие попытки экономических реформ обычно гасились страхом задеть права собственности»[196 - Ibid. P. 201.]. В целом, представление о французских либералах преимущественно как консерваторах характерно для англо-американской историографии[197 - См.: Бриггс Э., Клэвин П. Европа нового и новейшего времени. С 1789 года и до наших дней / Пер. с англ. М., 2006.].

Если следовать мысли английских историков, определяющих правых либералов и Ф. Гизо как их видного представителя, как консерваторов, ввиду того, что они отказались от социально-политического и экономического реформизма, то в годы Июльской монархии единственными либералами в полном смысле этого слова можно считать лишь левых либералов, «партию движения» во главе с Одилоном Барро и Жаком Лаффитом. Только немногочисленная группировка левых либералов полностью соответствует британскому пониманию либерализма, который подразумевает одобрение реформизма как обязательное условие для либеральной самоидентификации. Впрочем, к либералам в британском понимании можно причислить и французских республиканцев, социалистов и демократов, поскольку все они выступали за социальное обновление и широкие политические реформы.

Следует заметить, что в пользу такого подхода – определения либерала и консерватора на основе их отношения к реформизму – служит политический дискурс самих орлеанистов и их политических оппонентов в годы Июльской монархии. Так, Ф. Гизо писал французскому послу в Риме в 1846 году следующее: «Мы – стойкие консерваторы Это первый и естественный долг правительств. Мы тем более стойкие консерваторы, поскольку наша страна прошла через ряд революций»[198 - Цит. по: Бриггс Э., Клэвин П. Указ. соч. С. 90.] Это означает, что сам Гизо определял себя как консерватора на основе своего отношения к проведению политических реформ в стране.

Кроме того, в годы Июльской монархии появляется целый ряд политических памфлетов, в которых политический курс Гизо в 40-е гг назван «консервативной политикой», а сам Гизо – «консерватором» как и вся «партия сопротивления» и проводимая ими политика, характерная также и для 30-х гг. XIX века[199 - См.: Chambellan A. Aux еlecteurs ? propos du nouveau minist?re. P., 1832 Chicoisneau R. Catilinaire conte les pritchardins ou dеclaration de guerre au syst?me de la paix et ? tous les forts. P., 1845; s. a. La politique des conservateurs et les еlections de 1842. P., 1842; Sеgoffin F. Du syst?me conservateur. Examen de la politique de m Guizot et du minist?re du 29 octobre 1840 par un homme d’Etat. P., 1843.]. Это позволяет говорить о том что такой политический дискурс был привычным для французского избирателя того времени и был понятен современникам.

Иными словами, для Франции первой половины XIX века консерватор означал противника новых политических реформ. Интересные замечания можно обнаружить в книге неизвестного автора «Полная история господина Тьера», написанной в 1878 году. В ней автор, касаясь подавления Лионского восстания 1834 года, в частности писал «Восставших лионцев быстро усмирили. Но необходимая суровость которую надо было проявить, вызвала в прессе, как и в палатах, раздражение либеральной партии [выделено мной – И. И.]»[200 - s.a. Histoire compl?te de m. A. Thiers. P. 33.]. В данном случае под либеральной партией понимались противники доктринеров и министерства 11 октября, в которое входили А. Тьер, В. де Бройль и Ф. Гизо. Следовательно, под либеральной партией в XIX веке понималась только «партия движения», выступавшая против жестокого подавления этих восстаний.

Автор этой книги также писал: «В 1835 году, таком богатом на волнения, Тьер, хотя и был связан с либеральной партией, тяготел к сторонникам порядка [выделено мной – И. И.] …»[201 - Ibid. P. 43.]. Эта фраза показывает, что, по мнению автора, приходившегося современником Тьера, сторонники порядка, к которым относился Тьер в первой половине 30-х гг., не являются членами «либеральной партии». Из этого следует, что антитезой «либеральной партии», под которой автор сочинения понимал только левых либералов, являются «сторонники порядка». Но тот, кто «стремится поддерживать существующий социальный порядок», как раз и является «противником реформизма» и консерватором. Таким образом, можно сделать вывод, что для современников Тьера, этот политик являлся ярким консерватором в первой половине 30-х гг., а возможно и до начала 40-х гг., когда он впервые стал взаимодействовать с левыми либералами – в частности, с Левой династической Одилона Барро.

В таком случае возникает вопрос: кого считать французским консерватором в 30–40-е гг. XIX века и как на этот вопрос отвечает отечественная и зарубежная историография?

Отечественные историки А. А. Галкин и П. Ю. Рашхмир, авторы книги «Консерватизм в прошлом и настоящем», называют яркими представителями французского консерватизма XIX века таких известных ультрароялистов как Жозефа де Местра, Луи де Бональда, а также Рене де Шатобриана. Однако их деятельность относится преимущественно к периоду Реставрации. В то же время в годы Июльской монархии консервативный лагерь, по мнению авторов, разбивается на две группировки: крайне правых ультрароялистов и «либеральных консерваторов», главой которых был Ф. Гизо[202 - Галкин А. А., Рахшмир П. Ю. Консерватизм в прошлом и настоящем: о социальных корнях консервативной волны. М., 1987. С. 31.]. В этом их позиция созвучна взглядам французского историка Рене Ремона, также отмечавшего, что «1830 год разделил правый лагерь на более умеренную орлеанскую правую и крайне правый традиционализм»[203 - Rеmond R. Les droites en France. P., 1982. P. 77.].

Однако в отличие от отечественных историков Галкина и Рашхмира, Р. Ремон не определяет консерватизм как самостоятельное идейно-политическое течение XIX века. В годы Июльской монархии он выделяет две правые группировки: легитимистов и орлеанистов, причем ни одну из них он не идентифицирует полностью с либерализмом. Из этого можно сделать вывод, что орлеанизм не является исключительным носителем либеральных идей в 30–40-е гг. XIX века.

Помимо орлеанизма, которому был свойственен либерализм в политической сфере и консерватизм в социальной и экономической сферах (на что указывает Ремон), легитимизм также можно считать в определенной степени носителем либеральных идей. Так, после Июльской революции 1830 года легитимизм разделился на два течения: с одной стороны, ультрароялисты, выступавшие за «старую Францию» и возвращение к дореволюционным порядкам (до 1789 года); с другой стороны, те, кто высказывался за «новую Францию», в защиту либеральных свобод. Легитимизм после 1830 года, как отметил Р. Ремон приобретает либеральный и даже демократический характер. Легитимисты были одними из первых, кто стал интересоваться рабочим вопросом и в целом социальной тематикой, оправдывали участников Лионского восстания 1834 года, активно выступали в защиту свободы прессы в парламенте[204 - Ibid. P. 81.].

Авторы другого фундаментального исследования по истории правых сил во Франции также выделяли «либерально-парламентскую» тенденцию в легитимизме, связанную, в первую очередь, с Пьером Берье – лидером легитимистов в палате депутатов. Легитимисты после Июльской революции 1830 года, подчеркивали эти авторы, выступали за всеобщие выборы и «стремились объединить демократические свободы и монархический легитимизм»[205 - Histoire des droites en France / sous la dir. de J.-F. Sirinelli. Vol. 1. Politique. P., 1992 P. 132.]. Говоря о тех, кого в отечественной историографии принято называть либералами, эти французские исследователи указывали на «орлеанистский консерватизм», выражавшийся, прежде всего, в «социальном консерватизме орлеанистов». По их мнению, ярким «консерватором» в этом смысле был Франсуа Гизо[206 - Ibid. P. 171.].

Таким образом, можно выделить два толкования понятия «либерализм». В первом случае под либералами понимаются все сторонники политических свобод, к числу которых можно отнести левых во Франции 30–40-х гг. XIX века (применительно к Июльской монархии), как, впрочем, и многих правых, включая даже часть легитимистов. В этом смысле либералами – сторонниками политических свобод были многие: легитимисты, республиканцы, а не только орлеанисты, поскольку все они выступали в защиту свободы прессы, свободы собраний. Но в этом случае орлеанисты – не единственные носители либеральных идей во Франции середины XIX века, а само понятие «либерализм» является универсальной категорией, не обладающей строгими ситуационными признаками. В таком случае, если сравнивать легитимистов и орлеанистов в годы Июльской монархии, то все они были и либералами, и консерваторами одновременно. Разница заключалась в большей степени в предпочтениях той или иной династии и в принципах наследования королевской власти.

Есть и второе толкование либерализма, которое заключается в том, что либералами следует называть только «реформистов», «прогрессистов», несмотря на политическую обстановку, в которой действуют либералы. Им активно противостоят консерваторы – противники реформ. Так считают почти все современные британские и американские историки, так думали сами французы в XIX веке. На этом основании некоторые английские историки (такие как С. Кросли, Дж. Бюри, Р. Томбс, Э. Вудворд) сомневаются в том, что Тьер, равно как и все доктринеры были либералами, а то и вовсе отрицают это.

Однако даже если следовать англосаксонской традиции, согласно которой либерализм равнозначен прогрессу, постоянному развитию и переменам, то Тьера, как и всех доктринеров, все же следует причислить к либеральным деятелям. В 20-е гг. он, бесспорно, представляется либералом, выступавшим за развитие политической системы и за расширение политических свобод. В 30-е годы, прежде всего, в первой половине 30-х гг. можно согласиться с тем, что он – яркий либеральный консерватор. Но в 40-е гг. Тьер – вновь либеральный политик, выступавший за изменения в политической системе Июльской монархии. Приверженность Тьера к таким идеям, как сильная центральная власть в ущерб местному самоуправлению и протекционизм в экономической сфере можно объяснить национальными особенностями французской политической системы.

Отечественная историография под либералами в годы Июльской монархии понимает только орлеанистов, отказывая в праве называться либералами легитимистам и республиканцам. В этом смысле возникает ряд вопросов. Первое: что следует брать за образец либеральной модели? Британские исследователи при оценке либеральных систем других стран за основу берут ценности своей британской либеральной модели. Но справедлив ли такой подход при оценке французской либеральной модели, имеющей свои национальные особенности? Может ли вообще существовать единый образец либерализма? Можно ли выработать единые для всех четкие критерии либерализма? Представляется, что это трудная задача, решение которой не предполагает данная статья.

Другой вопрос: либерализм – это политическая или идеологическая категория? На наш взгляд, орлеанизм, также как и легитимизм или республиканизм – это политическое течение, а либерализм, равно как и консерватизм – это идеологический термин. Но эти понятия не обязательно должны совпадать. То есть, орлеанизм не обязательно равен либерализму, как принято считать в отечественной историографии. Орлеанизм – это обозначение политической группировки, которая захватила власть во Франции в результате Июльской революции 1830 года и потеряла ее после Февральской революции 1848 года. Но либералами могли быть не только орлеанисты. Как представляется, понятие «либерализм» гораздо шире термина «орлеанизм», и по праву может включать в себя представителей других политических лагерей в годы Июльской монархии. В этом авторская позиция совпадает с мнениями таких французских историков как Рене Ремон и Жан-Франсуа Сиринелли.

Канинская Г. Н.[207 - Канинская Галина Николаевна – доктор исторических наук, профессор, заведующая кафедрой всеобщей истории ЯрГУ имени П. Г. Демидова.]

Французские экологисты на выборах в Европейский парламент 26 мая 2019 г

«Мы убеждены, что лишь солидарность жителей Европы и других регионов планеты поможет обрисовать контуры жизнеспособного мира»

    (Europe еcologie. Donnons vie ? l’Europe. Programme des еcologistes pour l’Europe: еlections europеennes 25 mai 2014).

Идя на европейские выборы в мае 2019 г. французская партия «Европа. Экология – Зелёные» (EELV) не только по-прежнему руководствовалсь девизом, избранным для предыдущей каденции и в качестве эпиграфа к настоящей статье, но и решительно выбрала курс на автономию от других левых партий, прежде всего от социалистов. Учитывая, что социалистическая партия Франции (ПС) испытывает серьёзные разногласия и находится на грани исчезновения с политической сцены, по крайней мере, в том виде, в каком в 1971 г. её создал первый президент социалист Пятой республики Ф. Миттеран, специалисты в этой связи задавлись вопросом: «Сумеет ли социальная экология стать той объединительной силой, которую хотели бы найти в ней разочаровавшиеся в Европе?»[208 - L ’Obs, № 2847 du 30 mai au 5 juin 2019.]. Иными словами, результаты выборов в Европейский парламент (ЕП), прошедших во Франции 26 мая 2019 г., должны были стать не только показательными для оценки расстановки политических сил на ближайшие пять лет в общеевропейском масштабе, но и серьёзной проверкой потенциала главных политических сил самой Франции, в первую очередь, левых и ПС.

Экологисты 26 мая шли на выборы во главе с евродепутатом Яником Жадо автономным списком, решительно отмежевавшись от социалистов, и, как показали итоги голосования, выступили весьма успешно что стало сюрпризом для французов. Полученный результат – 13,47% голосов – вполне оправдал их собственные ожидания, равно как и опроверг все предшествовавшие прогнозы[209 - Я. Жадо, когда выдвинул идею автономного списка, заявлял, что EELV сможет добиться 12–15% голосов, тогда как опросы постоянно прогнозировали зелёным от 7,5 до 9% голосов. См., например: https://fr.yahoo.com/news/europ%C3%A9ennes-surprise-%C3%A9colo-183629440.html (дата обращения: 27.05.2019).]. Став третьей партией страны после этих выборов, зелёные провели в ЕП 12 депутатов[210 - Если Великобритания выйдет из ЕС, зелёные получат тринадцатое депутатское место. https://www.linternaute.com/actualite/politique/1788413-eelv-resultat-aux-europeennes-et-liste-des-elus-27-05-2019/ (дата обращения: 28.05.2019).]. Сразу после подведения итогов голосования Я. Жадо заявил: «Сегодня вечером мы подняли европейскую зелёную волну», – намекая тем самым на прорыв немецких зелёных, набравших свыше 20% голосов, – «Французы нам подали ясный сигнал: они хотят, чтобы экология стала неотъемлемой частью их политической жизни. Я очень рад, что молодёжь захватила эти выборы. И не случайно экология оказалась на первом месте у молодёжи сегодня вечером. Это отличный задел на будущее. Европа для нас – это наша жизнь, и мы все вместе будем учиться её понимать и любить»[211 - https://www.parismatch.com/Actu/Politique/Le-moment-ecolo-profitera-t-il-a-Yannick-Jadot-1613716 (дата обращения: 27.05.2019).]. Окружавшие Я. Жадо соратники, ликуя, провозглашали «Это мы – победители сегодняшнего вечера!»[212 - https://www.francetvinfo.fr/elections/europeennes/direct-elections-europeennes-2019-toutes-les-estimations-les-resultats-du-vote-et-la-soiree-electorale_3458489.html (дата обращения: 27.05.2019).].

Основанием для подобных восторгов послужил тот факт, что за экологистов проголосовала б?льшая часть молодого электората 27 мая газета «Лё Монд» опубликовала по горячим следам результаты опроса, свидетельствовавшие о резком скачке рейтинга Я. Жадо, обошедшего по популярности даже президента страны: он получил одобрение у 32% французов, тогда как Э. Макрон – у 30%, а М. Ле Пен – у 28%[213 - Le Monde, 27 mai 2019.]. Аналитики писали, что Я. Жадо «отныне раздражает Елисейский дворец»[214 - L’Obs, № 2847 du 30 mai au 5 juin 2019. P. 22.]. Один из номеров журнала «L’Obs» поместил специальную подборку материалов с анализом причин успеха экологистов, их стратегии и дальнейших перспектив, а на обложку поместил портрет Я. Жадо с весьма красноречивым вопросом: «Яник Жадо – зелёный гигант?»[215 - L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 18–19; 24–35. За определением «гигант», выбранным журналом для характеристики Я. Жадо, скрывается двойной смысл, видна своеобразная игра слов, ибо данное определение, с одной стороны, служит намёком на его высокий рост – 1 м 91 см, а с другой – признанием того, что он выиграл своё «экологическое пари».].

Газета «Лё Монд» констатировала: «EELV – первая партия среди 18–34-х летних»[216 - Le Monde, 28 mai 2019.]. Цифры говорят сами за себя. Так, из числа молодёжи в возрасте 18–24-х лет отдали голоса списку Я. Жадо 25%, а из возрастной группы 25–38-ми лет – 28%. Для сравнения по этим категориям оказалось, что за список победившего на выборах «Национального объединения» (НО), руководимого М. Ле Пен, голосовало соответственно 15 и 20% молодых граждан, а за ставших вторыми сторонников президента «макронистов» – 12 и 17%. Стоит подчеркнуть ещё один заслуживающий внимания факт: по сравнению с выборами в ЕП в 2014 г., численность молодёжи в возрасте до 35 лет, пришедшей к избирательным участкам на этот раз, возросла на 13%. Примечательно и то, что в 2014 г., когда EELV заняла 4 место во Франции, экологистам отдало предпочтение всего 11% молодёжного электората до 35 лет, тогда как лидировавшему в то время «Национальному фронту» (НФ) во главе с М. Ле Пен – 30%[217 - L’Obs, № 2847 du 30 mai au 5 juin 2019. P. 3.].

Наряду с избирательным успехом у молодёжи, экологисты заметно упрочили свои позиции в ряде городов, где лидируют социалисты. В частности, в Ренне за зелёных проголосовало 24% французов, а за социалистов – около 11%; в Нанте соответственно – 24% и около 10%; в Лилле – 21% и около 9%; в Вилльёрбанне – 20% и около 8%[218 - L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 33.].

Если давать оценку результатам европейских выборов для EELV с точки зрения краткосрочной перспективы, то, согласно выше приведённым цифровым показателям, можно полагать, что курс на автономный партийный список, инициированный Я. Жадо и поддержанный национальным секретарём партии Д. Корманом, был выбран верно. Ориентировать зелёных на отказ блокироваться с другими политическими партиями в совместных электоральных списках, взяв курс «ни левые, ни правые», Я. Жадо начал сразу после того, как в июле 2018 г.

на внутренних праймериз EELV победил в борьбе за то, чтобы возглавить партийный список, набрав 58% голосов «за» из числа 1 тыс 800 участников голосования[219 - Всего в партии экологистов насчитывается, согласно взносам, 3 тыс.800 человек Конкуренткой Я. Жадо на внутренних праймериз была тоже евродепутат Мишель Ривази, которой отдали голоса 35% партийцев, и она шла вторым номером в списке EELV 26 мая 2019 г. Подробнее об этом можно прочитать на официальном сайте

https://eelv.fr/nos-combats/.]. Свою роль в принятии этого решения сыграл и плачевный опыт зелёных во время президентских выборов 2017 г., когда Я. Жадо, выдвинутый кандидатом от ЕЕLV, под нажимом тогдашнего партийного руководства снял свою кандидатуру ради поддержки единого списка с социалистами во главе с Б. Амоном В результате, во-первых, в истории политической экологии, начиная с 1974 г., у зелёных впервые не оказалось собственного кандидата на первый тур, а во-вторых, как известно, в 2017 г. социалисты потерпели серьёзное поражение на президентских выборах[220 - Подробнее о перипетиях в партии зелёных накануне президентских выборов 2017 г. см.: Nazaret A. Une histoire de l’еcologie politique. De Renе Dumont ? Nicolas Hulot. Paris, Еd. La Tengo. 2019 – 351 p. Ch. 13. P. 313–325.].

Таким образом, европейские выборы 2019 г. стали своеобразным реваншем лично для Я. Жадо за нанесённый непродуманным тактическим выбором удар по экологистам в 2017 г. Возможно, поэтому в ходе избирательной кампании по выборам в ЕП Я. Жадо нацеливал своих сторонников на создание крупной самостоятельной фракции экологистов в Европарламенте, предлагал «политическую экологию в качестве новой политической модели вместо устаревшей социал-демократии» и решительно отказывался объединяться с левыми партиями[221 - Libеration, 23 janvier 2019.]. Хотя по семейной линии Я. Жадо связан с социалистической традицией. Отец его был сторонником Ф. Миттерана, «оплакивал поражение Ф. Миттерана в 1974 г.»[222 - L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 27.], во время президентской избирательной кампании 1980 г. распространял листовки в его поддержку, и тринадцатилетний тогда Я. Жадо встречал вместе с отцом в их родном городе Лаоне будущего президента-социалиста. Однако в интервью газете «Либерасьон» в 2019 г. Я. Жадо сказал, что его «не интересует выживание социалистической партии», чем вызвал осуждение со стороны видных левых лидеров, «от Сеголен Руаяль до Бенуа Амона, включая Рафаэля Глюкмана, которые упрекали его за отказ от диалога и называли главным тормозом в деле объединения»[223 - Libеration, 23 janvier 2019.].

По сути, Яника Жадо можно назвать «экологистом по призванию», и приобщался он к политической экологии постепенно. В 2001– 2002 гг. поучаствовал в избирательной кампании на пост президента кандидата тогдашней партии Зелёные (Les Verts) Н. Мамэра[224 - Nazaret A. Une histoire de l’еcologie politique. Р. 198; L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 27.], хотя в партию официально не вступал. По-настоящему Я. Жадо включился в политическую борьбу, лишь вдохновившись 2008 г. инициативой бывшего лидера «Мая 1968 г.» во Франции Д. Кон-Бендита по формированию группы «Европа. Экология» для участия в европейских выборах 2009 г. До этого момента, получив после окончания в 1990 г. университета диплом экономиста, Я. Жадо работал в многочисленных неправительственных организациях (НПО): по два года трудился в Буркина-Фасо и Бангладеш в рамках специального проекта Евросоюза, затем вступил в ассоциацию «Солаграл» (Solagral), занятую анализом и выработкой решений и предложений по вопросам аграрной и продовольственной политики в условиях глобализации, активно участвовал в выступлениях альтерглобалистов против ВТО во время саммита в Сиэтле в 1999 г. и на социальных форумах в Порту-Алегри, наконец, возглавил французское отделение Гринпис, которое представлял во время «Гренельских переговоров по проблемам окружающей среды» при правительстве Н. Саркози[225 - Подробнее см.: Nazaret A. Une histoire de l’еcologie politique. Ch. 1 1. Р. 231–236.]. В 2009 г., когда на европейских выборах французские экологисты во главе с Д. Кон-Бендитом добились самых больших успехов за всю свою историю, набрав 16,28% голосов, Я. Жадо, шедший первым в списке от еврорегиона Запад, включавшего Бретань, Земли Луары и Пуату-Шарант, избрался евродепутатом. В ЕП он занял пост вице-председателя комиссии по международной торговле. В следующем году Я. Жадо шёл вместе с Д. Кон-Бендитом в авангарде борьбы за создание партии «Европа. Экология – Зелёные», вступил в EELV, превратился в одного из её лидеров, до 2017 г. упорно противостоял «левацкому уклону» партийного руководства эколо-гистов во главе с С. Дюфло и переломил ситуацию в свою пользу в 2018 г., когда возглавил автономный список зелёных на европейские выборы[226 - Libеration, 1 1 mars 2019; L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 28. Подробнее также см.: Nazaret A. Une histoire de l’еcologie politique. Ch. 1 1. Р. 250–263; Сh. 12 Р. 265–312; Ch. 13. Р. 313–322.].

Я. Жадо решительно поддерживает национальный секретарь ЕЕLV Давид Корман, убеждённый в том, что «у левых завершается очередной цикл – социал-демократический, на смену которому должна прийти новая модель – политическая экология»[227 - Libеration, 23 janvier 2019.].

Программа, с которой экологисты выступали на европейских выборах, была представлена французским гражданам 25 марта 2019 г. называлась: «В защиту Европы и климата» и сопровождалась подзаголовком: «За что мы выступаем, чтобы всё изменить». Трудились они над подготовкой своего плана, который журналисты окрестили «новый зелёный курс», в течение полугода, реализация по срокам намечена от 2024 до 2030/50 гг. Общие положения плана сводились к 5 главным направлениям:

1. Сделать экологию приоритетом для Европы и заключить договор по экологии и «зелёному протекционизму»;

2. Создать Европейский банк по климату и увеличить биоинвестиции;

3. Ввести прочные гарантии для «евро» и ликвидировать «фискальный рай» в Европе;

4. Перевести сельское хозяйство на 100% выращивание биопродуктов;

5. Покончить с властью лобби технократов и превратить Европу в Европу граждан. В более конкретном виде требования EELV свелись к 13 предложениям:

1) Подписать европейский договор по проблемам окружающей среды;

2) Ввести в действие срочный план по экологии;

3) Изменить правила таким образом, чтобы сократить власть денег;

4) Переориентировать задачи экономического роста;

5) Свершить энергетическую революцию: на 100% добиться использования возобновляемых источников энергии;

6) Гарантировать права всем гражданам;

7) Заключить социальный европейский пакт;

8) Охранять территории и благосостояние живущих на них людей;

9) Власть тем, от кого эта власть исходит;

10) Создать Европу образования и культуры;

11) Обеспечить свободный доступ к информационным технологиям;

12) Создать Европу миролюбивую, гостеприимную и солидарную;

13) Защищать власть граждан и изменить договоры.

В рамках реализации программы предполагалось, например, закрепить экологические нормы в ЕС юридически, в частности, увеличить с 3 до 5% от ВНП эковзносы для стран и инвестировать 100 млрд. евро на перевод экономики на экологические рельсы; реформировать Союз в сторону федерализма и предоставить право референдума; обеспечить достойный приём иммигрантам. Причём подчёркивалось, что нацелена программа на то, чтобы сделать Европу экологической и социальной и усилить её «против Америки Трампа, России Путина, Бразилии Бальсонаро и Китая Си Цзыньпиня»[228 - Полный текст программы EELV можно прочитать на официальном сайте зелёных: https://eelv.fr/nos-combats/.].

Анализируя программу экологистов, все аналитики отмечали, что она логически вписывается в левую парадигму, несмотря на то, что Я. Жадо всячески избегает определения «левый» и призывает «отказаться от старых политических клише»[229 - L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 28.]. В интервью корреспонденту журнала «Пуэн» 1 марта 2019 г. Я. Жадо рассказал, что осенью 2018 г. предложил Рафаэлю Глюкману, Клэр Нувьян и Томасу Порше создать единый «гражданско-экологический» список, но те отказались и предпочли, по его словам, «спасать ФСП», создав список «Социалистическая партия-Общественный форум». Я. Жадо говорил, что, если бы ЕЕLV к нему присоединилась, то это означало бы союз с социалистами только в Париже, тогда как после выборов в ЕП депутаты оказались бы в разных фракциях, ибо он «не собирается сидеть в социалистической», а надеется на возможность создать крупную экологическую»[230 - www.lepoint.fr/actualitе/politique/france/mars2019/html (дата обращения: 10.04.2019).]. В феврале 2019 г. на французской почве EELV уже заключила союзы о совместных списках с «Альянсом независимых эко-логистов» (l’Alliance еcologiste indеpendante) и группой «Солидарные народы и регионы» (Rеgions et peuples solidaires).

Специалисты назвали политическую линию Я. Жадо «экологический прагматизм», отметив, что «он решил искать поддержку электората как в левом, так и правом центре», поэтому «с самого начала кампании повторял, что экология вполне совместима с рыночной экономикой, свободой предпринимательской и инновационной деятельности»[231 - L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 27.]. А давний друг и единомышленник Я. Жадо Д. Кон-Бендит который на выборах в ЕП сам поддерживал партию Э. Макрона, но тем не менее, поздравил своего товарища с успехом, сказал: «У Яника есть два главных качества: он реформист и гринписовец»[232 - Ibid.]. Хотя Д. Кон-Бендит сожалел о резких выпадах Я. Жадо против Э. Макрона.

Между тем, при оценке в среднесрочной перспективе шансов EELV на то, чтобы закрепить полученный на евровыборах успех в национальном масштабе, возникают сомнения. Ближайшая возможность испытать свои силы представится экологистам на муниципальных выборах 2020 г., которые, в отличие от пропорциональных европейских проходят по мажоритарной системе. Нельзя забывать также, что EELV 26 мая 2019 г. оказалась всё же на третьем месте после «Национального объединения» (НО) М. Ле Пен и «Республики на марше» (LREM) Э. Макрона, программу которого, кстати, одобрили немецкие зелёные. К тому же, известно, что 55% французов сделали свой выбор в пользу зелёных всего за несколько дней до голосования[233 - Ibid. Р. 19.]. Феномен мобилизации молодёжного электората иногда называют «эффектом Греты» по имени шведской школьницы, организовавшей в Европе многочисленные «марши за климат»[234 - L’Obs, № 2847 du 30 mai au 5 juin 2019. P. 3.]. Во Франции такой прошёл в марте 2019 г., было собрано 2 млн. подписей под петицией в защиту климата, и Я. Жадо был одним из активных участников марша.

По данным опросов, 54% французских граждан отдаёт предпочтение вопросам национальным, нежели европейским. По партиям цифры распределяются следующим образом: 74% – в «Национальном объединении» М. Ле Пен, 64% – в «Непокоренной Франции» Ж-Л. Меланшона, 62% – у «Вставай, Франция» Н. Дюпон-Эньяна А среди остальных 46% электората, в б?льшей мере чувствительных к вопросам европейским, 70% – насчитывают сторонники LREM, 75% – EELV и 62% – социалистов[235 - www.ipsos.com/fr-fr/europeenes-2019 (дата обращения: 25.05.2019).]. Как видно, экологисты – самые ярые европеисты. Немаловажно и то, что в первом туре президентских выборов 2017 г., молодёжь в возрасте 18–24 лет отдала 30% голосов Ж.-Л. Меланшону, а 28% тех, кому от 25 до 34 лет – Э. Макрону[236 - L’Obs, № 2847 du 30 mai au 5 juin 2019. P. 3.]. У экологистов тогда не было своего кандидата, как отмечалось выше, но явно не в их пользу складывается факт, что те, кто стоял у истоков создания ЕЕLV, на выборы 26 мая 2019 г. шли по разным спискам. Кроме поддержавшего Э. Макрона Д. Кон-Бендита, вторым по списку «макронистов» избрался П. Канфан – евродепутат с 2009 г., как и Я. Жадо, экс-министр правительства Ф. Олланда; прошёл по этому списку и бывший национальный секретарь ЕЕLV П. Дюран.

«Экология стала главной темой этой кампании, – отмечали специалисты. – Все или почти все политические силы выдвинули на первый план необходимость экологического перехода… Партия LREM сделала приоритетом своей программы экологический переход… За три дня до выборов Эмманюэль Макрон созвал новый «совет по экологической безопасности»,… чтобы скоординировать правительственные действия»[237 - https://fr.yahoo.com/news/europ%C3%A9ennes-surprise-%C3%A9colo-183629440.html (дата обращения: 28.05.2019).].

По сути, электорат ЕЕLV и LREM на европейских выборах представляли граждане, очень близкие в социо-профессиональном плане: это «главным образом дипломированные городские жители, приверженцы индивидуальной свободы и «социетального» прогрессизма, в противовес жителям той части Франции, где преобладает НО»[238 - L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 18.]. Однако, задавшись целью «превратить экологию в первую политическую силу страны», получить на муниципальных выборах 20–25% голосов, завоевать мэрии «Парижа, Нанта, Ренна, Тулузы» и «многих маленьких и средних городков», Я. Жадо на заседании Федерального совета партии зелёных 22 июня заявил: «Мы должны объединить всех эко-логистов, и все вместе, без сепаратизма и гегемонизма,… тогда мы сумеем победить», – и решительно раскритиковал «проклятую пару», которую, по-нему, являют собой Национальное объединение и «либералы-продуктивисты» из Республики на марше»[239 - https://fr.news.yahoo.com/eelv-affiche-ambitions-municipales-pr%C3%A9sidentielle164642169.html (дата обращения: 23.06.2019).].

По-прежнему на стороне Я. Жадо председатель партии Д. Корман, отклонил любой альянс с партией Э. Макрона. «Проект Республики на марше несовместим с экологическим проектом, – заявил он. – Мы решительно в оппозиции к нынешнему большинству… Линия ЕЕLV – это не «ни правая, ни левая», это – экология «освобождённая» от «комплексов» и «этикеток» устаревших теорий[240 - Ibid.]. Под этими устаревшими теориями подразумевается социал-демократия, которую должна заменить социальная/солидарная экология. Другими словами в преддверии муниципальных выборов экологисты, обеспокоенные «кризисом демократии и потерей доверия у граждан»[241 - https://fr.news.yahoo.com/eelv-david-cormand-appelle-troupes-132431660.html (дата обращения: 24.06.2019).], призывают все прогрессистские силы создать некую третью силу, противостоящую двум главным партиям, победившим на евровыборах – НО и LREM Ставка делается на «граждан, НПО, профсоюзы, политические формирования согласные с тем, чтобы экология оказалась в центре» новой политической платформы[242 - L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 33]. Вместе с тем, Д. Корман призывает своих соратников к осторожности. В интервью корреспонденту радиостанции «Европа 1» он, в частности, говорил: «Когда мы начинали с того, что нам оказали доверие, мы часто его теряли из-за собственных глупостей…Надо внимательно отнестись к результатам европейских выборов: они делают нас обязанными, но не дают никаких прав… Нет никаких гарантий, когда представляешь себя избирательницам и избирателям»[243 - https://www.europe1.fr/politique/eelv-en-pole-position-pour-les-municipales-dans-leur-histoire-les-ecologistes-ont-parfois-gache-des-occasions-avertit-david-cormand-3905930 (дата обращения: 24.06.2019).]. Этими словами Национальный секретарь ЕЕLV напомнил экологистам о том, как однажды, после евровыборов 2009 г., принёсших им 16,28% голосов, они уже создавали во Франции иллюзию о способности «переформировать левую»[244 - L’Obs, № 2848 du 6 au 12 juin 2019. Р. 18.], но вскоре из-за внутренних разногласий и столкновений сами её и развеяли, получив в 2014 г. на выборах в ЕП 8,95%, а в первом туре президентских выборов 2012 г опустились до 2,3%.

Иными словами, в долгосрочной перспективе, к президентским выборам 2022 г., шансы партии «Европа.Экология – Зелёные» выступить в роли лидера третьего «прогрессистского» полюса не очень высоки. Особенно с учётом того, что часть её лидеров ушла в LREM, часть – в соцпартию, часть – в «Непокорённую Францию», часть – в другие левые и даже центристские группировки. Поэтому вопрос о том, сумеет ли ЕЕLV удержаться на гребне зелёной волны, предложив французскому электорату убедительную доктрину «социальной экологии», остаётся открытым.

Капля А. С.[245 - Капля Анна Сергеевна – аспирантка кафедры новой и новейшей истории исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.]

Эволюция и особенности экологического движения во Франции во второй половине ХХ – нач. XXI в

Проблемы экологии в той или иной степени давно волновали человечество, но экологическое движение как таковое появилось только во второй половине XX века. Феномен возникновения экологического движения принято связывать с обострением экологических проблем Но еще в XIX веке вся Европа страдала от смога во время использования угольных печей, а экологистов тогда не было. Дело в том, что до 1950-х гг. у большинства рядовых французов были более насущные проблемы: они решали вопросы пропитания, заработка на жизнь И только в 60-е гг. ХХ века, когда общий уровень жизни в Северной Америке и Западной Европе повысился, небольшие группы людей стали поднимать вопросы защиты окружающей среды. Быстрый и качественный рост экономики и прогресс в общественном сознании привели к тому, что люди индустриального общества обратились к новым ранее не обсуждаемым на общественном и политическом уровне проблемам экологии.