скачать книгу бесплатно
Общественный разлом и рождение новой социологии: двадцать лет мониторинга
Коллектив авторов
Лев Гудков
Борис Владимирович Дубин
Юрий Александрович Левада
Книга «Общественный разлом и рождение новой социологии» дает представление о двадцатилетней деятельности исследовательского коллектива, работающего сегодня в Аналитическом центре Юрия Левады, а прежде создавшего себе репутацию как первый в стране Всесоюзный (с 1992 года – Всероссийский) центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ). Статьи сборника, опубликованные ранее в журналах «Мониторинг общественного мнения» и «Вестник общественного мнения», охватывают все основные направления исследований Центра, а значит, работу всех базовых институтов постсоветского социума. Это проблемы социальной стратификации и социальной трансформации, политическое участие и политическая культура, межнациональные напряжения и внешнеполитические процессы, труд и потребление, взаимоотношения элиты и массы, образование и религия, семья и повседневная жизнь. Репрезентативные данные систематических общенациональных опросов осмыслены авторами в общей концептуальной перспективе исторического сдвига – возможностей, границ и препятствий на пути институциональных изменений в России.
Общественный разлом и рождение новой социологии: двадцать лет мониторинга
От составителей
Книга, предлагаемая вниманию читателей, не совсем обычна. Идея ее принадлежит Юрию Александровичу Леваде. Составители попытались в ней дать представление о двадцатилетней деятельности нашего исследовательского коллектива – с 2003 года он работает в Аналитическом центре Юрия Левады, а до того создал себе репутацию как Всесоюзный (с 1992-го – Всероссийский) центр изучения общественного мнения, ВЦИОМ[1 - Деятельность нынешнего ОАО «ВЦИОМ» (после 2003 года) не имеет ничего общего с работой и историей ВЦИОМа под руководством Т.И. Заславской, а затем Ю.А. Левады.]. Говоря о коллективе и его двадцатилетней деятельности, мы имеем в виду, естественно, не столько имя организации, сколько ту совокупность идей, ценностей, человеческих отношений, исследовательских технологий, способов объяснения действительности, этоса профессии, которые рождают, как раньше говорили немецкие философы, ощущение работы объективного Духа. Поэтому для нас, когда мы далее употребляем слово «Центр», это не вывеска, не фирма, не помещения и оборудование, а люди с определенным отношением к себе и своей профессиональной деятельности, которые, передавая это отношение вновь приходящим работникам, членам коллектива, тем самым сохраняют и воспроизводят его как норму и традицию.
Возникновение нашего Центра непосредственно связано с эпохой горбачевской перестройки, с поисками каналов и инструментов «обратной связи» между позднесоветским руководством и обществом[2 - Постановление о создании Всесоюзного центра изучения общественного мнения по социально-экономическим вопросам было принято на июльском совещании ЦК КПСС 1987 года. Формальными учредителями ВЦИОМа были ВЦСПС и Госкомтруда СССР.]. Своим формированием Центр был обязан усилиям первых его руководителей – директора Т.И. Заславской и ее первого заместителя Б.А. Грушина[3 - Борис Андреевич много лет боролся за создание советского аналога службы Гэллапа, был главным пропагандистом этой идеи и ведущим специалистом по изучению общественного мнения.]. Годы с 1987-го по 1994-й можно назвать периодом становления и взросления нашего коллектива. За этот период его руководителям и всему Центру пришлось решать множество сложных задач: поиск и подбор людей, способных учиться новому делу и реализовать его на практике, создание в республиках СССР и регионах России разветвленной сети отделений, без которых невозможно проведение массовых опросов общественного мнения, формирование принципиально нового теоретического и концептуального аппарата для интерпретации социальной реальности посттоталитарного общества и многих других. Всесоюзные репрезентативные опросы типа «Омнибус», каждый из которых объединял от трех до пяти самостоятельных исследований, пошли уже с ноября 1988 года. Через год они стали систематическими и более разнообразными по тематике.
Частота (регулярность) и оперативность обработки все время увеличивалась, что позволяло вести постоянный мониторинг общественных настроений, восприятия актуальных событий, изменений массовых установок, потребность в знании которых в период драматических перемен резко обострилась. В это же время, в период 1992–1994 годов, большая часть коллектива прошла обучение в ведущих американских и европейских центрах и институтах соответствующего профиля.
К середине 1990-х Центр под руководством Ю.А. Левады (который стал директором в 1992 году) в основном приобрел примерно тот вид, который сохраняет и в настоящее время, – это независимый специализированный институт. Его коллектив связан едиными технологическими, идейными и этическими отношениями, нацелен на проведение эмпирических исследований и научного анализа. Он включает не только сотрудников в Москве, но и наших коллег из региональных социологических подразделений, работавших с нами практически с самого начала. В этом плане он представляет собой итог социального эксперимента по строительству в постсоветской России институций нового образца. Он универсалистский по духу взаимоотношений и по мотивам взаимодействия коллег, притом что не калькирует впрямую никаких готовых западных форм, равно как и не приспосабливает к здешним и теперешним задачам структуры прежние, советские.
Структура Центра воспроизводит тематическое и технологическое разнообразие ведущихся в нем исследований. Это социальный организм, старающийся гибко реагировать на функциональные требования анализа и усложняющиеся запросы общества. Так у нас появились специализированные подразделения изучения рынка, доходов и потребительского поведения, отдел, сосредоточившийся на качественных исследованиях. Дифференциация работы – социологу этот процесс в высшей степени понятен – предполагала новый уровень и характер взаимодействия между отделами, совместную разработку программ и анкет, анализ и обобщение результатов. Сосредоточение на каком-то одном типе исследований (полстеры, медиаметрия, маркетинг, экспертные опросы) требовало неизбежной стандартизации методик и технологий организации опросов, что, естественно, приводило рано или поздно к созданию самостоятельных групп и фирм, их отпочкованию от Центра. Главным для нашего коллектива всегда оставался путь «от мнений – к пониманию» – не случайно он стал девизом Центра и дал название представительному сборнику статей Юрия Левады.
Центр с самого начала резко отличался по характеру исследовательской работы от того, что существовало в советской науке: для нее основным заказчиком и судьей в оценке полученных результатов было государство в лице различных ведомств. Такая всесторонняя зависимость ученых от бюрократии, особенно в сфере социального знания, сильнейшим образом ограничивала развитие теории, арсенала методических средств описания и анализа получаемых данных, подавляла разработку новых идей и подходов, особенно в предметных областях, лежащих вне поля узко понимаемых интересов власти. Напротив, наш коллектив прежде всего ориентировался на резко возросшую потребность общества в знании о себе, о процессах, происходящих в различных сферах социальной жизни, о разнообразных социальных группах, о деятельности институтов и т. п. Проводимые нами социологические исследования и опросы общественного мнения в этом плане должны были компенсировать многолетние дефициты информации о том, чем, собственно, было советское и постсоветское общество, советский и постсоветский человек, в чем особенности национальной идентичности россиян, каково отношение населения к смене характера собственности, к власти, к изменениям в жизни людей, как понимают люди происходящее, какими ценностями руководствуются, чего боятся и чего они хотят и т. п. Независимость от власти резко расширила предметное и тематическое поле исследований, а конкуренция, рыночный спрос на надежное, оперативно получаемое и верифицируемое знание заставили уделять много внимания надежности и достоверности полученной социальной информации.
Многообразие тематики исследований, за которым стоит умножение заинтересованных адресатов социального знания, было отражением быстро развивающихся процессов социальной дифференциации, усложнением самого общества. Имея разные источники финансирования, мы вынуждены были учитывать в своей работе взгляды разных партнеров, апеллировать к разным группам общества, сталкиваться с разными публичными позициями. Соответственно, мы оказались перед необходимостью постоянной теоретической рефлексии по поводу возникающих задач и проблем социальной жизни, выработки новых или адаптации используемых на Западе методик для задач изучения собственной страны, перепроверки своих исходных инструментов и гипотез, оценки их адекватности, надежности, результативности. Причем делать это надо было быстро и надежно, поскольку время больших изменений не прощало ошибок, небрежности или равнодушия. Можно сказать, что наш коллектив в своем профессиональном развитии в ускоренном виде проходил основные этапы развития западной социологии.
При этом важной и, может быть, главной особенностью нашего Центра стало принципиальное сочетание двух направлений работы, которые в социальных исследованиях на Западе давно и, скорее всего, бесповоротно разошлись. В развитых обществах Европы и США социология (а она всегда обращена к конкретному социуму, который исследует) после 1960-х годов постепенно превратилась в достаточно благополучную и рутинную дисциплину, чей академический статус и сложившийся образ мира время от времени пытаются поколебать одинокие инсургенты вроде гендерного подхода, мультикультурализма, постколониальной теории и т. п. Эмпирические зондажи общественного мнения при этом с академическими штудиями не связываются: они руководствуются собственными технологическими стандартами и корпоративными нормами, нося характер регулярного, мягкого слежения за более и менее устойчивым состоянием современных обществ. Понятно, что подобная «сверка часов» становится нужнее в моменты запрограммированных изменений вроде выборов, вокруг принятия важных правительственных решений, касающихся всей страны, или, напротив, после внезапных катастрофических событий, опять-таки затрагивающих жизнь всей нации (как, например, 11 сентября в США).
Совершенно иная ситуация – в постсоветском социуме. Он во многом сохраняет мобилизационный характер, где отношения между центром и периферией, властью и массой складываются принципиально иначе, нежели в развитых, модерных обществах Запада. Больше того, советская модель этих отношений, построенная на жестком противопоставлении и репрессивном контроле властного центра над всеми формами коллективной жизни, находится сейчас в состоянии общего, резко выраженного и практически неуправляемого распада, перерождений, новообразований (в медицинском смысле слова). В этих условиях рейтинги первых лиц и линейные распределения ответов на стандартизированные вопросы – конечно же, не венец, а лишь грамотное начало собственно исследовательской работы. А сама она состоит в реконструкции и понимании ориентиров и мотивов опрошенных людей, групповых и институциональных рамок их деятельности, социальных процессов, определяющих их пристрастии и антипатии, надежды и страхи, ответы и умолчания. Без подобной систематической рефлексии и теоретической аналитики даже самые многокрасочные графики остаются и останутся всего лишь витринным муляжом проведенной работы, эпигонской, внутренне зависимой попыткой показать, что и у нас «всё как у больших».
Повседневное и систематическое сочетание двух этих планов – эмпирической и аналитической – исследовательской практики, при поддержании их достойного профессионального уровня, – вот тот тип социологической работы, который был задан Ю.А. Левадой и которому следует наш коллектив. Важно еще одно: эта идея была реально воплощена в структуре отделов Центра, в общей конструкции нашего журнала (до 2003 года – «Мониторинг общественного мнения», далее – «Вестник общественного мнения»). Большой массив таблиц и графиков соединяется в каждом из девяноста номеров журнала с несколькими крупными аналитическими статьями по проблемам экономики, политики, культуры нынешнего российского социума. Они принадлежат не только сотрудникам Центра, но и широкому кругу наших коллег и друзей в стране и за ее рубежами[4 - Интенсивность работы Центра скрывает одно обстоятельство: в целом это небольшой исследовательский коллектив, много меньше численности персонала академического института средней руки.].
Задачей представить эту работу в самых общих чертах и определяется настоящий сборник. Понятно, что он по неизбежности ограничивается отдельными текстами включенных в него авторов. Из более чем 700 статей, опубликованных в «Мониторинге» и «Вестнике» с марта 1993 года до нынешнего дня, мы были вынуждены отобрать лишь 34.
Как нам кажется, они представляют разнообразие тематики и методических подходов в исследованиях трансформации постсоветского общества, концепций и возможностей анализа полученного материала. Отбирая статьи в сборник, мы исходили из двух критериев: с одной стороны, отобразить результаты наиболее важных исследований разных периодов нашей деятельности, а с другой – представить широкий круг наших авторов, ограничившись включением одной статьи каждого. Некоторые исключения продиктованы желанием не оставить в стороне важные для Центра темы. Ряд материалов мы из-за ограниченного объема книги все-таки не смогли взять, о чем очень жалеем.
Остальное – за читателями.
Лев Гудков, Борис Дубин
Татьяна Заславская
Как рождался ВЦИОМ
Татьяна Ивановна, как Вы считаете, десять лет ВЦИОМу – это много или мало?
Я бы скорее сказала, что много, потому что время у нас сейчас такое, что каждый год, как на войне, надо засчитывать за три. В эти десять лет уложилась такая громадная история, что я бы никак не оценила этот срок как маленький. Вообще, сам этот вопрос носит несколько двусмысленный характер, его можно понимать и в том смысле, молодое учреждение ВЦИОМ или старое, много у него еще сил или он уже идет к своей гибели. Мне кажется, ВЦИОМ жил настолько интенсивно и в его истории было столько сложных политических и счастливых моментов, что это много. И второй смысл, который я в это «много» вкладываю, – ВЦИОМ как профессиональная организация за десять лет давно уже перестал быть молодым и неопытным. Мне кажется, во ВЦИОМе уже наработан достаточно высокий профессионализм.
При организации ВЦИОМа на какой опыт Вы опирались? Лично у меня собственного опыта в этой области не было. Я занимаюсь экономической социологией и социологией села. А образцом для меня был Институт демоскопии – центр изучения общественного мнения в ФРГ, возглавляемый Э. Ноэль-Нойман. Я его посещала дважды. Первый раз в составе советской делегации в 1972 году, во второй – в 1989-м, когда я получила премию им. Карпинского в фонде FFS в Гамбурге, в честь этого для меня было организовано турне по социологическим центрам страны. И тогда, и раньше, в 1972 году, Институт демоскопии произвел на меня просто ошеломляющее впечатление. Сравнительно небольшое здание, очень небольшой коллектив сотрудников (порядка 30–40 человек, не больше), гигантский объем работ, многие сотни опросов в год… Продумано все до мелочей, техническая база – на совершенно недоступном тогда для нас уровне, и фантастическая четкость организации, особенно по сравнению с нами – мы, россияне, крайне неорганизованные люди. У меня было ощущение, что я побывала в будущем веке. Мы в начале 70-х годов обрабатывали социологические данные на огромных электронных машинах БЭСМ и М-20, находившихся в Вычислительном центре СО АН СССР, стояли в очередях, подолгу ждали таблиц. Чуть пораньше, в 1967 году, мы провели громадное для тех времен обследование сельского населения, собрали 5 тысяч семейных и больше 10 тысяч индивидуальных анкет. Как Вы думаете, сколько времени обрабатывался этот массив?
Года три?
Два года. Конечно, работали не вручную, но машиносчетная станция, кодирование, перфорация, дырочки – это что-то столь допотопное, что страшно вспоминать. Да и наше неумение – ведь это был наш первый социологический опрос, причем проводился он вместе с Центральным статистическим управлением РСФСР, но и оно нам тоже ничем не могло помочь. У нас на машиносчетной станции работало человек 10–15, а в математическом центре Ноэль-Нойман – три человека. Когда она привела меня туда, я спросила, сколько времени будет продолжаться работа с массивом из 3 тысяч анкет, который в тот момент обрабатывался. Она не поняла: «Как – сколько времени?» Я решила уточнить свой вопрос, но про годы вроде неудобно спрашивать, да и с месяцами, пожалуй, можно попасть впросак, – спрашиваю: «Сколько дней?» Она рассмеялась: «Если бы мы считали время обработки на дни, эти люди здесь бы давно не работали». Речь шла о двух-трех часах.
Короче говоря, я восприняла этот центр как некоторое организационное совершенство. Река информации, интенсивная и эффективная работа сотрудников, огромная региональная сеть, постоянно работающая школа для интервьюеров, причем те две недели, пока они учатся, им платят стипендию. А в 1989 году меня поразило, что все 12 лонгитюдных исследований Института демоскопии вел один-единственный научный сотрудник. В это было трудно поверить. Если бы я не посвятила два-три дня изучению этой удивительной организации, то, получив предложение организовать ВЦИОМ, скорее всего, ответила бы, что это слишком далеко от моей специализации. Конечно, я понимала, что мы никогда не дотянемся до такого уровня, но все-таки очень хотелось попытаться сделать что-то подобное, что-то в этом духе, что-то идущее навстречу… Говорят, «что русскому здорово, то немцу смерть», и действительно, думаю, что ни один немец не смог бы работать в таких условиях, в которых работали и работаем мы. Российская жизнь настолько своеобразна, что любая зарубежная идея или модель сама собой начинает перерождаться с учетом российских реалий. Поэтому и нам приходилось решать проблемы, о существовании которых немцы даже не подозревали, а если бы с ними столкнулись, то потеряли бы сознание. Одна из самых главных реалий, в которых мы существовали, состояла в том, что ВЦИОМ был создан не как независимый центр, а как организация при ВЦСПС и Государственном комитете по труду СССР. Все важные решения, которые мы принимали, – и организационные шаги, и подбор кадров – с самого начала шли под контролем руководства ВЦСПС, тогда как Э. Ноэль-Нойман была владелицей института, а это совсем другое дело. Правда, С.А. Шалаев, бывший в то время председателем ВЦСПС, относился к ученым с большим уважением и не только сам никогда ничего не диктовал, но и несколько сдерживал свое агрессивное окружение. Неоднократно члены Президиума и Секретариата ВЦСПС требовали закрыть ВЦИОМ, и каждый раз С.А. Шалаев отводил от нас эту угрозу.
Таким образом, имея в голове некоторую идеальную модель, т. е. представляя себе, что такое хорошо организованный и четко работающий центр изучения общественного мнения, мы с коллегами попытались воспроизвести в российских условиях нечто похожее в той степени, в какой это было возможно в наших условиях. Когда С.А. Шалаев предложил мне организовать и возглавить первый в стране специализированный центр по изучению общественного мнения, я сразу посоветовала ему обратиться к Б.А. Грушину, который всегда мечтал создать подобный центр. С ним уже велись переговоры, но не смогли договориться. В конце концов я согласилась взять на себя руководство ВЦИОМом, но при обязательном условии, чтобы заместителем был Борис Грушин. Такая ситуация на первый взгляд полностью устраивала нас обоих: мой первый заместитель был лучшим специалистом в стране в этой области, чуть ли не всю жизнь посвятил изучению массового сознания, а у него – достаточно терпимый директор, который, как он полагал, будет чисто формально исполнять свои функции. К сожалению, наш альянс оказался не очень долгим – меньше двух лет. За это время Б.А. Грушин сделал очень многое, он действительно в основном поставил работу по изучению общественного мнения. Потом он организовал собственный (частный) центр изучения общественного мнения VP, где уже был полным хозяином, и ушел из ВЦИОМа.
Если сравнить списки сотрудников ВЦИОМа бывших и настоящих, то бросаются в глаза очень сильные различия. Как Вы считаете, что сегодня осталось от ВЦИОМа образца конца 80-х годов?
Во-первых, остались люди – это фундаментальный факт. Остались Ю.А. Левада и весь его немалый коллектив, который пришел во ВЦИОМ в самом начале, в середине 1988 года; осталась и новосибирская группа – З.В. Куприянова, Э.Д. Азарх, Е.А. Дюк, Л.А. Хахулина. Эти две группы и сейчас, я бы сказала, образуют несущую конструкцию ВЦИОМ. В период становления ВЦИОМа пришел и В.М. Рутгайзер вместе с С.П. Шпилько, Л.Г. Зубовой, Н.В. Ковалевой, М.Д. Красильниковой. Потом постепенно они все ушли, кроме М.Д. Красильниковой, сохранившей и передавшей все традиции этого коллектива. Основной кадровый костяк – это, конечно, главное, что осталось, потому что сейчас и здание другое, и компьютерная техника обновлена, и персонал технический тоже. Заметно поменялся состав руководителей региональных отделений. Большинство организовали свои собственные центры и по совместительству работают на ВЦИОМ. Но мне все же кажется, что дух прежнего ВЦИОМа живет. Ведь есть что-то такое непонятное, что можно назвать духом коллектива, учреждения, – какая-то сумма неписаных правил поведения и отношений между людьми, например демократический или авторитарный стиль управления организацией. У меня был стиль демократический, и у Ю.А. Левады стиль демократический. Значит, это осталось. И еще – не знаю, как назвать это в современных условиях, может быть, честностью… Но сейчас немножко расплылось это понятие. «Законопослушность» – тоже неправильно, потому что сейчас просто невозможно не принимать всяких мер, чтобы те небольшие деньги, которые удается заработать за границей, попадали не к ненасытному и равнодушному государству, а шли на закупку техники и другие нужды ВЦИОМа. Но мы никогда в свои карманы не клали никаких «теневых доходов», и это большая разница. Наверное, это можно назвать просто всеобщим духом порядочности. Это дискретная характеристика – он или есть, или его нет. В наше время порядочность может работать и против человека, и против коллектива, но это огромная духовная ценность. И еще, я думаю, осталось добросовестное отношение к работе, высокая профессиональная этика.
Вы назвали достоинства ВЦИОМа. А какие у него недостатки? Поначалу самым большим недостатком было, как мне кажется, то, что большая часть коллектива почти ничего не знала об изучении общественного мнения, т. е. начинали мы как профаны. Б.А. Грушин бегал по своему роскошному кабинету на Ленинском проспекте, хватался за голову и жутко переживал. Как специалист, он имел достаточно ясное представление, как надо, но, видя, что и как делается на практике, нередко приходил в отчаяние.
Все состояло из недостатков! Страшно затянулось, к примеру, решение проблемы обеспечения ВЦИОМа компьютерной и копировальной техникой. ВЦСПС выделил на закупку техники довольно крупную сумму валюты (порядка 500 тысяч долларов). Руководитель нашего будущего компьютерного центра А.А. Ослон заказал ее какой-то канадской фирме, якобы принадлежавшей миллиардеру и потому весьма солидной. Мы перевели деньги, а техники все не было и не было. Через несколько месяцев оказалось, что наш поставщик банкрот, и его жена уже чуть ли не в тюрьме или под судом, и что он не миллиардер, а прохиндей. Это все было просто ужасно, потому что все мы были крайне неопытны и натыкались на все острые углы. В конце концов мы все-таки «выбили» технику на переведенные деньги, но прошло минимум два с половиной года, пока нам удалось полностью сбалансировать свои финансы. В течение первого года в основном шло формирование региональной сети, без которой ВЦИОМ ничто. Поэтому в 1988 году мы провели всего четыре опроса, тематика которых была довольно случайна.
А ВЦСПС тем временем требовал результатов, ведь деньги были выделены, помещение выделено, штаты постепенно комплектовались, а серьезных результатов не было. Конечно, вэцээспээсовцам было трудно понять, что значило организовать учреждение совершенно нового типа, да еще в российских условиях. Только в конце декабря 1988 года ВЦИОМ наконец получил возможность провести первое серьезное исследование. Это был опрос «Новый год», подготовленный коллективом Ю.А. Левады и позже легший в основу лонгитюда. И опять-таки еще месяца три, наверное, обрабатывались его данные, так что даже возникла проблема: можно ли называть его «новогодним», если результаты публикуются лишь в апреле? Короче говоря, вся организация ВЦИОМа шла через пень-колоду и очень многое не ладилось. Только устроили региональное отделение, выясняется, что его руководитель совершенно не подходящий, отлынивает от работы, халтурит и т. д.
Адски тяжелой была проблема коммуникаций. Центр Ноэль-Нойман получал информацию от своих региональных представителей оперативно – по телефону, факсу, модему. Сегодня проведен опрос – завтра все данные уже в Алленсбахе. Ну а у нас еще был Советский Союз, региональные отделения во всех республиках, в Сибири и на Дальнем Востоке. Как доставлять туда пустые анкеты и получать обратно заполненные? Специальных курьеров нанимать – у нас денег не было. Почта, особенно в то время, шла месяцами, и половина посылок не доходила. Ни факсов, ни модемов не было в природе, об этом мы даже не могли мечтать. Поэтому посылали анкеты (туда – чистые, оттуда – заполненные) либо с проводниками поездов, либо через кого-то из пассажиров самолетов. Лично этих людей, конечно, не знал никто: ездили встречать определенный рейс, а среди пассажиров – «женщину в красном берете» или «старичка с палочкой», фамилия такая-то. Едут встречать этот рейс, спрашивают фамилии – и нередко пропускали того, кто нужен. Транспортировка анкет довольно долго была очень серьезной проблемой, она стояла и после того, как мы в 1991 году переехали на Никольскую. Однажды была упущена и пропала большая посылка с анкетами из Алма-Аты. Наш сотрудник опоздал к поезду, когда он приехал, поезд был уже на запасном пути, и анкеты не нашли. А исследование было международное, иностранный заказчик, естественно, отказался принимать массив без Казахстана. Сроки поджимали, но все же пришлось заново проводить опрос в Казахстане, а затем передавать анкеты через надежного человека, летящего самолетом.
Что в этих условиях можно было внедрить из западных технологий? У Ноэль-Нойман в каждом регионе, охватывающем пять – восемь населенных пунктов, был специальный контролер, вся работа которого заключалась в том, что он ездил по точкам опроса и проверял, как работают интервьюеры. Методисты ее института без конца запускали различные тесты, о направленности которых не подозревали интервьюеры и опрашиваемые, но с помощью которых проверялось, выдерживаются или не выдерживаются требования к выборке, технике и процедуре опроса. Нам это в первые годы и в голову не могло прийти. Для нас руководители региональных отделений были в каком-то смысле «вне критики», потому что они были самыми квалифицированными людьми в своем окружении. Среди них было несколько молодых кандидатов наук, и мы считали (вынуждены были считать), что все виды контроля – это их дело, а мы не можем из Москвы проконтролировать, как реально ведется опрос в Душанбе или Хабаровске. Борьба за качество и надежность информации, которые обеспечиваются многими ступенями технологии, – проходная линия в развитии ВЦИОМа. Ведь причин, по которым информация может оказаться ненадежной, множество, а путь к обеспечению ее достоверности, в общем, один.
Вы согласны с мнением, что ВЦИОМ был создан по социальному заказу?
«Социальный заказ» можно понимать в двух противоположных смыслах, все зависит от того, что рассматривать в качестве социума. Если его понимать как заказ общества, иными словами, как общественную потребность в изучении общественного мнения, тогда я абсолютно согласна. Более того, именно по этой причине я согласилась взять на себя руководство ВЦИОМом. Я ведь хорошо знала, как поставлено изучение общественного мнения в Венгрии, Польше и других социалистических странах и переживала, что у нас ничего подобного не было. В СССР шла перестройка, начинались реформы, которые должны были неизбежно задеть интересы самых широких масс людей. Я не представляла себе, как можно управлять нестабильным, активно реформируемым обществом без надежной обратной связи, которая информировала бы реформаторов о том, как воспринимают эти реформы разные группы людей и как меняется их положение. Во всяком случае, в моей душе, в моем сознании этот социальный заказ звучал с большой силой, это была главная мотивация. Тогда идея служения обществу вообще была достаточно сильной: перестройка, Горбачев, эйфория, свобода… Поэтому, я думаю, многие люди пришли во ВЦИОМ не без какого-то светлого ожидания, что их деятельность будет полезной, поможет наладить связь между властью и народом, станет частью процесса демократизации страны.
А если понимать социальный заказ как заказ, например, Горбачева для того, чтобы получать те данные, которые ему хочется, – в этом смысле, конечно, нет. В 1988 году ЦК КПСС принял постановление «О повышении роли марксистско-ленинской социологии в развитии советского общества», одним из пунктов которого было создание сети центров изучения общественного мнения. ВЦИОМ же был создан в конце 1987 года, когда постановление еще только готовилось, т. е. этот «социальный заказ» уже осмысливался. Причем за возможность создания этой сети боролась, с одной стороны, советская Социологическая ассоциация, а с другой – прогрессивные сотрудники ЦК КПСС, которых было, кстати, немало. В частности, за проект постановления о социологии отвечали В.П. Можин, исполнявший обязанности заведующего экономическим отделом, и Г.С. Саркисянц из отдела науки. Так что можно уверенно сказать, что было много людей, которые понимали необходимость изучения общественного мнения для дела, для эффективного управления перестройкой, а вовсе не для манипулирования цифрами.
А в чем заключается роль ВЦИОМа сегодня?
Конечно, сейчас она очень сильно переменилась. Создание ВЦИОМа явилось первым толчком к формированию широкой сети центров изучения общественного мнения в стране, потому что подавляющее большинство центров, действующих ныне на периферии, – это бывшие региональные отделения ВЦИОМа. До начала 90-х годов ВЦИОМ был единственным крупным профессиональным центром изучения общественного мнения в СССР. Он был настолько профессионален и надежен, насколько это вообще было возможно в то время. Большая его заслуга – это инициация возникновения региональных центров во всей России, их техническое оснащение и методический тренинг. Теперь же ВЦИОМ – один из десятков и сотен центров изучения общественного мнения в стране. При этом он остается самым крупным и, как утверждают время от времени, самым надежным и солидным центром изучения общественного мнения. Но вместе с тем теперь он только один из и, следовательно, прежняя функция новатора-«провозвестника» отпала.
Второе существенное изменение – это то, что ВЦИОМ стал коммерческой организацией. Сначала на его содержание и деятельность выделялась твердая сумма денег, половину которой давал Государственный комитет по труду СССР, а другую – ВЦСПС. Короче, у нас было бюджетное финансирование. А как формировалась тематика опросов? В первые годы наши сотрудники были вынуждены ходить по коридорам и кабинетам ВЦСПС, доказывать, убеждать их, владельцев, что им важно знать общественное мнение по тем вопросам, которыми они занимаются, предлагать им провести исследования. Но у большинства профсоюзных работников просто не было такой потребности. Они говорили, что и так все знают, часто бывают в городах, на фабриках и заводах и им не нужны наши опросы. Примерно до середины 1989 года мы не могли набрать у своих учредителей заказов на ту сумму, которая нам все равно выделялась из бюджета. До поры это нам прощалось, мы получали у ВЦСПС разрешение докупить на «сэкономленные» деньги технику, выдать премии сотрудникам, сделать ремонт – ведь тогда за каждую копейку надо было отчитываться. Но потом ВЦСПС очень невзлюбил ВЦИОМ в связи с тем, что проведенные нами опросы выявляли весьма критическое отношение трудящихся к профсоюзам. В конце концов было решено переводить нам деньги только за проведенные исследования, а заказы шли по-прежнему туго, так что часто денег стало не хватать на главное. Приходилось идти к С.А. Шалаеву и просить его, во-первых, перевести деньги сверх набранных заказов – зарплатуто людям надо было платить, и, во-вторых, объяснить своим людям, что общественное мнение нужно знать. Ну а в 1992 году ВЦСПС просто распался, так как Союза не стало, а Государственный комитет по труду СССР превратился в Государственный комитет по труду РФ, и у ВЦИОМа осталась лишь половина финансирования. Потом она все уменьшалась и уменьшалась, и сейчас ежегодная сумма заказов Государственного комитета по труду РФ покрывает примерно 10 % расходов ВЦИОМа, а на 90 % ему, как и всем, приходится «кормить» себя самостоятельно. Это, конечно, в корне меняет характер его деятельности. В 1988–1991 годах одной из моих головных болей было, как совместить изучение общественного мнения по конкретным текущим вопросам с научными социологическими исследованиями, т. е. как сочетать обслуживание потребностей управления с решением научных задач. А сейчас одна из главных задач ВЦИОМа – обеспечить достойную оплату труда своим сотрудникам и региональных отделений, обновлять технику и т. д. Для этого надо систематически искать заказы, и если они экономически выгодны, то соглашаться на любые предложения: «Пепси» так «Пепси», табак так табак – важно, что за это деньги платят. Другое общество – другая жизнь ВЦИОМа. Но все-таки научным сотрудникам ВЦИОМа удается совмещать и такую жизнь с ведением углубленных исследований: издается прекрасный, высокоинформативный журнал, публикуются интересные статьи, а иногда и книги, защищаются диссертации.
В условиях, когда оплачиваемых заказов на научные исследования нет совершенно, их можно проводить только за счет экономии и перераспределения средств, зарабатываемых на рыночных заказах.
Чего бы Вы пожелали ВЦИОМу на следующие десять лет?
К сожалению, мои личные пожелания не гарантируют благоденствия организации. Но если уж говорить об этом, то в первую очередь я пожелала бы ВЦИОМу прочного и устойчивого финансового положения. Убеждена, что высококвалифицированный коллектив ВЦИОМа способен решать другие, намного более сложные задачи, чем сейчас. Но когда все время приходится думать о том, что на следующий месяц может не быть зарплаты, то решать самые сложные и методологические задачи становится трудно. Прочная финансовая база – не самоцель, а необходимое условие и средство к решению других задач. Что же касается цели, то я бы пожелала ВЦИОМу и дальше стараться как можно более эффективно использовать тот огромный, океаноподобный материал, который им собран и продолжает собираться, для глубокого анализа социальной трансформации российского общества. Одновременно я желаю российской власти отвлечься от повседневной текучки и заинтересоваться наконец состоянием общества, развитием которого она стремится руководить, чтобы власть поняла, что без активного участия общества никакие реформы не пройдут, и серьезно захотела знать общественное мнение о реформах. Нельзя сказать, что сегодня власть совершенно им не интересуется, но, мне кажется, что у государственных органов РФ нет настоящего вкуса к общественному мнению. Во время выборов желание, чтобы утром на столе лежала бумажка с динамикой рейтингов, есть, а по отношению к тому, что как раз составляет основу, – социально-экономическим вопросам, связанным с условиями жизни народа, – этого нет. Не видно и того, чтобы результаты опросов общественного мнения учитывались в практической деятельности правительства. Широкая публика уже заинтересовалась общественным мнением – отражающие его таблицы в газетах привлекают очень большое внимание. Все их смотрят, в том числе потому, что интересно свериться, думают ли люди так же, как ты или наоборот, т. е. и народ заинтересовался, да и власть хоть и медленно, но просыпается. Но проявляемый ею интерес к общественному мнению во время выборов – это не государственный, а эгоистический интерес. И мне это представляется симптомом того, что новую российскую власть рано считать цивилизованной.
Беседу вела Тинатин Зурабишвили
Борис Грушин
На дальних и ближних подступах к созданию ВЦИОМа
Первые свидетельства возникновения у руководящих органов власти выраженного интереса к изучению общественного мнения в стране появляются в 1983 году на июньском Пленуме ЦК КПСС, в постановлении которого вслед за привычной риторикой насчет того, что партия располагает многими каналами гибкой, оперативной связи, позволяющей чутко улавливать изменения в настроениях масс, глубоко изучать их интересы и потребности» и т. п., шло долгожданное признание: «В современных условиях назрела необходимость создания специальной системы изучения потребностей, мнений и настроений трудящихся масс, опирающейся на специфические методы выявления и анализа общественного мнения и позволяющей получать по любому вопросу, в любой момент надежную, представительную и в масштабах всей страны информацию». С целью решения этой задачи Пленум признал необходимым создать Всесоюзный центр изучения общественного мнения и поручил Академии наук СССР и Академии общественных наук при ЦК КПСС внести предложения об организации этого центра[5 - Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 14–15 июня 1983 года. М., 1983. С. 79. (Выделено мной. – Б.Г.)]. Однако рождение долгожданного ВЦИОМа в 1983 году, увы, не состоялось, как не состоялось оно и в следующие четыре года вплоть до декабря 1987-го.
Все дело упиралось в элементарную неспособность принимавших решения субъектов прийти к согласному ответу на вопрос: в рамках какой именно управленческой структуры (или, как сейчас бы сказали, «под чьей крышей») стоило лучше всего организовывать Центр, дабы деятельность его была максимально успешной. Вопрос в самом деле был далеко не из легких, тем более что европейские страны социализма демонстрировали разные модели его решения: в одних случаях (чаще всего) это были службы, так или иначе связанные с национальными системами радио и телевидения (Польша, Венгрия, Румыния), в других – с государственными учреждениями вроде Совета министров (Польша) или Национального статистического управления (Чехословакия, Прага), в третьих – с национальными академиями наук (Чехословакия, Братислава), в четвертых – с партийными органами (Болгария, ГДР).
Очевидно, выбор лучшей «крыши» для ВЦИОМа напрямую зависел от того, какие именно характеристики деятельности Центра расценивались создающими его людьми в качестве наиболее важных, могущих обеспечить максимальный успех, наибольшую эффективность его деятельности. На взгляд социологов, сочинивших приведенный проект постановления Секретариата ЦК КПСС, из всех таких conditio sine qua non рассматриваемой деятельности, безусловно, самыми главными следовало считать следующие четыре:
• высокий профессионализм руководителей и рядовых сотрудников Центра, базирующийся на глубоком понимании предмета деятельности, владении широким комплексом знаний, касающихся теоретического, методологического и методического освоения предмета, а также на солидном практическом опыте его изучения, владении навыками и умениями, касающимися процедур сбора, обработки и анализа производимой информации;
• максимально возможная объективность производимой информации, достигаемая путем исключения (минимизирования) какойлибо зависимости процессов ее производства от разного рода внешних (цензурных и иных) воздействий и влияний на содержание программ и результатов анализа произведенной информации;
• максимально возможная открытость результатов деятельности, обеспечиваемая широким использованием существующих в обществе средств и каналов массовой информации, а также изданием собственных информационных материалов (отчетов, бюллетеней, журналов, книг);
• достаточное финансовое обеспечение рассматриваемой деятельности, способность и готовность выделять для ее реализации немалые денежные средства, имеющие в виду заработную плату штатных сотрудников, занятых в Москве и в региональных отделениях Центра, а также внештатных работников, занятых по договорам; оплату аренды и содержания рабочих помещений; приобретение и поддерживание в рабочем состоянии солидного парка электронной и иной техники; издательскую деятельность, связанную с тиражированием полевых и иных документов, распространением итоговых результатов исследований и т. д.
Таким образом, получалось, что для успеха дела создаваемый Центр надо было – в той или иной форме[6 - Судя по опыту европейских стран социализма, эти формы могли варьировать в диапазоне от предоставления соответствующей (подобной ВЦИОМу) службе практически полной самостоятельности до конституирования службы в виде некоего «придатка», своего рода «дочернего» учреждения, существующего при учреждении-«крыше», и – еще дальше – до полного включения службы в состав учреждения(«крыши» в качестве одного из его структурных подразделений.] – ввести под «крышу» такого учреждения, руководители которого а) понимали бы, о чем идет речь, и с большим или меньшим интересом относились к итогам социологических исследований[7 - В этой связи я всегда вспоминаю об одной из моих бесед, случившихся в середине 70-х, с бесподобным руководителем тогдашнего советского радио и телевидения С.Г. Лапиным, который, резко отринув мое предложение о создании в Гостелерадио СССР какойлибо службы изучения аудитории Центрального ТВ, изрек бесподобное: «Зачем выяснять, что? люди смотрят по телевидению, если нам и без того известно: они смотрят то, что мы им показываем».], б) принимали бы как норму самостоятельность действий Центра, не вмешивались в его работу, ограничиваясь участием в планировании (долгосрочном и краткосрочном) этой работы, а также оценкой ее результатов, в) всячески споспешествовали бы ознакомлению с производимой Центром информацией широких масс населения, а также разного рода органов управления, образования, воспитания, в той или иной форме работающих с массами, и г) были в состоянии финансировать деятельность Центра в довольно крупных размерах.
Увы, советские социологи и в этот, очередной, раз не смогли добиться успеха в своих отношениях с институтами власти. О создании ВЦИОМа с 1983 года вплоть до 1987-го в верхах практически даже не вспоминали.
Только 17 июля 1987 года ЦК КПСС, Совет Министров СССР и ВЦСПС приняли Постановление № 825 «Об усилении работы по реализации активной социальной политики и повышении роли Государственного комитета СССР по труду и социальным вопросам», в котором «в целях изучения и использования общественного мнения советских людей по важнейшим социально-экономическим проблемам» было «признано целесообразным создать» Всесоюзный центр изучения общественного мнения по социально-экономическим вопросам при ВЦСПС и Госкомтруде СССР.
А затем, как говорится, и года не прошло, как оба названных учреждения, которым высшие органы власти поручили сыграть роль «крыши» для ВЦИОМа, во исполнение постановления № 825 создали-таки долгожданный Центр, приняв собственное постановление на этот счет 7 декабря 1987 года под замысловатым номером 12-2а/729. Основные пункты содержания этого постановления были следующими:
1. Образовать Всесоюзный центр изучения общественного мнения по социально-экономическим вопросам при ВЦСПС и Госкомтруде СССР в г. Москве с 25 опорными пунктами, расположенными во всех столицах союзных республик и в ряде других городов страны.
2. Утвердить следующие основные направления деятельности Всесоюзного центра изучения общественного мнения по социально-экономическим вопросам:
• исследование общественного мнения населения страны и его профессиональных, демографических, национальных и других групп по проблемам рационального использования трудовых ресурсов, повышения эффективности труда и его стимулирования, усиления действенности социальных факторов, более полного удовлетворения потребностей советских людей и другим важнейшим социально-экономическим вопросам, относящимся к деятельности ВЦСПС и Госкомтруда СССР;
• разработка предложений по учету общественного мнения, способствующих подготовке управленческих решений, а также исследований эффективности их проведения;
• подготовка предложений по использованию средств массовой информации для формирования общественного мнения по крупным проблемам труда и социального развития;
• совершенствование методов проведения анализа, обобщения и эффективного использования общественного мнения в практической работе профсоюзных органов и органов по труду и социальным вопросам.
3. Для обсуждения и решения методологических и организационных задач, стоящих перед Всесоюзным центром, и координации его работы с другими учреждениями и ведомствами создать Совет центра из числа специалистов и представителей заинтересованных организаций.
4. Поручить руководству Всесоюзного центра совместно со Сводным отделом ВЦСПС по вопросам социального развития и Сводным отделом по труду и социальным вопросам Госкомтруда СССР подготовить и внести в месячный срок на утверждение Секретариата ВЦСПС и коллегии Госкомтруда СССР:
• Положение о Всесоюзном центре изучения общественного мнения по социально-экономическим вопросам;
• Положение о Совете Всесоюзного центра.
5. Определить общую численность Всесоюзного центра изучения общественного мнения по социально-экономическим вопросам в г. Москве в составе 80 человек с годовым фондом заработной платы 240 тыс. за счет численности и средств профсоюзных органов и органов по труду и социальным вопросам, расположенных в г. Москве.
Секретариату ВЦСПС и коллегии Госкомтруда СССР по представлению Всесоюзного центра определить его структуру и штаты, ежегодно утверждать планы работы и смету расходов Всесоюзного центра, включая средства на содержание опорных пунктов.
<…>
8[8 - В данной публикации опущены два пункта рассматриваемого постановления – 6-й и 7-й, где речь шла о должностных окладах работников центра, а также о порядке и размерах их премирования за успешную работу.]. Советам и комитетам профсоюзов, органам по труду и социальным вопросам, хозяйственным руководителям, профсоюзным комитетам объединений, предприятий, организаций и учреждений оказывать Всесоюзному центру изучения общественного мнения по социально-экономическим вопросам необходимую помощь и содействие в проведении соответствующей работы непосредственно в трудовых коллективах и среди населения.
Итак, 7 декабря 1987 года, после многих лет борьбы и ожиданий, Рубикон все же был перейден! Однако, на мой взгляд, как и на взгляд многих других инициаторов, участников и сторонников создания ВЦИОМа, этот переход совершился отнюдь не в лучшем, а скорее всего даже в худшем из всех возможных мест. В тогдашние бурные времена находившиеся в полной зависимости от партии профсоюзы отличались ярко выраженной несамостоятельностью и беспомощностью в решении разного рода конкретных злободневных (острых) проблем бытия и потому, мягко говоря, не пользовались сколько-нибудь значительным авторитетом у широких масс населения. Как показали уже первые опросы ВЦИОМа, при оценке меры позитивного участия в процессах перестройки различных типов социальных субъектов люди вспоминали о профсоюзах едва ли не в самую последнюю очередь, относясь к ним с гораздо меньшим доверием, чем ко многим другим социальным институтам, учреждениям и организациям[9 - Именно таков был, в частности, результат проведенного ВЦИОМом исследования состояния умов участников забастовок в Донбассе и Кузбассе в июле 1989 года. На фоне общего кризиса доверия масс ко всем типам традиционных властных структур на всех уровнях социальной иерархии (особенно высшем) о своем доверии к собственно ВЦСПС заявило скандально малое количество (всего 1 %!) опрашивавшихся горняков.]. И это обстоятельство, конечно же, не могло не вести к снижению интереса респондентов к вопросам интервьюеров, ведущих разговор от имени ВЦСПС, а стало быть, и к увеличению разного рода не контролируемых исследователями искажений в картине действительного положения дел.
Словом, выбранная руководителями партии и правительства «крыша» для ВЦИОМа была откровенно «дырявой». И не только в сфере отмеченных взаимоотношений с ВЦСПС изучаемых масс, но и в сфере взаимоотношений с ВЦСПС самого ВЦИОМа: ведь значительная часть высшего ранга руководителей профсоюзов, занятых в центральном аппарате этой организации, являла собой, можно сказать, цвет тогдашней советской бюрократии, с характерными для нее, помимо прочих, такими свойствами, как отсутствие подлинного интереса к своему делу, чисто формальное отношение к нему и боязнь вызвать неудовольствие «начальства», потерять свое «доходное место».
В этом автор постоянно убеждался в ходе множества контактов с руководящими работниками ВЦСПС, включая тех, кому Президиум этой организации поручил «курировать» деятельность ВЦИОМа, т. е. направлять ее в нужное русло, контролировать ее результаты, давать всевозможные «ц.у.» (= ценные указания) и т. д.
Первая из таких встреч состоялась 22 сентября 1987 года на совещании у заместителя председателя ВЦСПС В.Г. Ломоносова, когда тот, пригласив к себе 10–12 социологов и журналистов, сообщил им, что возглавляемое им учреждение должно создать в ближайшее время «некий центр по изучению общественного мнения», и попросил рассказать ему, о чем тут, собственно, может идти речь, если руководители страны (цитата) «и без того могут получить любую информацию о мнениях и настроениях людей по уже существующим в обществе каналам – партийным, профсоюзным и иным». Старая песня! Поэтому в своем выступлении на этом совещании я, ответив в двух словах на пару вопросов, вызвавших дискуссию, порекомендовал председательствующему в целях повышения своей компетентности прочесть хотя бы несколько статей, а то (бог даст) и какую-нибудь книжку по обсуждаемому предмету, чем вызвал плохо скрытое неудовольствие видного партийного бонзы[10 - До работы в ВЦСПС В.Г. Ломоносов был председателем Среднеазиатского бюро ЦК КПСС, 2-м секретарем ЦК КП Узбекистана, председателем Госкомитета по труду и социальным вопросам.].
Как мы помним, выше были названы четыре принципиальных свойства, которыми должно было бы обладать учреждение-«крыша» (а точнее, руководство такого учреждения), для обеспечения наиболее успешной деятельности ВЦИОМа. Так вот в случае с ВЦСПС и Госкомтрудом СССР налицо было практически полное отсутствие трех первых и наиболее важных из этих четырех свойств – прежде всего понимания смысла и значения проводимых Центром опросов общественного мнения[11 - Разумеется, в руководящем аппарате ВЦСПС и Госмкомтруда СССР встречались и такие сотрудники, которые понимали историческую значимость ВЦИОМа, причем не столько в жизни их собственных учреждений, сколько в жизни общества в целом.И, к счастью, в их числе оказались руководители обоих учреждений – председатель ВЦСПС С.А. Шалаев и первый заместитель председателя Госкомтруда СССР Л.А. Костин, которые при нужде оказывали необходимую помощь ВЦИОМу в нелегких процессах его становления.]; затем предоставления социологам полной самостоятельности при решении разного рода методологических и методических задач, связанных с проведением исследований; и, наконец, заботы о широком распространении производимой Центром информации. Более того, даже в отношении финансирования деятельности ВЦИОМа в выбранных учреждениях-«крышах» не раз и не два возникали какие-то сложности, нарушавшие нормальный ход вещей.
Однако, несмотря на все явные минусы принятого верховными органами власти решения, а также на связанные с ними огорчения, изменить возникшую ситуацию, понятное дело, было абсолютно невозможно. И поэтому, когда действовавший в качестве «офицера по связи с социологами» ответственный работник ВЦСПС В.Г. Веретенников попросил меня (от имени С.А. Шалаева) помочь профсоюзам с созданием ВЦИОМа, я, естественно, сразу же и без всяких оговорок включился в работу по подготовке документов, конституирующих деятельность Центра.
Этот разговор состоялся в конце октября 1987 года.
А 17 декабря 1987 года председатель ВЦСПС С.А. Шалаев познакомил нас со своим замом В.Г. Ломоносовым и секретарем ВЦСПС Т.Г. Турысовым (назначенным быть «дядькою» ВЦИОМа) и пожелал нам «всяческих успехов».
Проблемы социальной трансформации
Татьяна Заславская
О социально-трансформационной структуре российского общества[12 - Обновленный вариант статьи, опубликованной в журнале «Общество и экономика» (1999. № 3–4).]
В качестве целей, легитимирующих реформирование постсоциалистических обществ, обычно рассматриваются: формирование сильного правового государства, демократизация политической власти и общественной жизни, становление конкурентной рыночной экономики со сбалансированным развитием государственного и частного секторов, повышение качества жизни и рост благосостояния народа. Однако фактические результаты трансформации этих обществ оказались иными. В России вместо сильного правового государства возникло слабое и криминализованное, где господствуют правовой беспредел и тотальная коррумпированность властных структур. Вместо конкурентного рынка, базирующегося на активности мелких и средних предпринимателей, сформировался полукриминальный монопольный рынок, главными действующими лицами которого являются квазигосударственные промышленно-финансовые корпорации. Национальное производство неуклонно сжимается, падает уровень благосостояния граждан, доходы 10 % наиболее богатых семей в 20 раз превышают доходы наиболее бедных. Обобщающим социальным итогом реформ служит снижение ожидаемой продолжительности жизни россиян на 4–5 лет. Таким образом, результаты трансформационных процессов, возникших под влиянием реформ, скорее противоположны тем целям, ради которых они начинались[13 - Более подробно об этом см.: Заславская Т.И. Социальные результаты реформ и социальная политика // Куда идет Россия? Трансформация социальной сферы и социальная политика. М., 1998. С. 3–11.].
Чаще всего это объясняют ошибками реформаторов, недостаточным знанием и пониманием ими России. В действительности, однако, правящий слой, в основном сохранивший свои позиции, использовал период демократической эйфории для реализации собственных интересов. Под прикрытием либеральных идей частично обновленная элита успешно овладела политической властью, государственной собственностью и финансовыми ресурсами страны, в то время как остальная часть общества стала жертвой обмана и самообмана.
Определенную ответственность за это несет общественная наука, которая не смогла своевременно дать правильную оценку социальной направленности происходивших перемен и вероятных результатов преобразований, исходя из направленности интересов и соотношения сил главных участников процесса. Восполнению этого недостатка, на наш взгляд, может способствовать разработка концепции социального механизма трансформации постсоциалистических обществ. Она исходит из того, что в основе протекающих в этих странах трансформационных процессов лежат относительно устойчивые социальные механизмы, общее принципиальное устройство которых сочетается с существенными национальными особенностями, предопределяющими межстрановые различия в направлениях социальных преобразований. Принципиальное устройство этого механизма кратко описано в одной из наших работ[14 - Заславская Т.И. Постсоциалистический трансформационный процесс в России // Вестник РГНФ. 1998. № 3.], поэтому ниже более конкретно рассматривается лишь один из его элементов – социально-трансформационная структура общества.
Подойти к этому предмету можно через понятие трансформационной активности социальных субъектов.
Трансформационная активность и ее субъекты
Под трансформационной активностью понимается совокупность таких действий индивидов, организаций и групп, которые прямо или косвенно вызывают сдвиги в базовых общественных институтах. Трансформационная активность амбивалентна по отношению к «добру» и «злу»: она охватывает не только конструктивную модернизаторскую, но и консервативно ориентированную реставрационную деятельность. Главными формами такой активности служат: а) целенаправленное реформирование общественных институтов; б) практическая инновационно-предпринимательская деятельность; в) адаптационное и реактивно-протестное поведение. Социальная направленность, интенсивность и степень согласованности названных форм активности – ключевые факторы развития реформ.
Конкретные формы и виды трансформационной активности нередко реализуются разными социальными субъектами. Например, целевой реформаторской деятельностью занимаются главным образом представители правящего слоя, в то время как поведение, выражающее социальный протест, характерно для представителей нижних слоев. Однако связь между содержанием активности и статусом социальных субъектов не однозначна. Чтобы перейти от классификации форм трансформационной активности к типологии субъектов общественных преобразований, посмотрим, какие требования к ним предъявляет участие в каждой форме активности.
Целенаправленной реформаторской деятельностью, как правило, занимаются сплоченные команды единомышленников, обладающие достаточно высоким статусом и возглавляемые сильными лидерами. В них входят представители верхних звеньев исполнительной власти, силовых структур, парламента, политических партий, а также примыкающие к ним идеологи. Конкретная направленность этого вида деятельности зависит от культурных характеристик ее участников: доминирующей системы ценностей, социально-политических взглядов, мотивированности групповыми или общественными интересами, уровня правосознания и морали. Эффективность же реформаторской деятельности во многом определяется компетентностью субъектов, их политической волей, знанием социальной реальности, умением предвидеть прямые и косвенные результаты принимаемых решений, самокритичностью и способностью к своевременному исправлению ошибок.
Для активного участия в инновационно-предпринимательской деятельности ее субъектам необходимы прежде всего образование, финансовый капитал и социальные связи. Из личностных качеств особенно важны инициативность, деловая хватка, готовность к риску и преодолению препятствий, стремление к независимости и профессионализм. Этим типом деятельности занимаются руководящие группы предприятий и фирм, органов местного самоуправления, средств массовой информации, негосударственных организаций, общественных движений. К другому типу ее субъектов относятся специалисты, инициирующие и внедряющие новые формы экономических и социальных отношений, а также лица свободных профессий.
Человеческое поведение более индивидуализированно и разнообразно, чем деятельность. Носителями различных стратегий поведения являются индивиды и группы, объединяемые сходными нормами-ценностями, типами менталитета, условиями жизнедеятельности. В целом же в качестве субъектов трансформационной активности выступают и физические лица, и малые группы, и трудовые коллективы, а также организации, органы управления, партии и движения. При этом индивиды и группы одновременно реализуют разные типы трансформационной деятельности и поведения.
Переход от анализа форм трансформационной активности к выделению типов ее макросубъектов возможен лишь при высоком уровне обобщения. Речь здесь должна идти о субъектах относительно небольшого числа укрупненных типов активности, т. е. о широких общностях индивидов, сходство объективного положения и (или) социокультурных характеристик которых обусловливает единство трансформационных функций. Правда, крупные социальные общности (категории, группы, слои), объединенные сходными взглядами, интересами и, главное, стремлением к солидарному действию, пока еще только формируются: их очертания очень расплывчаты, интересы слабо артикулированы, общие цели не осознаны. Это предтечи тех солидарностей и идентичностей, которым лишь предстоит сложиться в процессе формирования гражданского общества. Но, несмотря на свою незрелость, они привлекают большое внимание ученых.
Трансформационная структура общества
Этим термином мы обозначаем систему социальных макросубъектов, взаимодействие и борьба которых служат движущей силой качественной трансформации постсоциалистических обществ. Потребность в изучении этой структуры связана со стремлением понять, кто в конечном счете «несет ответственность» за сдвиги, происходящие в институциональной и социально-групповой структурах общества, какие социальные силы – сознательно или неосознанно – содействуют модернизации, консервации или реставрации общественного устройства и какими способами они этого добиваются. Понимание этого вопроса, на наш взгляд, исключительно важно для выработки эффективной стратегии дальнейших реформ.
Трансформационная структура отражает системное качество общества, особо значимое в период крутых перемен, – а именно его дееспособность как субъекта самореформирования и саморазвития. Это качество определяется соотношением и сравнительной активностью тех общественных сил, которые борются, с одной стороны, за либерально-демократические преобразования, а с другой – за возрождение и консервацию устаревших институтов. Меру этого качества можно назвать социально-инновационным или реформаторским потенциалом общества.
Трансформационная структура характеризует качество всего общества как целостности, включающей как социально активные, так и консервативно-периферийные группы. В этом смысле данное понятие противостоит точке зрения, согласно которой чуть ли не единственными и, уж во всяком случае, главными субъектами трансформационных процессов служат элиты и субэлитные группы. Вот одно из подобных высказываний: «Субъекты перехода… – это, очевидно, прежде всего новые элитные группы, городские и сельские предприниматели, а также та часть старых хозяйственных и других элит, которая по тем или иным причинам заинтересована в реформах. Это и есть новые авангардные группы. Именно доля этих групп и динамика их ориентации должны нас интересовать в первую очередь, если мы хотим понять направленность и уловить темп реформ в экономике, если намереваемся прогнозировать их ход»[15 - Дискин И.Е. Россия: трансформация и элиты. М.: Элтра, 1995.]. На наш взгляд, сказанное хотя и верно, но односторонне, поскольку прерогативой названных групп служат лишь некоторые, хотя и важные, виды трансформационной активности.
