скачать книгу бесплатно
На пороге глобального хаоса. Битва за будущее
Коллектив авторов
Андрей Ильич Фурсов
Сергей А. Правосудов
Игры мировых элит
Глобализация, как проект западных элит по трансформации капитализма в новый мировой порядок, набирает обороты и от управляемого хаоса стремительно скатывается к всемирной мятеж-войне, в которой финансовая закулиса стремится столкнуть всех и вся, чтобы достичь абсолютной власти над планетой.
Но, как это было не раз и ранее, история преподносит претендентам на мировое господство неожиданные сюрпризы. И вновь на пути у новых «гитлеров» и «бонапартов» встала Россия. Борьба идет на всех фронтах – политическом, экономическом, идеологическом и военном. Исход ее – непредсказуем. Ставка в ней – будущее человечества.
О тайных и явных перипетиях этой борьбы и ее перспективах – эта книга, в которую вошли интервью и статьи известных российских и зарубежных политологов, экономистов, общественных деятелей, писателей, опубликованные за последнее время в журнале «Газпром».
А. И. Фурсов, С. А. Правосудов
На пороге глобального хаоса. Битва за будущее
© А. И. Фурсов, С. А. Правосудов общая редакция составление, 2015
© Коллектив авторов, 2015
© Книжный мир, 2015
Андрей Фурсов
Борьба проектов
На вопросы журнала отвечает директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета, академик Международной академии наук (Инсбрук, Австрия) Андрей Фурсов.
– Андрей Ильич, расскажите о сути вашей теории «кризис-матрешка».
– Мир, а точнее, капиталистическая система переживает многослойный кризис. Он обусловлен тем, что с конца 1970-х годов верхушка мирового капиталистического класса демонтирует капитализм, поскольку эта система свое отработала. К сожалению, у нас до сих пор бытует упрощенное представление о капитализме, где всё сводится к сиюминутной прибыли, к торжеству капитала здесь и сейчас. На самом деле это не так. Капитал существовал до капитализма, и будет существовать после него.
Капитализм – сложная институциональная система, ограничивающая капитал в его целостных и долгосрочных (время) интересах и обеспечивающая экспансию (пространство). Без первого ограничения капитал сожрет общество и природу; ограничителями капитала со второй половины XIX века выступали национальное государство и политика, в конце XIX века к ним добавились гражданское общество и массовое образование. Без второго он не сможет развиваться: внутренние противоречия разрешаются их выносом за рамки системы, её увеличением, разбуханием. Как только мировая норма прибыли в капсистеме снижалась, капитал (в лице господствующих классов системы) вырывал из некапиталистической части мира кусок и превращал его в капиталистическую периферию – источник дешевой рабочей силы и новый рынок сбыта.
Конец капитализма
– Глобализация исчерпала планету для капитала. С разрушением СССР и «капитализацией» Китая некапиталистических зон в мире не осталось, некуда «экспансировать». А следовательно, эта важнейшая функция, которую выполнял для капитала капитализм, не нужна – место экстенсивного развития должно занять интенсивное. Проблема, однако, в том, что капитализм институционально «заточен» на экстенсив. В этом он похож на антично-рабовладельческую систему, и этим он отличается от феодализма: именно внешние источники эксплуатации позволяли капиталу ограничивать свою эксплуататорскую суть в ядре капсистемы, ну а государство, политика и гражданское общество заставляли его делать это в долгосрочных интересах самого капитализма.
Однако на рубеже 1960–1970-х годов функционирование этих институтов пришло в противоречие с интересами верхушки мирового капкласса: именно эти институты позволили среднему слою и верхней части рабочего класса не только существенно улучшить в 1945–1975 годах («славное тридцатилетие» – Ж. Фурастье) свое материальное положение, но и укрепить свои социальные и политические позиции. А это уже напрямую угрожало власти и привилегиям верхушки, и та не могла не отреагировать. С конца 1970-х годов начинается ее контрнаступление на позиции среднего слоя и рабочего класса – именно оно было главной социальной задачей тэтчеризма и рейганомики. Идеология и стратегия этого контрнаступления были сформулированы в документе «Кризис демократии», написанном в 1975 году по заданию Трехсторонней комиссии тремя видными социологами – С. Хантингтоном, М. Крозье и Дз. Ватануки. Ну а конкретной формой наступления стала неолиберальная контрреволюция, которая за 30 неславных лет (1980–2010) серьезно потрепала средний слой и рабочий класс как на Западе, так и в мировом масштабе, а также существенно ослабила институциональный каркас капитализма, то есть саму капиталистическую систему, в значительной степени демонтировав ее. Политика стала превращаться в комбинацию административной системы и шоу-бизнеса; об «ослаблении», «проржавении» и «таянии» национального государства не пишет только ленивый; гражданское общество даже в ядре капсистемы постепенно скукоживается; массовое образование – начальное, среднее, высшее – ломают, выделяя элитарный сегмент для верхушки и резко опуская средний уровень для всех остальных.
Впрочем, полного размаха наступление верхов на «середняков» и «работяг» посредством демонтажа институциональной системы капитализма не могло достичь до тех пор, во-первых, пока существовал СССР – системно-антикапиталистическая альтернатива капитализма, способная использовать социальные проблемы капсистемы в своих интересах; во-вторых, пока капитал в его промышленно-вещественной форме был подвержен пространственным и институциональным ограничениям. Всё это изменилось на рубеже 1980–1990-х годов. Научно-техническая (коммуникационно-информационная) революция трансформировала соотношение вещественных и информационных факторов в материальном производстве – вторые вышли на первый план. Капитал превратился в электронный сигнал. И в таком виде он практически более не зависит от пространственных и институциональных ограничений стран.
В то же время в 1991 году был разрушен СССР. И если революция в области информационных и коммуникационных технологий (выбор в пользу которой как альтернативы промышленному развитию, освоению космоса и т. п. был сознательно сделан в 1960–1970-е годы верхушкой мировой системы по классовым причинам) создала материально-технические условия для освобождения капитала от институциональных ограничений (то есть, по сути, от капитализма), то уничтожение СССР/системного антикапитализма обеспечило социально-политические и геополитические условия для этого. Но вот парадокс: появление этих условий делает ненужным сам капитализм: капитал должен превратиться в иную форму – например, чистую власть, монополию на распределение ресурсов. Последнее в условиях нехватки ресурсов в планетарном масштабе приобретает решающую роль – сохранение власти и привилегий мирового правящего класса требует от них демонтажа капитализма и создания новой социальной системы, основанной на внеэкономическом (нерыночном) контроле над ресурсами и информпотоками (включая науку и образование).
– Поскольку мы коснулись проблемы ресурсов, то вспоминается, что Збигнев Бжезинский призывает США показать пример самоограничения, так как ресурсов планеты не хватит для обеспечения такого уровня потребления, как в США, бурно развивающимся Китаю, Индии да и ряду других стран.
– Призывать можно к чему угодно. Как любил говорить Сталин, есть логика намерений и логика обстоятельств, и логика обстоятельств сильнее логики намерений. По доброй воле американцы никогда не пойдут на ограничение потребления – плевать они хотели на весь остальной мир, о котором они вообще мало что знают. Население США составляет 4 % мирового, их доля в мировом производстве – 10–12 %, а не 20 %, как они утверждают (25 % было в середине 1970-х годов, с тех пор произошло существенное уменьшение), а потребляют американцы 40 % мирового продукта. В основе этого сверхпотребления – паразитирование Америки на мировой экономике с помощью доллара, военной мощи и контроля над вкладами в американских банках правящих групп других стран; с последних США фактически взимают дань, гарантией выплаты которой и служат вклады верхов. Как говаривал помощник президента Никсона Чак Колсон, «если вы взяли кого-то за гениталии, остальные части тела придут сами». Вот они и приходят в виде дани и геополитических уступок.
Однако, как говорили древние, nihil dat Fortuna mancipio – судьба ничего не дает навечно: крах системы, основанной на бесконечном печатании долларов, неограниченном кредите и ссудном проценте, неизбежен – и он не за горами. Именно поэтому часть англо-американской верхушки и связанный с этой частью международный финансовый капитал демонтируют капитализм, но времени до краха остается мало и они всеми силами оттягивают наступление этого момента.
Битва за Евразию
– Каким образом?
– Оттянуть можно двумя способами. Первый – действительно сократить потребление населения как минимум в два раза. Ясно, что это может вызвать массовый социальный взрыв и на такой риск американская верхушка не пойдет, достаточно вспомнить конец 1930-х годов, когда, столкнувшись с выбором между серьезными социальными реформами или мировой войной, американский правящий класс выбрал войну. Второй способ – стратегия непрямых действий, которая позволит выиграть время. Здесь несколько вариантов, назову два.
Первый вариант – хаотизация мира посредством серии локальных и региональных войн, США – зона стабильности в бушующем мире; в крайнем, аховом случае региональные войны можно превратить в мировую, но не тотально мировую, как в XX веке, а суммарно, мозаично мировую – a? la Тридцатилетняя 1618–1646 годов. Кстати, мировая война автоматически решает проблему сокращения потребления населения и создания системы жесткого контроля над ним и над ресурсами – вплоть до насильственного перераспределения.
Второй вариант – широкомасштабное изъятие активов у отдельных лиц, не являющихся гражданами США, но благодаря «системе» American person оказывающихся в зоне действия американского законодательства, групп и целых стран. Изъятие активов у стран предполагает передел старых рынков и включение непосредственно в сферу американской власти/мировой торговли тех стран, которые в значительной степени остаются за ее пределами. Это Ливия (до натовской агрессии), Сирия, Иран, Алжир, Сербия, а также Россия («Северная Евразия») – именно она представляет собой одну из последних малоосвоенных зон. В этом плане битва за Старый Свет и прежде всего за Северную Евразию становится для капверхушки способом оттягивания кризиса на несколько десятилетий, необходимых для демонтажа старой и монтажа новой системы.
– А не может ли капитализм сохраниться благодаря новым технологиям, способным увеличить «глобальный пирог»?
– Техника и технология – элементы целого, развитие которых определяется этим целым и его персонификаторами. Капверхушка в 1960–1970-е годы не случайно сделала выбор в пользу торможения промышленного и научно-технического прогресса в целом, сделав исключение для информационно-коммуникационной сферы. Во-первых, в силу ее наукоемкости – не нужны значительные по численности рабочий класс и средний слой. Во-вторых, информационные технологии можно использовать для установления жесткого контроля над людьми, их сознанием, психикой. Выбор, повторю, был не случайным, его диктовали классовые интересы.
Весьма показательно, что повороту в сторону от научно-технического и промышленного развития предшествовала мощная идейно-организационная подготовка: создание идеологии экологизма и экологического движения; молодежной субкультуры («секс, наркотики, рок-н-ролл»), в которой регулирующую роль играет воздействие на инстинкты и подсознание (плюс культ неоидолопоклонства, где роль идолов-шаманов выполняют поп-звезды и в меньшей степени звезды кино и спорта).
Ухудшение положения 70 % населения ядра капсистемы в 1980–2010 годах обусловлено не технологическими сдвигами, а сознательной неолиберальной политикой, и трудно представить, что капверхушка решит облагодетельствовать тех, кого обирала в течение 30 лет. Если бы она заботилась о благе большинства, то в 1960–1970-е годы сделала бы иной выбор. Кроме того, перенос индустриального производства в Восточную Азию, прежде всего в Китай, и превращение его в «мастерскую мира» делает ненужной заботу о массовых технологических прорывах в ядре капсистемы – аналогичным образом рабство и наличие источников рабства на периферии античного мира в определенный момент истории последнего начисто заблокировало развитие техники. Именно Китай и Индия с 2000-х годов создают огромную массу мирового валового продукта (МВП). По подсчетам специалистов, если из МВП 2010 года вычесть долю Китая и Индии, то это будет аккурат МВП 1980 года! и ведь эта доля создается не только машинным, но в значительной степени ручным трудом, что полностью опровергает лживую концепцию «постиндустриального общества», насквозь пропитанную идеологией сохранения власти и привилегий мировой верхушки. Подобная структура МВП – прямое следствие и индикатор кризиса, связанного с демонтажем капитализма, который, кстати, идеологи мондиализма, например Ж. Аттали, а также некоторые государственные и политические деятели на Западе не считают нужным скрывать.
Однако для «демонтажников-высотников» капитализма из числа капверхушки есть две новости: одна плохая, а другая очень плохая.
Сокращение населения
– Я так понимаю, что здесь мы возвращаемся непосредственно к проблеме «кризиса-матрешки»?
– Да. Дело в том, что феодалам (сеньорам) удалось в свое время, пусть ценой мощнейших социальных потрясений «длинного XVI века» (1453–1648), демонтировать феодализм (так называемые буржуазные революции, в которых буржуазия якобы крушит феодалов, – один из мифов либеральной исторической науки, по ряду причин подхваченный марксистской наукой) только потому, что это было внутриевропейское, внутризападное дело. В этом кризисе не участвовала периферия, поскольку ее не было – феодализм, в отличие от античного рабства и капитализма, не предполагает производственной обязательности периферии, это интенсивно, а не экстенсивно ориентированная система. Поэтому никто извне не помешал сеньорам превратиться в капиталистов, оперирующих на мировом рынке, откуда их стала выбивать буржуазия, прежде всего финансовая, стремившаяся стать главным капиталистом.
А вот господствующие группы позднеантичного общества, позднеримской империи не устояли перед варварской периферией, и она их сокрушила. Показательно, что варварская периферия демографически была выращена Римом в его социально-экономических интересах: селясь на римском пограничье, переходя на римскую систему земледелия и оседлывая торговлю Рима, варвары за несколько столетий настолько увеличили свою численность, что могли демографически подавить Рим, а их правящая верхушка («элита») – сменить римскую, как это и произошло в V–VI веках н. э. в так называемых варварских королевствах.
Аналогичным образом капитализм за последние полтора столетия на своей периферии «вырастил» огромную массу населения. И если для трудо- и капиталоемкого производства индустриальной эпохи это было экономически как-то оправданно, то для наукоемкого производства деиндустриализированного мира это население – лишние едоки. Более того, в борьбе за места «там, где чисто и светло» «лишние едоки» могут сформировать свою правящую верхушку, способную в условиях глобального кризиса бросить вызов западной верхушке так, как это сделали вожди варваров в условиях кризиса античного общества, и повести их на штурм бастионов Запада. Если учесть, что бо?льшая часть населения крупнейших городов Запада – это выходцы из «варварского» Юга, что в основном это молодые, активные, а то и агрессивные люди, не принимающие западную культуру, нормы, ценности и не желающие вписываться в нее (кризис мультикультурализма), то внешняя демографическая угроза Юга на глазах превращается во внутреннюю социальную угрозу Севера. Это – вторая «матрешка», демографическая. Не случайно для мировой верхушки сегодня сокращение населения самыми разными способами (голод, болезни, война, гомосексуальные браки и т. п.) – задача № 1. Представители экологических и природоохранных организаций уже не стесняясь, говорят о том, что нагрузку на дикую природу планеты можно нормализовать только в том случае, если численность мирового населения сократится на 80–90 %. Ну а британский принц-консорт Филипп, курирующий с 1976 года Фонд защиты дикой природы, вообще заявил публично, что в другой жизни хотел бы стать вирусом, чтобы окончательно решить проблему перенаселения Земли.
Третья «матрешка» связана с биосферой. Самым страшным кризисом в истории человечества был кризис верхнего палеолита (25 тыс. лет до н. э. – 10–12 тыс. лет до н. э.). Этот кризис, растянувшийся на 15 тысячелетий, был ресурсным. Он уничтожил социумы, основанные на высокоспециализированной охоте на крупного зверя (грубо говоря, мамонтов просто выбили), привел к деградации культуры и сократил численность населения планеты на 80 %. Выходом из этого кризиса стало возникновение земледелия, совпавшее с началом потепления климата и наступлением «долгого лета», которое вот-вот закончится.
Поскольку капитализм – это, во-первых, глобальная система, во-вторых, система, основанная на необратимой эксплуатации не только человека, но и природы, его кризис – это ресурсный кризис в масштабах планеты Земля. Ресурсный кризис усугубляется геоклиматическими и геофизическими изменениями: затухание Гольфстрима, снижение активности Солнца (25-й цикл, который наступит в 2020-е годы, будет, по мнению специалистов, очень похож на 23-й, следствием которого стал малый ледниковый период XVII – первой половины XIX в.).
Согласно прогнозам, наиболее стабильной и ресурсообеспеченной зоной в период возможной катастрофы и в послекатастрофическом мире в течение нескольких сотен лет будет Северная Евразия, то есть территория нынешней РФ. Думаю, грядет битва за Евразию – эта последняя Большая Охота эпохи капитализма, в которой Запад, скорее всего, попытается окончательно решить русский вопрос – по крайней мере, такой соблазн у него будет (причем касается это не только народа, но и господствующих слоев, которые Запад никогда не примет как своих, для него они объект будущего финансового раскурочивания). Пролог этой битвы – так называемая Арабская весна, бикфордов шнур которой атлантисты пытаются протянуть по исламской дуге от Магриба до Кашмира и Киргизии, к подбрюшью РФ и КНР. Поэтому мы не можем позволить себе роскошь быть слабыми – в сегодняшнем мире слабых не просто бьют, а стирают ластиком Истории. Навсегда.
Помимо социально-экономического, демографического и ресурсного («биосферного») кризисов («матрешек»), кризис капитализма означает также кризис европейской цивилизации, кризис христианства, а точнее, библейского проекта контроля над массами, наконец, кризис белой расы. При этом надо помнить, что исходно кризис, о котором идет речь, – рукотворный. В качестве процесса, геоисторической операции он задуман довольно узким кругом лиц из числа «хозяев мировой игры» и реализуется некими игроками с помощью фигур, обслуги и т. п. При этом реальная цель – создание новой социально-экономической системы, предполагающей сокращение численности населения планеты Земля на 80–90 %, – скрывается.
Конспирология
– А как вы относитесь к конспирологическим теориям, в частности о том, что миром правят Бильдербергский клуб и Трехсторонняя комиссия?
– Мир слишком велик и сложен, чтобы им управлять из одного центра. Хотя попытки создать систему такого управления делались неоднократно и продолжают делаться в настоящее время. Что касается Бильдербергского клуба, Трехсторонней комиссии и подобного рода структур, то это, прежде всего, структуры выработки и согласования решений, которые принимаются «Хозяевами Мировой Игры» (О. Маркеев) или «хозяевами истории» (Б. Дизраэли) и их тайными, а не просто закрытыми организациями. Я имею в виду несколько десятков королевско-аристократических и финансовых семейств, многие из которых, в той или иной степени перероднившись между собой, контролируют основные глобальные финансовые потоки, СМИ и закрытую, то есть обслуживающую только «хозяев истории», науку – естественную, социальную и техническую.
Обычно под конспирологией понимают примитивные схемы, которые объясняют исторические события не историческими закономерностями и массовыми тенденциями развития, а тайной и, как правило, злонамеренной деятельностью неких сил (на выбор – масоны, ордены, спецслужбы и т. п.). Часто такие схемы воспринимаются как несерьезные. И действительно, немало работ, именуемых конспирологическими, написаны недобросовестными авторами в погоне за сенсацией и заработком.
В то же время вряд ли кто-то сможет оспорить тот факт, что далеко не все причины и мотивы происходящего в мире лежат на виду – наоборот, они скрываются; далеко не все цели декларируются открыто – это естественно. Мы прекрасно знаем, что большая политика делается тайно, реальная власть – это тайная власть, зона функционирования «высоких финансов» – тайна. Поэтому нередко поставить под сомнение реальный анализ скрытых механизмов истории пытаются либо люди недалекие, профаны, либо, напротив, те, кто слишком хорошо знает о существовании тайных сил, структур и т. п. и старается отвести от них внимание, сбить со следа, высмеивая серьезный поиск как конспирологию. Давайте посмотрим, например, на Коминтерн, то есть III Интернационал, который два десятилетия втайне планировал и проводил перевороты, восстания, революции, у которого были гигантские скрытые финансы и т. п. – это конспирологическая структура, а его влияние на ход истории – это конспирологическое влияние? Почему же аналогичные структуры буржуазии, действующие в закрытом режиме, обладающие намного большим политическим и финансовым потенциалом – не конспирологические? Напомню слова Троцкого о том, что настоящие революционеры сидят на Уолл-стрит.
Разумеется, в основе кризисов и революций лежат объективные, а точнее, системные и субъектные причины. Никто не отменял массовые процессы. Но мир – понятие не количественное, а качественное, как любил говорить Эйнштейн. В мире небольшая, но хорошо организованная группа, в руках которой огромные средства (собственность, финансы), власть и контроль над знанием и его структурами, а также над СМИ, весит намного больше, чем масса людей или даже целая страна – достаточно почитать «Исповедь экономического убийцы» Дж. Перкинса. Как заметил вовсе не конспиролог, а нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман, «современная политическая экономия учит нас, что маленькие, хорошо организованные группы зачастую превалируют над интересами более широкой публики».
В деятельности закрытых наднациональных структур нет ничего неестественного, они порождаются самой логикой развития капитализма. В экономическом плане капитализм – это система без границ, мировой рынок. А вот в политическом плане капиталистическая система – это мозаика государств. Но экономические интересы буржуазии выходят далеко за рамки одного государства. Поэтому мировому капиталистическому классу объективно нужны надгосударственные, наднациональные структуры, и они должны быть если не тайными, то, по крайней мере, закрытыми от широкой публики. Таким образом снимается противоречие между экономической целостностью и политической фрагментарностью капиталистической системы. Отсюда упорное стремление верхушки мирового капиталистического класса к созданию чего-то вроде мирового правительства. Кстати, каждый раз на пути решения этой задачи вставала Россия; в этом – одна из причин горячей «любви» к ней и к нам, русским, хозяев капиталистической системы – англосаксов, особенно британцев.
Чтобы снять базовое политико-экономическое противоречие капиталистической системы, нужны были наднациональные структуры. Но готовых организаций такого типа у буржуазии не было. В XVIII веке, когда вся сила была у государства и аристократии, нужно было пользоваться тем, что есть. Например, масонскими организациями. В XVIII веке начинается их бурный рост. Конечно же, они возникли раньше, в XVI – начале XVII века, представляя собой эволюционировавшую форму тамплиерских структур, покинувших в XIV веке Францию, но реальную жизнь в них вдохнула именно буржуазная эпоха – ее запросы и интересы.
В конце жизни Маркс сказал, что если бы он писал «Капитал» заново, то начал бы не с собственно «Капитала», а с государства. Если писать «Капитал» сегодня, когда капитал, отвешивая прощальный поклон, корчась, уходит в прошлое, начинать работу о капитализме надо с закрытых наднациональных структур управления: именно они придают капсистеме целостный и завершенный характер, а ее истории – проектно-конструкторский характер.
– Поясните, что вы имеете в виду?
– В середине XVIII века в Европе произошел великий эволюционный перелом: история из преимущественно стихийной стала преимущественно проектно-конструируемой. Это не значит, что до середины XVIII века не было групп и сил, пытавшихся, причем нередко успешно, направлять ее ход. Однако в середине XVIII века появились три фактора, которые внесли качественное изменение в исторический процесс. Это начало формирования массового общества, небывалое усиление финансового капитала и резкий рост роли информационных потоков. Попробуйте управлять общиной, кастой или полисом – структурами, укорененными в традиции и ведущими себя, как коллективный социальный индивид. Другое дело – массовый индивид, которым легко манипулировать; выход масс на сцену истории предоставил огромные возможности манипуляторам. Это первое. Второе: резко усилившаяся борьба за гегемонию в мировой капиталистической системе между Великобританией и Францией, военные нужды других государств, а также начавшаяся индустриализация колоссальным образом стимулировали развитие в XVIII веке финансового капитала, подготовленное XVII веком (от появления в его начале Standard Chartered Bank Барухов до создания в его конце английского Центрального банка). Третье: информационный бум XVIII века, который позволил «паковать» информацию и использовать ее для воздействия, прежде всего, на элитарные группы. Классический пример – «Энциклопедия», с помощью которой в течение нескольких десятилетий французская элита морально была подготовлена к принятию революции. Иными словами, в середине XVIII века произошло соединение Вещества (массы), Энергии (денег) и Информации (идей). Сплетенные в тугой узел, эти субстанции оказались под контролем определенных групп, которые в течение нескольких десятилетий подготовили ситуацию и человеческий материал для эпохи революций (1789–1848).
Однако не надо думать, что проектно-конструкторская эпоха истории – это всегда триумф конструкторов-проектировщиков. Есть еще такая штука, которую Гегель называл «коварством истории». Например, те силы, которые планировали свержение самодержавия, уничтожение России и использование революции в России для сокрушения всех преград на пути капитала, вряд ли могли предположить, что команда Сталина и «группа поддержки» из имперского генштаба и его разведки поломают проект «мировая революция», спутают карты левым (Коминтерн) и правым (Фининтерн) глобалистам, реализовав проект «социализм в одной отдельно взятой стране», восстановят империю в виде мировой системы социализма и оттянут глобализацию мира почти на сто лет. Вывод: конструирование истории – это схватка проектов, систем и элит, которую советская элита сталинского образца выиграла, а послевоенного – проиграла. Проиграла, потому что по мере интеграции с середины 1950-х годов в мировой рынок утрачивала глобальное видение. И с тех пор ситуация у нас развивалась по логике сужения видения и измельчания интересов. С Запада, напротив, шагает проектно-конструкторский подход. Последняя Большая Охота капитализма – это во многом проект. И надо сделать всё, чтобы не просто поломать его, а развернуть против проектантов, да так, чтобы эта охота стала последней именно для них. Как говаривал Гамлет, «ступай, отравленная сталь, по назначению».
Беседу вел Сергей Правосудов.
Июнь 2012 г.
А. Фурсов, К. Фурсов
Альтернативная история
На вопросы журнала отвечают историки Андрей и Кирилл Фурсовы.
– Андрей Ильич, недавно вышла ваша новая книга «De Conspiratione: Капитализм как Заговор», в который вы показываете ведущую роль венецианцев в создании современной западной цивилизации. Расскажите, пожалуйста, об этом.
– Моя работа опубликована в сборнике «De Conspiratione / о Заговоре», в который вошли также монографии Сергея Горяинова, Вячеслава Карпенко, Александра Рудакова и Елены Пономаревой. Интервью с Горяиновым и Пономаревой уже публиковались в вашем журнале. Одна из главных тем моей работы – формирование хищного североатлантического субъекта, ядро которого составили англосаксы – исходно англичане, затем к ним добавились американцы. До сих пор мало кто знает, сколь значительную роль в формировании североатлантического субъекта и капитализма сыграли венецианцы.
Венеция
Венеция стартовала в VI веке как территория, подконтрольная Ромейской империи (Византии). В IX веке после похода сына Карла Великого Пипина в Северную Италию (810 год) Венеция приобрела независимость. В дальнейшем она развивалась во многом за счет ограбления бывшей метрополии. Сначала венецианцы усилили свои позиции в посреднической торговле. Затем они профинансировали Четвертый крестовый поход, целью которого было провозглашено «освобождение Гроба Господня в Иерусалиме от мусульман». Однако на деле крестоносцы захватили в 1204 году не Иерусалим, а Константинополь – столицу христианской Византии. В результате венецианцы получили огромные богатства, а также три восьмых византийской территории, включая стратегические острова в Средиземном море (в частности, Крит и Кипр). В середине XIII века Венеция «запустила» золотой дукат, сохранивший хождение до 1840-х годов. Контролируя богатейшие серебряные шахты в Европе (германские земли, Балканы, Венгрия), венецианцы наладили обмен серебра на золото с Китаем. За счет этого они получили возможность «доить» реальную экономику Европы, периодически устраивая «серебряный голод».
Однако в 1453 году Константинополь захватили турки, и Византийская империя перестала существовать. У Османской империи были свои торговые интересы, что затрудняло венецианцам торговлю с Востоком. Кроме того, португальцы (Вашку да Гама) проложили новый путь в Азию – вокруг Африки, что нанесло серьезный урон средиземноморской торговле венецианцев.
В XVI веке произошел сдвиг ключевых торговых путей в направлении Америки и Атлантического океана – они сместились на крайний запад Европы, далеко от традиционной венецианской зоны влияния. Сначала, чтобы сохранить свои позиции, богатейшие венецианские семьи попытались перебазироваться в Голландию и поставить ее под свой контроль. Венецианцы первыми признали Голландию в 1619 году, но годом раньше в Европе началась Тридцатилетняя война (1618–1648 годы), и венецианцы поняли, что эта страна – небезопасное и уязвимое место, так как ее может захватить внешний враг. Единственной альтернативой Голландии была Англия – остров, отделенный от континента проливом.
– Очевидно, что здесь сыграла свою роль не только защищенность острова от нападения сухопутных войск, но и географическое положение Англии, столь выгодное для организации международной торговли.
– Естественно. Венецианцы изначально рассматривали Англию в качестве «запасного аэродрома», если не удастся реализовать «голландский проект». Их проникновение в Англию началось в 1530-е годы. Уже в 1546 году под руководством венецианцев в Кембриджском университете был создан Тринити-колледж. Сегодня этот колледж занимает четвертое место в Великобритании по земельным богатствам после королевской семьи, National Trust и Англиканской церкви; его декана назначает король. В этом колледже впоследствии училась практически вся британская элита.
Одновременно венецианцы сыграли огромную роль в создании английской разведки и ее агентурной сети в Европе. Венеция благодаря своим широким торговым интересам и практически неограниченным финансовым возможностям имела многочисленную сеть осведомителей в разных странах. Вся информация стекалась в Совет десяти, который мог тайно приговорить к смерти любого жителя Венеции (или другой страны). Приговор исполнялся тайным наемным убийцей – «браво». Кстати, учеником венецианцев был знаменитый английский астролог и разведчик Джон Ди, который подписывал свои донесения Елизавете I псевдонимом 007. Он еще в XVI веке выдвинул доктрину «Зеленой империи», в состав которой под руководством Англии должны были войти Северная Америка и Северная Евразия (Россия).
Как я уже говорил, венецианцы усилились благодаря ограблению Константинополя. Англосаксы также, мягко говоря, не брезговали грабежом, причем государственно поддержанным, а то и организованным. Многие знаменитые пираты становились офицерами английского флота и продолжали свой криминальный «бизнес». И если раньше их мог «вздернуть на рее» капитан любого военного корабля, то теперь это грозило войной с Англией. Наиболее известным пиратом, служившим в английском флоте, был Френсис Дрейк. Экономист Дж. М. Кейнс посчитал, что награбленные Дрейком 600 тыс. фунтов позволили Елизавете I не только погасить все внешние долги, но и вложить 42 тыс. фунтов в Левантскую компанию (венецианцы), а из её доходов был составлен первоначальный капитал Ост-Индской компании. В XVII веке на службе британской короне прославился пират Генри Морган, который за свои «заслуги» был назначен вице-губернатором Ямайки. Кстати, именно от этого пирата ведет свою историю богатейшая династия американских банкиров – Морганов.
– А можете назвать венецианские семьи, которые занимались покорением Европы?
– Венеция в XVI веке насчитывала 200 тыс. населения и управлялась 40 богатейшими семьями. Венецианская аристократия дала 17 папских семей, включая Борджа и Орсини; в родстве с ней находились и находятся Медичи, Сфорца, Бурбоны, Савойский дом, баварские Виттельсбахи и еще 6–7 герцогских и маркграфских домов. Выходцами из Венеции были еврейские семьи Морпурго (финансировали Наполеона), Варбургов (финансировали Наполеона и Гитлера), американских Кэботов и многие другие.
В 1600 году по инициативе венецианцев в Англии была создана частная Ост-Индская компания. Венецианский след в ее истории был настолько силен, что когда в 1780-е годы в британском парламенте будет происходить борьба между сторонниками и противниками Ост-Индской компании, сторонники будут называть себя «венецианской партией». А британский банк Ост-Индской компании – Barings Bank – был известен как «венецианский банк». Постепенно венецианцы стали уделять всё больше внимания не торговле, а финансовым спекуляциям, что напоминает современные хедж-фонды.
Индия
– Кирилл Андреевич, вы защитили диссертацию по английской Ост-Индской компании и написали о ней книгу «Держава-купец». Расскажите об эволюции этой структуры.
– Английская Ост-Индская компания (ОИК) была основана в 1600 году и получила от короны монополию на торговлю с Востоком. В первой половине XVII века основной статьей ее экспорта из Азии в Европу был перец. Это был очень прибыльный бизнес; так, в Европе продажная цена перца превышала покупную цену на Суматре в 33 раза. Однако из-за роста предложения разница в цене постепенно сократилась, и с середины XVII века компания переориентировалась на импорт индийских тканей, которые были в 3–6 раз дешевле продукции английской мануфактуры. В 1670 году доля текстиля в импорте компании составила 57 %, а к концу века этот показатель достиг 74 %. Конечно, владельцы мануфактур жаловались в парламент, и тот в 1700 году запретил ношение в Англии индийского коленкора. Правда, бизнес ОИК от этого пострадал мало, так как бо?льшую часть импорта она реэкспортировала в континентальную Европу, рынок которой был обширнее. Конечно, высокие доходы компании вызывали недовольство со стороны конкурентов как в Англии, так и в других странах. В XVIII веке ОИК сохраняла свою торговую монополию в Англии (с 1707 года Великобритании), превратившись в крупного кредитора правительства. В Индии она постепенно обзавелась торговыми льготами со стороны местных политий и факториями-складами, некоторые из них она со временем сделала укрепленными поселениями (Мадрас, Бомбей, Калькутта).
Последнее связано с тем, что с самого начала природа ОИК была двойственной – политико-экономической. Сам характер ее деятельности на Востоке требовал от компании набора квазигосударственных функций – полноты власти над собственными служащими, права набирать военные отряды и заниматься дипломатией. Однако в первые полтора столетия существования компания всё же была по преимуществу торговой организацией. В середине XVIII века произошел перелом: распался Могольский султанат и обострилась борьба Великобритании и Франции за гегемонию в капиталистической системе.
Появление у компании крупной сухопутной армии (состоящей из солдат-индийцев – сипаев) позволило ей не только победить французских конкурентов, но и приступить с 1757 года к покорению индийских княжеств, то есть к постепенному захвату в Индии политической власти, открывавшей доступ к значительному некоммерческому источнику доходов – сбору налогов. Начался процесс превращения ОИК в то, что я называю державой-купцом. Не теряя черт торговой корпорации, компания превращалась в Южной Азии в территориальную империю со всеми ее атрибутами – сбором налогов, содержанием армии, отправлением правосудия. Если раньше компании приходилось финансировать свои торговые операции и оплачивать военные расходы из прибылей, то теперь это частично делали индийские налогоплательщики. Обретение нового источника доходов позволило ОИК резко сократить ввоз в Индию драгоценных металлов; в 1729–1760 годах он снизился с 611 тыс. фунтов стерлингов до 143 тыс. Правда, вскоре расходы на управление и армию уменьшили возможности британцев переливать средства из налоговой сферы в торговую.
Служащие ОИК стремительно обогащались, и, переводя средства на родину, многие из них стали вкладывать деньги в политику, покупая места в британском парламенте. В 1784 году в палате общин заседало 45 выходцев из ОИК, так называемых набобов (при общей численности палаты 558 человек). Средний годовой доход британского лорда составлял тогда около 8 тыс. фунтов, а, например, член калькуттского совета Р. Баруэлл в 1775 году перечислил в Лондон 40 тыс. фунтов. Посягательство набобов на политические позиции земельной аристократии и факт превращения ОИК в «империю в империи» привели к тому, что в парламенте началась борьба за установление надзора государства над некоммерческой деятельностью ОИК в Азии. Эта борьба завершилась в 1784 году созданием государственного ведомства по делам Индии – Контрольного совета. Однако в качестве компенсации за потерю политической самостоятельности компания получила налоговые льготы: парламент резко снизил пошлину на импорт китайского чая – со 119 до 12,5 %.
Вторая половина XVIII века была временем очередного коренного изменения в структуре импорта ОИК в Европу: она переориентировалась с индийских тканей на китайский чай. Отчасти это связано с британской промышленной революцией, которая делала индийский текстиль всё менее конкурентоспособным в Европе. К концу XVIII века соотношение производительности труда британских хлопчатобумажных фабрик и индийских ткачей уже составляло 400:1.
Если говорить о военно-политической составляющей деятельности ОИК, то покорение ею Индии произошло в период второй половины XVIII – первой половины XIX века. Слабые княжества предпочитали заключить с компанией субсидиарный союз: арендовать ее войска за определенную сумму. Правда, на практике это приводило к подчинению княжеств британцам. Сильные княжества сами были крупными хищниками, поэтому активно сопротивлялись экспансии компании.
– Почему же британцам удалось покорить Индию, численность населения которой была на порядки больше?
– Я выделяю пять факторов триумфального шествия ОИК по Индии. Во-первых, тесные торговые связи британцев с могущественными торгово-ростовщическими группами Индии, для которых политическая экспансия компании означала расширение их собственного бизнеса. Во-вторых, финансовое превосходство ОИК над местными княжествами за счет весьма эффективной налоговой системы и возможности, когда необходимо, черпать средства из коммерческой ветви своей деятельности. В-третьих, обладание самой мощной в Южной Азии военной машиной. В-четвертых, победа над индийскими правителями в конкуренции за лояльность ключевых социальных групп – крупных землевладельцев, части купечества и чиновничества. Дело в том, что британцы как представители капиталистической нации-государства могли предоставить этим группам более прочные права собственности и экономические привилегии, чем их собственные правители. Поэтому во многих княжествах рано или поздно эти группы постепенно становились «пятой колонной» компании и лоббировали ее интересы. Наконец, в-пятых, ОИК, будучи бюрократической организацией и представляя чуждую для Индии того времени общность – нацию, выступала как единая сила, пытаться расколоть которую индийцам было бессмысленно. В истории покорения британцами Индии выделяются четыре англо-майсурские, три англо-маратхские и две англо-сикхские войны. Аннексия территории сикхского Пенджаба в 1849 году ознаменовала завершение покорения британцами Индии.
Однако одновременно с наступлением ОИК в Индии шло ее отступление в Британии. Государство сокращало жизненное пространство компании – как экономическое, так и политическое. В 1813 году парламент под давлением промышленников отменил монополию компании на торговлю с Индией. Правда, к тому времени доля китайской торговли в обороте ОИК была уже в восемь раз выше стоимости индийской. В Китае британцев интересовал, прежде всего, чай, средства на закупки которого они получали от сбыта в Китае же опиума и хлопка. В 1833 году парламент отменил также монополию на торговлю с Китаем, открыв доступ к ней широким кругам буржуазии.
Параллельно парламент отнимал у ОИК ее функции администратора Индии, постепенно переключая их на правительство. К середине XIX века компания превратилась в машину по управлению Британской Индией, а в ходе сипайского восстания 1857–1859 годов парламент покончил с аномалией фактического двоевластия, создав вместо ОИК министерство по делам Индии.
– Вы упомянули, что чай в Китае британцы закупали в обмен на индийский опиум. Были ли китайцы довольны таким обменом?
– Хотя в правящей элите Цинской империи многие смотрели на формально запрещенный ввоз опиума сквозь пальцы (были материально заинтересованы попустительствовать контрабанде), часть элиты понимала пагубные последствия массовой наркотизации населения. Попытки бороться с таким «бизнесом» британцев привели к военному конфликту. По итогам знаменитых «Опиумных» войн 1840–1842 и 1856–1860 годов Китай был вынужден открыть свой рынок для западной промышленной продукции и утратил таможенную самостоятельность.
Разделяй и властвуй
– Андрей Ильич, для того чтобы господствовать в мире, англосаксам нужно было уделять пристальное внимание не только экономике, но и политике.
– Так оно и было. Их схема господства держалась на двух китах: ограблении колоний и недопущении появления конкурентов в Европе. Для реализации второй задачи они постоянно стравливали между собой континентальные государства, а когда те начинали воевать, наживались на поставках, а также на кредитовании враждующих государств. Как уже сказал Кирилл, в XVIII веке англичанам нужно было ослабить своего главного конкурента – Францию, которая тоже создала Ост-Индскую компанию и развивала торговлю с Индией. В 1789 году англичанам при помощи масонских лож и финансистов удалось спровоцировать начало революции во Франции. Разумеется, во Франции сложилась подходящая ситуация, но нужно было, чтобы ею кто-нибудь воспользовался. Это и сделали британцы в союзе со швейцарскими банкирами и масонскими ложами.
На саму организацию «народного восстания» во Франции британцы выделили 24 млн. фунтов стерлингов – эту цифру озвучил премьер-министр Великобритании Уильям Питт. Удары, которые должны были обострить ситуацию и подтолкнуть революцию, наносили по двум направлениям: во-первых, была искусственно создана инфляция – напечатано 35 млн. ничем не обеспеченных ассигнаций; во-вторых – спровоцирована нехватка хлеба: зерно было скуплено и вывезено из страны. Всё это порождало недовольство. Одновременно велась информационно-психологическая война. Мягкое правление Людовика XVI британско-масонская пропаганда представляла как жестокое, короля, королеву и придворных постоянно дискредитировали обвинениями в коррупции.
Однако после революции к власти во Франции пришел Наполеон и бросил вызов Великобритании. Более того, он заключил союз с российским императором Павлом. Стороны договорились о совместных действиях против Англии. Павел послал большой отряд казаков для разведывания пути в Индию (которую называли «жемчужиной британской короны») через Среднюю Азию и Афганистан. Союз этих двух государств был кошмаром для Великобритании. 24 декабря 1800 года произошло покушение на Наполеона, когда он ехал по улице Сен-Никез, взорвалась мощная бомба. В результате погибли 12 человек, а 28 получили ранения, но Наполеон не пострадал. Начальник полиции Фуше намекнул, что заказчики покушения находятся по другую сторону Ла-Манша. Вскоре, в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, группа заговорщиков убила русского царя Павла I. Английский посол в России практически не скрывал своего участия в заговоре. Взошедший на престол Александр I первым делом возобновил торговлю с Великобританией и отказался от индийского похода. По поводу этих событий Наполеон сказал: «Они не попали в меня в Париже, зато убили меня в Петербурге».
Наполеон объявил блокаду Англии и собирался захватить эту страну, переправив войска через Ла-Манш. Но ближайшие сподвижники убедили его сначала напасть на Россию, чтобы обезопасить себя от удара в спину. В 1812 году Наполеон вторгся в нашу страну, и этот поход закончился для него катастрофой. В 1814 году союзники взяли Париж и вернули к власти династию Бурбонов. Остается только догадываться, во сколько обошлось англичанам лоббирование столь пагубного решения Наполеона.
Кстати, в XX веке история повторилась. В 1940 году Гитлер готовил вторжение в Великобританию. Немецкие самолеты начали масштабные бомбежки этой страны. Однако почему-то Гитлер отказался от своего плана и в 1941 году напал на СССР, что и привело его к катастрофе. Почему он так поступил? Здесь мы вступаем в зону догадок, впрочем, хорошо обоснованных. Это, возможно, и коварное обещание британцев Гессу (май – начало июня 1941 года) присоединиться к Гитлеру, если он нападет на СССР, недаром британцы так и не рассекретили документы, связанные с перелетом Гесса, продлив запрет на их рассекречивание на несколько десятилетий (показательно: узнав, что СССР больше не настаивает на его содержании в тюрьме, Гесс по телефону сказал сыну, что теперь англичане убьют его; вскоре Гесса, который не мог даже самостоятельно побриться, нашли повешенным). Это и деятельность шефа Абвера Канариса, который убедил Гитлера в том, что у Красной армии – один (а не три) эшелон обороны и что вся она сконцентрирована на границе, то есть дело можно решить одним ударом.
В 1916 году, во время Первой мировой войны, англичане сыграли решающую роль в убийстве Григория Распутина, прислав киллера. Распутин пытался убедить Николая II заключить мир с Германией. Именно тогда появилась поговорка: «Великобритания будет воевать с Германией до последнего… русского солдата». В 1918 году, когда большевики подписали с Германией Брестский мир, англичане сыграли свою роль в организации мятежа левых эсеров: тогда сотрудник ВЧК Яков Блюмкин убил германского посла в Москве графа Мирбаха, чтобы спровоцировать возобновление военных действий. Координировал этот мятеж офицер британской разведки Сидней Рейли, который стал прототипом знаменитого Джеймса Бонда. Не секрет, что придумал этого персонажа Ян Флеминг, который также служил в британской разведке (имя «Джеймс Бонд» взято им из кодового названия операции по поиску технических секретов Третьего рейха, которой руководил Флеминг).
США и Китай
– В своей новой книге «Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис» известный американский геополитик, один из идеологов Демократической партии Збигнев Бжезинский призвал к усилению сотрудничества стран Запада с Россией. Этому есть простое объяснение: США испугались стремительного развития Китая. Теперь им нужна Россия для противостояния с КНР. Получается, что они снова хотят стравить две соседние страны и за счет этого рассчитывают сохранить свое лидирующее положение в мире?
– А что в этом удивительного? Ранее американцы использовали КНР в противостоянии с СССР. Теперь они пытаются использовать Россию против усилившегося Китая. Однако Бжезинский не хочет, чтобы Запад брал на себя какие-то обязательства перед Россией. Он прямо говорит о том, что НАТО и США должны защищать от агрессии Китая только Японию и Южную Корею, где у них еще со времен Второй мировой войны находятся крупные военные базы. По его мнению, России нужно обещать прием в ЕС и НАТО, если «она будет соответствовать идеалам демократии», но не торопиться с реальными шагами. Кроме того, американский стратег, чьи дедушка и бабушка похоронены в местечке Раков (в 30 км от Минска) и чье родовое владение Бжезинска – рядом с Аушвицем (20 км), опасается сближения России с Белоруссией и Украиной и призывает втягивать эти страны в зону влияния Запада по отдельности. Больше всего Збигнева Бжезинского пугает возможный союз России с Китаем. Он прекрасно понимает, что наша страна может предложить своим партнерам надежный доступ к энергоносителям, что положительно скажется на развитии их экономики.
Господство США базируется на доминировании их военно-морского флота, который контролирует все ключевые водные маршруты. Конфликт с США может привести к тому, что энергоресурсы из стран Ближнего Востока и Африки могут и не дойти до Китая. Однако если сделать ставку на сухопутную торговлю внутри евразийского континента, то это преимущество англосаксов резко уменьшится. Недаром в начале XX века британцы всполошились, когда немцы начали строить железную дорогу БББ (Берлин – Бизантиум/Константинополь – Багдад), которая, в случае соединения с Транссибом, обнуляла морское могущество Альбиона. Разумеется, сегодня начало не XX, а XXI века и могущество США опирается не только на военно-морской флот, но и на финансовое (доллар) и организационное (социально-политические технологии) оружие, а также на новейшие системы кибер- и информационного управления. Однако в условиях кризиса, особенно если он совпадет с геоклиматической катастрофой, эти преимущества могут и не сработать.
