скачать книгу бесплатно
Гусельцева 2009 – Гусельцева М. С. Культурно-аналитический подход в психологии и методологии гуманитарных исследований // Вопросы психологии. 2009. № 5. С. 16–26.
Гусельцева 2010 – Гусельцева М. С. Культурно-аналитический подход к феномену информационной социализации. // Мир психологии. 2010. № 3 (63). С. 26–34.
Гусельцева 2013 – Гусельцева М. С. Эволюция психологического знания в смене типов рациональности (историко-методологическое исследование): монография. М.: Акрополь, 2013.
Гусельцева 2014 – Гусельцева М. С. Интеллектуальные традиции российской психологии (культурно-аналитический подход): монография. М.: Акрополь, 2014.
Данин 1962 – Данин Д. С. Неизбежность странного мира. М.: Молодая гвардия, 1962.
Дункер 1965 – Дункер К. [Duncker K.] Психология продуктивного (творческого) мышления // Психология мышления. М.: Прогресс, 1965. С. 86–234.
Канеман и др. 2005 – Канеман Д., Словик П., Тверски А. [Kahneman D., Slovic P., Tversky A.] Принятие решений в неопределенности: Правила и предубеждения. Харьков: Гуманитарный центр, 2005.
Касавин 2013 – Касавин И. Т. Социальная эпистемология: фундаментальные и прикладные проблемы. М.: Альфа-М, 2013.
Келли 2000 – Келли Дж. [Kelly G.] Теория личности. Психология личных конструктов. СПб.: Речь, 2000.
Клочко 2005 – Клочко В. Е. Самоорганизация в психологических системах: проблемы становления ментального пространства личности (введение в трансспективный анализ). Томск: Томский гос. ун-т, 2005.
Копосов 2005 – Копосов Н. Е. Хватит убивать кошек. М.: Новое литературное обозрение, 2005.
Корнилова и др. 2010 – Корнилова Т. В., Чумакова М. А., Корнилов С. А., Новикова М. А. Психология неопределенности: единство интеллектуально-личностного потенциала человека. М.: Смысл, 2010.
Лекторский 2001 – Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.: Эдиториал УРСС, 2001.
Леонтьев А. 1975 – Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975.
Леонтьев Д. 2011 – Леонтьев Д. А. К антропологии счастья: состояние благополучия и путь радости // Человек. 2011. № 5. С. 34–46.
Лефевр 1967 – Лефевр В. А. [Lefebvre V.] Конфликтующие структуры. М.: Советское радио, 1967.
Лиотар 1994 – Лиотар Ж.-Ф. [Lyotard J.-F.] Заметка о смыслах «пост» // Иностранная литература. 1994. № 1. (URL: http://lib.ru/CULTURE/LIOTAR/s_post.txt)
Лотман 1992 – Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М.: Гнозис, 1992.
Лотман 2010 – Лотман Ю. М. Непредсказуемые механизмы культуры. Таллинн: TLU Press, 2010.
Любищев 2008 – Любищев А. А. Расцвет и упадок цивилизации. СПб.: Алетейя, 2008.
Майнцер 2009 – Майнцер К. [Mainzer K.] Сложносистемное мышление. М.: URSS, 2009.
Марков 2010 – Марков А. Рождение сложности. Эволюционная биология сегодня: неожиданные открытия и новые вопросы. М.: Астрель, 2010.
Марцинковская 2012 – Марцинковская Т. Д. Информационная социализация в изменяющемся информационном пространстве // Психологические исследования. 2012. Т. 5. № 26. С. 7. (URL: http://psystudy.ru)
Мегилл 2009 – Мегилл А. [Megill A.] Историческая эпистемология. М.: Канон, 2009.
Моисеев 2000 – Моисеев Н. Н. Судьба цивилизации: путь разума. М.: Языки русской культуры, 2000.
Мокий 2009 – Мокий В. С. Основы трансдисциплинарности. Нальчик: Эльфа, 2009.
Морен 2013 – Морен Э. [Morin E.] Метод. Природа Природы. М.: Канон+, 2013.
Мотрошилова 2010 – Мотрошилова Н. В. Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов. М.: Канон+, 2010.
Назаретян 2015 – Назаретян А. П. Нелинейное будущее. Мегаистория, синергетика, культурная антропология и психология в глобальном прогнозировании. М.: Аргамак-Медиа, 2015.
Неопределенность… 2013 – Неопределенность как вызов. Медиа. Антропология. Эстетика / Под ред. К. Вульфа, В. Савчука. СПб.: Философский факультет, 2013.
Олпорт 2002 – Олпорт Г. [Allport G.] Становление личности. М.: Смысл, 2002.
Петренко 2009 – Петренко В. Ф. Многомерное сознание: психосемантическая парадигма. М.: Новый хронограф, 2009.
Петровский 2010 – Петровский В. А. Человек над ситуацией. М.: Смысл, 2010.
Поддьяков 2006 – Поддьяков А. Н. Исследовательское поведение: стратегии познания, помощь, противодействие, конфликт. М.: Эребус, 2006.
Поддьяков 2014 – Поддьяков А. Н. Компликология. Создание развивающих, диагностирующих и деструктивных трудностей. М.: Высшая школа экономики (Гос. университет), 2014.
Поддьяков 2009 – Поддьяков А. Н. Типы соотношений интеграции и дифференциации в развивающихся системах // Теория развития: дифференционно-интеграционная парадигма / Сост. Н. И. Чуприкова. М.: Языки славянских культур, 2009. С. 91–102.
Пригожин 1991 – Пригожин И. [Prigogine I.] Философия нестабильности // Вопросы философии. 1991. № 6. С. 46–52.
Пригожин 2001 – Пригожин И. [Prigogine I.] Конец определенности. Ижевск: РХД, 2001. Пригожин 2005 – Пригожин И. [Prigogine I.] Определено ли будущее. Ижевск: ИКИ, 2005.
Пригожин, Стенгерс 1986 – Пригожин И., Стенгерс И. [Prigogine I., Stengers I.] Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986.
Прохорова 2009 – Прохорова И. Д. Новая антропология культуры. Вступление на правах манифеста // Новое литературное обозрение. 2009. № 6. С. 9–16.
Пружинин 2009 – Пружинин Б. И. Ratio serviens? Контуры культурно-исторической эпистемологии. М.: РОССПЭН, 2009.
Соколова 2015 – Соколова Е. Т. Клиническая психология утраты Я. М.: Смысл, 2015.
Солдатова 1998 – Солдатова Г. У. Психология межэтнической напряженности. М.: Смысл, 1998.
Талеб 2013 – Талеб Н. Н. [Taleb N. N.] Антихрупность: Как извлечь выгоду из хаоса. М.: КоЛибри, 2013.
Талеб 2015 – Талеб Н. Н. [Taleb N. N.] Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. М.: КоЛибри, 2015.
Уилбер 2013 – Уилбер К. [Wilber K.] Теория всего. М.: Постум, 2013.
Управление… 2006 – Управление в условиях неопределенности. Классика Harvard Business Review. Альпина Бизнес Букс, 2006.
Урри 2012 – Урри Дж. [Urry J.] Мобильности. М.: Праксис, 2012.
Фаликман, Коул 2014 – Фаликман М. В., Коул М. [Cole M.] «Культурная революция» в когнитивной науке: от нейронной пластичности до генетических механизмов приобретения культурного опыта // Культурно-историческая психология. 2014. № 3. С. 4–18.
Фейгенберг 1986 – Фейгенберг И. М. Видеть-предвидеть-действовать М.: Знание, 1986. Фромм 1990 – Фромм Э. [Fromm E.] Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990.
Хорни 2008 – Хорни К. [Horney K.] Невротическая личность нашего времени. М.: Академический проект, 2008.
Цивилизация. Восхождение и слом 2003 – Цивилизация. Восхождение и слом: Структурообразующие факторы и субъекты цивилизационного процесса / Под ред. Э. В. Сайко. М.: Наука, 2003.
Человек в ситуации неопределенности 2007 – Человек в ситуации неопределенности. Под ред. А. К. Болотовой, В. П. Зинченко, А. Н. Поддъякова. М.: Высшая школа экономики, 2007.
Чиксентмихайи 2011 – Чиксентмихайи М. [Csikszentmihalyi M.] Поток. Психология оптимального переживания. М.: Смысл, 2011.
Штомпка 1996 – Штомпка П. [Sztompka P.] Социология социальных изменений. М.: Аспект-Пресс, 1996.
Эволюционная эпистемология 2012 – Эволюционная эпистемология: проблемы, перспективы. М.: Российская политическая энциклопедия, 2012.
Эко 2004 – Эко У. [Eco U.] Открытое произведение: Форма и неопределенность в современной поэтике. СПб.: Академический проект, 2004.
Эпштейн 2004 – Эпштейн М. Н. Знак пробела О будущем гуманитар. наук. М.: Новое лит. обозрение, 2004.
Bruner, Postman 1949 – Bruner J. S., Postman L. On the perception of incongruity: a paradigm // Journal of Personality. 1949. Vol. 18. P. 206–223.
Harre 2009 – Harre R. Pavlov’s Dogs and Schr?dinger’s Cat. Oxford: OUP, 2009.
Harrе Rom, Moghaddam 2012 – Harrе H. Rom, Moghaddam F. M. Psychology for the Third Millennium. London; Los Angeles: Sage, 2012.
Harrе, Marsh, Rosser 1978 – Harrе R., Marsh P., Rosser E. The rules of disorder. London, UK: Routledge and Kegan Paul, 1978.
Sternberg et al. 2010 – Sternberg R. J., Jarvin L., Grigorenko E. Explorations in Giftedness. Cambridge: Cambridge University Press, 2010.
Вызовы неопределенности и разнообразия
Д. А. Леонтьев
Жизнь на волнах хаоса: уроки Пригожина и Талеба[3 - Работа выполнена при поддержке Российского научного фонда, проект № 16-18-10439 «Системно-динамический анализ регуляции деятельности».]
Ты хочешь постоянства, ты хочешь безопасности, ты хочешь поддерживать иллюзию контроля.
Этого трудно достичь, когда всё непрерывно меняется. Приходится постоянно быть настороже.
Но перемены неизбежны, это признак времени, это – часть существования.
Спроси физика: без перемен вселенная схлопнется.
Рам Цзы спрашивает тебя. Почему ты плюешь против ветра?
Рам Цзы. Нет пути.
Большинство людей боятся хаоса, видя в этом слове синоним всего ужасного, что только может быть. Когда мы сталкиваемся с чем-то страшным, ужасным, мы говорим: «Боже, какой хаос», подразумевая, что это явный негатив. Как правило, однако, люди обычно боятся не того, чего следовало бы. Людям часто бывает плохо из-за того, что они привыкли считать, что то, что с ними происходит, плохо. Они считают, что должно быть иначе и хотят, чтобы было иначе, поэтому то, что есть, оказывается заведомо плохо. Часто решение заключается в коррекции ожиданий: если то, что есть, будет понято как естественное, нормальное, объяснимое и закономерное, люди перестают чувствовать себя очень плохо. Вопрос в том, какую реальность и почему считать нормой. Поэтому важный вопрос – где мы устанавливаем планку нормы, откуда она у нас берется, насколько она жесткая, насколько мы сами ее осознаем, и насколько она поддается коррекции.
Идея предопределенности (и вытекающая из нее боязнь хаоса, эквивалентного ее отсутствию) – это любимая отговорка 86% человечества, которая позволяет им снять с себя ответственность за все, что с ними происходит: все предопределенно, а я тут ни при чем. Это на самом деле самоосуществляющееся пророчество: если считать, что все предопределено, то тогда оно и будет для человека предопределено, потому что он закрывает для себя возможности увидеть что-то за пределами этой предопределенности, и только человек, не верящий в предопределенность, может делать что-то непредопределенное.
Основной тезис данной статьи заключается в важности конструктивного отношения к хаосу как важной составляющей развития и в необходимости различать два положения: в волнах и на волнах. Можно по-разному относиться к одним и тем же волнам, в данном случае к волнам хаоса, и в зависимости от этого очень поразному себя ощущать.
Пригожин, Талеб и новая картина мира
Принципиальные для психологии уроки отношения к хаосу дают два мыслителя. Илья Романович Пригожин родился в Москве в 1917 г. В 10-летнем возрасте уехал с родителями в Европу и дальше жил, творил и получил Нобелевскую премию по химии под флагом Бельгии. Он стал одним из людей, которые в конце ХХ в. заложили основы нового понимания природы и естественных наук, которое сильно отличается от того классического понимания естественных наук, которое служило эталоном для К. Левина (см.: [Левин 2001]) и было связано со всеобщей законосообразностью, предсказуемостью, детерминизмом и т. д. Илья Пригожин внес решающий вклад в новое видение природы, Вселенной, создав науку о сложных системах, необратимости времени и разрывах детерминации в таких системах. Он создал новую методологию естественных наук, которая гораздо меньше отличается от методологии гуманитарных наук, чем классическая (подробнее см.: [Леонтьев 2018]).
Нассим Талеб – американский бизнес-консультант ливанского происхождения, наш современник, книги которого переведены на десятки языков. Имя и широкую популярность сделала ему книга «Черный лебедь», которая посвящена тому, насколько мы глупы, когда пытаемся предвидеть будущее на основании экстраполяции настоящего и прошлого. «Миром движет аномальное, неизвестное и маловероятное (маловероятное с нашей нынешней, непросвещенной точки зрения); а мы при этом проводим время в светских беседах, сосредоточившись на известном и повторяющемся» [Талеб 2012: 26]. Существует два рода событий: события, связанные с законом больших чисел, с нормальным распределением, с линейными закономерностями и с предсказуемостью будущего на основании текущих трендов; и события, которые не выводимы из предшествовавших состояний и процессов и которые поэтому в принципе невозможно предвидеть. Талеб показал, что люди, включая политиков, политологов и бизнес-аналитиков, склонны опираться в прогнозе будущего исключительно на первые процессы, а определяющее влияние на то, что будет, оказывают, напротив, процессы второго рода, которые в принципе невозможно предвидеть. «Наш разум – превосходная объяснительная машина, которая способна найти смысл почти в чем угодно, истолковать любой феномен, но совершенно не в состоянии принять мысль о непредсказуемости» [Там же: 41].
Пригожин и Талеб сообщают нам, что мир сложен. В сложном мире все время случается что-то, что никак нельзя было предвидеть. Другой любимый пример, которым Талеб иллюстрирует ограниченность нашего знания – это пример с рождественской индюшкой, которую откармливают на протяжении всего года. Индюшка абсолютна уверена, экстраполируя ход событий, что так будет и дальше, так будет всегда. И когда индюшку режут к рождественскому столу, это оказывается неприятным сюрпризом, который никак нельзя было вывести из того, как шли дела до сих пор [Талеб 2012: 84; 2014: 150–151]. Талеб призывает нас не быть такими индюшками и не полагаться исключительно на экстраполяцию того, что было до сих пор, учитывая возможность того, что случается помимо всех закономерностей, находится за горизонтом нашего познания и оказывает наибольшее влияние на то, что с нами происходит.
Сложность и непредсказуемость ключевых событий, влияющих на наши действия в мире, коренятся в объективных закономерностях мироустройства. «Чем реже событие, тем сложнее им управлять, и тем меньше мы знаем о том, как часто оно случается» [Там же: 26].
Хаос, которому в физике соответствует более строгое понятие энтропии, выражает неупорядоченную динамику. По сути дела, энтропия – это увеличение степени неопределенности, степени распада, степени непредсказуемости. Второе начало термодинамики говорит об увеличении энтропии в мире как необратимом процессе. Этой тенденции противостоит живое. Все живые существа снабжены специфическими механизмами, которые повышают упорядоченность в противовес всему неодушевленному. Если в мире в целом энтропия нарастает, то живое, наоборот, творит из набора рассеянных веществ сложные структуры. Жизнь начинается именно тогда, когда возникает автономный обмен веществ с окружающей средой, включающий питание, выделение и дыхание, который и позволяет строить такие упорядоченные негэнтропийные структуры. Смерть – это та точка, в которой прекращаются процессы обмена веществ. Гниение, распад – это уже процессы энтропии, абсолютно однонаправленные, никакого дополнительного усложнения не происходит, просто постепенное растворение в окружающей среде того, что было прежде организмом.
Итак, главное, чем характеризуется живое, – это процессы усложнения, процессы развития. И. Пригожин показал необратимость времени, в противовес тому, что имплицитно полагалось классической физикой и вытекало из ее уравнений. Необратимые процессы обнаруживаются и в неорганической природе, но в наибольшей степени они характерны для живого, для систем, в которых идет наращивание сложности [Пригожин 2005]. Сложность – это не просто хаос. Когда у меня в кабинете на протяжении нескольких месяцев постепенно накапливается все большее и большее количество разных книг и бумаг, которые лежат повсюду, это не означает рост сложности. Сложность увеличивается, когда я делаю генеральную уборку, раскладываю все по своим местам и все эти элементы встраиваются в структуру, которая отчасти меняется. Увеличение количества элементов сопровождается в этом случае ростом организации этих элементов в упорядоченную структуру.
В процессе развития, говорит Пригожин, возникают флуктуации, отклонения от некоторого предсказуемого хода событий. Эти флуктуации находятся поначалу в контролируемых и предвидимых пределах, но в какой-то момент могут начать нарастать. Даже в сравнительно простых, неорганических процессах, в определенных их точках процесс может свернуть либо на одну, либо на другую траекторию и определяется это случайными микроскопическими флуктуациями, которые непредсказуемы. Все пути дальнейшего развития процесса оказываются возможными, но ни один из них не является необходимым. Пригожин использовал для обозначения этого термин «бифуркация» (раздвоение), введенный А. Пуанкаре. Ранее ученые считали, что жесткая детерминированность всех процессов во Вселенной неопровержима: есть причины, есть следствия и есть законы природы, их связывающие. Представители естественных наук свысока смотрели на гуманитариев, пытающихся говорить о свободе, выборе, и так далее: в природе все так устроено, что для свободы не остается места. Пригожин показал, что это не так. Новая неклассическая наука говорит нам о том, что в сложных процессах каждая закономерность имеет некоторый «срок действия», и в какой-то точке (точке бифуркации) эта закономерность перестает действовать и процесс должен свернуть на новую траекторию. На какую – это может определяться довольно малыми воздействиями. Альтернативой детерминизму выступает самоорганизация – «выбор одного из решений, возникающих в точке бифуркации, определяемый вероятностными законами» ([Пригожин 2006: 181]; см. также: [Пригожин 1999]).
В жизни развивающихся систем, связанных с наращиванием сложности, оказывается много таких точек: после бифуркации в другой точке возникает новая бифуркация, в третьей точке еще одна… Каждый человек может окинуть свою жизнь ретроспективным взглядом и вспомнить какие-то отрезки жизни, когда все неслось по рельсам, было понятно и однозначно, без вариантов, и чтобы свернуть с этой колеи, требуются нечеловеческие усилия, причем без гарантии, что получится. Эта колея может восприниматься как что-то хорошее, может как что-то плохое, но есть ощущение абсолютной безальтернативности. А бывает наоборот, стоишь на перекрестке и не понимаешь, куда свернуть, и хоть бы что-то подтолкнуло, но нет, ничто не детерминирует решения и приходится самому мучиться, внося свои соображения в эти общие процессы усложнения живых систем. Бифуркация оказывается зоной порождения нового, непредопределенного. Именно в этой зоне вырастает значение флуктуаций, то есть проявлений случайного разброса стохастически распределенных значений вокруг ожидаемой средней тенденции. Развитие любого общества осуществляется через цепь бифуркаций. Приметой и предпосылкой бифуркаций выступает кризис, поэтому кризис оказывается необходимой предпосылкой развития. «Бифуркации являются одновременно показателем нестабильности и показателем жизненности какого-либо рассматриваемого общества» [Пригожин 2013: 79]. То же можно сказать и применительно к личности.
Вызов сложности и пути совладания с ним
По мере того, как нарастает неопределенность, нарастают различного рода отклонения, непредсказуемые флуктуации, система может переходить в режим, в котором есть риск, что она пойдет вразнос, начнет утрачивать свою сложность и в какой-то момент перестанет быть самодвижущейся, саморазвивающейся, самодетерминирующейся. Если сложность того мира, в котором мы живем, растет, мир оказывается сложнее, чем мы в состоянии воспринять и упорядочить, переварить, и как-то с ним справиться, есть по меньшей мере три возможных способа реагирования на этот вызов сложности, который мир нам предъявляет.
Первый способ – я не выдерживаю эту сложность, перестаю даже пытаться что-то контролировать и сваливаюсь в режим механического реагирования на все, что происходит, отказываюсь от чего-либо похожего на адаптацию, попросту «схожу с ума». Это явно патологический паттерн.
Второй, наиболее распространенный вариант, не патологический в клиническом понимании, но, пожалуй, «метапатологический» в понимании А. Маслоу [1999] – это вариант упрощения мира: я не справляюсь с таким сложным миром, поэтому я его упрощу. Этот мир для меня будет прост, я его сведу к двум-трем базовым измерениям, я буду реагировать самым простым, элементарным образом: я буду слушать старших, буду следовать тому, что говорит мамочка, старший по званию или священные книги, я не буду морочиться, все слишком сложно, отстаньте, я хочу жить проще. «То же самое обстоятельство, которое понуждает нас к упрощению, заставляет нас думать, что мир менее хаотичен, чем он есть на самом деле» [Талеб 2012: 128].
Третий способ – пытаться самому усложняться, то есть повышать внутреннюю организацию, развивать новое понимание, выстраивать новую структуру: структуру мира, структуру объяснения собственного поведения, структуру управления собой и своей жизнью, пытаясь угнаться за сложностью мира. Этот путь безнадежен, мы никогда не сможем угнаться за усложнением мира, но только он ведет нас по продуктивной траектории развития. Сложность пугает, если воспринимать ее как нечто патологическое и ненормальное, но понимание того, что сложность – это продуктивная вещь и ценный ресурс, позволяет пересмотреть отношение к ней. Как-то в одном немецком университете я увидел на стене табличку-объявление: «Если бы мозг человека был настолько простым, чтобы его можно было познать, мы были бы такими тупыми, что не могли бы это сделать». Замкнутый круг, однако, ему можно радоваться, а можно печалиться. Печалиться тому, что человеческий мозг так сложен, что его не познаешь, а радоваться тому, что мы сами настолько сложны, что это дает нам какие-то шансы.
Наше время, не только в нашей стране, но и в масштабе всего человечества, характеризуется глобальным вызовом сложности и глобальной конфронтацией простоты и сложности. К этому можно, слегка утрируя, свести многие конфликты современного мира, вплоть до того, что обозначается как конфликт цивилизаций – они предстают как конфликты между стремлением к сложности и стремлением к упрощению. Личностные, психологические конфликты тоже нередко к этому сводятся: одна альтернатива, от которой человек стремится уйти, связана с культивированием сложности через усилия, через культуру, через несение бремени выбора и расширение пространства возможностей, а другая альтернатива связана наоборот с трансформацией этой сложности в простоту, в максимально простые, элементарные и традиционные схемы. Фактически, механизмы моды, механизмы конформизма, механизмы трансформации того, что когда-то было культурой в массовую культуру, в то, что сейчас называется словом формат, – это всё разные проявления редукции сложности. Отказ от сложности в пользу простоты, которая нередко сейчас в условиях тех вызовов, которые стоят перед человечеством, хуже воровства, как говорит пословица. Собственно говоря, вся массовая культура – это форма жизни, которая направлена на поддержание исключительно низших, непроизвольных психических функций, по Л. С. Выготскому, в ущерб высшим, произвольным, осознанным (cм.: [Леонтьев 2010]).
Сложность, безусловно, имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Она идет рука об руку с непредсказуемостью, неопределенностью, неизвестностью, вместе с тем она идет одновременно рука об руку с эволюцией, расширением возможностей, креативностью. М. Чиксентмихайи [2017] в своей книге «Эволюция личности» писал про эволюционную роль вызова сложности и про наращивание сложности как главный механизм развития личности. Еще раньше, в книге «Поток» [Чиксентмихайи 2011] он, по сути дела, дал объяснение того, зачем нужно развиваться, в чем состоит механизм, обуславливающий необходимость человеческого развития. Оказывается, что решение задач на грани наших возможностей дает ни с чем не сопоставимое переживание потока, оптимальное переживание, как характеризует его Чиксентмихайи, которое представляет собой особую разновидность счастья, которую другими способами получить нельзя. Повторное решение той же задачи уже не даст переживания потока, необходимо усложнить задачу, тогда ее решение принесет чувство потока, но чтобы справиться с более сложной задачей, необходимо усложниться самому. Если альпинист залез на вершину и испытал экстаз, он не испытает его еще раз, вторично покорив эту вершину, нужна уже другая. Получается, что развитие и усложнение являются условиями получения снова и снова уникальных переживаний потока, чувства радости и это дает убедительное объяснение того, какова мотивация вложения усилий в собственное развитие.
Поэтому бегство от сложности, уход от сложности – это путь, который с одной стороны лишает нас переживаний потока, с другой стороны, он увеличивает риск при дальнейшем усложнении пойти вразнос, утратить контроль над собой и психологическую целостность. Эволюция всегда заключается в движении от простого к сложному: более высоко эволюционно продвинутый организм сложнее, чем менее высоко эволюционно продвинутый организм. И здесь большую роль играют вариации, отклонения. Изменчивость в эволюционном процессе играет примерно такую же роль, как и изменчивость в психологическом, социальном развитии. Об этом говорит историко-эволюционная теория А. Г. Асмолова [2007], который показал, что именно через позитивные отклонения в развитии личности происходит развитие общества в целом. Это недетерминированный, самоорганизующийся процесс. Сначала возникает множество индивидуальных вариаций, потом эти вариации подвергаются отбору. Историческая эволюция сходна с биологической эволюцией по Дарвину, причем источником вариативности и изменчивости выступает личность, а социум, любая социальная структура играют консервативную роль, направлены всегда на сохранение статус-кво. И вот этот вариативный фактор в лице индивидуальности борется всегда с консервативным фактором в лице общества, сообщества, социума, и в каких-то случаях полезные флуктуации пробивают себе дорогу, что приводит к изменению целого. Источником любых инноваций является личность. Вариации задают новые потенциальные перспективы развития, а социальная среда может поддерживать инновации либо пресекать их.
Порядок из хаоса
Книга Н. Талеба «Антихрупкость» с подзаголовком «Как извлечь выгоду из хаоса» [Талеб 2014] представляет собой развитие его предыдущих идей и раскрывает правильную и неправильную стратегии взаимодействия с окружающим хаосом. Правильную стратегию Талеб называет «антихрупкость» – это то, что позволяет обратить на пользу стрессы, отклонения, трудности, вариации. Талеб, с присущими ему многочисленными повторениями, показывает, что в нашей жизни сталкиваются две стратегии: стратегии «хрупкоделов», пытающихся все предусмотреть, предсказать, детерминировать, контролировать и избегать любых стрессов, всего непредсказуемого, и вторая – стратегия антихрупкости. Критерии различения механизмов антихрупкости и хрупкости, по Талебу, довольно просты:
Все то, что от случайных событий (или каких-то потрясений) скорее улучшается, чем ухудшается, антихрупко; обратное свидетельствует о хрупкости [Там же: 22];
Если почти все то, что навязывается нам сверху, делает нас хрупкими и блокирует антихрупкость и развитие, все то, что идет снизу, наоборот, процветает от правильной дозы стресса и беспорядка [там же: 23].
Хрупкость не любит переменчивости, а также всего другого, что вносит дополнительную сложность в картину мира. Хрупкоделы верят в то, что события имеют причины, которые поддаются познанию и управлению. Антихрупкость примиряется с их отсутствием или непознаваемостью.
Антихрупкое, пройдя сквозь испытания, становится лучше прежнего. Этим свойством, – говорит Талеб, – обладает все, что изменяется со временем: эволюция, идеи, революции, политические системы, технические инновации, процветающая культура и экономика, выжившая фирма, хорошие кулинарные рецепты… Даже человечество, как вид на этой планете. <….>Уникальность антихрупкости состоит в том, что она позволяет нам работать с неизвестностью, делать что-то в условиях, когда мы не понимаем, что мы именно делаем, – и добиваться успеха [Талеб 2014: 20].
По большому счету нам лучше удается делать что-то именно благодаря антихрупкости. «Стремясь к порядку, вы обретете псевдопорядок; мерило порядка и контроля вы получите, только если раскроете объятия для случайности» [там же: 25].
В качестве прототипа этой идеи можно рассматривать введенный Э. Фроммом [1992] конструкт биофилии-некрофилии. Некрофилия, по Фромму, – это, по сути, отказ от всего, что не может быть сведено в какую-то жесткую систему, в порядок. Идеал некрофила – это идеал порядка, а как известно, идеал порядка – это кладбище. Они холодны, держатся на дистанции и привержены закону и порядку. Не живое, а мертвое возбуждает и удовлетворяет. Для некрофила характерна установка на силу. И в конечном итоге всякая сила покоится на власти убивать, сила есть способность превратить человека в труп. Они готовы убивать и умирать за то, что они называют справедливостью. И именно на некрофильных тенденциях в людях основывается влияние и популярность людей типа Гитлера и Сталина. Некрофил движим потребностью превращать органическое в неорганическое, он воспринимает жизнь механически, будто все живые люди являются вещами. И для него существенно обладание, а не бытие. Живое, напротив, не поддается контролю, не поддается управлению. Установка на жизнь биофила функциональна, а не механистична, биофильная этика основана на том, что добро есть все, что служит жизни, а зло есть все, что служит смерти, радость есть добродетель, а печаль есть грех. Живой ребенок всегда является источником тревог и неожиданностей. Если мать требует, чтобы он существовал в очень жестких рамках, которые она ему задает и не проявлял ничего, сверх того, что она от него ожидает и требует, она, говорит Фромм, может задушить его радость жизни, веру в рост и заразить его, в конце концов, собственной некрофильной ориентацией. Не только Фромм, но и целый ряд других авторов подчеркивают, что мертвое является частью нашей жизни, главный вызов которой – борьба с мертвым в самой себе, и что мертвое тождественно линейности, однозначности, предсказуемости. «Если бы я умел предсказывать все то, что случается со мной за день, я ощущал бы себя едва ли не трупом» [Талеб 2014: 106].
