Миграция и эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы XVIII-XX вв.

скачать книгу бесплатно

АВПРИ. Ф. 69. Российское генеральное консульство в Яссах. Оп. 1. 1793 г. Д. 108. Л. 70.

Подлинник.

№ 13

1793 г. марта 7. – Записка консула И. И. Северина молдавскому господарю Михаю Суцу

Ея императорскаго величества самодержицы всероссийской канцелярии советник генеральный консул в Молдавии, Валахии и Бессарабии и ордена святаго Владимира кавалер имеет честь представить при сем вашей светлости точную копию с учиненного им объявления находящимся здесь в городе вступившим в российское ея императорскаго величества подданство о явке их в его канцелярии для получения пашпортов и о непременном выезде отсюда в российскую границу в назначенный срок и тут же включаем именной список всем живущим по селениям разных уездов подобным российско-императорским подданным, просит вашу светлость, дабы вы соблаговолили приказать учинить по оному от себя сим последним равное объявление и сверх того пожаловали, оказали всякое зависящее от вашей светлости в самоскорейшем выезде их отсюда в российскую границу пособие в силу заключеннаго между Всероссийскою империею и блистательною Портою Оттоманскою в 29 день декабря 1791 года трактата.

АВПРИ. Ф. 69. Российское генеральное консульство в Яссах. Оп. 1. 1793 г. Д. 108. Л. 73–73об. Черновик.

№ 14

1793 г. марта 7. – Объявление вступившим в российское подданство

Объявление вступившим в российское подданство. Яссы, 7 марта 1793.

Ея императорскаго величества самодержицы всероссийской канцелярии советник, генеральный консул в Молдавии, Валахии и Бессарабии и ордена святаго Владимира кавалер, включая при сем имянной список всем находящимся в городе Яссах вступившим в российское ея императорскаго величества подданство, и дая им знать, что четырнадцатимесячный срок к выезду их отсюда в Россию постановленный в заключенном между Всероссийскою империею и блистательною Портою Оттоманскою 29 декабря 1791 года трактате к окончанию уже приходит, предписывает, чтобы они для получения к тому пашпортов начали являтся в Российской генеральной консульской канцелярии в течении сего месяца непременно, и конечно б. получа оные, выехали отсюда в границу российскую до 1 числа будущего апреля. Ежели же кто из подобных подданных за прошествием того срока здесь останется, таковый лишен будет покровительства российскаго. Яссы, марта 1793 года.

АВПРИ. Ф. 69. Российское генеральное консульство в Яссах. Оп. 1. 1793 г. Д. 108. Л. 74–74об. Черновик.

И. Ф. Макарова

Старообрядцы на землях Османской империи: пути миграции, система расселения (XVIII в. – 70-е гг. XIX в.)

Волна массовых переселений русских староверов в Османскую империю и вассальные по отношению к ней земли – Дунайские княжества и Крымское ханство ведет свое начало с первых десятилетий XVIII в. Насколько известно, первой крупной партией переселенцев были донские казаки, нашедшие убежище во владениях крымского хана после подавления в 1708 г. восстания Кондрата Булавина. Позднее старообрядческие поселения начали возникать на Буковине, в Малой Азии, Молдавии, Добрудже, Валахии, Бессарабии и Македонии. В середине 40-х гг. XIX в. общее число староверов в этом регионе составляло, по агентурным данным российского Министерства внутренних дел, около 40 тыс. человек. Из них приблизительно 4 тысячи приходилось на Буковину (ставшую к тому времени владениями Австрийской империи), порядка 10 тыс. на Добруджу и около 20 тыс. на Дунайские княжества[224 - Надеждин Н. И. О заграничных раскольниках // Сборник правительственных сведений о раскольниках. Составитель В. И. Кельсиев. Лондон, 1860. С. 135.]. Несмотря на географическую и политическую разобщенность все они, по данным того же источника, были между собой «тесно связаны и находились в непрерывном общении», образуя огромный староверческий анклав[225 - Там же.].

На Балканах за русскими староверами исторически закрепилось общее название – липоване. Этимология этого термина не вполне понятна. Существует версия, что первоначально он появился на Буковине, лишь позднее распространившись в других районах[226 - Кирилэ Ф. Русская липованская община в Румынии // Традиционная духовная и материальная культура русских старообрядческих поселений в странах Европы, Азии и Америки. Новосибирск, 1992. С. 269–271.]. По преданиям, липованами местные жители назвали старообрядцев, поселившихся в 1724 г. на берегу р. Сучавы. Однако связано ли это было с окружавшим село липовым лесом или с обычаем пришельцев носить лапти, сплетенные из липовой коры, или с какой другой причиной бытового характера – неизвестно. Нельзя исключать также, что в основе термина могло оказаться и самоназвание староверов – филиппоны. Именно так называли себя последователи одного из согласий (филипповского), чьи предки могли оказаться в числе первых поселенцев[227 - Сайко М. Н. Возникновение старообрядческих поселений на Буковине (70–80-е. гг. XVIII в. – XIX в.) // Старообрядчество: история, культура, современность. М., 1994. Вып.1. С. 32.].

Градации внутри огромного староверческого анклава, безусловно, существовали. Кроме обычного в подобных случаях размежевания на поповцев и беспоповцев, а также представителей различных толков и согласий, существовала также четкая грань между донскими казакам и всеми прочими старообрядцами. Казаки изначально жили обособленно, а их общины имели особый статус и привилегии. Данное обстоятельство не могло не влиять на направление основных миграционных потоков. Новые группы беженцев, тяготевшие на чужбине к центрам проживания своих соотечественников, в процессе расселения естественным образом дифференцировались не только по конфессиональному, но и по этнокультурному признаку. Результатом этой дифференциации явилось возникновение некого подобия системы территориального зонирования.

Главными центрами донских казаков была Добруджа (район между лиманами Разельм и Головиц и особенно земли в долине р. Слава) и Малая Азия. Другие старообрядцы в Малой Азии не селились. Основным местом их проживания была территория Дунайских княжеств, откуда они постепенно мигрировали за Дунай. Соответственным образом распределялись и миграционные потоки. По информации того же российского министерства, основной вектор движения с Дона и Новороссийского края был ориентирован на Малую Азию и Добруджу, а выходцев из центральных и западных губерний России притягивали к себе земли Молдавии, Валахии, Бессарабии и Буковины[228 - Аксаков И. С. О бессарабских раскольниках // Русский архив, 1888. Т. 11. С. 436.].

Ценная информация, касающаяся расселения старообрядцев в этом регионе и особенностей внутренней миграции, имеется в материалах агентурного характера. Часть ее, относящаяся к 40-м гг. XIX в., опубликована. Среди документов подобного рода выделяются отчеты чиновников российского Министерства внутренних дел. Написаны они были в связи с командировками, организованными этим ведомством для изучения обстановки на местах после знаменитой инициативы буковинских старообрядцев по поводу создания Белокриницкой иерархии. В 1845 г. по заданию правительства состояние раскола на Буковине, в Молдавии, Валахии, Добрудже и Малой Азии в течение полугода изучал чиновник по особым поручениям, статский советник Н. И. Надеждин[229 - Надеждин Н. И. О заграничных раскольниках //Сборник правительственных сведений о раскольниках. Составитель В. И. Кельсиев. Лондон, 1860. С. 75–153.]. В 1848 г. аналогичную миссию на территории Молдавии и Бессарабии выполнял другой чиновник того же министерства – И. С. Аксаков[230 - Аксаков И. С. О бессарабских раскольниках // Русский архив, 1888. Т. 11. С. 434–451.]. Собранную ими информацию органично дополняет тематическая внутриведомственная подборка материалов, включающая в себя выдержки из частной корреспонденции и показания самих староверов[231 - Извлечения из дел МВД. Приложения // Сборник правительственных сведений о раскольниках. Составитель В. И. Кельсиев. Лондон, 1860. С. 153–165.].

Особое место в ряду материалов агентурного характера занимают «Записки» польского политического эмигранта Михаила Чайковского[232 - Записки Михаила Чайковского (Садык-паши) // Русская старина, 1897–1898, 1900.]. Хотя эти мемуары были написаны в 1870–1872 гг. (перед возвращением в Россию), основной массив информации по русским старообрядцам также относится к 40-м гг. XIX в., т. е. к периоду исполнения М. Чайковским обязанностей резидента польского эмигрантского центра в Стамбуле. В эти годы ему довелось посетить донских казаков в Малой Азии. Позднее, в период Крымской войны, тот же М. Чайковский (уже в качестве Садык-паши) командовал казачьим войском на Дунайском фронте. Эти два обстоятельства придают «Запискам» уникальный характер, поскольку не только для иностранцев, но и всех чужаков поселения казаков были абсолютно недоступны (например, Н. И. Надеждину проникнуть в них так и не удалось). Что касается упомянутого визита М. Чайковского, то он стал возможен исключительно благодаря специальному султанскому разрешению. Собранная М. Чайковским информация позволяет реконструировать основные этапы истории донских казаков на землях Османской империи, уточнить условия проживания и проследить маршруты миграции. В частности, она проливает свет и на историю их переселения из России.

Согласно сохранившимся преданиям, переселение тесно связано с событиями бунта, вспыхнувшего на Дону в 1707 г.[233 - Там же. 1898. № 5. С. 430–431.]. После гибели предводителя восстания Кондрата Булавина один из его сподвижников – атаман Есауловского городка Игнатий Федорович Некрасов увел несколько тысяч казаков с семьями (в песнях речь идет о 40 тысячах) на Кубань, бывшую тогда во владении крымских ханов. Беглецы поселились в районе современной Анапы, принесли хану присягу и в течение ряда лет составляли одну из наиболее боеспособных единиц его армии. Вплоть до своей смерти в 1737 г. Игнат Некрасов стоял во главе созданного им Кубанского войска. Ему же приписывается и создание ревностно чтимого свода правил жизни и нравственности – так называемой Игнатовой книги. В память о своем атамане потомки ушедших с ним казаков стали называть себя некрасовцами.

Однако на Кубани они прожили недолго. Продвижение русских войск теснило их все дальше на юг. Когда войска Анны Иоанновны взяли Анапу, началось переселение на территорию непосредственно самой Османской империи. Султанское подданство некрасовцы получили при условии участия в военных кампаниях в качестве особого казачьего войска (казак-алайя). В качестве награды за сотрудничество их общины приобретали статус полуавтономных военизированных поселений.

Расселение казаков по территории империи происходило в конце 30-х – 40?е гг. XVIII в. Первоначально некрасовцы обосновались в Малой Азии в районе Синопа, затем часть их перебралась на ладьях в дельту Дуная – в Добруджу. Самыми старыми балканскими селами в их среде считались Дунавец и Сарикиой. Позднее, по мере притока и роста населения были основаны Журиловка и Слава. По информации собранной Н. И. Надеждиным, села Сарикиой, Слава и Журиловка продолжали оставаться наиболее крупными станицами добруджанских некрасовцев и в середине XIX в. Расположенные по соседству (приблизительно в 15 верстах), они образовывали массивный казачий анклав, в котором проживало около 8 тыс. человек: приблизительно по 600 дворов насчитывалось в Серакиой и Славе и 500 в Журиловке[234 - Надеждин Н. И. О заграничных раскольниках … С. 125.].

Судьба Дунавца – первой столицы казачьего войска на Дунае оказалась не столь благополучной. После появления в Добрудже запорожских казаков (1775) между ними и некрасовцами начались бесконечные столкновения в борьбе за контроль над рыбной ловлей. После нескольких лет страшной резни, легенды о которой сохранялись в среде старожил и в конце XIX в.[235 - Кондратович Ф. Задунайская сечь (по местным воспоминаниям и рассказам) // Киевская старина, 1883. № 1. С. 27–28.], запорожцы неожиданно оказались полными победителями. Спасаясь в 1811 г. от наступления русских войск, часть некрасовцев ушла в Малую Азию, а другая перебрались на озера Македонии вблизи Эносского залива. Запорожцы же перенесли свой кош на место опустевшего Дунавца, ставшего с этого времени центром их мелких поселков, разбросанных в дельте Дуная.

Чайковский сообщает, что в Македонии некрасовцы основали на озерах семь больших рыбачьих поселений, но прожили там недолго[236 - Записки Михаила Чайковского (Садык-паши)… 1898. № 5. С. 430–431.]. Появление русских войск в районе Эноса в период военной кампании 1828–1829 гг. вынудило их к новому бегству. Встретив полковника Муханова колокольным звоном и хлебом-солью, жители этих станиц сожгли свои дома и перебрались в Малую Азию. В качестве единственного напоминания о присутствии казаков в этом крае остались лишь небольшие времянки, продолжавшие служить базой для их сезонных артелей, ежегодно возвращавшихся сюда на рыболовный промысел.

В Малой Азии история казачьих поселений, вероятнее всего, не прерывалась никогда. Тому существуют косвенные подтверждения. Например, высочайший указ Екатерины II от 1784 г., обещавший некрасовцам в случае возвращения царские милости и прощение, был обращен именно к их азиатским общинам. В 1788 г. сюда же прибыло новое пополнение в виде крупной партии беженцев. По официальным сводкам русского командования, тогда в Османскую империю ушло около 3 тысяч казаков (в том числе 800 строевых)[237 - Короленко П. П. Некрасовские казаки // Известия Общества любителей изучения Кубанской области. Екатеринодар. 1900. Вып. 2. С. 40.]. Согласно показаниям пленных, основная часть беглецов обосновалась в Добрудже (до 1000 семей), но некоторые (около 100 семей) предпочли Малую Азию[238 - Там же. С. 46–47.]. Можно также отметить, что упоминаемое М. Чайковским одно из первых казачьих поселений в районе Синопа (вероятно, близ устья р. Кизил-Ирмак) продолжало, по данным Н.И. Надеждина, существовать и в середине XIX в.[239 - Надеждин Н. И. О заграничных раскольниках… С. 129.].

Центром азиатского анклава некрасовцев, насчитывавшего в начале 40-х гг. XIX в. как минимум пять поселков, была станица Бинивле (по-турецки Бин-Эвль – тысяча домов) полностью оправдывавшая свое название количеством жителей. Располагалась она неподалеку от берега Мраморного моря на озере Майнос, подаренном султаном казакам в собственность[240 - Записки Михаила Чайковского (Садык-паши)… 1898. № 5. С. 434, 437.]. Последним обстоятельством следует, по всей вероятности, объяснять и стойкую привязанность значительной части переселенцев именно этому району Османской империи. Несмотря на частые эпидемии чумы, буквально опустошавшие их станицы, некрасовцы вплоть до настоящего времени полностью Майнос так и не покинули.

Особо важно подчеркнуть, что вне зависимости от места проживания, будь то Добруджа или Малая Азия, все некрасовцы имели в Османской империи одинаковый социальный статус, права и привилегии[241 - Там же. 1898. № 10. С. 172.]. Прежде всего, они обладали полной самостоятельностью во всех вопросах религиозного и церковно-административного характера. Поскольку в силу известного конфликта с православной церковью они (как и прочие старообрядцы) не могли быть включены в юрисдикцию православного миллета, обязанности их официального главы перед османскими властями исполнял выборный атаман. В этой связи он имел высокий титула гяур-баши (или казак-баши)[242 - Там же. 1895. № 11. С. 159.].

Основной отличительной особенностью казачьих станиц был статус – закрытые военные поселения, на территории которых продолжали действовать законы Кубанского войска и функционировать институт внутреннего самоуправления[243 - Там же. 1898. № 5. С. 437–439.]. Все общественно значимые дела принято было решать на кругу, куда был обязан являться каждый казак. Здесь происходил выбор атамана и есаулов, проверялись общественные приходы и расходы, происходил суд. В ходе судебного разбирательства допрос проводился атаманом и старейшинами, но приговор выносил круг. Исполнение приговоров по делам внутриобщинного характера происходило без вмешательства османских властей. В их число в некоторых случаях входило и приведение в исполнение смертных приговоров (например, за богохульство или измену).

Дарованные султаном привилегии предусматривали освобождение некрасовцев от всех податей и пошлин на товары военного предназначения. Кроме того, в связи со службой в армии они освобождались от обязательного для всех иноверцев подушного налога (джизье). Эту льготу казаки сохраняли вплоть до 1864 г. Возникшее в рамках реформ эпохи Танзимата намерение властей превратить их эпизодическую воинскую повинность в регулярную, привело к официальному отказу некрасовских общин от особого статуса и переходе в категорию обычной райи (соответственно, без несения воинской службы).

Однако до 1864 г. обязательство участия в военных походах некрасовцами соблюдалось строжайшим образом. Казачье войско пользовалось полным доверием османских властей. Подтверждением этому были многочисленные золотые и серебряные булавы, жалованные казакам за геройство на полях сражений и 98 благодарственных султанских грамот, которые М. Чайковский имел возможность видеть лично в церквях Биневле[244 - Там же. С. 436–437.]. На войну некрасовцы начинали собираться после обнародования султанского фермана, в котором указывалось количество необходимых для призыва всадников. Набор в войско осуществлялся по жребию. Богатые и бедные служили одинаково со своими лошадьми и обмундированием. Казачье войско состояло из кавалерийских сотен во главе со своими атаманами. На период военных действий оно полностью обеспечивалось казенным жалованием, провиантом и фуражом.

В мирное время жизнь некрасовцев была неотделима от рыбного промысла. Согласно заповедям Игната Некрасова, заниматься сельским хозяйством и держать домашний скот им было запрещено[245 - Там же. С. 436.]. Поэтому хлеб, овощи, мясо и молоко они были вынуждены покупать в соседних деревнях. Там же они арендовали и виноградники, из урожая которых сами делали для себя вино. В этих условиях ловля рыбы, пиявок, приготовление икры и продажа улова на рынках оказывались основным средством заработка. По установившейся традиции, лов осуществлялся на арендуемых каждый год у правительства и частных лиц озерах и лиманах, разбросанных по огромной территории – от Дуная до Греции и вдоль побережья Черного моря[246 - Там же. С. 430–431.]. На сезонный промысел выезжали большими артелями (до 80 человек) во главе с атаманами. Все вырученные от рыболовецкого промысла деньги поступали в общинную кассу и делились на три части: резервный капитал, необходимый для закупки вооружения и обмундирования; общий фонд для выплаты арендных платежей на следующий год; средства для раздачи артельщикам (поровну)[247 - Там же. С. 436.].

Для быта и нравов некрасовцев была характерна патриархальная строгость и фанатичная преданность традициям[248 - Там же. С. 441–444.]. Кофе, чай, табак в этой среде не употребляли, а за сквернословие наказывали палками; женщин взаперти не держали, но к мужской беседе все же не допускали. Однако в корчме тем же женщинам было разрешено пить и гулять наравне со всеми. В ходу оставался традиционный донской казачий костюм, а для женщин были характерны сарафаны и кокошники. Фамилии сохранялись чисто русские. Друг к другу принято было обращаться по имени отчеству. Язык, фольклор и обрядность некрасовцы берегли в неприкосновенности. В результате, по мнению М. Чайковского, их этнокультурный облик претерпевал с течением времени минимум изменений («остались такими же, какими вышли когда-то с Дона»)[249 - Там же. С. 444.]. Современные исследователи отмечают, что даже в настоящее время фольклорный багаж потомков некрасовцев продолжает сохранять не только типологическое сходство, но зачастую и буквальное совпадение с фольклором донского, а шире – южнорусского типа[250 - Критска-Иванова Е. Ф. Типология и эволюция свадебного обряда и фольклора в Болгарии (села Татарица и Казашко) // Русские: семейный и общественный быт. М., 1989. С. 216.].

Подчеркнуто высокая степень внутренней замкнутости казачьих общин имела и некоторые специфические (даже для староверческой среды) формы проявления. Так, например, жен некрасовцы брали исключительно из казачек (в основном из станиц Добруджи и Дона) [251 - Записки Михаила Чайковского (Садык-паши)… 1898. № 5. С. 440–441.]. Посторонних (в том числе и старообрядцев) в свое сообщество допускали лишь в исключительных случаях, подъезды к станицам держали под постоянной вооруженной охраной, маниакально боялись шпионов и измены[252 - Там же. С. 440–441, 434.]. По наблюдениям Н. И. Надеждина, местные староверы некрасовцев побаивались[253 - Надеждин Н. И. О заграничных раскольниках…. С. 128.].

Причин для возникновения столь высокой степени отчужденности могло быть множество. Нельзя, однако, исключать, что одной из них могли оказаться предания исторического характера. Сохранились свидетельства очевидцев, что в период Крымской войны М. Чайковский публично озвучивал версию о происхождении некрасовцев от древних новгородцев[254 - Очерк истории старообрядцев в Добрудже // Славянский сборник. Т. 1. СПб., 1875. С. 613.]