скачать книгу бесплатно
У квартиры и хозяина обычно один график на двоих…
Они снова крепко спали. Лишь искрящая проводка запускала праздничные фейерверки, до которых никому не было дела. Устав, она сдалась и погрузила дом в темноту.
Запах гари пробрался в сон.
Мужчина стоял у обрыва и наблюдал, как внизу догорает машина. Его машина. Он снова спасся: успел выпрыгнуть до смертельного полета, но радости не ощущал. Это ли спасение: остаться в живых? Или это расплата?
Конечности гудели и ныли после неудачного прыжка, ноги и зубы отбивали противный мотив, а желудок сжимался, норовя вытолкнуть еду.
Ноги скрутил спазм. Не сводя глаз с затухающего пожара, мужчина опустился на землю. Дернувшись, он проснулся и понял, насколько сильно затекло тело.
Темнота не пугала. Он к ней привык. Как и привык к новым масштабам своей жизни. Однажды любимый город уменьшился до размеров квартиры. Она стала его Вселенной. Мужчина настолько хорошо изучил каждый сантиметр жилища, что наличие или отсутствие освещения не играло роли.
Хотелось выпить и закурить.
Рука скользнула под матрас и вернулась с пачкой сигарет.
Спичка вспыхнула и полетела догорать на паркет, заваленный бумагами. Дешевая горечь обожгла пересохшее горло и тягучим туманом заполнила легкие. Закрыв глаза, мужчина досматривал бесконечный сон.
– Опять видишь его? – Спокойный голос спугнул тишину.
Не открывая глаз, спящий улыбнулся.
– Ты пришел меня навестить? Спасибо, сын. Я соскучился. Да, снова его вижу. Каждую ночь. Какого черта я не могу остаться внутри? Почему каждый раз выпрыгиваю?
Красная точка сигареты суетливо заметалась по комнате. Раздался щелчок, и свет фонаря оживил пространство. Мощности хватило только на подсветку. Предметы скорее угадывались, чем виделись. Высокая тень, сидящая на кровати, больше походила на фантом.
– Дома грязно. Не убираешь?
– Мне некогда, я снова пишу. Сейчас голова так соображает, будто компьютер. А грязь – это так, мелочи.
– Куришь в постели? Не боишься устроить пожар?
– Я уже давно ничего не боюсь. С тех пор, как вы бросили меня.
Мужчина глубоко затянулся и выкинул окурок.
Тень покачала головой и тяжело вздохнула:
– Это был твой выбор, отец. Нам ничего не оставалось.
– Как мать? Совсем в гости не заходит.
– Ты ей слишком много наобещал, но не сдержал ни одного слова. Она не вернется, не жди.
– Пусть хоть Аришу отпустит. Мне плохо без нее.
Из соседней комнаты донеслась приятная музыка. Тонкий детский голосок напевал незатейливые строчки.
– Она здесь? Все это время? Почему ты молчал? Ты же знаешь, Арсен, как для меня это важно!
– В прошлый раз ты сильно напугал ее бредовыми криками. Долго не могли успокоить. Она до сих пор спрашивает, что такое «третий глаз» и почему он открылся у тебя. Что еще ты ей наговорил? Она просыпается по ночам и плачет.
Не дослушав, мужчина спрыгнул с кровати и побежал на звук.
– Арина, доченька! – Он распахнул двери, подсветил фонарем, но комната оказалась пустой. – Где? Где она? Я тебя спрашиваю, Арсен, где моя малышка?
– Ее здесь нет. Я же сказал, ты ее сильно напугал.
– Врешь. Ты все врешь! Вы все мне врете! Я же слышал ее голос. Или хочешь сказать, мне послышалось? Думаешь, я сумасшедший? Я нормальный! Самый нормальный из вас. Зачем ты это делаешь? Зачем хочешь доказать, что со мной не все в порядке? Дочка, доченька, куда ты спряталась? Решила с папой в прятки поиграть? Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать.
Он заметался по комнате, словно безумец. Громко хлопали дверцы шкафов, из которых вылетали вещи. Несчастный отец перерыл и перепроверил каждый уголок, где мог спрятаться ребенок.
– А, я знаю! Арина ушла сквозь стену. Я тоже так могу, я пробовал. Где волшебный порошок, Арсен? Дай посыпать.
Вернувшись в свою комнату, мужчина собрал с пола пепел от сигарет и посыпал голову. С криком: «Доченька, папа идет к тебе!» – он разбежался и со всей силы влетел в стену.
Теперь болело не только тело, но и голова. Сознание возвращалось медленно и со скрежетом.
– Арсен, ты еще здесь? Я давно хотел спросить: зачем меня закрыли в квартире? Где ключи? Вы так боитесь за себя, что вычеркнули меня из жизни?
– Нет, отец, мы боимся за тебя.
– А не надо за меня бояться. НЕ НАДО! Дайте мне свободу! Я хочу жить нормально, полноценно! Или не жить совсем.
Дрожащими руками он обхватил голову и стал раскачиваться из стороны в сторону:
– Зачем? Ну зачем вы издеваетесь надо мной? Что я вам сделал? Где ключи, Арсен? Где они? Снова перепрятали? Так я их найду. Вы со мной играете в прятки. Но я выиграю.
От криков голова болела еще больше, но отыскать пропажу хотелось сильнее.
Пошатываясь, мужчина побрел по квартире, обыскивая каждый сантиметр. Неловкими движениями он сбрасывал со столов предметы, шкафы уже давно стояли вывернутыми наизнанку. Гора одежды: женские платья, подростковые костюмы, детские юбочки валялись везде. Он топтался по ним, не видя ничего вокруг. Ноги заплетались и подкашивались. Опустившись на карачки, держа в зубах фонарь, мужчина пополз в чулан за лопатой, по пути натыкаясь головой на стены. Глухие удары ненадолго останавливали его, но он уверенно полз дальше, пока острый край лопаты не воткнулся в руку. Боль от пореза не шла ни в какое сравнение с общим состоянием. Неуверенно встав на ноги, он поднял лопату и потащил ее в комнату.
– Будешь говорить, где ключи? Будешь? В последний раз тебя спрашиваю! Может, вы замуровали их в стену? Или спрятали под паркет? Я найду. Ты же знаешь: я все могу!
Не услышав ответ, отец начал громить квартиру. Видно, это происходило уже не в первый раз: во многих местах паркет был разломан и приподнят, а в стенах виднелись дыры от ударов.
Через пару часов силы иссякли. Мужчина сел на пол и заплакал.
– Я так виноват перед вами, так виноват. Что я могу сделать? Как исправить?
– Никак, отец. Все в прошлом, а его не вернуть. Научись жить по-новому… Ты пьешь таблетки?
Вопрос вызвал очередную бурю агрессии:
– Не пью и не буду пить! Никогда! Вы меня отравить хотите! Сволочи… Какие же вы сволочи… Да чтоб вы все сдохли… Зачем вы так со мной?
На время зависла тишина, нарушаемая лишь бурчанием желудка.
– Отец, ты давно ел? Чем питаешься? Дядя Миша не бросил тебя? Навещает? Приносит еду?
Услышав про еду, мужчина понял, как голоден. Вскочив с пола, он побежал к холодильнику. Открыв дверцу, на минуту задумался, будто решая, что бы поесть. Потом схватил обычный черный пакет для продуктов и стал в него забрасывать все, что видел: консервы, овощи, фрукты, колбасу.
Когда пакет набился под завязку, мужчина привязал его к толстой веревке, нацепил колокольчик и поспешил к заколоченному окну.
В квартире все окна были слепыми. Когда-то им закрыли глаза мощными досками. Только в зале осталась маленькая форточка для проветривания. Открыв ее, мужчина аккуратно перекинул пакет с провизией через окно и стал спускать ценный груз. Колокольчик слабо потренькивал, веревка хрустела и вжикала, но пакет продолжал движение. Спустя несколько минут она дернулась три раза. Мужчина поспешил поднять ее обратно.
Вскоре в окне появился знакомый пакет. Явно с содержимым. Радостно потерев руки, голодающий затянул его обратно и развязал. Две чекушки одиноко болтались на дне.
– Вот Васька жлоб! Мог бы положить и больше.
Дрожащими пальцами отец содрал крышку и присосался к бутылке, будто младенец к соске. Он утолил свой голод, он спасся.
– А ты все пьешь… – Тень сына впервые за ночь встала и подошла к нему. Арсен всегда любил отца. Несмотря ни на что. Просто любил, как обычно любят родители своих детей, а не наоборот. Поэтому неудивительно, что чаще всех в гости приходил именно он.
– Пил, пью и буду пить! – с вызовом ответил мужчина. – Живу как хочу. Это мое право. Хорошо, что Васька этажом ниже живет. Пакет с едой всегда попадает к нему на балкон. Только сосед понимает мой голод, только он. И помогает расправиться с ним. У нас взаимный обмен: я Васе – закусить, он мне – выпить.
– Мать не придет тебя навестить, не жди. Ты остался прежним. Ничто не смогло тебя изменить.
Две тени стояли друг напротив друга. В глазах одного светилось безумие вперемешку с алкоголем, в глазах другого – боль и сожаление.
Проводка вновь заискрила, выпуская разноцветные фонтаны. Свет загорелся и погас.
На секунду мужчина потерял зрение от яркой вспышки. Как когда-то давно… когда свет фар ослепил его, пьяного водителя, везущего семью домой. Он успел выпрыгнуть, а они – нет. Каждую ночь он видел один и тот же сон-явь.
Безумца скрутило от боли.
– Арсен, прости, сын. Только не уходи, побудь еще со мной! Я так виноват, так виноват…
Он бросился за исчезающей тенью, пытаясь схватить сына за руку, но почувствовал только пустоту.
Вновь вспыхнул свет. В квартире царил погром, но она продолжала спать, чтобы не видеть всего ужаса. Так жил ее хозяин, так жила она.
Екатерина Симонова
«Была ли…»
Лилька
– Вера ю фром? – Вопрос ставит подножку у выхода из двора-колодца. Узкие черные глаза, такие еще называют бедовые, веселятся навстречу из опухших щелок век.
– Ви ар фром Моску, – подхватываю я игру.
– О, Моску, нормально, я там была! Алтуфьево, Войковская.
Нежданная попутчица пристраивается рядом, мы идем по солнечной питерской улице и болтаем как давние знакомые.
– Вообще я из Уфы, в восемьдесят шестом году приехала. Десять рублей у меня было. А сейчас тут живу, в Кузнечном.
– Хорошее место, – радуюсь я за собеседницу. – Самый центр города, исторический фонд.
– А у меня карту украли!
– Ох, успели хоть заблокировать?
– Нет, все потратил, падла. Плевать, у меня их еще пять штук! – растопыренная ладонь раскидывает невидимые карты. – Пусть подавится! – легко прощается с потерей женщина. – У меня на Невском квартира, я ее сдаю. Бабки есть.
– Ну вы прямо квартирный магнат! – меняю я тему.
– Тебя как звать?
– Катя.
– А я Лилька. Борьку своего ищу! Боря-а-а-а! – сиплый мощный зов разносится по Кузнечному.
Внезапная странная спутница шагает рядом, я исподволь разглядываю ее. Одежда новая, очевидно качественная, но тут и там на ней отпечатаны свидетельства сложного жизненного пути – рукав надорван, а на боку след подошвы.
Смоляно-черные густые волосы стянуты в сальный хвост. Когда-то красивую фреску лица не окончательно замалевала известью ее разбитная жизнь. Раскосые восточные глаза выщурены опухшими веками, правая бровь перечеркнута белесым шрамом. Возраст определить сложно, одутловатость черт обезличивает, делая незнакомку похожей на сотни питерских маргиналок. Одна из многих со дна. Но что-то заставляет приноровиться к ее нечеткому шагу, мне хочется заглянуть дальше избитого фасада, хочется открыть книгу ее дней и прочитать, собрать из обрывков бессвязных мыслей историю. Понять, что было, было ли, была Ли…
– Знаешь, когда-то я была Лилечкой…
Лилечка
«Малышка моя, Лилечка, ты когда-нибудь поймешь и простишь. Так будет лучше для всех». – Мокрое материнское лицо прижимается к щекам. Торопливые слова порхают вокруг девочки мотыльками. Неожиданная родительская ласка немного пугает, но больше будоражит. Это похоже на игру, и малышка смеется, уворачиваясь от матери. Нос щекочет запах сигаретного дыма и водки. «Смотри, Борька сейчас от тебя спрячется, а ты его ищи. Когда найдешь, все будет хорошо». – Мама уносит вглубь квартиры облезлого плюшевого щенка. Хлопает дверь. «Прятки!» – ликует девочка и ковыляет по полутемному коридору. Ей надо найти Борьку, чтобы все стало хорошо.
Когда дверь вскрыли, Лилечка уже не кричала. Голодным зверьком она тихо сидела в углу, вцепившись в грязную игрушку.
«Подумать только, такая кроха, пять дней наедине с холодом и голодом просидела. Лилечка, дай, пожалуйста собачку, мы ее помоем». – Нянечка пытается разжать маленькие руки. «Боря-а-а, Боря-а-а-а!» – заходится девочка, в черных глазах плещется ужас, словно щенок – ее спасательный круг и без него она потонет.
«Отойдет, ничего, – бодрится нянечка, – много их тут таких».
Не отошла. Росла жесткой, бескомпромиссной, шла в отмах, не дожидаясь, когда нападут. «Во, смотри, – Лиля тычет пальцем в шрам на брови, – рассадили в детдоме! Да я первая всегда выеживалась, чтобы боялись!» Природная моральная легкость и широта души позволяли украсть и тут же все спустить на ништяки для своих.
Расцветала восточным зноем, скулатила лицо, жгла холодным прищуром.
«Бедовая девка», – вздыхали няньки.
Чуть только исполнилось восемнадцать, она сбежала из детдома. Шарахалась где придется. «Ну как зарабатывала, трахалась за деньги, я ж красивая!» Через полгода встретился Вадик. Честный и надежный. В него хорошо было прятать свой внутренний холод, так же как когда-то в плюшевого Борьку. С ней – добрая мямля, за дверями дома – братуха. Что-то там решали, налаживали икорный бизнес. Понятное дело – нелегальный. Закрутилось: новая «девятка», своя хата. Вадик звал ее Лилечка, баловал и наряжал, будто куклу.
Она достает сигареты, смотрит в сторону, выпуская дым: «Все, кто меня Лилечкой называл, куда-то девались».
На третий день после исчезновения Вадика в квартиру вломились четыре урода. Лилю били долго и с наслаждением, перевернули дом вверх дном. Унесли, все, что смогли поднять…
Лилька
– Чего били, я ж и не знала ничего. Я беременная была, они меня как побили, так я и скинула ребеночка. И во, – улыбается во весь рот, сверкая фиксой, – зуб тогда вышибли, суки! Потом я золотой себе вставила. Когда оклемалась малость, с десятью рублями в кармане и четырьмя банками икры сбежала из Уфы. Вадик-то мой через год из сугроба вытаял, но я сразу поняла: он не убег от меня. Потому ноги сделала, чтобы тоже не оттаять, как Снегурка, мля, – дымя сигаретой, весело ведет повествование Лилька. – На вокзале хорошо, я там люблю сидеть. Народу полно, спрятаться легко, никому до тебя дела нет. Сняла на месяц угол у бабки за две банки икры. Я натурой часто расплачивалась, – сипло хохочет женщина, – сначала собой торговала, капитал сколачивала, а потом потрясла башкиров своих икорных по старым связям. И пошла метать! Черная икра всегда в цене… у-у-у, я такие двери с ноги открываю, закачаешься! В девяносто третьем три квартиры купила. Вот эта, в Кузнечном, и две на Невском. Те сдаю, в одной живу. Тут вот… квартира у меня тут, в Кузнечном. И на Невском еще, я не бомжиха какая-нить… Падла, побили вчера, почки болят, аж ссу кровью. – Лилька трет поясницу.
Я не прерываю монолог.
