скачать книгу бесплатно
Там были все – кокетка, ротозей.
Удачник, неудачник… Были люди.
Они все обнимались невзначай.
И отменялись горе и
Печаль.
И о лекарствах – там не толковали.
Немного пели детским голоском…
И, в общем, говорили языком
Сердечным.
А другому не давали
И шевельнуться, господи прости.
Ну, то есть, – очень тихо «не грусти»
Там бормотали, даже без испуга.
И небо нависало над горой,
Как голова склоняется порой —
К плечу, к плечу стареющего друга.
«Потихоньку – полегоньку…»
Потихоньку – полегоньку
Не хочу тебя будить.
Книжку отложу в сторонку.
Дочитаю, может быть,
Там, на берегу толковом,
С бестолковым словарем,
Как ты стал тяжел и скован…
Помолчим – да и умрем.
Может, это временное.
Перемены-возраст-боль.
Но боюсь, что именное.
Наше именно с тобой.
И ведь, как бы ни боялась,
Дочитаю и добьюсь.
Я лет десять не смеялась.
Ничего себе! Смеюсь…
«Так слепо, так ненаблюдательно…»
Так слепо, так ненаблюдательно,
Москва, ты смотришь в темноту.
Хотелось бы законодательно
Открытость, детскость, простоту
Тебе вменить. И тонкой прописью,
Предписывать, как педиатр:
Не плакать, не стоять над пропастью,
А только небольшой театр
Открыть сейчас же в каждой мыльнице,
Где нет парковки и врача,
Но грозно ссорятся и мирятся
Палач и дети палача.
И послеоперационная
Пройдет бессменная вражда.
И загорится пенсионная
Полувоенная звезда.
«Ни довериться помощи…»
Ни довериться помощи,
Ни дождаться уже.
Сколько почты заоблачной
На моем этаже.
Ни дружка сокровенного.
Ни морщинки во лбу.
Ни толчка внутривенного,
Это тоже табу.
Ни блокнот и ни книжица.
Ни в метро, ни пешком.
А вот почта приблизится —
С голубком, с голубком.
«О чем там дети тайно шепчутся…»
О чем там дети тайно шепчутся,
Не поднимая тихих глаз?
Три нити маминого жемчуга
Мне стали в самый-самый раз.
Да, небогатого, некрупного.
Немного в свечке киловатт…
Для горла птичьего, для хрупкого —
Он был всегда великоват.
Ходила с сумками ненужными,
А ведь могла еще парить…
Нескоро бусами жемчужными
Смогла я маму одарить.
Пока же радостями женскими —
Кристалл и нитка, свет, тепло.
Да вот с застежками богемскими
Чехословацкое стекло.
Ах, бусы новенькие, честные.
И каждый получал свое,
Все, чем одаривала Чехия, —
Шарфы, перчатки и белье.
Теперь смотрю – другая женщина
Там, у окна, – в свой темный час.
Три нити маминого жемчуга
Ей стали в самый-самый раз.
Мих. АНИЩЕНКО-ШЕЛЕХМЕТСКИЙ
Я воду ношу
Я воду ношу, раздвигая сугробы.
Мне воду носить все трудней и трудней.
Но, как бы ни стало и ни было что бы,
Я буду носить ее милой моей.
Река холоднее небесного одра.
Я прорубь рублю от зари до зари.
Бери, моя радость, хрустальные ведра,
Хрусти леденцами, стирай и вари.
Уйду от сугроба, дойду до сугроба,
Три раза позволю себе покурить.
Я воду ношу – до порога, до гроба,
А дальше не знаю, кто будет носить.
А дальше – вот в том-то и смертная мука,
Увижу ли, как ты одна в январе,
Стоишь над рекой, как любовь и разлука,
Забыв, что вода замерзает в ведре…
Но это еще не теперь, и дорога
Протоптана мною в снегу и во мгле…
И смотрит Господь удивленно и строго
И знает, зачем я живу на Земле.
Офелия
С красными рыбами, с феями,
Через кувшинки и лед
Грустно и тихо Офелия
В облаке белом плывет.
Давних времен отторжение
Тает в глубинах Реки;
В небе ее отражение
Ласточек кормит с руки.
Боль повторяется заново,
Светится куст белены…
Все, от Рембо до Иванова,
Были в нее влюблены.
Так и стоят под рябиною,
В воду макают перо…
Будто бы над Коломбиною
Блоковский плачет Пьеро.
Вот она – чистая, верная…
А в глубину – посмотри! —
Это ведь кукла фанерная,
С клюквенным соком внутри.
Вот она снова – за плавнями…
Что ты заплакал, поэт?
Люди живые не плавают
В реках по тысяче лет.
Пусть уплывает из памяти,
Русая девочка – Во! —
Не увидавшая в Гамлете,
Кроме себя, – ничего!
«Не напрасно дорога по свету металась…»
Не напрасно дорога по свету металась,
Неразгаданной тайною душу маня…
Ни врагов, ни друзей на земле не осталось…
Ничего! никого! – кто бы вспомнил меня!
Я пытался хвататься за тень и за отзвук,
Я прошел этот мир от креста до гурта…
В беспросветных людей я входил, словно воздух,
И назад вырывался, как пар изо рта.
Переполненный зал… Приближенье развязки…
Запах клея, бумаги и хохот гвоздей…
Никого на земле! Только слепки и маски,
Только точные копии с мертвых людей.
Только горькая суть рокового подлога
И безумная вера – от мира сего.
Подменили мне Русь, подменили мне Бога,
Подменили мне мать и меня самого.
Никого на земле… Лишь одни квартирьеры…
Только чуткая дрожь бесконечных сетей…
И глядят на меня из огня староверы,
Прижимая к груди нерожденных детей.
Бегство
Пробираюсь к ночному Бресту,
по болотам в былое бреду,
Потерял я свою невесту в девятьсот роковом году.
Я меняю лицо и походку, давний воздух вдыхаю вольно.
Вижу речку и старую лодку, вижу дом на окраине. Но…
