скачать книгу бесплатно
Кровь стала теплее, ещё теплее, горячей, потом невыносимо жаркой. Вспыхнула кожа, сердце застучало в грудную клетку рваными страшными ударами, как будто пьяный бандит ломится в дверь.
Все чувства необычайно обострились – я видел паучка в углу комнаты, различал его тёмные глазки-бусинки, слышал шуршание расправляющихся ворсинок ковра и скрипучие крики птиц за маленьким слуховым окном, чувствовал запах кожи Лилиных сандалий.
Она сидела, откинувшись на подушки, и улыбалась.
– Встань на колени.
Я качнулся вперёд, ноги не держали меня. На колени я не встал, а почти упал.
Лиля показала на свою ногу в ременной сандалии.
– Так тебе неудобно. Ложись на живот. Поцелуй мои пальчики. Сначала большой.
Я стоял на коленях, наклонив голову, не в силах отвести взгляд от её ног с розовыми ноготками. Голову разрывали мягкие пульсирующие удары, я тонул в тёмных горячих волнах.
– Ложись. Целуй мне пальцы. Побыстрей.
Я лёг, почувствовав животом шершавое плетение ковра – я помнил это странное ощущение… когда-то… совсем давно… – приблизил голову к её ноге. Она подвела ступню к моим губам, скинула сандалию и растопырила пальцы. Я отвернул лицо, в голову ударил запах кожи от сандалии. Отдельно тонкий аромат крема, отдельно запах её ноги.
– Посмотри – видишь, складки между пальцами? Точь-в-точь, как между ножек у меня, их языком нужно. Давай. Давай.
Я вдруг увидел всё в другой проекции – её пальцы превратились в длинные ноги, складчатая ложбинка между пальцев стала объёмной и влажной, распустилась гинекологическим бутоном. Я замычал и охватил губами большой палец с бледно-розовым ногтем.
– Хорошо. Глубже. Ещё глубже. Все пальцы. Хорошо. Языком. Не дёргайся. Вот так. Хорошо. Скажи теперь: «Ман тул нохс метином».
– Зачем?
– Скажи. Так надо.
– Ман тул нохс… метином.
Я дрожал и трясся, тёмная волна залила меня целиком, на поверхности остались только мои глаза… глаза-бусинки, как у паучка на стене… я смотрел со стороны, со стены, с потолка на голого мужчину, лежащего на полу перед полукровкой в шароварах, мужчина извивается и признаётся в любви…
– Ман тул нохс метином.
Лиля втискивала узкую ступню всё дальше, горло саднило.
Розовый дым всё густел, я уже ничего не видел, сквозь тьму и оглушающий стук сердца ко мне прорывались только отдельные слова.
– Языком, языком… хорошо… а сейчас я тебе поцелую… глубоко, до горла… хочешь?… до самого горла… я сделаю всё, что ты хочешь, да?., а ты – для меня… дай мне три тысячи… дашь?… дай пять тысяч… сколько у тебя есть… ман тул нохс метином… я сниму с карты, я умею… где карта?.. Скажи пароль… вот так тебе хорошо?., какой пароль?., только цифры, букв нет?., так хорошо?., полежи, сейчас вернусь… сейчас всё будет… я сделаю всё, что ты хочешь… глотни ещё «хаома»…
* * *
Стук становился всё громче, громче… я откинул одеяло, открыл глаза и приподнялся. Разбросанная по коврам одежда, в комнате никого. Стал натягивать штаны, голова закружилась, я упал.
– Ну, ты чего там?! – заорал Серёга.
В одной штанине я поскакал к двери, открыл.
– Совсем задрочился? Ночи не хватило? Полчаса уже стучу.
Серёгино лицо в волнистых складках и разнообразных помятостях напоминало одеяло-попону. Его лысая голова – обычно победно сверкающая – выглядела неприглядно, как головка старого заветренного сыра.
– Ну, ты хоро-о-ош… – протянул Серёга. – Хо-о-ро-о-ош!.. До утра, бля, нельзя одного оставить.
А девка где? Побежала фату покупать? Ты же влюбчивый крендель… Со школы ещё помню: как кому вставишь – сразу любовь до гроба и завтра жениться.
А?
Или ты её за обман у фонтана закопал? За то, что девственность не сберегла для тебя?
А?!
Что молчишь?
Карту-то не проебал, Ромео?
Я метнулся к ботинкам, отогнул стельку. Карты не было. Карты, на которую я положил в Москве двести тысяч евро.
– Серёг, карты нет. Нет карты! Я ей из кармана расходную карту отдал. Тысяч десять там было…
– Долларов?
– Ну, да…
– Как это ты? А зачем отдал? Зачем она ей без пин-кода?!
– Сказал код.
– Ну, ты даёшь! Хотя… Могу представить. Меня тоже моя пыталась на бабки раскрутить. Это же пиздец.
Просто пиздец.
Сладкий сон контуженного евнуха.
Типа – кто служил, тот в цирке не смеётся. Так и здесь – мне после Рушаны этой… или Ревшаны… не помню, бля… порнушку долго смотреть не захочется. Ты прикинь – она себе прямую кишку на два метра наизнанку вывернула и меня в неё закатала. Как в ОЗК.
– В какую ОЗХ?
– Костюм химзащиты. Как гондон, только хуже. Глюки, конечно – я понимаю, но я…
Серёга замолчал, подвигал сосредоточенно губами и языком, вытащил изо рта вьющийся чёрный волос, осмотрел.
– Тьфу, бля!.. Надеюсь, с передка хоть, а не из жопы. Был такой министр в Конторе – Абакумов Виктор Семёныч, в сталинское время ещё, у него любимая пословица с языка не сходила: «Голос, как в жопе волос – тонок и нечист». Твоя, кстати, передок бреет? У Рашифы… Рамисы… там такие заросли, разведроту можно спрятать… Ладно, не трусись, вот твоя карта.
– Ты? Ты взял?! Вчера? Пока спали? И поэтому согласился, чтоб я уехал? А если б я реально уехал?!
– Ладно, не бухти. И так голова трещит. Благодарить должен, сейчас без ничего бы остался, Ромео. Алик, это бизнес, не сердись. Я ж не украл, я для дела. Дело бы сделал и вернул с наваром. Ты должен понимать, что…
В дверь постучали.
– Да-да! – сказал я.
– Кто там, бля?! – спросил Серёга.
Вошёл водитель Аюпа и поклонился.
– Доброе утро, здоровья и счастья вам. Ночью маленький проблема был, женьчин вач деньги взял, извините нас. Вот вач деньги. И карта.
Поклонившись ещё раз, он протянул пачку долларов и карту.
– Извините нас. Посчитайте, пожалуйста.
Я пересчитал. Десять тысяч с копейками.
– Что теперь… с Лилей будет?
– Как скажете, так и накажем. Как скажете.
– Не надо наказывать. Пожалуйста.
Водитель пожал плечами.
– Аюп-муаллим ждёт вас.
– Сколько у нас времени? – спросил Серёга и с силой растёр ладонью лицо.
– Один час. Один час надо быть Аюп-муаллим. Немножко чай попьёте, покушать, потом поедем. Я вас на Душанбе отвезу. Доюомент готов.
– Как… поедем? Какой Душанбе?! Мы же?.. А?.. – шагнул Серёга к водителю.
Тот поклонился.
– Один час есть.
– А… побриться, в порядок привести себя?
– Поедем, по дороге. Парикмахер возле банк сидит. По дороге.
Водитель приложил руку к сердцу, попятился к двери.
– Машина на двор стоит.
* * *
Сегодня нас посадили спиной к бурым шарам. Передо мной шумела листвой чинара, справа темнели рефлекторные стёкла «Боулынг-ханы».
Аюп по-прежнему сидел лицом к горам, задумчиво щурился. Не поднимаясь со стула, поздоровался кивком, руки не подал. Только повёл ладонью над скатертью, приглашая садиться.
– Доброе утро, здоровья и счастья вам. Хорошо отдохнули?
Мы синхронно кивнули.
Пока я шлялся по «Точикистон ситора банк», Серёгу побрили и привели лицо в порядок… но наши красные глаза и пересохшие шелушащиеся губы убедительно свидетельствовали об интенсивности ночного отдыха.
– Хорошо. Угощайтесь. Пейте чай, сейчас принесут суп-шавля. Суп-шавля у нас делают из бараньей мошонки, мужчине по утрам хорошо, когда устал немножко.
Аюп говорил тихо, бросал в рот чёрные изюминки, запивал чаем.
– Покушайте, документ на проезд готов, Мушкалишо вас отвезёт. Но если хотите одни уехать, езжайте одни. На всякий случай комнаты в гостевой до вечера за вами.
Аюп наполовину прикрыл веки, как бы заранее соглашаясь с любыми нашими прихотями, положил ладони на стол.
– Пейте чай, пейте. У нас маленький город, не Москва, у нас только чай лучче, чем в Москве.
– Но… мы же вроде договаривались… что значит «уезжать»? Так дела не делаются. – Сергей пытался говорить веско, с напором, но голос его срывался.
– Да, да. Я скажу.
Чтобы вы в Москве не думали, не говорили: «Аюп как женьчин – вчера обиделся, сегодня каприз делает», я скажу.
Я в делах на свои обиды не смотрю. Как у нас говорят: «Садбарг бе хор, набошаду гушт бе устухон» – «Розы не бывает без шипов, а мяса – без костей».
Или как в России говорят: «Мухи – отдельно, котлеты – отдельно». Если бы я продавал простой товар – сушёный инжир или конский волос для матрас – я бы много не думал. Ваши деньги – мой товар. Встретились, отдали – хоп!.. до свидания. Мой деньги сгорели, твой машина с инжир в пропасть упал – какой проблема? Сделка закрыта.
Но у нас сложный товар. Как ты думаешь? – Аюп вытянул подбородок к Серёге.
Серёга кивнул.
Быстро кивнул, гораздо быстрее, чем предполагал размеренный темп речи Аюпа. В его руках дрожала пиала с красно-кирпичным чаем. Чай ходил ходуном от стенки до стенки, Серёга осторожно поставил пиалу на стол.
– Да, это сложный товар…
Вот посмотри. Мы сидим, кушаем, говорим слова, потом вы ничего не скажете, хотите уехать.
Пусть говорят: «От Аюпа гости убегают, Аюп гостей не встретил, не проводил, плохо угощал, плохо принимал, гости бегут».
Пусть. Я потерплю.
Но я не понимаю, зачем приехать, покушать, ничего не сказать и уехать? Значит, ты не хочешь дела делать?
Ты мне говоришь: «У меня кэш нет, у меня деньги на карте». Чтобы я знал. Это значит – Аюпу верить нельзя, про это Аюпу за столом говоришь.
Пусть. Я потерплю.
Но я не понимаю опять.
Зачем тогда нечистый девка карту давать, чтобы она ночью по городу бежала, твой деньги брал? Тогда нужно с нечистый девка дела делать, а не с Аюпом. Аюп старый, он не понимает такие вещи. Может, теперь в Москве так дела делают, я не знаю. Если так – пускай так. Я не умею так.
