banner banner banner
Актуальные проблемы Общей части уголовного права
Актуальные проблемы Общей части уголовного права
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Актуальные проблемы Общей части уголовного права

скачать книгу бесплатно


Установление признаков многих преступлений невозможно без учета положений соответствующих договоров, так как нормы международного права играют существенную роль в толковании и применении норм уголовного закона.

Россия приняла на себя определенные обязательства, подписав и ратифицировав международные договоры. Специфика межгосударственных соглашений в области уголовного права состоит в том, что они не могут быть реализованы без имплементации их положений в УК РФ, поскольку как минимум нормы таких соглашений не имеют санкций. Поэтому выполнение международных обязательств России возможно только посредством включения конвенционных положений в российский закон[64 - Князькина А. К. Международный договор как основание криминализации деяний // Lex russica. 2015. № 9. С. 73–86.].

Пример реализации такого положения приведен О. И. Сакаевой[65 - Сакаева О. И. Реализация международно-правовых норм в сфере противодействия торговле людьми в Российской Федерации // Журнал российского права. 2014. № 2. С. 110–118.]: в постановлении Пленума ВС РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» подчеркивается невозможность непосредственного применения судами РФ международных договоров, «нормы которых предусматривают признаки составов уголовно наказуемых деяний, поскольку такими договорами прямо устанавливается обязанность государств обеспечить выполнение предусмотренных договором обязательств путем установления наказуемости определенных преступлений внутренним (национальным) законом»[66 - БВС РФ. № 12. 2003.]. Обязанность криминализации торговли людьми в национальном законодательстве государств-участников предусматривается ст. 5 Палермского протокола[67 - Протокол о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее, дополняющий Конвенцию Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности (принят в г. Нью-Йорке 15 ноября 2000 г. Резолюцией 55/25 на 62-м пленарном заседании 55-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН).].

Если государством избран иной, помимо отсылки, способ внутригосударственной правовой имплементации нормы международного права, то влияние такой нормы на соответствующую норму внутреннего законодательства не всегда очевидно. Однако в случае с введением посредством Федерального закона от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ состава торговли людьми в УК РФ прослеживается учет законодателем формулировок Палермского протокола, подписанного от имени Российской Федерации тремя годами ранее.

Во-вторых, это lex cpecialis derogat legi generali – «специальная норма имеет приоритет перед общей нормой». Примером может служить следующее положение: «Если преступление предусмотрено общей и специальной нормами, совокупность преступлений отсутствует и уголовная ответственность наступает по специальной норме» (ч. 3 ст. 17 УК РФ). При этом специальные нормы могут быть различных видов, а именно усиливающими или смягчающими ответственность.

Что касается приоритета основных норм по сравнению со специальными, то здесь вряд ли возможно отдать предпочтение общим нормам, поскольку специальные нормы могут устанавливать исключения из общего правила.

Более сложная ситуация возникает в области действия уголовного права. Здесь возможны коллизии не только между общими и специальными нормами (убийство и убийство при отягчающих обстоятельствах и со смягчающими обстоятельствами), но также между общими и исключительными нормами. К числу последних относятся нормы разд. V УК РФ, устанавливающие специфику уголовной ответственности несовершеннолетних и предусматривающие по сравнению с общими ограничениями специфические для них ограничения (по видам и размерам наказания, срокам давности привлечения к уголовной ответственности, погашения судимости, освобождения от наказания и т. д.).

Для устранения коллизий общей, специальной и исключительной норм существует правило: действие исключительной нормы имеет приоритет перед общей и специальной нормами. При этом не имеет значения, устанавливает ли исключительная норма более мягкое или более жесткое наказание[68 - Морозова Л. А. Проблемы типологии юридических коллизий (современная трактовка) // Lex russica. 2017. № 6. С. 32–38.].

В-третьих, это lex posterior derogat prior – «последующий нормативный правовой акт, принятый тем же субъектом правотворчества по тому же вопросу, отменяет действие предыдущего». Речь идет о двух ситуациях: 1) вновь принимаемый закон заменяет такой же, ранее действовавший, и его отмена как бы предполагается; 2) новый закон принимается не взамен ранее действовавшего, а параллельно с ним. В этом случае в процессе правового регулирования возникает формально-логическое противоречие, требующее внесения корректив.

В уголовном, административном, финансовом и ряде других отраслей права, именуемых отраслями публичного права, придание закону обратной силы недопустимо, если это ухудшает правовое положение какой-либо категории граждан, и, наоборот, допустимо, а иногда обязательно, если это меняет их положение к лучшему. На этом основаны обратная сила уголовного закона, устраняющего наказуемость деяния или смягчающего наказание ст. 10 УК РФ, и запрет придания обратной силы закону, устанавливающему или отягчающему ответственность (ст. 54 Конституции РФ)[69 - Цечоев В. К., Швандерова А. Р. Теория государства и права: учебник. М.: Прометей, 2017. 330 с.].

В-четвертых, utilingua nucupassit, ita jus esto – «как язык поименовал, да так будет право». Чтобы быть правилом поведения, воля законодателя должна получить выражение вовне. Другого способа материализации, кроме переложения воли на естественный язык и записи ее с помощью определенных знаков, человеческое общество не знает. По этому поводу знаменитый русский юрист Н. С. Таганцев писал: «Мысль, предложенная законодателем, не нашедшая выражения в тексте закона, не составляет закона: что не выражено, то не может быть и выяснено»[70 - Таганцев Н. С. Русское уголовное право: лекции. Часть общая. М., 1994. С. 91.].

Для того чтобы правило поведения стало юридической нормой, оно должно быть облечено в определенную правовую форму. Это происходит в результате правотворческой деятельности государства, с помощью которого воля законодателя находит свое выражение в том или ином правовом акте, который и становится обязательным для исполнения[71 - Цечоев В. К., Швандерова А. Р. Теория государства и права: учебник. М.: Прометей, 2017. 330 с.].

В-пятых, legitator non praesumitur sibi ipsi countrarius – «законодатель мыслит последовательно и не впадает в противоречие с самим собой». Ни одна норма уголовного права не должна противоречить нормам международного права, Конституции РФ, другим нормам уголовного права и нормам других отраслей права. Ни одна специальная по характеру норма не должна противоречить общим нормам, закрепленным в УК РФ.

Конструирование уголовно-правовых предписаний, как обоснованно представляет в своей работе А. И. Ситникова[72 - Ситникова А. И. Законодательная текстология уголовного права // Lex russica. 2017. № 3. С. 106–122.], с позиций законодательной текстологии УК РФ подчинено требованиям наличия текстуальных признаков:

1) наличие заголовков, тематизирующих уголовный закон в целом, его части, разделы, главы, статьи;

2) объективированность в тексте уголовного закона уголовно-правовых предписаний, выражающих волю законодателя;

3) текстуальная завершенность;

4) официальный стиль изложения уголовно-правовых предписаний;

5) связность текста;

6) его целенаправленность;

7) прагматичность.

1. Заголовки УК РФ, его структурных единиц (частей, разделов, глав, статей) выступают в качестве структурно-смысловых доминант нормативного текста, наличие которых позволяет получить в режиме быстрого доступа точную и достоверную информацию о государственной и отраслевой принадлежности закона, его структуре, системных связях его институтов, уголовно-правовых предписаний и генерализованном (обобщенном) содержании каждой структурной единицы, отраженной в заголовочном комплексе. Заголовки уголовного закона выполняют три функции: номинативную (служат в качестве наименований), информативную (предоставляют сведения о структуре кодекса и его содержании) и интегративную (придают связанность и целостность уголовному закону).

2. Объективированность как признак нормативного текста проявляется в том, что уголовное законодательство состоит из текста Уголовного кодекса (ст. 1 УК РФ), который выступает в качестве формы объективации уголовно-правовых предписаний, выражающих волю законодателя. Согласно ч. 1 ст. 1 УК РФ новые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат включению в Кодекс. Объективация уголовно-правовых предписаний в связи с внесением многочисленных изменений, дополнений и текущих поправок в действующий УК РФ имеет принципиальный характер, так как выступает в качестве легитимирующего фактора, который позволяет модернизировать текст уголовного закона в соответствии с текущими изменениями уголовно-правовой политики. Объективированность уголовно-правовой информации в тексте уголовного закона имеет разные уровни: поверхностный уровень, который доступен восприятию всех заинтересованных лиц, и глубинный уровень, рассчитанный на концептуальное восприятие специалистов.

3. Текстуальная завершенность уголовного закона тесно связана с его дискурсивностью. Это означает, что текст УК РФ является социально значимым текстом, адекватность которого определяется тем, что он отражает изменения, происходящие в обществе не только во время его принятия и вступления в силу, но и в течение всего периода действия. Дискурсивно незавершенный уголовный закон нуждается в дополнениях, которые призваны устранить возникающие пробелы и придать уголовному закону актуальную степень завершенности.

4. Официальный стиль изложения уголовного закона является обязательным признаком нормативного текста. Особо отметим, что стиль относится не к языку закона, а к его тексту. Соответственно, все требования, традиционно адресуемые к языку закона (краткость, точность, ясность), относятся к тексту уголовного закона, поскольку вне текста эти свойства сами по себе не существуют. Стиль уголовного закона отличают такие признаки, как императивность, нулевая экспрессивность, стандартизированность, композиционность, экономичность, использование особой лексики[73 - Юридическая техника: учеб. пособие / под ред. Т. Я. Хабриевой, Н. А. Власенко. М., 2010. С. 75.].

5. Связность текста уголовного закона, т. е. объединение вербальных знаков в структурно-смысловое единство, дает возможность воспринимать Уголовный кодекс как совокупность нормативных текстов, образующих иерархически-организованное разноуровневое нормативное пространство. Структурирование Уголовного кодекса из взаимосвязанных разделов, глав, статей и частей обеспечивает его текстуальную целостность.

6. Целенаправленность является одним из признаков текста, в том числе законодательного (текста УК РФ). Текст уголовного закона, образующие его уголовно-правовые предписания и правовые институты выражают законодательную интенцию, т. е. намерение законодателя защитить уголовно-правовыми средствами наиболее важные общественные отношения.

7. Прагматизм текста уголовного закона заключается в способности уголовно-правовых предписаний регулировать общественные отношения в направлении, заданном законодателем для достижения практически полезных результатов. Текст уголовного закона настолько прагматичен, насколько прагматичен законодатель, ориентированный на создание качественного нормативного текста.

Уголовный закон столь специфичен, что правила и приемы законодательной техники подчинены криминологическим реалиям, а также ожиданиям, которые преобразуют социально значимую информацию в эффективно действующий правовой акт. Уголовное законотворчество – это совокупность способов, средств, приемов социального противодействия преступности.

2.3. Анализ современного состояния юридической техники в сфере уголовного законотворчества

Как верно отмечает А. И. Ситникова, принятие Уголовного кодекса РФ и связанных с ним многочисленных федеральных законов, вносящих изменения и дополнения в действующее уголовное законодательство, знаменует собой эпоху законопроизводства, пришедшую на смену эпохам законописания и законотворчества. Новую эпоху отличает постоянный рост количества законов и внесенных в уголовное законодательство изменений, а также технико-юридического брака, связанного с ускоренным производством законов. При этом рост количества изменений не соответствует их качеству. В этой связи ученые и практикующие юристы все чаще заявляют о необходимости проведения фундаментальных правовых исследований, которые могут служить основанием прикладных разработок. Вместо этого, по словам Д. А. Керимова[74 - Керимов Д. А. Проблемы законодательной техники // Международное и национальное уголовное законодательство: проблемы юридической техники: материалы III МНПК, 29–30 мая 2003 г. М., 2004. С. 24, 27.], современная юридическая литература в большинстве своем освещает отдельные, преимущественно частные, вопросы, занимается в основном апологетикой действующего законодательства и комментаторскими обобщениями нередко беспомощной правоприменительной практики[75 - Ситникова А. И. Законодательная текстология уголовного права // Lex russica. 2017. № 3. С. 106–122.].

В современных условиях тщательной разработки требует законодательная техника на федеральном, региональном и локальном уровнях в связи с низким уровнем качества и эффективности современного российского законодательства[76 - Пронина М. П. Соотношение понятий «юридическая техника» и «юридическая технология» // Юридический мир. 2013. № 6. С. 35–37.].

Сразу следует оговориться: Уголовный кодекс РФ, безусловно, продукт более качественный, нежели УК РСФСР. Политизированность, идеологические перегибы, несоответствие положений УК РСФСР международному регулированию по ряду вопросов не позволяют оценить качество предшественника УК РФ.

Отмечая избыточное изменение и дополнение текста УК РФ, бесспорно признаем, что статичным закон быть не может, эволюционирование общественных, политических, экономических отношений приводит к объективной необходимости его модернизации.

Характеризуя языковые средства, используемые законодателем, имеет смысл выделить из них те, которые влияют на эффективность уголовного законодательства.

Уголовный кодекс призван сдерживать негативные социальные процессы, и в случаях допущения законодателем ошибок в объеме криминализации, пенализации, декриминализации, депенализации создается крайне неблагоприятная почва для предупреждения преступлений. Непризнание преступными посягательств, имеющих общественно опасный характер и нуждающихся в уголовно-правовом регулировании, наносит серьезный ущерб, приводит к безнаказанности лиц, их совершивших, подрывает авторитет закона.

Модернизация «с колес» привела к особой современной характеристике российского УК – его нестабильности. «В пылу творческого и законотворческого азарта [законодатель] увлекся зачастую сиюминутной и потому нередко хаотичной уголовно-правовой косметикой (ретушью) Уголовного кодекса вместо того, чтобы проводить обоснованную с позиции нравственных и экономических требований, рассчитанную на дальнюю перспективу коррекцию уголовно-правовой политики Российской Федерации»[77 - Козаченко И. Я., Доронина Е. Б. Зигзаги эволюции Уголовного кодекса России в лабиринтах уголовной политики: законы, хроника, комментарий, суждения. Екатеринбург, 2007. С. 17–18.].

В силу особенностей и значения уголовного законодательства, Л. Д. Гаухман называет нестабильность УК угрозой разрушения правопорядка[78 - Гаухман Л. Д. Нестабильность уголовного законодательства как угроза разрушения правопорядка // Труды Института государства и права РАН. 2014. № 3. С. 87–88, 105–107.], приводя пять основных негативных последствий регулярного внесения изменений в Кодекс:

1) несоблюдение закона гражданами вследствие его нестабильности, обусловливающей неосведомленность об уголовно-правовом запрете;

2) длительное неприменение новых норм уголовного права правоохранительными органами и судами до формирования практики вышестоящих судов;

3) осложняется обучение уголовному праву, быстро устаревает учебная литература;

4) затрудняется научное творчество по специальностям криминального цикла;

5) порождается неуважение к закону в обществе.

Действительно, Кодекс, в который постоянно вносятся изменения, воспринимается как несовершенный не только специалистами. Это демонстрирует недоверие к Кодексу со стороны тех, кому адресовано общепредупредительное воздействие данного нормативного акта. Кодекс находится в сфере профессиональной деятельности многих тысяч оперативных, следственных работников, прокуроров, судей и ученых. Постоянное внесение изменений усложняет правоприменение, приводит к перманентной необходимости поиска действующей или применимой к конкретному делу редакции, следствием чего являются ошибки, большие временные затраты, пересмотры уже принятых решений по уголовным делам[79 - Сергеев Д. Н. Законотворчество в системе уголовно-правового регулирования // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2018. № 1. С. 125–133.].

Проанализируем условия, влияющие на эффективность уголовно-правового регулирования:

1. Качество реализации криминализации, декриминализации в уголовном законе, если таковая необъективна и социально не обоснована, существенно подрывает криминологическую политику государства.

Объясняя потребность в криминализации, по мнению Д. Н. Сергеева[80 - Сергеев Д. Н. Законотворчество в системе уголовно-правового регулирования // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2018. № 1. С. 125–133.], вначале нужно констатировать отсутствие возможности борьбы с антиобщественным деянием неуголовными средствами. Уголовное право – крайняя мера, применение которой в каждом отдельном случае должно быть исключительным, поскольку влечет большое количество разных социальных, экономических, нравственных и иных последствий. Если с тем или иным деянием возможно эффективно бороться без уголовной репрессии, оно не должно признаваться преступлением. Второй фактор – общество должно быть готово к признанию того или иного деяния в качестве преступления. В противном случае общество будет рождать протест, что может способствовать увеличению количества данных преступлений. Яркий пример – новая редакция ст. 148 УК РФ, принятие которой было неоднозначно встречено обществом. Появившиеся после принятия данного закона примеры бросающего открытый вызов нарушения нормы об оскорблении религиозных чувств верующих стали отражением несогласия части общества с приведенной нормой, его неготовностью воспринимать криминализированное законодателем деяние как истинно преступное. Общество должно быть подготовлено к пересмотру правовой природы тех или иных деяний, и намерение законодателя криминализировать антиобщественный акт должно учитывать данный фактор (предусмотреть постепенное вступление нормы в силу или отсрочку, провести общественные обсуждения по проекту, общественные кампании, направленные на информирование граждан, и т. д.). И, наконец, третий фактор – правоохранительная система должна быть готова выявлять, пресекать и предотвращать данные деяния. В противном случае создастся ситуация выборочного применения нормы, что перечеркнет ее превентивное значение.

На фоне такого обоснования нецелесообразности криминализации уместным будет пример, приведенный М. Б. Костровой[81 - Кострова М. Б. Парадоксы российской уголовной политики усиления ответственности лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения // Lex russica. 2017. № 7. С. 137–150.], о необоснованности криминализации управления транспортным средством в состоянии опьянения (по сути, деликта создания опасности). Правильно пишут Ю. В. Грачева, А. И. Коробеев и А. И. Чучаев: «…установление уголовной ответственности за управление транспортным средством в состоянии опьянения не отвечает требованиям необходимости, допустимости и целесообразности криминализации этого правонарушения и перевода его в разряд уголовно наказуемых деликтов». В обоснование своей позиции они приводят следующие доводы:

1) она произведена без учета степени общественной опасности деяния, малозначительность правонарушения не диктовала необходимости вести с ним борьбу уголовно-правовыми средствами;

2) отсутствовал учет такого фактора, как распространенность негативного социального явления, в данном случае – чрезмерная распространенность таких нарушений, что создает предпосылки для наступления целого ряда нежелательных последствий:

а) снижается «образ преступника»;

б) искажаются представления о действительной опасности преступности;

в) перегружается система юстиции;

3) расчет в подобных случаях на общепревентивное действие уголовного закона оказывается, как правило, несостоятелен, реализовать в полной мере принцип неотвратимости наказания будет практически невозможно, а значит, престиж уголовного закона в глазах населения будет подорван;

4) перевод большого числа лиц с упомянутыми формами отклоняющегося поведения в категорию «преступники» не будет воспринят общественным правосознанием как справедливый[82 - Грачева Ю. В., Коробеев А. И., Чучаев А. И. Новый вид транспортного преступления как модифицированный вариант хорошо забытого старого // Lex russica. 2015. № 4. С. 76–78.].

При декриминализации деяния следует: обосновать причину декриминализации (с помощью статистических материалов, расчетов ущерба, экспертных суждений, зарубежного опыта и т. д.); дать предварительный криминологически обоснованный прогноз влияния нового закона на состояние преступности. Нередко законодатель относится к декриминализации даже менее критично, чем к введению уголовной ответственности за то или иное деяние. Следствием этого является поспешность принятия решений, а затем срочное исправление ситуации, что можно увидеть на примере декриминализации ст. 129 УК и скорое возвращение состава клеветы в ст. 128.1 УК[83 - Сергеев Д. Н. Законотворчество в системе уголовно-правового регулирования // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2018. № 1. С. 125–133.]. В период между декриминализацией и повторной криминализацией виновные подлежали ответственности по ст. 5.60 КоАП РФ.

К сожалению, отечественная уголовно-правовая политика начала XXI в. быстро приобрела конъюнктурный характер, несмотря на действовавший длительное время негласный мораторий Государственной Думы Федерального Собрания РФ на любые сколько-нибудь значимые изменения в УК РФ. В последние пять лет законодатель стал принимать на первый взгляд странные и даже противоположные решения по одному и тому же вопросу в течение короткого времени (один-два года). Примерами циклического нормотворчества могут служить криминализация, декриминализация и повторная криминализация сходных форм общественно опасных деяний, предусмотренных ст. 173 «Лжепредпринимательство» и 173.1 «Незаконное образование (создание, реорганизация) юридического лица», ст. 174 «Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем», ст. 188 «Контрабанда» и ст. 200.1 «Контрабанда наличных денежных средств и (или) денежных инструментов», ст. 200.2 «Контрабанда алкогольной продукции и (или) табачных изделий»[84 - Максимов С. В. Двадцатилетие новейшей уголовно-правовой политики России: предварительные итоги и перспективы // Законы России: опыт, анализ, практика. 2016. № 4. С. 58–68.], ст. 226.1 «Контрабанда сильнодействующих, ядовитых, отравляющих, взрывчатых, радиоактивных веществ, радиационных источников, ядерных материалов, огнестрельного оружия или его основных частей, взрывных устройств, боеприпасов, оружия массового поражения, средств его доставки, иного вооружения, иной военной техники, а также материалов и оборудования, которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения, средств его доставки, иного вооружения, иной военной техники, а равно стратегически важных товаров и ресурсов или культурных ценностей либо особо ценных диких животных и водных биологических ресурсов», ст. 229.1 «Контрабанда наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров или аналогов, растений, содержащих наркотические средства, психотропные вещества или их прекурсоры, либо их частей, содержащих наркотические средства, психотропные вещества или их прекурсоры, инструментов или оборудования, находящихся под специальным контролем и используемых для изготовления наркотических средств или психотропных веществ».

2. В уголовном законе появляются примечания как дополнительные нормативные тексты, выходящие за пределы диспозиций и санкций. Примечания выступают специализированным нормативным материалом, разъясняющим, дополняющим предписания нормы, к которой они прикреплены, или иных статей УК РФ. Конструирование примечаний подчиняется общим требованиям к законодательной технике. Специфика примечаний заключается в неразрывности смысловых связей текста правового регулирования с собственным содержанием. Количество примечаний увеличивается, но качество, несмотря на критические замечания, даже в нововведениях продолжает отставать.

Рассмотрим несколько примеров нарушения законодательной техники. Примечание 1 к ст. 264 УК РФ (утратило силу с 1 июля 2015 г. – Федеральный закон от 31 декабря 2014 г. № 528-ФЗ), разъясняло: под другими механическими транспортными средствами в настоящей статье понимаются троллейбусы, а также трактора и иные самоходные машины, мотоциклы и иные механические транспортные средства. Отличительные признаки других от иных законодатель от потребителя закона скрыл. С 1 июля 2015 г. предложено новое толкование других механических транспортных средств: «Под другими механическими транспортными средствами в настоящей статье и статье 264.1 УК понимаются трактора, самоходные дорожно-строительные и иные самоходные машины, а также транспортные средства, на управление которыми в соответствии с законодательством Российской Федерации о безопасности дорожного движения предоставляется специальное право». Появилось больше определенности, но от абсолютной конкретики законодатель по-прежнему отказывается.

Примечание к ст. 131 в последние годы ясно обозначило курс на усиление борьбы с сексуальными преступлениями в отношении несовершеннолетних. В частности, по решению законодателя к преступлениям, предусмотренным п. «б» ч. 4 ст. 131 Уголовного кодекса РФ, а также п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ, теперь отнесены все деяния, подпадающие под признаки преступлений, предусмотренных ч. 3–5 ст. 134 УК РФ и ч. 2–4 ст. 135 УК РФ, если они совершены в отношении лиц, не достигших двенадцати лет. Обоснование принятого решения содержится в примечании к ст. 131 УК РФ, оно связано с признанием всех несовершеннолетних, не достигших двенадцатилетнего возраста, находящимися в беспомощном состоянии, т. е. не способными понимать характер и значение совершаемых с ними сексуальных действий[85 - Федеральный закон от 29 февраля 2012 г. № 14-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях усиления ответственности за преступления сексуального характера, совершенные в отношении несовершеннолетних» // СЗ РФ. 2012. № 10. Ст. 1162.]. Сложно высоко оценить юридическую технику данного примечания. А. Кибальник[86 - Кибальник А. Судебные подходы к квалификации сексуальных преступлений // Уголовное право. 2014. № 5. С. 58–60.] обращает внимание на другое обстоятельство, вытекающее из содержания примечания. Как известно, субъект преступления, предусмотренного ст. 134 УК, – взрослое лицо. Субъект изнасилования и насильственных действий сексуального характера – лицо, достигшее 14 лет. Напрашивается вопрос: как расценить добровольное сексуальное действие, совершенное, допустим, 16-летним подростком с 13-летним ребенком? Раньше 16-летнее лицо однозначно несло бы ответственность по статьям о насильственных сексуальных преступлениях, поскольку 13-летний ребенок, как сказано выше, во всех случаях признавался находящимся по указанным причинам в беспомощном состоянии. В настоящее же время это исключено, так как даже взрослый партнер в указанной ситуации не может нести ответственности по соответствующим частям ст. 131 или 132 УК – формулировками примечания к ст. 131 УК РФ законодатель, по сути, презюмировал, что по достижении 12-летнего возраста лицо более не находится в силу возраста в беспомощном состоянии, а значит, может уже понимать характер и значение совершаемых с ним действий и, стало быть, адекватно выразить свою волю на совершение с ним соответствующих действий (другое дело, что данная презумпция опровержима).

В качестве нормативной дефектности А. И. Ситниковой[87 - Ситникова А. И. Законодательная текстология уголовного права // Lex russica. 2017. № 3. С. 106–122.] приведены следующие примечания: Федеральный закон от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ дополнил институт освобождения от уголовной ответственности ст. 76.1 УК РФ. Нормативные предписания данной статьи по структуре и содержанию являются типичными примечаниями-исключениями: первая часть предусматривает освобождение от уголовной ответственности за совершение налоговых преступлений (ст. 198–99.1 УК РФ), вторая часть – за впервые совершенные преступления, перечень которых представлен в указанном предписании. Идентичный по конструкции текст сформулирован в п. 1 примечания к ст. 134 УК РФ как специализированное уголовно-правовое предписание в виде примечания-исключения. С точки зрения законодательной текстологии включение в текст Общей части предписаний, которые имеют характер узкоспециализированных нормативных текстов, является нормативным дефектом.

Законодатель слишком кратко сформулировал примечание к ст. 217.1 УК РФ, в котором уточнил денежный эквивалент крупного ущерба в качестве возможного последствия нарушения требования обеспечения безопасности и антитеррористической защищенности объектов топливно-энергетического комплекса, поскольку в этом примечании отсутствуют разъяснение понятия «объекты топливно-энергетического комплекса», а также ссылка на нормативный правовой акт, устанавливающий требования обеспечения безопасности и антитеррористической защищенности объектов топливно-энергетического комплекса.

Обстоятельство, влекущее освобождение от уголовной ответственности, содержит примечание к ст. 122 «Заражение ВИЧ-инфекцией». Им является своевременное предупреждение о наличии у виновного болезни и добровольного согласия на совершение действий, создавших опасность заражения. Вступление в брак с потерпевшей приобретает значение основания для освобождения от наказания в соответствии с примечанием к ст. 134 УК РФ «Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста» и др. И примирение с потерпевшим, и согласие на причинение вреда могут становиться труднопреодолимыми препятствиями на пути привлечения виновного к уголовной ответственности, которое все-таки, в силу публичного характера уголовного, права должно состояться. В этой связи уголовный закон предусматривает ряд гарантий, обеспечивающих привлечение виновных к уголовной ответственности даже в условиях незаинтересованности потерпевшего[88 - Фильченко А. П. Потерпевший на стороне защиты: уголовно-правовая реальность процессуального нонсенса // Адвокатская практика. 2016. № 4. С. 40–44.].

Часть норм уголовного закона нуждается в дополнении путем введения примечаний, определяющих смысловое содержание проблемных оценочных признаков. В Особенной части такая проблемность характерна для диспозитивного содержания.

Так, например, содержание ст. 138.1 УК РФ ввиду неопределенности оценочных признаков стало предметом рассмотрения в Конституционном Суде РФ[89 - Определение Конституционного Суда РФ от 27 марта 2018 г. № 830-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Фрумкиной Ирины Львовны на нарушение ее конституционных прав статьей 138.1 Уголовного кодекса Российской Федерации» // Документ опубликован не был. СПС «КонсультантПлюс». Дата обращения: 28.08.2018.]. По мнению заявительницы И. Л. Фрумкиной, оспариваемая норма не соответствует ст. 17, 18, 19 (ч. 1 и 2) и 29 (ч. 4) Конституции РФ, поскольку вследствие своей неопределенности не раскрывает признак незаконности действий, не конкретизирует понятие «специальные технические средства, предназначенные для негласного получения информации» и не описывает целевое предназначение таких средств, что лишает граждан возможности предвидеть правовые последствия своего поведения. По мнению Конституционного Суда РФ, данные нормативные положения в своей взаимосвязи не содержат неопределенности, которая лишала бы лицо возможности осознавать содержание установленного запрета, общественную опасность и противоправность своего деяния, а также предвидеть наступление ответственности за его совершение. Однако полагаем, что разъяснение содержания данного оценочного признака позволило бы избежать содержательной неопределенности данного признака.

Еще одна норма, нуждающаяся в токовании сразу ряда оценочных категорий, – ст. 148 УК РФ. В 2013 г. были внесены дополнения в Уголовный кодекс РФ, введена уголовная ответственность за оскорбление чувств верующих (ст. 148 УК РФ). Некоторые аналитики считают, что ужесточение ответственности за оскорбление чувств верующих обоснованно и необходимо. Другие уверены, что оскорбление чувств верующих, безусловно, является проблемой, требующей правового реагирования, но не уголовно-правовыми средствами. Третьи убеждены, что это не что иное, как нарушение свободы слова и равенства, и если уж вводить ответственность за оскорбление чувств, то как верующих, так и неверующих граждан[90 - Соколова М. А. Дефекты юридических документов. М.: Юриспруденция, 2016. 160 с.].

3. Проблемы толкования уголовного закона беспокоили научное сообщество и раньше, но в настоящее время выход актов толкования на уровень правовых источников и конкуренция правоприменительных актов с нормативной базой вынуждает пересматривать их статус на уровне российского объединения ученых. На юридическом факультете МГУ имени М. В. Ломоносова 30–31 мая 2013 г. прошел VIII Российский конгресс уголовного права «Проблемы кодификации уголовного закона: история, современность, будущее». Ряд дискуссий был посвящен соотношению кодификатора и судебного прецедента.

Необходимо отметить и характеристику Уголовного кодекса РФ в разрезе статьи первой: Уголовное законодательство Российской Федерации состоит из настоящего Кодекса. Новые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат включению в него.

Как отмечает А. С. Александров, речь идет о правоприменении – публичной юридической деятельности, где сталкиваются различные юридические дискурсы. Власть разрешает конфликт интерпретаций. Власть закрепляет за текстом один из смыслов в качестве истинного. Поэтому авторитарный момент является ключевым в понимании позитивного права. Судебное решение – тоже право позитивное. Таким образом, позитивное право – это текст, наделенный смыслом властью.

В судебной сфере более реальны юридические, текстовые факты, а не самые реальные обстоятельства. Более значима интерпретация фактов, а не сами факты. Юридическая техника заменяет то, что выражается посредством нее.

Поскольку в значительной мере юридическая деятельность происходит в суде (при этом подразумевается суд состязательный) или ином юрисдикционном органе, т. е. имеет дискурсивный характер, постольку юридическая техника должна рассматриваться как одно из средств в арсенале языковой борьбы в зале суда. Отсюда интерес современных исследователей к судебной лингвистике[91 - Александров А. С. Юридическая техника – судебная лингвистика – грамматика права // Уголовное судопроизводство. 2006. № 3.].

Потребность в толковании текста уголовного закона связана с особенными чертами его текстуальности, в том числе с бланкетностью, наличием терминов, оценочных понятий, сложной конструкцией.

Под толкованием в уголовном праве А. И. Чучаев[92 - Уголовное право России. Общая и Особенная части: учебник / А. А. Арямов, Т. Б. Басова, Е. В. Благов [и др.]; отв. ред. Ю. В. Грачева, А. И. Чучаев. М.: Контракт, 2017. 384 с.] предлагает понимать уяснение или разъяснение смысла уголовного закона, выявление воли законодателя, выраженной языковыми средствами в форме правовой нормы, в целях точного его применения.

Различается толкование закона: по субъекту, по приемам, по объему, по целям. По субъекту, разъясняющему закон, выделяется легальное, судебное и доктринальное толкование.

Легальным признается толкование, даваемое органом, который в силу закона управомочен это делать. Право толкования принадлежит Государственной Думе Федерального Собрания РФ. Следовательно, легальным толкованием занимается только орган, принявший уголовный закон. Это может делаться лишь в форме постановлений Государственной Думы. Такое толкование обладает юридической силой, т. е. является обязательным для субъектов, реализующих уголовный закон.

Аутентическое толкование совпадает с легальным. Обязательность такого толкования для всех органов, учреждений, должностных лиц, граждан России не меняет его юридическую природу.

Судебное, или казуальное толкование – это толкование, даваемое судом. Оно может быть двух видов. Во-первых, толкование, содержащееся в приговоре, определении или постановлении суда любой инстанции по конкретному делу. Оно, безусловно, имеет обязательную силу, но ограничено рамками дела и конкретными адресатами: осужденными или оправданными лицами, государственными органами, учреждениями и организациями, к которым эти решения в той или иной мере относятся. Во-вторых, толкование уголовного закона дается Пленумом Верховного Суда РФ. Его постановления принимаются для нижестоящих судов, но имеют значение и для других органов, применяющих уголовный закон (например, для органов следствия при квалификации преступлений по расследуемым делам).

К доктринальному толкованию относится разъяснение законов, даваемое научными учреждениями, учеными-юристами, практическими работниками. Такое толкование не имеет обязательной силы, но способствует глубокому и правильному познанию уголовного законодательства, практики его применения, повышению качества отправления правосудия по уголовным делам, формированию и совершенствованию уголовных законов.

По признаку обязательности толкования в литературе не без основания предлагается выделять два основных его вида:

1) обязательное, к которому относится легальное (аутентическое);

2) судебное толкование, толкование необязательное, охватывающее доктринальное толкование.

По приемам различаются: грамматическое (филологическое), систематическое, историческое и логическое толкование.

Грамматическое (филологическое) толкование состоит в уяснении смысла уголовного закона путем этимологического и синтаксического анализа его смысла. Используемые в законе понятия, термины, слова зачастую нуждаются в точном определении. К этому приему толкования часто обращается Пленум Верховного Суда РФ.

Систематическое толкование (вернее, системное) заключается в сопоставлении анализируемого положения закона с другим законом. Следовательно, данный прием предполагает выявление всех других, как уголовно-правовых, так и норм иных отраслей права, которые могут повлиять на понимание уголовного закона. Например, нельзя уяснить содержание норм Особенной части УК без обращения к его Общей части. Зачастую возникает необходимость сопоставления нескольких норм только Особенной части.

При историческом толковании воля и мысль законодателя устанавливаются путем обращения к той социально-экономической и политической обстановке, в которой был принят законодательный акт. Это обычно делается на основании материалов, предшествовавших принятию закона.

Логическое толкование в отличие от других приемов позволяет установить часто встречающиеся противоречия между желанием законодателя и словесной формой его отражения, тем самым установить подлинный объем уголовно-правовой нормы, границы ее действия. Путем логического анализа раскрывается смысл отдельных элементов и признаков состава преступления. Выводы суда по конкретному делу, например о форме и виде вины, наличии или отсутствии определенных мотивов и целей, служат примером логического толкования. Логическая ошибка может привести к неверному истолкованию закона.

Толкование по объему может быть буквальным (адекватным), ограничительным (рестриктивным) и распространительным (экстенсивным).

Под буквальным (адекватным) понимается толкование уголовного закона в точном соответствии с его текстом, когда слова и смысл закона полностью совпадают. При ограничительном толковании закону придается более узкий, более ограничительный смысл, чем тот, который вытекает из буквального текста закона. Распространительное толкование заключается в том, что закону придается более широкий смысл, чем тот, который вытекает из его буквального текста. К нему прибегают в тех случаях, когда буквальный смысл текста уже содержания уголовно-правовой нормы, словесное ее выражение неадекватно выражает волю законодателя. Распространительное толкование расширяет границы действия закона, дает возможность применять его к более широкому кругу случаев, в отношении большего круга лиц. Распространительное толкование имеет некоторое внешнее сходство с аналогией. Однако различие между ними носит принципиальный характер. Аналогия предполагает отсутствие закона, пробел в законодательстве и означает применение нормы уголовного права к случаю, прямо не предусмотренному в законе, но сходному с тем или иным преступлением.

В зависимости от целей толкования выделяются толкование-уяснение и толкование-разъяснение. Толкование-уяснение является необходимым элементом процесса реализации норм уголовного права. Субъект права «для себя» толкует норму с целью его применения. Толкование-разъяснение («для других») имеет место в тех случаях, когда оно дается для применения закона в будущем другими органами.

В уголовно-правовой литературе обращается внимание на теоретический аспект исследуемой проблемы: «…толкование правовых норм представляет собой важнейшее условие их правильного понимания и является обязательной стадией правореализационного процесса»[93 - Ругина О. А. Судебное толкование уголовного закона и его роль в законотворческой и правоприменительной деятельности. М.: Юрлитинформ, 2014. С. 16–17.].

В современной уголовно-правовой литературе утверждается, что «предметом толкования уголовного закона должен быть текст»[94 - Щепельков В. Ф. Толкование уголовного закона // Энциклопедия уголовного права. Уголовный закон. СПб., 2005. Т. 2. С. 278.]. Формальное признание текста уголовного закона предметом толкования нашло свое отражение в Модельном уголовном кодексе, где сформулировано положение, согласно которому «содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии с его текстом»[95 - Келина С. Г. Принципы Уголовного кодекса // Уголовный закон: опыт теоретического моделирования. М., 1987. С. 27.]. Однако текстологическая потенция толкования как в общей теории права, так и в уголовном праве в основном декларируется. Реально в юриспруденции доминирует грамматический (языковой) подход к толкованию нормативных правовых актов, так как считается, что «без грамматического анализа в принципе невозможно понять смысл закона»[96 - Щепельков В. Ф. Указ. соч. С. 487.],[97 - Ситникова А. И. Законодательная текстология уголовного права // Lex russica. 2017. № 3. С. 106–122.].

Следует отметить, что судебное толкование зачастую опережает доктринальное. Анализ содержания конкретных научных работ по вопросам квалификации развратных действий показывает производность уголовно-правовой науки по отношению к судебной практике. В работах, изданных до принятия постановления Пленума Верховного Суда РФ от 4 декабря 2014 г. № 16 «О судебной практике по делам о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности»[98 - БВС РФ. 2015. № 2.], в качестве типичных развратных действий интеллектуального характера (т. е. без физического контакта с потерпевшим) приводятся: показ малолетним порнографических фильмов, фотографий[99 - Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / В. П. Верин, О. К. Зателепин, С. М. Зубарев [и др.]; отв. ред. В. И. Радченко; науч. ред. А. С. Михлин, В. А. Казакова. 2-е изд. М.: Проспект, 2008. С. 217.]; демонстрация порнографических материалов, предметов, аудио-, кино- или видеозаписей, изображений порнографического характера, чтение порнографической литературы, ведение бесед, разговоров, рассказов на сексуальные темы циничного характера[100 - Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Г. Н. Борзенков, А. В. Бриллиантов, А. В. Галахова [и др.]; отв. ред. В. М. Лебедев. 14-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт, 2014. С. 350–351.]. И мы не находим упоминания об использовании для совершения развратных действий возможностей сети Интернет. Данный пример проиллюстрировал, как сложные вопросы квалификации, в особенности оценочных признаков, преступлений могут получить свое единообразное разрешение именно в результате судебного толкования уголовного закона. Тем самым подтверждается необходимость обобщения судебной практики для единообразного толкования, а изменение правовой позиции Верховного Суда РФ по тому или иному вопросу, по мнению ряда авторов, свидетельствует «об отсутствии косности судебной системы и правовой системы в целом»[101 - Примак Т. К., Казакова Г. В., Орлова К. А. Проблемы толкования правовых норм в деятельности судебных органов // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Сер.: Гуманитарные и общественные науки. 2014. Вып. 9. С. 41.], позволяет судье обоснованно решать вопросы назначения наказания[102 - Краснова К. А., Шиловская А. Л. Вопросы назначения наказаний в виде ограничения свободы и обязательных работ // Российская юстиция. 2011. № 11. С. 23–27.], соответствующие международным стандартам правосудия[103 - Кобец П. Н., Краснова К. А. Международный опыт и практика применения пожизненного лишения свободы // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2008. № 5. С. 35–41.].

А. И. Александров[104 - Александров А. И. Современные подходы к судебному толкованию уголовного закона // Российский судья. 2017. № 4. С. 26–29.] выделяет характерные черты судебного толкования уголовного закона:

• является разновидностью государственной правоохранительной деятельности;

• осуществляется гласно;

• его субъектами выступают судьи судов общей юрисдикции и Верховного Суда РФ, уполномоченные на ее осуществление нормами ст. 118 Конституции РФ;

• осуществляется определенными судьями только в рамках их полномочий, перечисленных в ст. 31 УПК РФ;

• реализовывается посредством уголовного судопроизводства;

• его целевое назначение связано с защитой «прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений», а также «личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод» в силу положений ч. 1 ст. 6 УПК РФ.

Н. А. Лопашенко[105 - Лопашенко Н. А. Уголовная политика. М.: Волтерс Клувер, 2009. С. 62–63.] предлагает повышение качества уголовного закона за счет определения оценочных признаков в самом уголовном законе. По ее мнению, целесообразно включение в УК РФ специальной статьи или же главы «Понятийный аппарат», в которой содержалось бы определение оценочных категорий, употребляемых законодателем. Указанное легальное толкование должно давать возможность для индивидуализации уголовной ответственности субъектов преступной деятельности и полностью исключать различное понимание границ преступного и непреступного. В этом случае существует возможность избежать нарушения принципа законности на законодательном уровне.