Актуальные проблемы Европы №1 / 2018

скачать книгу бесплатно

В этих условиях странами – подписантами ДОВСЕ было принято Соглашение об адаптации Договора об обычных вооруженных силах в Европе, которое было подписано в Стамбуле 19 ноября 1999 г., ратифицировано Российской Федерацией в 2004 г., но не вступило в силу. Режим адаптированного ДОВСЕ был ориентирован на укрепление безопасности каждого государства-участника, независимо от его принадлежности к военно-политическим союзам.

Сохранение в адаптированном ДОВСЕ фланговых ограничений для части территории России с политической точки зрения является дискриминационным, а с практической – препятствует перемещению сил и средств в пределах России, в том числе и в целях борьбы с терроризмом. С учетом этого в нынешней ситуации сохранение этих ограничений не отвечает интересам России.

Соглашение 1999 г. существенно нивелировало негативные последствия «первой волны» расширения НАТО для безопасности России и европейской стабильности в целом. Однако последовавшая затем «вторая волна» вновь значительно изменила ситуацию к худшему.

Соглашение об адаптации ДОВСЕ было ратифицировано Белоруссией, Россией, Казахстаном и Украиной (последняя не сдала депозитарию свою ратификационную грамоту). В то же время практически сразу же после подписания Соглашения об адаптации ДОВСЕ страны НАТО под воздействием США взяли курс на затягивание процесса введения этого документа в действие. Начало ратификации соглашения они стали увязывать с выполнением Россией различных надуманных условий. С 2002 г. таким условием являлось выполнение не относящихся к договору обязательств о выводе российских войск с территорий Грузии и Молдавии, существующих в рамках двусторонних договоренностей России с этими странами. Исключительные обстоятельства, сложившиеся вокруг ДОВСЕ, побудили Российскую Федерацию рассмотреть вопрос о приостановлении действия договора до тех пор, пока страны НАТО не ратифицируют соглашение о его адаптации и не начнут добросовестно выполнять этот документ.

После приостановления Российской Федерацией действия ДОВСЕ были продолжены консультации с западными партнерами по восстановлению его жизнеспособности. Страны НАТО в качестве отправной точки для диалога с Россией выдвинули концепцию «параллельных действий» (некоторые члены альянса приступают к ратификации Соглашения об адаптации, а Россия принимает определенные меры в отношении своего военного присутствия в Приднестровье и на бывшей российской военной базе в населенном пункте Гудаута, Абхазия). Увы, после российско-грузинского вооруженного конфликта 2008 г. этот сценарий стал совершенно нереалистичным. В 2011 г. США и те государства – участники ДОВСЕ, которые являются их союзниками и партнерами, приостановили выполнение своих обязательств по ДОВСЕ в отношении России.

Наконец, в последнее время Москва и Вашингтон обменялись взаимными обвинениями в нарушении советско-американского Договора о ракетах средней дальности, и само существование РСМД, таким образом, находится под вопросом. В июле 2014 г. в своем послании президенту РФ В. Путину президент США Б. Обама фактически обвинил российскую сторону в нарушении положений данного договора, а именно в испытании крылатой ракеты наземного базирования типа Р-500, чей радиус действия больше разрешенного договором лимита в 500 км. Американская сторона также заявила, что новая российская межконтинентальная баллистическая ракета (МБР) типа Р-26 «Рубеж» является баллистической ракетой средней дальности.

В свою очередь, Москва с конца 1990-х годов неоднократно указывала на создание в США «ракет-мишеней для испытаний систем ПРО», представляющих собой полноценные ракеты средней дальности без боевого оснащения. Также вопросы вызывает постройка в Румынии пусковых установок для противоракет Standard Missile SM-3, копирующих универсальные корабельные пусковые установки Mk-41. Из этих установок могут запускаться стратегические крылатые ракеты «Томагавк». Нарушением Договора РСМД российская сторона считает и осуществляемое Соединенными Штатами на протяжении долгих лет производство и применение ударных беспилотных летательных аппаратов, которые по своим техническим характеристикам подпадают под содержащееся в договоре определение крылатых ракет наземного базирования.

И дело даже не только в том, что за последние годы прекратили свое действие или оказались под угрозой важнейшие разоруженческие соглашения, которые справедливо рассматривались в качестве столпов всей системы контроля над вооружениями[2 - Подробнее о проблемах контроля над вооружениями после окончания холодной войны см.: [Что есть.., 2016].]. В настоящее время не ведутся переговоры о дальнейших сокращениях вооружений ни в российско-американском, ни в многостороннем форматах. В худшие периоды холодной войны, по крайней мере после 1969 г., переговоры между Москвой и Вашингтоном об ограничении стратегических вооружений велись практически непрерывно. Перерыв в этих переговорах в течение полутора лет, между осенью 1983 г. и весной 1985 г., вызванный кризисом из-за так называемых «евроракет», рассматривался тогда как величайшая угроза миру. В настоящее время, однако, после подписания в 2010 г. Пражского договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-3) никаких переговоров между Россией и США об ограничении стратегических вооружений не ведется вот уже семь лет.

Как следствие вместо серьезных переговоров мы имеем российско-американскую «мегафонную дипломатию», которая сводится к обмену взаимными обвинениями в нарушении тех разоруженческих договоров, которые еще пока действуют. Так, в апреле 2017 г. был опубликован доклад Государственного департамента США о соблюдении и выполнении договоров в области разоружения, контроля над вооружениями и нераспространения, в котором содержатся многочисленные обвинения в адрес России в невыполнении Договора РСМД, ДОВСЕ, российско-американского соглашения по оружейному плутонию и некоторых других [2017 report.., 2017].

Ответ со стороны российского МИДа не заставил себя ждать. Москва обвинила Вашингтон в том, что «безоглядное формирование системы ПРО США самым неблагоприятным образом сказалось на системе международной безопасности, значительно осложнило отношения не только в Евро-Атлантическом, но и в Азиатско-Тихоокеанском регионе, превратилось в одно из наиболее серьезных препятствий на пути дальнейшего поэтапного ядерного разоружения, создавая опасные предпосылки для возобновления гонки ядерных вооружений» [Комментарий МИД.., 2017]. Что касается Договора РСМД, то и по данному вопросу формулировки российского внешнеполитического ведомства далеки от дипломатических: «Уже долгие годы США просто игнорируют российские серьезные озабоченности, имеющие прямое отношение к выполнению американской стороной Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности» [Комментарий МИД.., 2017].

Нельзя сказать, что лидеры великих держав, и прежде всего российские и американские руководители, не пытались исправить сложившуюся ситуацию. Договор между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-3), подписанный 8 апреля 2010 г. президентами Д. Медведевым и Б. Обамой в Праге, был попыткой приостановить эрозию механизма контроля над стратегическими вооружениями. Этот договор предусматривает, что через семь лет после вступления его в силу каждая из сверхдержав будет иметь на вооружении по 1550 развернутых термоядерных боезарядов и 700 единиц для развернутых МБР, развернутых баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ) и развернутых тяжелых бомбардировщиков. Выполнение всех положений этого договора приведет к тому, что сверхдержавы сократят размеры своих стратегических ядерных арсеналов приблизительно в 10 раз по сравнению с рубежом 1980–1990-х годов. Увы, пражский успех не позволил переломить сложившуюся тенденцию к деградации контроля над вооружениями.

Самый свежий пример – Указ Президента Российской Федерации от 31 октября 2016 г. «О приостановлении действия Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Соединенных Штатов Америки об утилизации плутония, заявленного как плутоний, не являющийся более необходимым для целей обороны».

В чем причина такого положения вещей?

Во-первых, с исчезновением биполярного мира исчез и тот стратегический паритет между Востоком и Западом, США и СССР, который, как было сказано выше, стал важнейшей причиной исторического прорыва в сфере контроля над вооружениями. После исчезновения Советского Союза с политической карты мира и вывода российских войск с территории Германии и Прибалтики перестала существовать военная угроза Западной Европе и Соединенным Штатам с Востока. Ни по своим количественным, ни по качественным параметрам обычные российские вооруженные силы не могли идти в сравнение с Советской Армией; да и эти войска переместились на несколько сот километров на восток – с Эльбы на Днепр. Хотя Российская Федерация и заняла место СССР в качестве великой державы – постоянного члена Совета Безопасности ООН, это «новое независимое государство» было в начале 1990-х годов крайне слабым и зависимым от поддержки со стороны Запада: поддержки финансовой, продовольственной, политической и даже просто эмоциональной. В этих условиях, разумеется, не мог не измениться и общий политический контекст диалога между Москвой и Вашингтоном по стратегической проблематике. Слабость постбиполярной России воспринималась Западом как естественное следствие его победы в холодной войне, и попытки РФ укрепить свои позиции в мире (в том числе и военные) в последние годы воспринимаются западными элитами как недопустимый реваншизм, которому следует дать решительный отпор [Вебер, Крикович, 2016].

Во-вторых, постбиполярный мир стал не однополярным, а полицентричным. В последние годы окреп потенциал новых центров силы, и прежде всего Китая. В настоящее время арсенал китайских МБР, способных достичь территории континентальных Соединенных Штатов, насчитывает от 75 до 100 единиц, включая жидкотопливные DF-5 и DF-5 B (последняя – с разделяющейся головной частью индивидуального наведения (РГЧ ИН)), и твердотопливные DF-31 и DF-31 A с мобильным стартом. В КНР ведутся научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) по созданию твордотопливной ракеты DF-41 с мобильным стартом с РГЧ ИН. Кроме того, на вооружении ВМС КНР находятся четыре атомные подводные лодки с баллистическими ракетами (ПЛАРБ) «Джиуланг» (модель 094), оснащенные БРПЛ JL-2 с дальностью 7200 км. Иными словами, китайские атомные субмарины нового поколения будут способны нанести удар по Соединенным Штатам, находясь вблизи китайских берегов, под защитой ВМФ и ВВС КНР. Тем самым Китай демонстрирует свою способность к ядерному сдерживанию США [Military and security.., 2016, p. 26–27]. Эти ракетно-ядерные успехи Китая, безусловно, заставят и Индию продолжить свою программу создания стратегических ядерных вооружений.

В-третьих, в условиях радикального сокращения стратегических наступательных вооружений (СНВ) (см. выше) и столь же быстрого количественного роста и качественного совершенствования высокоточного обычного оружия (ВТО), в том числе и большой дальности, стратегическое равновесие между Москвой и Вашингтоном, как оно сложилось еще в годы холодной войны, неизбежно должно было подвергнуться эрозии. В частности, особое беспокойство в Москве вызывают такие американские программы, как система ударных космических вооружений Prompt Global Strike, стратегическая ПРО типа GBI, противоракетная система для перехвата ракет средней дальности типа SM-3. Как полагает крупнейший российский эксперт в сфере контроля над вооружениями академик А.Г. Арбатов, «даже если бы с улучшением политического климата две державы нашли способ адаптировать концепцию стабильности к более широкому развертыванию систем ПРО и регламентировать высокоточные наступательные средства путем договорных ограничений и мер доверия – дело серьезно осложнялось бы распространением таких технологий среди третьих стран… Поэтому перспектива ограничения таких систем на двусторонней российско-американской основе, видимо, встретит серьезные возражения в обеих странах» [Арбатов, 2016, c. 31–32].

Справедливости ради следует сказать, что не все согласны с тем, будто процесс контроля над вооружениями находится в глубоком кризисе. Так, по мнению известного специалиста по проблемам разоружения В. Дворкина, никакого кризиса на самом деле нет, а есть всего лишь «ссора в песочнице из-за взаимных обид лидеров двух ядерных сверхдержав, оказавшихся не на должном уровне ответственности за глобальную и региональную стратегическую стабильность» (sic), и необходимо волевым усилием «приступить к переговорам и заключить крайне выгодный для России новый Договор по СНВ, на согласительной комиссии разрешить все противоречия по Договору о ликвидации ракет средней и малой дальности, не останавливать действие Соглашения по утилизации оружейного плутония, возобновить совместные исследования ученых-ядерщиков» [Дворкин, 2017].

Допустим, что это так и удастся осуществить все то, о чем мечтает В. Дворкин: подписать новый Договор по СНВ о сокращении развернутых ядерных боезарядов до 1000 единиц у каждой из сторон, возобновить действие Соглашения по утилизации оружейного плутония, разрешить все противоречия по РСМД. Неизбежно, однако, встанет вопрос: а как быть с ДВЗЯИ? С ДОВСЕ? С Договором по ПРО? Это что – тоже «ссора в песочнице»? А главное – что дальше? Следует ли РФ и США и дальше сокращать свои стратегические вооружения и до какого уровня? До уровня Китая? Или, может быть, до уровня Индии?