Успение Пресвятой Богородицы. Антология святоотеческих проповедей

скачать книгу бесплатно

Пресвятая Богородица превзошла личной святостью и духовным совершенством весь человеческий род. Поэтому преподобный Иоанн Дамаскин в «Первом похвальном слове» говорит, обращаясь к Богоматери: «О, чудеса, подлинно божественные! О, таинства, которые превыше природы и разумения! О, слава девства, которая превосходит [естество] человеческое! Что это за великое о Тебе таинство, священная Матерь и Дева? Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего! (Лк. 1: 42). Блаженна Ты в роды родов, единственная достойная считаться блаженной». Эти слава Богоматери и Ее превосходство над всеми людьми открылись во всех важнейших обстоятельствах земной жизни Богородицы: и в образе Ее рождения от престарелых родителей Иоакима и Анны, превзошедшем обычные законы естества, и в Ее младенческом и отроческом житии при Иерусалимском храме, и во вхождении в храмовое Святая святых, и в Ее безмужном Зачатии Бога Слова, и в девственном Рождестве Спасителя, и в многолетней жертвенной Самоотдаче служения Своему Божественному Сыну, и в удивительном образе Успения. Каждый миг земной жизни Богоматери был духовно высок и нравственно совершенен, преисполнен благодатными дарами, славой святости. Поэтому, говоря о чудесном рождении Марии от Иоакима и Анны, о чистоте Ее земной жизни, а также о необычайности Успения, святитель Андрей Критский в «Слове втором на Успение» утверждает: «Всесвятая, превосходя естество, родилась [Сама], Своей жизнью и Рождением [Сына] превзошла людей и, наконец, преставлением стала выше всех рожденных…»

С рождением Марии от Иоакима и Анны в Ее Лице в мире явились высочайшее Начало и совершеннейший Образ человеческой святости. Именно поэтому праведный Николай Кавасила в «Слове на достопоклоняемое и преславное Успение» решительно утверждает: «Ведь никто не был свят, прежде чем явилась Блаженная, но именно Она, Первая и Единственная отставшая от греха совершенно, явилась Святой и Святой Святых и, если чем можно именовать, высшим; и для других отверзла врата святости, достодолжно приготовившись для восприятия Спасителя, а через это смогли стать святыми все пророки, священники и все вообще, достойными оказавшиеся Божественных Таинств. Ведь Первый и Единственный Плод Девы принес святость в мир…» Вся земная жизнь Богородицы, каждый Ее поступок, любая мысль были проникнуты этой деятельной и творческой святостью, являли Ее совершенную славу, чистоту, благую устремленность к Богу. Потому святитель Димитрий Ростовский в «Слове на Успение Пресвятой Богородицы» и задается вопросом: «Кто может исчислить и высказать то, как, какими и сколь многими добрыми делами Пресвятая Дева угодила Богу, Творцу Своему, от юности Своей до блаженнейшей кончины? Скорее изочтешь весной – цветы, летом – колосья, осенью – плоды, зимой – снег, на голове – волосы; скорее изочтешь капли в море, звезды вверху, нежели исчислишь добрые дела богоугождения и достоинства Божией Матери».

Размышляя о главнейших духовных и нравственных основах личной святости Богоматери, святые отцы особым образом подчеркивают три важнейшие добродетели, которые помогли Марии взойти на достигнутую Ею высоту – и в духовной жизни, и в славном вознесении на Небеса по Успении: чистота девства, глубочайшее смирение, а также жертвенная любовь к Богу. Святитель Димитрий Ростовский свидетельствует: «А какими степенями Она приблизилась во временной жизни Своей к Богу в Троице Единому, теми же степенями Она и в бессмертном Успении Своем взошла на Небо к Отцу, Сыну и Святому Духу: девственной чистотой, смирением и любовью».

Со святителем Димитрием согласны и другие святые отцы, непрестанно говорящие о девственной чистоте, полноте любви к Богу и бесконечном смирении Марии. Так, преподобный Иоанн Дамаскин во «Втором похвальном слове» подчеркивает, что духовное совершенство Богородицы связано с тем, что «Она… и до Рождества, и в Рождестве, и после Рождества пребывает Девой». А святитель Григорий Палама, свидетельствуя в «Слове 37-м. На всеблаженное Успение» о высочайшей мере любви Марии к Своему Сыну и Богу, вопрошает: «Кто же [из всех живущих] возлюбил» Христа, Сына Божия, «более, чем Матерь?»

И наконец, размышляя о предельном и глубочайшем смирении Пречистой Девы, святые авторы проповедей на Успение постоянно припоминают слова Богородицы, произнесенные Ею во время события Благовещения и обращенные к архангелу Гавриилу, а через его посредство – и к Самому Богу: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему (Лк. 1: 38). Такое именование Марией Себя Рабой, причем Рабой Господней, по убеждению святых отцов, есть важнейшее из всех существующих свидетельств Ее предельного смирения, абсолютной самоотдачи Богу, готовности посвятить Саму Себя и каждый миг Своей земной жизни жертвенному служению Господу. При этом следует подчеркнуть, что святоотеческая традиция никогда не трактует добродетель смирения как отказ христианина от личной решимости, ответственности за свои поступки, мысли; смирение отнюдь не требует от человека удалиться от живой и созидательной творческой активности. Напротив, возможность достижения христианином подлинного смирения подразумевает максимальную напряженность всех заложенных в нас Богом при творении душевных сил и способностей, приложение больших молитвенных усилий, а также поистине подвижническую, совершенную и свободно дарующую себя Богу и ближнему жертвенную любовь. Поясняя эту мысль, святитель Иларий Пиктавийский в сочинении «О Троице» учит: «Тот, кто смиряет себя, в природе смирения имеет твердость. Тот, кто принимает послушание, принимает его по своей воле, становясь послушным через смирение». Именно к такому живому и творческому смирению пред Богом, к активному и трудническому послушанию Господу, к свободному и радостному исполнению Его святой воли, призывает нас и Сама Смиреннейшая Богоматерь – в Своем известном евангельском наставлении, обращенном не только к служителям брачного пира в Кане, но и к каждому христианину: что скажет Он вам, то сделайте (Ин. 2: 5). Свидетельствуя о совершенной мере добродетели смирения Рабы Господней – Пречистой Девы, преподобный Иоанн Дамаскин в «Третьем похвальном слове на Успение» даже поставляет добродетель Ее высочайшего, святого и смиренного рабства Богу на одну строку с Ее Богоматеринством – как теснейшим образом и органически с ним взаимосвязанную: Пречистая Дева есть прежде всего «Раба и Матерь». Ведь без личной добродетели смирения Мария никогда не стала бы Матерью Смиренного и Смирившегося – Господа Иисуса Христа. Без смиренного принятия Девой воли Божией Она никогда не сподобилась бы принять во чрево Сына Божия, добровольно уничижившего Себя (ср. Флп. 2: 7) в восприятии нашего тварного человеческого естества и предельно смирившегося ради нашего спасения в перенесении Им поругания от распинателей, Крестной муки и смертного схождения во гроб. Потому-то Смиренный Сын Божий, Которого преподобный Симеон Новый Богослов в «Благодарении Богу первом» именует «мой Негордый Бог и Господь», принявший на Себя в Воплощении образ раба (ср. Флп. 2: 7), и пожелал соделать Своей Матерью именно Ту, Которая и Сама – исповедав Себя Рабой – явила образ предельного личного смирения. Развивая эту мысль, святитель Димитрий Ростовский поясняет, что нынешняя неизмеримая высота и слава Девы, а также усваиваемое Ей Церковью именование Царицы над всем творением, как соцарствующей на Небесах Христу – Ее Сыну и Богу, есть прямое следствие Ее предельного и совершенного смирения в подвиге Богоматеринства, в принятии воли Божией, в жертвенной самоотдаче Марией каждого мгновения Своей жизни Творцу. И чем Она была совершеннее тогда в Своем смиренном рабстве, тем совершеннее Она пребывает ныне и в Своем Небесном царствовании. Святитель Димитрий говорит о духовном содержании события Успения Пресвятой Богородицы, теснейшим образом связанного как со смирением, так и со славой Девы: «Теперь пусть всякий знает, кто преставился: Раба Господня преставилась; Раба Господня положена во гробе: се, Раба Господня! Здесь вспомню древнее изречение: „работать Богу – царствовать“; то есть работать Богу – то же, что царствовать. Кто – истинный раб Божий, тот – наследник Небесного Царства, соцарствующий Христу. Если же Пречистая Дева – Раба Господня: то Царица, воистину, всей видимой и невидимой твари».

Раба Господня Мария открывается и является миру в Своей предельной и совершенной славе святости и обожения именно в день Успения. Святитель Григорий Палама в «Слове 37-м. На всеблаженное Успение» провозглашает: «несравненно Наибольшая из всех – есть Матерь Дева, через Которую и приобщаются Богу все делающиеся Его причастниками. Все те, кто сподобляются боговедения, познают Ее как Вместилище Невместимого; и все те, кто восхваляют Бога, вслед за восхвалением Его, хвалят также и Ее, [Богоматерь]. Сама же Она есть Основание и Виновница всех [благ], бывших прежде Нее; и Она же – Предстательница и Предводительница всех [благ], бывших после Нее; а также Она есть Посредница [всех благ] вечных. Она – Предмет пророческих предречений, Начало апостолов, Утверждение мучеников, Основание учителей. Она – Слава земнородных, Радование небесных и Похвала всей твари. Она – Начало, Источник и Корень неизреченных благ, Она – Глава и Совершение всякой святыни».

Святоотеческие проповеди на Успение: Богоматерь и ангелы

Мы знаем: Пресвятая Богородица превзошла духовным совершенством и блаженной жизнью не только всех праведников, пророков, христианских святых, но также и ангелов. Святитель Герман Константинопольский, обращаясь к Богоматери в «Слове первом на всечестное Успение», говорит: «Ты и превосходишь небесные чины, и являешься Высшей всех земных тварей; потому что Ты, воистину, и Небеса украсила, и землю прославила». А в «Слове втором на Успение» он добавляет: «Твое превосходство – больше ангельского. Ты выше небес (ср. Иов. 11: 8) и пространнее Неба небес».

Первая причина превосходства Богоматери над ангелами заключена в том, что Она сделалась Матерью Сына Божия – Творца и Властителя небесных сил – и потому все они ныне призваны служить Ей, как Родившей их Господа. Вторая же причина – в том, что Мария стяжала личную святость и благодатное совершенство, бесконечно превосходящие собой духовную высоту горних воинств. Преподобный Феодор Студит, в «Похвальном слове на Успение» обращаясь к Марии и говоря, что Она превосходит ангелов личной святостью и духовным совершенством, восклицает: «Ты превосходишь, несравненно превышаешь Своим величием всякую высочайшую часть Неба, Своим сиянием святости – свет солнца, Своими заслугами – достоинство ангелов и всякую невещественную и разумную сущность умопостигаемых и умных сил».

Однако святые отцы отмечают, что разлучение души и тела Богородицы в Ее Успении несколько умалило на время Пречистую в сравнении с бессмертными и не претерпевающими никакой страдательности ангелами. Вместе с тем смерть Девы стала для Нее той конечной точкой в подвиге Ее личного смирения, что в максимальной степени сблизила подвижническое смирение Марии с добровольным самоумалением Ее Сына, явленным в Смерти Господа. Ведь Богоматерь в Своем смиренном Успении как раз и уподобилась принявшему бессилие смерти Спасителю. Апостол Павел свидетельствует о Господе, что Он в Воплощении и в Голгофской Жертве свободно смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (ср. Флп. 2: 8). Причем Иисус… даже оказался здесь по Своему человечеству не много… унижен пред не ведающими смерти Ангелами, ибо в принятии Креста и Гроба – в отличие от не знающих смерти ангельских сил – Он вкусил смерть за всех (ср. Евр. 2: 9). Но затем Иисус, как Совершивший наше спасение силой Своего жертвенного претерпения смерти, оказался увенчан – по Своей же людской природе – величайшими славою и честью (ср. Евр. 2: 9). И теперь, благодаря совершившемуся в Страдании и в Смерти Иисуса Его спасительному для нас уничижению, Бог Отец превознес Его в Воскресении и Вознесении и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред человеческим именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних (ср. Флп. 2: 9–10) – то есть утвердил Христа, по Его Человеческому естеству, как истинного и совершенного Человека, на Небесах превыше всех ангельских сил. При этом и сами некогда уничижившие Господа Его Крест и Смерть также обратились в совершенную славу Спасителя, ибо ими, а также Его Воскресением был искуплен и спасен человеческий род и исцелена поврежденная грехом людская природа. И вот теперь, введя Первородного Сына по Его человечеству в горнюю славу, Бог Отец повелевает всем бесчисленным ангельским силам склониться пред Ним – именно как перед Ставшим одним из нас: да поклонятся Ему все Ангелы Божии (ср. Евр. 1: 6). Однако и Пречистая Дева в Своем Успении также оказалась, подобно Господу – во образ Своего Сына, Который в Собственной Смерти был не много унижен пред Ангелами (ср. Евр. 2: 9), – на краткое время унижена перед ангельскими силами: в Ее преставлении, во временном разлучении души и тела и в трехдневном смертном пребывании во гробе. Но затем, вслед за этим конечным явлением Ее смиренного – смертного – бессилия, последовало и откровение предельной славы Марии, когда Она оказалась воздвигнута из гроба Своим Божественным Сыном и вознесена Им в горняя: превыше небесных ангелов. Говоря о таком смирении Девы в Успении – как временной лишенности жизни и недолгом разлучении души и тела, – святитель Григорий Палама в «Слове 37-м. На всеблаженное Успение» поясняет: «Через… [Ее] святое Успение или преставление… вкушение смерти» Богоматерь оказалась «хотя и на краткое время Умаленной пред ангелами…[была] унижена» перед ними. Но «и это должно было послужить к умножению во всем величия и превосходства над всем Богоматери: ибо ныне» – после Ее воскресения из гроба – «все [сущее] верно торжествует и совершает празднество победы над смертью». Ведь теперь Она, Восставшая из гроба и Взошедшая на Небеса, «хотя и на краткое время Умаленная пред ангелами, без сравнения превзошла – Своей близостью к Богу и от века предначертанными и совершившимися над Ней чудными делами – ангелов и архангелов, и [прочие] премирные силы… Потому что когда Бог пожелал явить [в Ней] и ангелам и людям Образец всяческой красоты и открыть Свое подобие, Он совершенно украсил Ее до такой меры, что сочетал в Ней [в полноте] все [совершеннейшие] черты, которыми Он только украсил по отдельности [все многообразие] Собственных творений – видимых и невидимых. Лучше же сказать, явил Ее единым Сочетанием и высшей Красотой всех Божественных, ангельских и человеческих красот, Украшением обоих миров [– духовного и вещественного], от земли Исходящей и до Небес Достигающей, и Превосходящей ныне в Своем вознесении от гроба даже сами Небеса, и Соединяющей дольний мир с горним, и Наполняющей Своими чудными делами вселенную… Так что даже и то… что Она была унижена на краткое время пред ангелами (разумеем вкушение смерти), – и это должно было послужить к умножению во всем величия и превосходства над всем Богоматери: ибо ныне все [сущее] верно торжествует и совершает празднество победы над смертью».

Ныне небесные силы смиренно склоняются перед Богородицей, воздавая ангельским служением честь Той, что явила в Своей земной жизни смирение и служение поистине сверхангельские. При этом небесные силы так и не могут до конца постичь ту Тайну, что была открыта людскому роду и Первой из всех – Пресвятой Богородице в Воплощении Сына Божия: Таинство Бога, ставшего Человеком. Да, ангелы знают о совершившемся Вочеловечении, они благоговеют перед случившимся, радуются о спасении и исцелении людского рода, об осуществленном Христом Крестном Искуплении, о Воскресении и Вознесении Господа. Но внутренняя суть и глубинный смысл этой Тайны остаются для ангелов сокрытыми: ибо, чтобы познать эту Тайну, нужно к ней приобщиться, сделаться ее причастником, а это как раз и недоступно для ангелов. Тайну Богочеловека может познать лишь тот, кто принадлежит к роду, частью которого в Воплощении стал Сын Божий, – к роду человеческому. Это, конечно же, доступно для людей, но невозможно для ангелов, ибо Христос – Богочеловек, а не Богоангел. Потому-то хотя ангелы и желают проникнуть в Тайну Христовых страданий и Его последующую за ними славу (ср. 1 Пет. 1: 10–12), но остаются бессильными перед загадкой Домостроительства нашего спасения. При этом святые отцы, авторы проповедей на Успение, рассуждая о причинах превосходства Богоматери над ангелами, напоминают и о том, что именно Пречистая Дева оказалась важнейшим Орудием в этом непостижимом для небесных сил Домостроительстве нашего спасения. По сути, Она и есть подлинная Сердцевина и Средоточие недоуменного для ангелов спасительного дела Христова. Это позволяет святителю Андрею Критскому назвать Саму Богоматерь «Величественным Делом страшного Домостроительства, в которое желают проникнуть ангелы (1 Пет. 1: 12)» – бесплотные силы, безуспешно пытающиеся постичь Тайну спасительного Воплощения Слова. Более того: если ангелы все же могут хотя бы отчасти, пусть и смутно, приблизиться к постижению этой Тайны Христова Воплощения, то лишь одним способом – через посредство Пречистой Девы: в служении Ей и в Ее прославлении. Говоря об этом духовно просвещающем ангельские умы небесном прославлении горними силами Пресвятой Богородицы, святой Николай Кавасила в «Слове на достопоклоняемое и преславное Успение» учит: «Дева… явила людям Саму Воипостасную Премудрость Божию, не в знамениях и образах, но непосредственно Самого Бога, Спасителя, и [явила] не людям только, но и началам и властям, дабы ныне соделалась известною, – как говорит апостол Павел, – и начальствам, и властям на небесах многоразличная премудрость Божия (Еф. 3: 10). И ведь не сказал он [– апостол], „…дабы соделалась более известной, чем прежде, когда, пусть и несовершенно, была известна“, но просто дабы соделалась известною, показывая, я думаю, что то знание, которое было до Блаженной Девы, было настолько смутным, что никак нельзя соразмерить его с другим знанием, произращенным [Блаженной]. И, как то и подобало, Она воссияла Солнце Правды не только для людей… но и для самых премирных сил… Ведь и ангелам, самим началам и властям Она послужила во благо, и для них испустила свет, и им дала возможность стать премудрее и чище, и лучше, нежели прежде, познавать Божию благость и премудрость. Ведь многообразная премудрость Божия через Нее была открыта началам и властям; и бездну божества и премудрости и ведения Божия (ср. Рим. 11: 33) как бы через очи или свет Блаженной увидели все. Она явилась единственной Путеводительницей для всякой души и всякого разума к достижению Божественной истины».

Однако Богоматерь является для ангельских сил не только их Благой Наставницей в деле постижения Божественных тайн. По восхождении Марии на Небеса ангельские силы через Ее посредство, по дару подаваемой Богоматери от Господа бесконечной меры обоживающей благодати, сподобляются – через общение с Ней и причастие Ее духовным совершенствам – нового, превосходнейшего, чем прежде, сияния святости, стяжают обновленное участие в Божественной жизни. Об этом в «Слове 37-м. На всеблаженное Успение» свидетельствует святитель Григорий Палама: Богоматерь «не перестанет в продолжении всех веков благодетельствовать всему творению: говорю не только о нас, [земных,] но и бестелесных и надмирных [ангельских] чиноначалиях – потому что и они вместе с нами через Ее посредство делаются причастниками [обожения] и прикасаются к неприкосновенному Божественному естеству».

Свидетельствуя о небесной славе, какой сподобилась от Бога по Своем Успении Его Пречистая Матерь, святые отцы подчеркивают особую и совершенную близость Богородицы к Ее Божественному Сыну, бесконечно превосходящую близость к Создателю ангельских сил. Святитель Григорий Палама в «Слове 37-м. На всеблаженное Успение» учит: «Богородица много ближе всех приближенных к Богу и удостаивается сравнительно со всеми – разумею не только земнородных, но даже и все ангельские иерархии – много больших почестей. О высших их [ангельских] чинах ранее написал Исаия: вокруг Него стояли Серафимы (Ис. 6: 2). А о Ней вот что говорит Давид: предстала царица одесную Тебя (Пс. 44: 10 по LXX[5 - То есть по Септуагинте, осуществленному в III веке до Рождества Христова в Александрии переводу Ветхого Завета с еврейского на греческий язык так называемых «Семидесяти толковников». Именно этим библейским текстом пользовались греческие святые отцы, его они цитировали в своих творениях и проповедях. Текст Септуагинты по своему содержанию заметно отличается от привычного нам библейского Синодального перевода XIX столетия, который был сделан не с греческого, а с еврейского – так называемого масоретского – библейского текста. По этой причине ряд ветхозаветных текстов, цитируемых греческими святыми отцами в их проповедях на Успение Пресвятой Богородицы, приводится в этой книге не по Синодальному переводу, а по Септуагинте.]). Видите ли различие в [образе] предстояния [ангельских чинов и Богородицы]? Из этого различия можете уразуметь и различие в чине по достоинству: ибо серафимы – вокруг Бога, а близ Него Самого – только Одна Царица, Которая восхваляется и прославляется от Самого Бога, как бы возвещающего о Ней окружающим Его [ангельским] силам и говорящего, как сказано в Песни песней: Как прекрасна Ты, Ближняя Моя (Песн. 1: 14), Блистательнейшая света, Сладостнейшая Божественного Рая и Прекраснейшая всего мира – видимого и невидимого». Святой Николай Кавасила, соглашаясь с Паламой в «Слове на достопоклоняемое и преславное Успение», учит: «Подлинно святее Блаженная Дева самих ангелов, архангелов, херувимов и серафимов… Святость измеряется близостью к Богу. Говорится [в Писании], что херувимы окружают Бога и принимают от Него исходящий свет, взирать же никак не дерзают (ср. Ис. 6: 2). Дева же новым и неизреченным образом приняла в Себе Того, Кто никаким не объемлется местом. И не некое блистание и славу, но Саму восприняла Она Божественную Ипостась. И насколько явнее, чем херувимам, Бог явился Деве много больше, чем то возможно выразить, настолько же Она, с необходимостью, святее и священнее». А вот преподобный Иоанн Дамаскин, стремясь найти наилучший образ, отражающий предельно тесную и совершенную небесную близость Богоматери к Богу – в том числе и в Ее превосходстве над ангелами, – именует в «Первом похвальном слове на Успение» Богородицу Тем Небесным Престолом, на Котором восседает в славе на Небесах Господь и Который благоговейно обступают ангельские силы: «Ибо Ты – Царский Престол, Которому предстоят престолы, или ангелы, взирая на Сидящего на нем Своего Владыку, Господина и Творца (ср. Дан. 7: 9)».

Вместе с тем Богоматерь явила в Себе, открыв и для всех христиан, новый путь к тому древнему и теперь обновленному благому союзу и единству, которого лишился из-за грехопадения человеческий род: к союзу и единству Неба и земли, ангелов и людей. Ведь именно Богородица во время Своей земной жизни стала истинным Поводом и благой Причиной для возобновления и скрепления этого обновленного союза – в дни Рождества от Нее Христа, когда ангельские силы, прежде почти не соприкасавшиеся с падшим грехом человеческим родом, согласно и в бесконечном множестве явились в маленький зимний Вифлеем, чтобы воспеть здесь Рожденного Марией – ставшее Истинным Человеком Слово, и тем провозгласить новое единство в Боге ангелов и людей: слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! (Лк. 2: 14). Вот что говорит, обращаясь к Богоматери, в «Слове первом на всечестное Успение» святитель Герман: «Едва только был создан человеческий род, ангелам было заповедано хранить его жизнь – руководить и соблюдать в непоколебимой вере в Бога… Но так как люди жили тогда в идолопоклонстве и оскверняли воздух курениями жертв, то ангелы удалились от общения с людьми, и Бог отнял от них Духа Своего. Когда же в последние времена Ты родила Слово Бога Отца, то тотчас после этого Рождения ангелы призрели на землю, прославляя хвалебной песнью Рожденного Тобой Бога, и провозгласили умножение славы в вышних, восклицая, что на землю пришел мир, что между ангелами и людьми, между землей и Небом уже не будет враждебной преграды; но [напротив,] ангелами и людьми будет приноситься согласный образ жизни и одно общее прославление Единого и Троичного Бога». Ныне в Вифлееме произошла новая встреча ангелов и людей, обновился их союз в Боге. Как говорит, обращаясь к Богоматери, тот же святитель Герман, «через Твою непорочную плоть человек соделался небожителем, и пастыри соединились с ангелами; ангелы преклонились к смирению Рожденного [на земле], а люди возвысились, умудрились, познав предвечное по Рождению… единосущие Отца с Сыном». Тем самым в день Рождества Христова, когда ангелы провозгласили и воспели славу в вышних – на небесах и мир долу – на земле, небо и земля, род ангельский и род людской благодаря Воплощению Христову наконец-то соединились в новом союзе. И Лестницей в этом новом и непрестанном нисхождении и восхождении друг к другу ангелов и людей, Путем во взаимной встречной устремленности неба и земли сделалась именно Пречистая Дева: Та, посредством Которой Бог сошел с Небес, низведя оттуда и горние силы, и Та, посредством Которой и по молитвам Которой христиане, уподобляясь в своей смерти славе Ее Успения, восходят на Небеса и поселяются здесь с ангелами. Именно поэтому преподобный Иоанн Дамаскин в «Первом похвальном слове на Успение» сравнивает Пресвятую Богородицу с увиденной некогда праотцем Иаковом лестницей, по которой, как узрел ветхозаветный праведник, восходят и нисходят… Ангелы Божии (Быт. 28: 12). Преподобный Иоанн обращается к Богоматери: «Едва не забыл я о лестнице Иакова. Что же? Не всякому ли ясно, что она познается как Твое предначертание и образ? Ведь как [Иаков] видел Небо, соединенное с землей концами лестницы, ангелов, нисходящих и восходящих по ней, и подлинно Сильного и Непобедимого, предызобразительно с ним Боровшегося [Господа] (см. Быт. 28: 12; 32: 24–31), так и Ты сочетала разделенное, став Посредницей и Лестницей для нисхождения к нам Бога, Который воспринял наш немощный состав, сочетал и соединил с Самим Собой и сделал человека умом, способным видеть Бога. Благодаря этому и ангелы спустились, чтобы послужить Ему как Богу и Владыке, и люди, восприняв ангельское житие, восхищаются на Небо».

Именно так – при живом, деятельном и творческом участии и соработничестве Богу Пречистой Девы – и полагается твердое основание той совершенной полноты единства людей и ангелов, что откроется в Жизни Будущего века, в Небесном Иерусалиме, когда ангелы и люди составят нерушимый союз, общий хор славящих Бога и служащих Ему тварных разумных существ. Тогда, по убеждению святителя Андрея Кесарийского («Толкование на Апокалипсис»), наконец окажется подлинно явлена «одна Церковь ангелов и людей! Ибо будут тогда сослужителями человеков и ангелы…».

Святоотеческие проповеди на Успение: ветхозаветные пророчества о Богоматери и Ее библейские прообразы

Святые отцы в проповедях на Успение Пресвятой Богородицы постоянно обращаются к ветхозаветным пророчествам о Богоматери, свидетельствующим как о Ее призвании стать Матерью Воплощенного Сына Божия, Спасителя мира, так и о Ее грядущей новозаветной славе святости, которая оказалась зримо явлена в земном пути Богоматери – в том числе и в Ее честном преставлении.

По убеждению святых отцов, Мария, по совершенному Предведению Божию, была предызбрана стать Матерью Господа еще прежде сложения мира. Как утверждает в «Первом похвальном слове на Успение» преподобный Иоанн Дамаскин, Бог Отец «Ее предопределил» от века и потому «пророки предрекли» Богоматерь «Духом Святым». По мысли святителя Андрея Критского, выраженной в «Слове первом на Успение Пресвятой Богородицы», Пречистая Дева оказалась «Великим Видением пророков, посредством Которого святые многократно и многообразно (Евр. 1: 1)», по даруемому им от Господа откровению, «научались тайнам Божественного создания и утвердились в великой тайне Домостроительства». При этом в личности Марии как бы сошлись вместе, «сфокусировались» и исполнились все прежние ветхозаветные пророчества и прообразы, чудеса и знамения. Ведь Главным и Важнейшим, осуществившимся через посредство Пресвятой Девы, Совершенным Чудом, подлинным Знамением… для рода сего (ср. Лк. 11: 30) – в Котором обрели смысл и исполнились все прочие древние библейские пророчества, прообразы, чудеса и знамения, – конечно же, стал грядущий воплотиться Бог Слово, Чьим первым Жилищем, первой Обителью на земле оказалось Ее пречистое чрево. Поэтому святитель Андрей Критский в «Cлове третьем на Успение» утверждает: безмужно, девственно и спасительно приняв во чреве Воплощенного Сына Божия, Пресвятая Богородица «воистину… сделалась как бы Жилищем всех бывших ранее чудес», о которых свидетельствовали ветхозаветные праведники и предрекали пророки.

Кроме того, святые отцы подчеркивают: именно через посредство Пречистой Девы – как сделавшейся Матерью чаемого богоизбранным народом Христа – осуществился Новый Завет между Богом и людьми, пришедший на смену Завету Ветхому. Древние пророки свидетельствовали об этом грядущем спасительном Новом Завете неоднократно: Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними, говорит Господь. Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом (Иер. 31: 31–33); И заключу с ними завет мира, завет вечный будет с ними (Иез. 37: 26). Здесь также следует вспомнить и о том, что ветхозаветные пророки порой называют Новым Заветом именно Самого грядущего в мир Христа, Сына Божия: Я, Господь, призвал Тебя в правду, и буду держать Тебя за руку и хранить Тебя, и поставлю Тебя в завет для народа, во свет для язычников, чтобы открыть глаза слепых, чтобы узников вывести из заключения и сидящих во тьме – из темницы (Ис. 42: 6–7); Так говорит Господь: во время благоприятное Я услышал Тебя, и в день спасения помог Тебе; и Я буду охранять Тебя, и сделаю Тебя заветом народа, чтобы восстановить землю, чтобы возвратить наследникам наследия опустошенные, сказать узникам: «выходите», и тем, которые во тьме: «покажитесь» (Ис. 49: 8–9). Мы знаем: всякий человеческий завет, закон, установление, договор обычно записываются в книге, на бумаге, чернилами, писалом. Но где и чем оказался записан тот Новый Завет, что был заключен между Богом и Его Церковью во Христе? Если мы скажем, вслед за библейскими пророками, что этим Новым Заветом может быть назван и Сам Христос, то, значит, Книгой, в Которой Этот Завет оказался «записан», то есть воплотился, конечно же, стала именно Его Пречистая Матерь – Ее девственное чрево, чернилами же и писалом оказалась благодатная сила Святого Духа, сошедшая на Деву в день Благовещения и совершившая в Ней Чудо Боговоплощения. Пречистая Дева и есть То Рукописание, в Котором запечатлелось Слово Жизни, Слово Отчее, Совершенная Истина-Христос. Вероятно, именно об этом говорит, обращаясь к Богородице в «Слове третьем на Успение», святитель Андрей Критский: «Ты Одна – воистину написанная Богом Книга Нового Завета, который Бог… заключил с людьми».

Итак, вместе с наступлением новозаветной эпохи многочисленные древние пророчества и прообразы, чудеса и знамения как бы сошлись воедино и исполнились в Той, Которая привела в мир его Главнейшее Чудо – Божественного Сына. Вместе с тем и Сама Богоматерь есть Величайшее Чудо всех времен. Ведь Она превзошла нравственной чистотой, духовным совершенством и молитвенной устремленностью к Богу всех живших прежде Нее ветхозаветных праведных жен, почему и оказалась достойна, уготована Господом стать Матерью для Воплощенного Бога. Как говорит в «Слове 37-м. На всеблаженное Успение» святитель Григорий Палама, именно «ради Нее [Богородицы] были предречения богодухновенных пророков, чудотворения, предуказавшие на Сие Великое Чудо вселенной – Приснодеву и Богоматерь; [ради Нее были] перемены в судьбах народов, проложившие путь к осуществлению совершившегося над Ней нового таинства; [ради Нее – ] установления Духа, разнообразно прообразовавшие будущую Истину; конец же или, лучше сказать, корень совершившихся [ради Нее] всех древних чудес – исполнение Божьего обетования, данного Иоакиму и Анне… о рождении от них… Той, Которой [в Свою очередь] надлежало бессеменно родить [Сына,] предвечно Рожденного от Бога Отца».

Так что же за древние ветхозаветные пророчества, обетования и прообразы предуказали на Пресвятую Богородицу, на Ее безмужное зачатие и девственное Рождение, на величайшие добродетели и совершенства Марии? Вот какие ответы дают нам святые отцы, авторы церковных проповедей на праздник Успения.

Среди многочисленных ветхозаветных пророчеств о Богоматери следует прежде всего назвать пророчество Исаии о том, что Матери грядущего вочеловечиться Бога Слова надлежало зачать Его безмужно, пребыв Девой: Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил (Ис. 7: 14). На это пророчество указывают святитель Андрей Критский и преподобный Иоанн Дамаскин.

Припоминают святые отцы – святитель Андрей Критский, преподобный Иоанн Дамаскин, преподобный Феодор Студит – и пророчество Иезекииля, также относящееся к Богоматери и читаемое в качестве паремии за богослужением Успения: И привел он меня обратно ко внешним воротам святилища, обращенным лицом на восток, и они были затворены. И сказал мне Господь: ворота сии будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими, ибо Господь, Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены (Иез. 44: 1–2). По убеждению толкователей этого ветхозаветного текста, он указывает на приснодевство Богородицы. Мария всегда оставалась Девой: и при безмужном Зачатии, и в миг Рождения по Человечеству Ее Божественного Сына, и по Его Рождестве. Она – Та Дверь, Те Врата, сквозь Которые не прошел никто, кроме Него, причем – Врата Затворенные и остававшиеся таковыми даже при Его прохождении: в миг Его появления на свет в Вифлеемской пещере.

Святители Андрей Критский и Климент Охридский, преподобные Иоанн Дамаскин и Феодор Студит также сравнивают Богоматерь с Горой из пророчества Даниила: Той Горой, из Которой происходит Камень, никем не вырубаемый, но наполняющий и покрывающий всю землю (ср. Дан. 2: 34–35, 45). Речь здесь идет о великой горе, от которой, по пророчеству Даниила, оторвался без содействия рук… камень; Богоматерь – Дева и Приснодева – сравнивается здесь с этой горой потому, что от Нее безмужно (без содействия рук) родился, положенный в основание нашего спасения, как его фундамент, Камень-Христос (ср. Дан. 2: 34–35).

Святитель Андрей Критский припоминает и пророческий текст из 44-го псалма. Вот как он звучит в Синодальном переводе Библии:...Стала царица одесную Тебя в Офирском золоте. Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое, и забудь народ твой и дом отца твоего. И возжелает Царь красоты твоей; ибо Он Господь твой, и ты поклонись Ему… Вся слава дщери Царя внутри; одежда ее шита золотом; в испещренной одежде ведется она к Царю; за нею ведутся к Тебе девы, подруги ее, приводятся с весельем и ликованьем, входят в чертог Царя (Пс. 44: 10–12, 14–16). Однако древним греческим отцам этот библейский текст был известен в другой его версии – по Септуагинте. Здесь он звучит иначе: …Предстала Царица одесную Тебя, в одежде расшитой золотом, преукрашенная. Слушай, Дщерь, и смотри, и приклони ухо Твое, и забудь народ Твой и дом отца Твоего! И возжелает Царь красоты Твоей, ибо Он – Господь Твой, и поклонишься Ему… Вся слава Дщери Царя – внутри Ее; одета она золотою бахромою, преукрашенная. Приведутся к Царю девы во след Ее, ближние Ее приведутся к Тебе. Приведутся с веселием и радостию, введутся в чертог Царя (Пс. 44: 10–12, 14–16 по LXX). Ныне, в день Успения, Дщерь Царя, то есть произошедшая из рода Давида Пречистая Дева, восходит во славе в Чертог Царя-Бога, на Небеса.

Святые отцы обращаются и к различным ветхозаветным символическим прообразам Богоматери, сравнивая Ее то с Лестницей Иакова (см. Быт. 28: 11–13), по Которой к нам сошел с Небес Вочеловечившийся Бог (святитель Андрей Критский, преподобные Иоанн Дамаскин и Феодор Студит), то с горевшей и не сгоравшей купиной (кустом), увиденной Моисеем (см. Исх. 3: 2), которая предуказала на Деву, принявшую в Свое чрево подобного пламенеющему Небесному Огню Воплотившегося в Ней Бога; ведь Богоматерь, подобно той древней ветхозаветной неопалимой купине, также не была попалена, не оказалась сожжена Боговселением, но понесла Огонь Божества в Своем чреве и затем родила Спасителя мира (святители Андрей Критский, Климент Охридский и Григорий Палама, преподобные Иоанн Дамаскин и Феодор Студит). Припоминают святые отцы в качестве прообраза Богоматери и хранившийся во Святом святых Иерусалимского храма Ковчег (Кивот) завета – как место особого пребывания Божественной славы. Но и Мария есть также Кивот Сына Божия, заменивший Собой древний ветхозаветный ковчег, ибо Она вместила во чреве Величайшую из всех святынь – Единое, Нетварное и Ипостасное Божественное Слово (святители Андрей Критский и Климент Охридский). Богородица – новый Ноев ковчег (ср. Быт. гл. 6–8), вводящий человеческий род в очищенный потопом Божественной благодати от греха мир, в обновленную и новосозданную Христом вселенную; при этом Сам Христос есть новый Ной, пребывавший и живший в Ее чреве, как в плотском Ковчеге (преподобный Иоанн Дамаскин). Мария – Новый Рай, в Котором обитал Бог и в Котором осуществился новый союз Бога и – в лице Самой Богоматери – человеческого рода. И вот отныне в Ней обитает Новый Адам, Христос – Прародитель нового человечества, подобно тому, как некогда в древнем раю обитал общий прародитель обветшавшего грехом человеческого рода – Адам ветхий. Как говорит об этом в «Первом похвальном слове на Успение» преподобный Иоанн Дамаскин, обращаясь к Богородице, «Ты – умственный Эдем, священнейший и божественнейший древнего; в том обитал Адам перстный, а в Тебе – Господь с неба (ср. 1 Кор. 15: 47)». Богородица – гора Сион, священная Иерусалимская гора; Богоматерь есть подлинный духовный Сион, как место встречи и сочетания Божества и человечества: двух соединившихся в Ее чреве природ Христа (святитель Андрей Критский). Мария также была прообразована и ветхозаветной скинией, где первоначально, до строительства храма в Иерусалиме, совершались богослужения богоизбранного народа. Вместе с тем в сравнении с той древней палаткой Богоматерь есть куда более совершенная Скиния Божия, как Воспринявшая в Себя не только Божественную благодать, как это произошло в скинии ветхозаветной, но и Вторую Ипостась Пресвятой Троицы, Сына Божия (преподобный Иоанн Дамаскин). Богоматерь – Храм, уподобляемый Иерусалимскому храму как священному месту Богоприсутствия, ибо и в Ней, в Ее чреве обитал Бог (святитель Герман Константинопольский). Богоматерь – Жезл Ааронов расцветший (см. Чис. 17: 1–8) (преподобные Иоанн Дамаскин и Феодор Студит), Руно Гедеона (см. Суд. 6: 38) (преподобный Феодор Студит). Наконец, Марию прообразуют те клещи, которыми серафим, во время своего явления Исаии, взял с жертвенника уголь, чтобы очистить уста пророка (см. Ис. 6: 6). Вот как ярко и богословски высоко поясняет этот ветхозаветный прообраз Богородицы в «Слове 37-м. На всеблаженное Успение» святитель Григорий Палама: «Исаия… видел, что серафим не непосредственно взял с жертвенника уголь, но взял посредством Клещей, при помощи Которых коснулся пророческих уст, подавая очищение (см. Ис. 6: 6)… Кто не знает, что… Те Клещи есть Матерь Дева, неопально зачавшая Божественный Огонь», Самого Бога, Который есть огнь поядающий (Втор. 4: 24); и таким образом, подобно древнему пророку весь «человеческий род… через Ее посредство» соединился «с Этим Божественным Огнем» и тем «приобщился… Вземлющему грех мира и Очистившему наше [естество от этого греха] силой Своего неизреченного соединения [с нашей природой]… И посему только Она Единственная есть Посредница между сотворенной и несотворенной природами».

Два Завета: от власти смерти, греха и ада – к успению христианина во Христе

Ветхозаветные книги обычно рисуют перед нами предельно мрачный образ человеческой смерти – всесильной и всепоглощающей. Говоря об этом в «Слове в день Успения Пресвятой Богородицы» 1851 года, святитель Филарет Московский поясняет: «Обращаясь к Ветхозаветным… писаниям…примечаем, что там нет… утешительной заботы облечь мысль о смерти светлой одеждой. Кончина даже праведных и святых там не называется успением, но смертью». Пророк Иеремия говорил, что неизбежная смерть входит в наши окна, вторгается в чертоги наши, чтобы истребить детей с улицы, юношей с площадей (Иер. 9: 21). Пророк Аввакум сравнивал смерть с надменным, не способным ни на милость, ни на жалость человеком – жестоким и лишенным снисхождения: Надменный человек, как бродящее вино, не успокаивается, так что расширяет душу свою как ад, и как смерть он ненасытен, и собирает к себе все народы, и захватывает себе все племена (Авв. 2: 5). Особенно же страшной и губительной ветхозаветным писателям виделась смерть грешников: Со смертью человека нечестивого исчезает надежда (Притч. 11: 7). Но и смерть праведников – тоже горька, мучительна и страшна; так, патриарх Иаков, готовясь к кончине, произнес: с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю (Быт. 37: 35).

Однако в ветхозаветных пророчествах присутствовала и надежда на скорое избавление от безраздельной власти смерти, царившей над человеческим родом со дня грехопадения. Эта надежда связывалась древними пророками с грядущим Мессией-Христом. Пророк Исаия, предвозвещая – вместе с близящейся новозаветной эпохой – чаемое преодоление смерти, победу над ней, писал: Поглощена будет смерть навеки, и отрет Господь Бог слезы со всех лиц (Ис. 25: 8). Такая победа должна была осуществиться Господом Иисусом – через попрание смерти Его Собственными Смертью и Воскресением. Поэтому пророк Осия предрекал: От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? (Ос. 13: 14).

Ныне, в реальности Нового Завета, нам также стал ясен смысл пророческих слов Псалтири, предвещавших новое – преображенное Христом и во Христе – понимание смерти, сделавшейся теперь для христианина уже не нищетой гроба, но драгоценным залогом и началом его небесного блаженства: Дорога в очах Господних смерть святых Его! (Пс. 115: 6). Ведь в век Христов умирание – если это кончина подлинно верующих в Господа – уже не является потерей, лишением, но, напротив, по слову апостола Павла, есть благое приобретение: для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение (Флп. 1: 21).

О подобном обновленном новозаветном понимании смерти говорит в «Слове в день Успения Пресвятой Богородицы» 1851 года и святитель Филарет Московский: «Из противоположности новозаветного состояния человечества с ветхозаветным открывается новая причина того воззрения на смерть, пред которым она перестает казаться смертью и превращается в сон. Если бы мы, еще в первых прародителях осужденные на смерть и ежедневно сами подтверждающие собственное осуждение произвольными грехами, не были искуплены от смертного осуждения Страданием и Смертью Христовой, то смерть временная препровождала бы нас в смерть вечную без надежды пробуждения к жизни. Это была бы совершенная смерть. Но когда Христос умер за нас (Рим. 5: 8), когда мы примирились с Богом смертью Сына Его (Рим. 5: 10), когда Бог, богатый милостью, по Своей великой любви, которою возлюбил нас, и нас, мертвых по преступлениям, оживотворил со Христом (Еф. 2: 4–5), когда, вследствие сего, как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут и по смерти (1 Кор. 15: 22), и оживут в жизнь вечную и блаженную, какова не может не быть жизнь о Христе – тогда смерть действительно перестала быть смертью и превратилась в сон. Это сон кратковременный в сравнении с последующею вечной жизнью, сон мирный, как отдохновение от трудов, как облегчение от скорбей, как покой умиротворенных Христом в совести, сон не бессознательный – ибо спит тело, а душа не спит – но сознательно сладкий, как предвкушение будущего блаженства».

Вот уж две тысячи лет как наш мир есть мир пасхальный. Ибо Воскреситель человеческого рода Господь Иисус Христос навеки победил Своими Смертью и Воскресением мрак и безысходность греха и ада и претворил бытие верных в то нескончаемое торжественное шествие, в тот не имеющий предела радостный пасхальный крестный ход, где даже миг нашей смерти призван сопровождаться неумолкающим: «Христос Воскресе!» – «Воистину Воскресе!» Мы знаем: завершая свой земной путь, христианин по большому счету не умирает, ибо отныне пребывает в Том Боге, Который не есть Бог мертвых, но живых (Мф. 22: 32), и приготавливается – Им и в Нем – ко всеобщему воскресению. Физическая смерть – лишь временная и потому не имеет над верными реальной власти: ведь после нее обязательно должно последовать их восстание из гроба – как будто с ночного одра после спокойного, краткого и блаженного сна.

Поэтому в ответ на вопрос: «Может ли живущий на земле человек, по определению обреченный на физическое умирание, избежать смерти?» мы имеем право ответить: да, может. Ведь если мы – подлинные христиане, то, значит, мы и в смерти едины с той жизнью, Источником и Дарователем которой является Христос – Победитель смерти. Он – Путь и Истина и Жизнь (ср. Ин. 14: 6), а значит – Сам есть наше Восстание из мертвых и Воскресение. Святитель Андрей Критский в «Слове первом на Успение Пресвятой Богородицы» говорит: «Сам Устроитель [законов] жизни и смерти, Жизнь и Воскресение всех, по милосердию Своему, Своей Смертью победил имеющего державу смерти (Евр. 2: 14)». И в этом смысле та сила, что низводит всех нас во гроб, – это не совсем настоящая смерть, ибо она мимолетна и скоропреходяща, как будто сон. Умирание христианина по большому счету даже и не заслуживает имени смерти. И здесь становится более ясной мысль священномученика Сергия Мечёва, делающего в «Слове на Успение Пресвятой Богородицы» загадочное и парадоксальное утверждение: «Смерть есть то, чего человек может избежать». Да, хотя мы на время и умрем, но затем обязательно воскреснем, а значит – избегнем смерти и ее власти.

Мысль о том, что наше физическое умирание – это не столько смерть, сколько лишь временный, хотя и очень глубокий сон, за которым должно непременно последовать пробуждение – воскресение, выражает в «Слове первом на Успение Пресвятой Богородицы» святитель Андрей Критский: после грехопадения прародителей «людям однажды навсегда было определено умереть, и это обстоятельство было совершенно неизбежно для рода человеческого; и именно за преслушание надлежало естеству человеческому принять свыше от Творца это определение. По этой причине, конечно, Бог также однажды умер, дабы чрез эту одну Смерть [на Кресте] избавить всех нас от несносного рабства смерти, как говорит богодухновенный писатель: и избавить тех, которые от страха смерти через всю жизнь были подвержены рабству (Евр. 2: 15). „Что же, – возразят, быть может, некоторые, – ужели мы теперь не будем умирать этой смертью?“ Да, будем; однако не так, как прежде, когда люди безусловно находились во власти смерти. А если это так, то смерть не может быть уже названа в собственном смысле смертью… Истинная смерть – та, когда нам, однажды умершим, не будет дозволено возвращение к жизни. Мы же если и умрем, то, по возобновлении жизни после смерти, будем наслаждаться лучшей жизнью, поскольку всем известно, что смерть есть успение и возвращение ко второй жизни» – блаженной и не имеющей конца.

При этом следует подчеркнуть: то воскресение человеческого рода из мертвых, которому надлежит совершиться в день Страшного Суда, должно стать всеобщим, а значит – не зависящим от того, веровал ли человек во Христа или же нет; ведь тогда будут воскрешены не только праведники, но и грешники: и те, кто обретут жизнь вечную, и те, кто пойдут… в муку вечную (Мф. 25: 46). Сила воскресения, раз и навсегда восторжествовавшая во Христе, – универсальна и действительна для всего человечества. Сын Божий, став Истинным Человеком, победил, преодолел силу и власть смерти изнутри самой нашей природы, некогда сделавшейся – в результате грехопадения прародителей – вместилищем и основанием смертного людского начала, а ныне ставшей Собственным человеческим естеством Бога Слова и благодаря этому наполнившейся Им и в Нем бытийной полнотой жизни. Тем самым Богочеловек Христос, исцелив в Себе наше человеческое естество от болезни смерти, затем всеохватно и универсально распространил живительные плоды и силу этого воскрешающего от смерти к жизни уврачевания на всю полноту людского рода. И теперь уже все человечество приуготовано Христом и во Христе в конце времен ко всеобщему восстанию из мертвых. Однако и умереть, и воскреснуть можно по-разному. Можно восстать из мертвых в вечную и блаженную жизнь в Боге, а можно – в пусть даже и вечное, но по сути «мертвенное существование», являющееся непреходящей мукой: ведь восстающий из гроба грешник не будет иметь взаимной животворящей любви с Тем, Кто есть Любовь (1 Ин. 4: 8) и есть Жизнь (ср. Ин. 14: 6). Потому-то он и окажется лишен подлинной вечной жизни, получив вместо нее только то самое «мертвенное существование», по грозному евангельскому слову: Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни (Ин. 3: 36). Но как же нам избежать этой «мертвой вечной жизни», о которой нас предупреждают святые отцы? Очень простые ответ и совет дает нам в проповеди «Победа над смертью. Слово в день Успения Пресвятой Богородицы» святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Будем же посильно побеждать в себе грех, как причину смерти».

А вот в отношении верующих смерть, уже навеки побежденная Христом и потому имеющая силу лишь временного и преходящего сна, может быть названа именно блаженным и благим успением. Ведь в ней, пусть и временно властвующей над плотью, души праведных все равно наслаждаются небесной жизнью в Боге и в то же время готовятся к грядущей полноте – в обновленном союзе души и тела – вечного бытия по воскресении. Поэтому священномученик Сергий Мечёв в «Слове на Успение Пресвятой Богородицы» учит: «Обычно считают, что сон отличается от смерти тем, что он есть нечто временное, ибо после сна всегда наступает пробуждение. И мы веруем, что после смерти и Воскресения Спасителя смерть преодолена и побеждена Им, и нас всех ждет всеобщее воскресение. Смерть! где твое жало? (1 Кор. 15: 55). Смерти больше нет, а есть сон – успение. Всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек (Ин. 11: 26)». Именно такой смертью – Успением – было преставление Самой Богоматери, как Всесвятой из святых и Всеправеднейшей среди праведных. Но вместе с тем не только смерть Богоматери, но и смерть просиявших в Церкви христианских святых и даже кончина всякого верующего в Спасителя и деятельно исполняющего Его заповеди христианина может быть также названа успением – пусть и смертным, но всего лишь сном, кратким перед лицом грядущей вечности нескончаемой жизни в Боге. Святой праведный Иоанн Кронштадтский в проповеди «Победа над смертью. Слово в день Успения Пресвятой Богородицы» задается вопросом: «Что же видим теперь, после явления Господа во плоти нашей и после победы, одержанной Им над грехом и смертью? Весь ужас смерти исчез; она сделалась как бы мирным сном, после которого настанет радостное утро всеобщего воскресения».

Святоотеческие проповеди на Успение: умерла или уснула?

Именно такой – обновленный и благой – смысл христианской смерти оказался явлен человеческому роду в славном и блаженном Успении Богородицы. Поэтому преподобный Иоанн Дамаскин во «Втором похвальном слове на Успение» утверждает: «Безмерно дорого преставление Божией Матери». Умаление власти в искупленном Христом человечестве смерти, что действует в верных уже не как безысходность могильного истления, но как краткий и блаженный сон, открылось всем нам именно в Успении Пречистой Девы. Но вместе с тем образ преставления Богоматери настолько отличается от образа земной кончины всех прочих людей, что, по убеждению ряда святых отцов, славное отшествие Марии вообще не заслуживает этого имени – «смерть». Тот же Дамаскин во «Втором похвальном слове» торжественно провозглашает: «Сегодня Сокровище Жизни, Бездна Благодати – не знаю, как сказать это дерзновенными и бестрепетными устами, – покрывается живоносной смертью, и безбоязненно приступает к ней Та, Которая в чреве носила Ниспровержителя смерти, если вообще допустимо именовать смертью всесвященное и животворное Ее отшествие». Святой праведный Иоанн Кронштадтский в проповеди «Победа над смертью. Слово в день Успения Пресвятой Богородицы» также наставляет: «Церковь кончину Божией Матери называет не смертью, как обыкновенно мы называем кончину людей, а Успением или, что все равно, упокоением или мирным сном, и не только не скорбит, не плачет при гробе Ее, а, напротив, поет радостные, торжественные песни Ее исходу».

Следует отметить, что, говоря о земной кончине Богородицы, святые отцы здесь используют – помимо понятий «успение», «сон» – и различные другие: «преставление», «преложение», «отшествие», «перемещение», «перехождение», «водворение у Господа». Так, например, преподобный Иоанн Дамаскин, обращаясь к Богоматери в «Первом похвальном слове», говорит: «…не смертью назову священное Твое Успение, но преставлением или отшествием или, точнее сказать, водворением. Ведь выходя из тела, Ты водворяешься у Господа (ср. 2 Кор. 5: 8)».

При знакомстве с содержанием ряда древнейших святоотеческих проповедей на Успение может показаться, что в них выражается мысль о том, что Пречистая Дева в день Своего Успения вообще не умерла, избежала физической смерти и была – после краткого, лишь кажущегося смертным, глубокого духовного сна – взята Своим Сыном живой на Небеса. Например, подобное впечатление возникает при обращении к гомилиям святителя Германа Константинопольского, который говорит Богоматери в «Слове втором на святое Успение»: «мы считаем жизнью и Твое Успение». Тот же святитель Герман в «Слове третьем» заявляет, что Богоматерь в Успении «испускает, как во сне, дух, лучше же сказать, в бодрственном состоянии отлучается от тела, соделав Свое тело свободным от тления». Затем святитель обращается к Самой Богородице: «Смерть не похвалится Тобою, ибо Ты носила во чреве Жизнь…» А в «Слове первом» святитель Герман добавляет, что «девственное тело» Богоматери «все свято, все непорочно, все – жилище Божие, потому и свободно от разрешения в прах. Как человеческое, оно преложилось [перешло, переменилось] к высшей жизни нетления, но [остается] цело и преславно, совершенно живо и не усыпает». В Богоматери пребывает «дух жизни, постоянно дышащий», а Ее «тело – свободно от тления и разрушения в прах…». Чуть далее, обращаясь к Богородице, святитель Герман говорит: «Да и не могло быть, чтобы соделавшаяся Сосудом, воспринявшим [в Себя] Бога, Ты рассыпалась в прах истления: ибо поскольку Умаливший Себя в Тебе был Бог от начала и Жизнь Предвечная, то и Тебе, Матери Жизни, надлежало стать Сожительницей Жизни и принять Успение – как сон и преставление – как пробуждение». Похожие высказывания характерны и для преподобного Феодора Студита, который в «Похвальном слове на Успение» также настаивает на том, что о Богоматери следует говорить «„уснувшая“, а не „умершая“ потому, что перенесена, но не перестала покровительствовать роду человеческому». Смерть, «прикоснувшись» к Пречистой Деве, сама оказалась «умерщвлена». Потому-то Ее Успение и не сопровождалось обычным признаком людской телесной смерти – истлением плоти во гробе, ибо Богоматерь «по справедливости имеет в животворном Успении… нетление… души и тела».