banner banner banner
Соборище 2. Авангард и андеграунд новой литературы
Соборище 2. Авангард и андеграунд новой литературы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Соборище 2. Авангард и андеграунд новой литературы

скачать книгу бесплатно


Я прошу тебя быть красноречивым, чтобы слово твое лечило, чтобы
ты смог и распять, и вытащить из могилы. Я прошу тебя идти на
компромиссы и не быть неумолимым, я прошу тебя помнить, самое
главное – всегда незримо, самое главное мы теряем в обязанностях
рутинных. Я прошу тебя, не переставай мечтать – твоя мечта всесильна, и
когда ты мечтаешь, ты неуязвимый!

Помимо полотна твоего сознания – нет в мире лучше шедевра, нет
живописней картины. Я прошу тебя не осуждать того, кого без суда
считают повинным, я прошу не скрывать сердца порывы и быть
искренним со мной – быть открытым, быть целиком, ибо нечестно
быть наполовину.

Я прошу тебя не уходить без весомой причины.

Я прошу тебя не сдаваться, даже когда хочешь бросить все, мукой
томимый. Я прошу не доверять бессердечным и льстивым, пустым и
хвастливым, не бойся нырять и бороздить таинственные и неизведанные
глубины. Я прошу тебя, будь упорным. Быть упорным – не значит быть
резким и спесивым, я прошу тебя

Быть любимым.

Я прошу тебя, будь добрей. Только это сделает меня счастливой. Оттого,
что ты добрей,
Ты такой красивый.

Я прошу тебя, будь мудрей.

Я прошу тебя, будь

Мужчиной.

Будь прекрасней цветов да смелей вероломных стремлений

Нева лижет каменные берега губы, дождь окропляет величие
мраморных ланит. Прохожие продрогли, скалят зубы, лишь покорен и
постоянен серый питерский гранит. Мне сего торжества виды любы: от
Петропавловки, чьи бархатисты песчаные дюны, до ассамблей дворцов и
храмов, сей чувствуется помпезный колорит.

Отстоявший сотню битв, покоится на берегах Невы мой город, что
благороднее и искренней молитв. Тот, что Петром воздвигнут да
всякого влечет, словно магнит. И пусть сей край прокурен да пропит,
я восторгаюсь мудростью, заложенной в каждый его монолит.

И из-под подступи серого смрада мне шепчет Нева:

«Будь прекрасней цветов да смелей вероломных стремлений. Будь
красивей, чем музыка, что из филармоний звучит. Не ищи оправданий да
утешений, не смакуй кладезь веских причин. Живи здесь и сейчас, пусть
не уязвит тебя клинок отчаянья, да меч самомнения пусть голову с плеч не
разит! Пусть печаль не обуглит стремления, пусть надежда животворящим
потоком бурлит. Принимай все дары, кои жизнь тебе сулит.

И из всех существующих в мире мер и величин – предпочти обитель
сердечных глубин. Только тот отдает по-настоящему, кто дарит последний
воды глоток из кубка, в кой душу излил.

Только тот достоин любви, кто за нее боролся из последних сил да
напряженных жил.

Будь прекрасней цветов да смелей вероломных стремлений. Будь огнем
да сияй ярче небесных светил! Останься с тем, кто все на алтарь любви
возложил, кто сложил шпаги да мечи, кто заведомо тебя за все простил.

Будь прекрасней цветов да смелей вероломных стремлений. Лишь любовь
тебя сможет спасти. Отдавай все, без права обрести. Чаще сей семена
добродетели, что в груди окружающих способны в прекрасный росток
прорасти. Сумей оставить то, что бежит от тебя, не тоскуй, отпусти. Пусть
благородны да деятельны будут твои пути.

Пусть бушует, как океан, радостное, молодое сердце в груди. Любую ношу
сумей покорно снести, останься человеком да всех, кто желал тебе зла,
отпусти.

И тогда, на последнем, исступленном дыханье останется только вздохнуть да

Покорно уйти».

Исповедь

Как бездомный путник я, в скитаньях без возврата, иду из края в край и от
костра к костру: я в каждом юноше ищу родного брата, я в каждой девушке
приветствую сестру.

Я умиляюсь ростку, покачивающемуся на ветру, воздаю славу ветру,
солнцу и безмятежному кораблю, что в Океаньей пасти, как в плену.
Я лелею мечту, поклоняюсь кресту, за все дары, что любы и милы моему
нутру – благодарю.

В людях ценю искренность и доброту, порой за честь сочту признать
ценней всех даров – откровение да простоту. Свет и тьму, забвение и
тоску – все принимаю как урок, порой как игру. Воспринимаю все как
наилучшее и никогда не кляну судьбу.

Если до слез, то люблю, если без чувств, то скорблю. Чту свою историю и
свою страну, и если плачу – значит чувствую, что

Живу.

Не терплю алчность, лицемерие и суету. Думаю, что за любовью и
преданностью можно пройти хоть версту – хоть в зной, смрад, хоть в жару.
Всегда подвожу черту под всеми своими «прощай» и если ты однажды
ушел, знай, обратно не приму. Хоть за все смиренно прощу.

Иногда бывает совсем невмоготу, тогда я молюсь и молю. Я об одном
всегда прошу: чтобы не знать хворь да не пройти войну. Чтобы всегда
только мирное небо над головой, а рядом люди, которых люблю.

Признаюсь честно, я знаю все о грусти, я изучила от сих до сих
беспощадную тоску, ее молчаливое покровительство да покорную немоту.
Чувствую в собственных слабостях только свою вину.

И в минуты забвенья, когда дождь окропляет листву, я наконец понимаю
чего хочу:

Хочу, чтобы был только лес да густые вечнозеленых деревьев кроны,
и у подступи его холмов – серебристые да величественные горы. Хочу
просыпаться и, полусонной, вдыхать воздух морской да привкус соленый.

Хочу просыпаться любимой и влюбленной.

Хочу чувствовать единение с блаженной землей, сокрытой от глаз
людских, пожелавшей остаться неназванной, потаенной. Чтобы был
только прибой да журчание водоема, чтобы ненавязчиво волны касались
моей персоны скромной. Выйти бы к морю, пройтись по песку ночью
темной, прокричать во всю мощь долине бесплодной, быть босоногой да
румяной, в ночи бессонной.

Созерцать блики солнца у прибоя, осознать, что вся сила в простоте, без
званий, корон и тронов. Вот так лежать, распластав руки на песке, не
дрогнув, оставив алчность, скупость, сдать мечи да патроны. Все в себе
принять, и лучшие черты и препоны, и пока утренней прохладой дышат
деревьев своды,

Поблагодарить жизнь за ощущение полной гармонии.

И, наконец, осознать чувство

Внутренней свободы.

Джессика

Джессика танцует, и стук ее каблуков, отбивающих пол, звучен и дерзок,
как ассамблея лучших стихов. Она словно нимфа из снов изголодавшихся
по женщине моряков. Она танцует, и мне, право, не хватает слов, рвется
наружу сердце, некогда запертое на засов. Ее всяк пустил бы в свой альков,
и джентльмен влюбленный и гладиатор и даже священник, что стоит на
страже Богов,

Но она танцует в хмельном угаре кабацкого застолья, потерявшаяся
где-то посреди миров, танцует для пьяных, безнравственных мужиков,
заблудших в этот край, избавившись от оков, она танцует для лицедеев и
дураков. Стрелка часов

Показывает: Двенадцать ночи. Она снимает каблуки, отталкивает от
себя омерзительных и пьяных мудаков, стремящихся достать купюры из
кошельков и предложить ей воплотить с ними весь спектр сексуальных
грехов. Джессика получает пару неблагодарных шлепков от этих чудаков и
спешит собраться домой, в свой кров…

По пути из бара до дома она видит мост, что настолько высок, что едва ли
не касается облаков. Джессика взбирается на него и, взобравшись, пишет:

«Прости меня, мама, я желала в этом краю обрести любовь, а встречала
лишь обманщиков и скотов. Мечтала о торжественном, благоговейном
звуке фанфар и меня встречающих колоколов, мечтала о сцене и шла на ее
зов, но меня приветствовал лишь гул бесчинствующих мертвецов.

Самое время простится, мне более не хватает строф…»

Джессика делает шаг и сбрасывается в бездну, чувствуя жар погребальных
костров… Ее находят через три дня мертвой, где-то на окраине, средь
смрада зловонных песков, средь чистилищ и Богом забытых городов…

Но я-то точно знаю, что где-то на периферии миров она все так же танцует
свой танец и на паркете остаются отпечатки ее следов… Я-то точно
знаю: где-то на периферии миров, она обрела свою любовь, не встречая
обманщиков и скотов. И где-то там, так же посреди миров

Для нее звучит торжественный и благоговейный звук фанфар да
колоколов. Она повелительница сцены, ибо всегда шла на ее зов.

Но это реальность

Где-то там

Посреди миров…

Сколько жизни кругом!

Под моим каблуком целый мир покоится – многогранен, многолик,
невесом. Сколько жизни кругом! Философии, которую не обуздать ни под
хмелем, ни под коньяком, ни под терпким ромом, ни под наркотическим
табаком, сколько жизни кругом, что пленительней всякого сна, что
необузданней, чем фантазии под косяком.

Откровения мне в руки вверены, я могу рассуждать и про любовь, и