скачать книгу бесплатно
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье – глухое, немое.
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада, —
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
1900
«Я – изысканность русской медлительной речи…»
Я – изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты – предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
Я – внезапный излом,
Я – играющий гром,
Я – прозрачный ручей,
Я – для всех и ничей.
Переплеск многопенный, разорвано-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая —
Всё пойму, всё возьму, у других отнимая.
Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я – изысканный стих.
1901
Морская душа
У нее глаза морского цвета,
И живет она как бы во сне.
От весны до окончанья лета
Дух ее в нездешней стороне.
Ждет она чего-то молчаливо,
Где сильней всего шумит прибой,
И в глазах глубоких в миг отлива
Холодеет сумрак голубой.
А когда высоко встанет буря,
Вся она застынет, внемля плеск,
И глядит как зверь, глаза прищуря,
И в глазах ее – зеленый блеск.
А когда настанет новолунье,
Вся изнемогая от тоски,
Бледная влюбленная колдунья
Расширяет черные зрачки.
И слова какого-то обета
Всё твердит, взволнованно дыша.
У нее глаза морского цвета,
У нее неверная душа.
1903
Возглас боли
Я возглас боли, я крик тоски.
Я камень, павший на дно реки.
Я тайный стебель подводных трав.
Я бледный облик речных купав.
Я легкий призрак меж двух миров.
Я сказка взоров. Я взгляд без слов.
Я знак заветный, – и лишь со мной
Ты скажешь сердцем: «Есть мир иной».
1908
Дурной сон
Мне кажется, что я не покидал России,
И что не может быть в России перемен.
И голуби в ней есть. И мудрые есть змии.
И множество волков. И ряд тюремных стен.
Грязь «Ревизора» в ней. Весь гоголевский ужас.
И Глеб Успенский жив. И всюду жив Щедрин.
Порой сверкнет пожар, внезапно обнаружась,
И снова пал к земле земли убогий сын.
Там за окном стоят. Подайте. Погорели.
У вас нежданный гость. То – голубой мундир.
Учтивый человек. Любезный в самом деле.
Из ваших дневников себе устроил пир.
И на сто верст идут неправда, тяжба, споры,
На тысячу – пошла обида и беда.
Жужжат напрасные, как мухи, разговоры.
И кровь течет не в счет. И слезы – как вода.
1913
В глухие дни
В глухие дни Бориса Годунова,
Во мгле Российской пасмурной страны,
Толпы людей скиталися без крова,
И по ночам всходило две луны.
Два солнца по утрам светило с неба,
С свирепостью на дольный мир смотря.
И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!»
Из тьмы лесов стремился до царя.
На улицах иссохшие скелеты
Щипали жадно чахлую траву,
Как скот, – озверены и неодеты,
И сны осуществлялись наяву.
Гроба, отяжелевшие от гнили,
Живым давали смрадный адский хлеб,
Во рту у мертвых сено находили,
И каждый дом был сумрачный вертеп.
От бурь и вихрей башни низвергались,
И небеса, таясь меж туч тройных,
Внезапно красным светом озарялись,
Являя битву воинств неземных.
Невиданные птицы прилетали,
Орлы парили с криком над Москвой,
На перекрестках, молча, старцы ждали,
Качая поседевшей головой.
Среди людей блуждали смерть и злоба,
Узрев комету, дрогнула земля.
И в эти дни Димитрий встал из гроба,
В Отрепьева свой дух переселя.
1917
Только
Ни радости цветистого Каира,
Где по ночам напевен муэззин,
Ни Ява, где живет среди руин,
В Боро-Будур, Светильник Белый мира,
Ни Бенарес, где грозового пира
Желает Индра, мча огнистый клин
Средь тучевых лазоревых долин, —
Ни все места, где пела счастью лира, —
Ни Рим, где слава дней еще жива,
Ни имена, чей самый звук – услада,
Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада, —
Мне не поют заветные слова, —
И мне в Париже ничего не надо,
Одно лишь слово нужно мне: Москва.
15 октября 1922
Символизм
Младшие символисты
В начале 1900-х годов символистский лагерь обновился и заметно помолодел – на сцену вышла новая плеяда поэтов, которых принято называть младосимволистами: Андрей Белый (Борис Бугаев), Александр Блок, Эллис (Лев Кобылинский), Сергей Соловьев, Юргис Балтрушайтис, Михаил Кузмин, Вячеслав Иванов, Иннокентий Анненский.
Творческую платформу нового поколения сформулировал Андрей Белый в статье 1893 года «О религиозных переживаниях». Как и Дмитрий Мережковский, Белый настаивал на неизбежном слиянии искусства и религии, «соединении вершин символизма как искусства с мистикой», но с несколько иных позиций. В основе поэтического мировоззрения молодых символистов лежал, с одной стороны, культ пророка-безумца Ницше, с другой – культ Вечной Женственности, одна из центральных идей их главного вдохновителя – философа Владимира Соловьева. Вечная мистическая возлюбленная – Душа Мира воплощается у Соловьева в Софии, которая объединяет Бога с земным миром.
В символистской поэзии наиболее развернутое и возвышенное воплощение Душа Мира получила в образе Прекрасной Дамы, пронизывающем всю раннюю лирику Александра Блока. Величавая Вечная Жена для поэта – залог его духовного преображения, приобщения к Софии, постижения сокровенных тайн.
В противовес старшему поколению младосимволисты видели цель творчества в преобразовании действительности и преодолении крайнего субъективизма своих предшественников, решительно пересматривали место художника в обществе. Сыграла в этом свою роль и общественно-политическая ситуация в стране: Русско-японская война и революция 1905–1907 годов. Нравственная связь с родиной становится важнейшей темой в лирике и прозе Блока, Белого, Кузмина, Анненского.
Уже на закате символизма, в 1910 году, вышла книга Эллиса «Русские символисты», в которой впервые в России была предпринята попытка всеобъемлющего анализа истоков европейского и русского символизма. Рассматривая символизм как форму жизнетворчества, выходящую за пределы искусства, Эллис видит в нем «мессианизм, глагол о новом Боге, великую религию будущего».
«Бесспорным историческим фактом, – пишет Эллис, – является процесс превращения современного символизма из новой эстетической школы, почти из проблемы стиля, – в новую, невыразимо напряженную и насыщенную художественную форму, служащую все более и более оболочкой всего современного миросозерцания, всего небывалого перелома культуры нашей эпохи».
Масштабность задач, впервые поставленных и решавшихся символистами (переосмысление наследия русской и европейской культуры, выработка нового религиозно-философского мировоззрения, стремление к синтезу искусств, установка на жизнетворчество, погружение в сферу бессознательного и т. д.) требовала разработки соответствующего поэтического языка.
В этом направлении символисты проделали огромную работу. Уделяя повышенное внимание технике стиха, они значительно расширили словарь русской поэзии, обновили строфику, ритмику и метрику (в частности, развили свободный стих). Делая акцент на многозначности и ассоциативности поэтического слова, создали сложную систему метафор. Обогатили музыкальное оснащение стиха, разработали новые виды рифмы.
Первое модернистское течение, воспринятое русской культурой, символизм помог создать литературу нового качества, значительно расширил сферу художественных форм. Влиянием модернизма, и символизма в частности, отмечено творчество таких выдающихся писателей ХХ века, как Борис Пастернак, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Андрей Платонов, Владимир Набоков.
Башня Иванова (Санкт-Петербург, Таврическая улица, 35)
Андрей Белый
