banner banner banner
Серебряный век. Поэты и стихи
Серебряный век. Поэты и стихи
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Серебряный век. Поэты и стихи

скачать книгу бесплатно


Да! трижды тихо и упорно
ты вызов неба приняла,
и встала, кинув конус черный,
как женщина и башня зла.

Тебе твое паденье свято,
желанна лишь твоя стезя;
ты, если пала, без возврата,
и, если отдалась, то вся.

Одно: в аду или на небе?
Одно: альков или клобук?
Верховный или низший жребий?
Последний или первый круг?

Одно: весь грех иль подвиг целый?
вся Истина или вся Ложь?
Ты не пылаешь Розой Белой,
Ты Черной Розою цветешь.

Меж звезд, звездою б ты сияла,
но здесь, где изменяют сны,
ты, вечно-женственная, стала
наложницею Сатаны.

И вот, как черные ступени,
сердца влекущие в жерло,
геометрические тени
упали на твое чело.

Вот почему твой взор не может
нам в душу вечно не смотреть,
хоть этот веер не поможет
в тот час, как будем все гореть.

Глаза и губы ты сомкнула,
потупила тигриный взгляд,
но, если б на закат взглянула,
остановился бы закат.

И если б, сфинкса лаской муча,
его коснулась ты рукой,
как кошка, жмурясь и мяуча,
он вдруг пополз бы за тобой.

Михаил Кузмин

Михаил Александрович Кузмин (1872–1936) – русский поэт и прозаик, переводчик, композитор, критик и публицист. В литературе дебютировал поздно – в 36 лет, начав одновременно печатать стихи и прозу в символистском журнале «Весы». Автор многочисленных романсов и трех опер. После революции остался в России, участвовал как переводчик в работе издательства «Всемирная литература», стихи и проза Кузмина в СССР больше не издавались.

Его творчество отличалось невероятной широтой тем – от гностических и оккультных сюжетов и исторической тематики до «балаганного» эстетства и сентиментальной эротики (будучи гомосексуалистом, он впервые в русской литературе сочувственно изобразил связь между мужчинами, впрочем, вполне целомудренно), а также мастерством стилизации, раскованностью и гибкостью формы. Одним из первых в русской поэзии Кузмин начал разрабатывать свободный стих, часто перекладывал свои произведения на музыку и выступал с мелодекламациями.

Сохраняя творческую независимость, Кузмин периодически примыкал к разным творческим группам – вращался в театральных кругах, был близок с художниками группы «Мир искусства».

Михаил Кузмин

Будучи, по выражению Георгия Адамовича, «плоть от плоти литературно-богемного Петербурга», ни с одним из поэтических течений он тем не менее не был формально связан. Но воспринимая искусство как средство духовного познания мира и не прекращая духовных, религиозных поисков, в своем поэтическом творчестве Кузмин был ближе всего к младосимволистам.

В то же время его поэзия, отличавшаяся повышенным вниманием к деталям, во многом вдохновила акмеистов, считавших его одним из своих учителей и опиравшихся на его программную статью «О прекрасной ясности» (1910). Его творчество снимало непримиримое противоречие между символизмом и акмеизмом.

«Меня влекут чудесные сказанья…»

Меня влекут чудесные сказанья,
Народный шум на старых площадях,
Ряд кораблей на дремлющих морях
И блеск парчи в изгибах одеянья.

Неясные и странные желанья…
Учитель сгорбленный, весь в сединах,
И рядом – отрок с тайною в глазах…
В тени соборов дремлют изваянья…

В каналах узких отблески огней,
Звук лютни, пенье, смех под черной маской,
Стук шпаг, повсюду кровь… свет фонарей…

Ряд дам, мечтающих над старой сказкой…
Глаза глядят внимательно и нежно,
А сердце бьется смутно и мятежно.

    1903

«Если б я был древним полководцем…»

Если б я был древним полководцем,
покорил бы я Ефиопию и персов,
свергнул бы я фараона,
построил бы себе пирамиду
выше Хеопса,
и стал бы
славнее всех живущих в Египте!

Если б я был ловким вором,
обокрал бы я гробницу Менкаура,
продал бы камни александрийским евреям,
накупил бы земель и мельниц,
и стал бы
богаче всех живущих в Египте.

Если б я был вторым Антиноем,
утопившимся в священном Ниле, —
я бы всех сводил с ума красотою,
при жизни мне были б воздвигнуты храмы,
и стал бы
сильнее всех живущих в Египте.

Если б я был мудрецом великим,
прожил бы я все свои деньги,
отказался бы от мест и занятий,
сторожил бы чужие огороды —
и стал бы
свободней всех живущих в Египте.

Если б я был твоим рабом последним,
сидел бы я в подземельи
и видел бы раз в год или два года
золотой узор твоих сандалий,
когда ты случайно мимо темниц проходишь,
и стал бы
счастливей всех живущих в Египте.

    1906

«Когда утром выхожу из дома…»

Когда утром выхожу из дома,
я думаю, глядя на солнце:
«Как оно на тебя похоже,
когда ты купаешься в речке
или смотришь на дальние огороды!»
И когда смотрю я в полдень жаркий
на то же жгучее солнце,
я думаю про тебя, моя радость:
«Как оно на тебя похоже,
когда ты едешь по улице людной!»
И при взгляде на нежные закаты
ты же мне на память приходишь,
когда, побледнев от ласк, ты засыпаешь
и закрываешь потемневшие веки.

    1907

«В проходной сидеть на диване…»

В проходной сидеть на диване,
Близко, рядом, плечо с плечом,
Не думая об обмане,
Не жалея ни о чем.

Говорить Вам пустые речи,
Слушать веселые слова,
Условиться о новой встрече
(Каждая встреча всегда нова!).

О чем-то молчим мы, и что-то знаем,
Мы собираемся в странный путь.
Не печально, не весело, не гадаем, —
Покуда здесь ты, со мной побудь.

    1907

На вечере

Вы и я, и толстая дама,
Тихонько затворивши двери,
Удалились от общего гама.

Я играл Вам свои «Куранты»,
Поминутно скрипели двери,
Приходили модницы и франты.

Я понял Ваших глаз намеки,
И мы вместе вышли за двери,
И все нам вдруг стали далеки.

У рояля толстая дама осталась,
Франты стадом толпились у двери,
Тонкая модница громко смеялась.

Мы взошли по лестнице темной,
Отворили знакомые двери,
Ваша улыбка стала более томной.

Занавесились любовью очи,
Уже другие мы заперли двери…
Если б чаще бывали такие ночи!

    1907

«О, быть покинутым – какое счастье…»

О, быть покинутым – какое счастье!
Какой безмерный в прошлом виден свет
Так после лета – зимнее ненастье:
Всё помнишь солнце, хоть его уж нет.

Сухой цветок, любовных писем связка,
Улыбка глаз, счастливых встречи две, —
Пускай теперь в пути темно и вязко,
Но ты весной бродил по мураве.