Диалоги снаружи и внутри

Короткий полет

памяти ШМ

Логичная клетка заполнена сажей,Разряженный воздух и слезы сиделки,Где в области сердца пахнет пропажей —Я пью бессердечные посиделки.Короткий полет видавшего виды,Штурмующего закаты пилота;Штурвал от себя и шлоки из ГитыВ колючую проволоку восхода…

Медный всадник

Пылится… нет, не местность – времяМне отведенное. Торг неуместен.Нога тверда, чтобы качать ей стремя,А может, чтоб верней стоять на месте.Я нагоняю пыль – оживший всадник,Вонзивший шпоры в медь глухим ударом,И стоны верст летят за виноградник,Но как украсть дающееся даром!?А суета повсюду: сбоку, сзадиСопровождает от рождения до смерти,И медный конь дрожит под весом кладиВ стандарте карусельной круговерти.Я сбился с времени и заблудился в датах,Терять – пустяк, страшнее – оглянуться.Я начался в истоке циферблатаЧтобы в конце пути туда вернуться.

Нет смысла ехать к океану

Нет смысла ехать к океану,Достаточно взглянуть на небо,Увидев в синем отдаленьеВоздушный флот и след за судном.Нет смысла плыть по океану,Ища глазами в дымке берег,Довольно посмотреть – а нет лиВдоль неба фьордов горизонта.А есть ли смысл смотреть на небо?Не лучше ли его представить:Безбрежность режут скрипом чайки,Кораблик, пущенный ребенкомБезвольно вынесен на берег,Горячей гальки хруст под влажнойСтупней коснувшейся прибояИ облака далекий парус,Подсвечен яркими лучамиИ мы сидим с тобою рядомВверх обгоревшими плечами.

Она разговаривает со мной

Она разговаривает со мной, нежно смеясьКошками во ржи, высоковольтными проводами.Незаметно любит меня, не ругаясь и не разводясь,С кем бы я ни стоял, она всегда стоит между нами.Сколько было потрачено ластиков и карандашей,Сколько выпито, скомкано, выброшено и потеряно —Она смотрит в глаза и обнимает меня за шею,Она гораздо больше меня во мне уверена.Она разговаривает со мной стихийными бедствиями,Кем-то в погонах, превышающим полномочия,Неисчерпаемыми причинами и последствиямиОна разговаривает со мной днем и ночью.Можно сказать, что она бесконечно хороша собой,И нескромно заметить – иногда мы с ней чем-то схожи,Только каждую ночь она укрывает меня с головой.Не обращая внимания на одежду и на мой цвет кожи.

Она

Она пришла и сказала…Точнее, она сидела.Возможно, что у вокзала,Вряд ли что с пользой делаЯ ее не расслышал,Как оказалось после…Через полгода с лишнимСпали друг друга возле.Молодость отползала,Словно была случайной,Что же она сказала —Так и осталось тайной.

Отец

Болен отец, случается с каждым,Материя – вещь неверная,Встретил весну, как кукла в кровати,Осень не встретит, наверное.Вижу, как жизнь в унитазе смыта,Вначале шальная и полная.Лицо его словно бы не умыто,Как карта больничная – желтое.Что оставляет он, с чем уходит?Буду грустить о нем.Память найдет меня, как наркотик,Чтоб проглотить живьем,Кто-то уходит, кто-то приходит —Схема, заезженная до дыр.Если ли занятье привычней для плотиЧем оставлять этот Мир..?

Ритм

Радость – глупит, жизнь – виноватит.Снова опасность в обход опасенья…Я через день говорю себе «хватит!»И через два – меняю решенье.Сердце с биением – разные вещи,Как уверяют почившие в бозе —Грань между «жив и уж нет» вряд ли резчеГрани меж «нет и не было вовсе»Жизнь – суть театр и поданный ужинЕсть декорация к скуке итога,Сыграна роль, мне больше не нуженНи собеседник для диалогаИ ни замешанный смысл на драмеВ доме построенном сикось-накосьЯ пережеван углами – ртамиИ ты, войдя ко мне – обозналась.

Работенка

Иногда поэтам подворачивается работенкаНе особенно чистая, но поэты не выбирают.Периодически кто-то ждет от них ребенка,Ну и вообще бытовые трудности напирают,Поэты – не обыкновенные эгоисты,Отличаются многим от большинства живущих.Они не торгуются, когда предлагают триста,И легко отстраняются от предложений пущих.В жизни без толка им мало что интересно,Ценно одно лишь время, как ресурс невозвратныйИ поэтому с ними заговорить неуместно,Даже если они проживают у вас в парадной.К слову сказать, жить с ними – невозможноСебе на уме, как правило, выпивохиИ девианты, врывающиеся безбожно,Как мотыльки, в ночное окно эпохи.Это же можно заметить про публицистов,Лучших художников, скульпторов, музыкантов,Немного танцоров и иногда артистов,Впрочем, скорее гениев, чем талантов.Что, запугал? Не думайте, их немногоНу и они, как правило, нелюдимы,Если однажды вас с ними сведет дорога,Не привлекая вниманья, пройдите мимо!Или рискните и, перейдя к обману,С ними ведите речь про любовь и бренность,Может быть, это послужит тогда роману,Песне, а может, фильму про современность.

Смешной музыкант

Смешной музыкант на маленькой сценеДергает скрипку за нежные части.В горячим экстазе, упав на колени,И звуки, рожденные органом страсти,Влетают в немые слои подворотен,И взломанных пылью ушных полуарок,И сходят цвета со старинных полотенНа занятых милой зевотой кухарок,Свой день начинающих возле кониныОтборного сорта и даже довольныхСвоим превосходством над плотью скотины,Не зная мелодий, кроме застольных.Но звуки запнулись вагоно-трамвайноИзвытые, как в лихорадке ознобаИ слесарь, возникший на сцене случайноКлянется кухарке в любови до гроба.Смешной музыкант безликий и хрупкийКак будто очнувшись в центре арены,Неловко шагал и вытягивал рукиВперед, чтоб ощупать отвесные стены.

Ты

Ты облачилась в черное и стоишь,Словно сам секс в человеческой упаковке.Там, где кругом только мертвые скаты крыш,Ты куст жасмина, раскинувшего головки.Как я могу отдалиться? Пространство – жжет!Ты мне нужна, как Фаусту Мефистофель.Ты тем прекрасней, чем утонченней лжетТвой искушенный рот и арийский профиль.Я унижаюсь, дикая Бовари,Ты шевелишь губами и все по новой…Нет! умоляю, только не говори!Все уже сказано… Бродским и Полозковой.

Полнолуние

Шок от удара ладонью по голове рождает музыку губ,Эхо шагов вторит крику, обрушенному на асфальт,Оглохший и липкий от снега, где низкие ноты трубРассыпаны в петлях следов, троих разбегающихся. И альтПытается поддержать рассеянный, еле слышный ритм,Но немота превращается в жилах города в снегопад,Над небом, венчающим верх колодца и алгоритмМузыки бездыханности жителей, волокущихся наугад,В поисках подворотен, чтобы уткнуться белками глазВ отражение ужаса, направляющих взгляды вскользь,Но охрипшие репродукторы вдруг разносятлохмотья фраз,Серые, с лицами первых встречных,продолжают идти врозь.

Вечерняя виолончель

Ольга Челюканова. г. Москва

Родилась в Приморье.

Окончила Литинститут имени А. М. Горького.

Член СП России.

Живет в Москве.

© Челюканова О., 2015

Звучит беллиниева «Каста дива»

Существует гипотеза о взрыве сверхновой как о стимуле зарождения жизни из неживой материи.

Звучит беллиниева «Каста дива».Рождается сверхновая звезда.Внизу зияет океана гриваИ лязгают земные поезда.Пока прельщают нас иные диваИ держит тяготения узда —Звучит беллиниева «Каста дива».Рождается сверхновая звезда.Но отблеск гармонического взрываЕще падет на эти города.Звучит беллиниева «Каста дива».Рождается сверхновая звезда.Огонь животворящей катастрофыУронит свет на каторжные строфы,На спелых философий сокИ на сухой безжизненный песок…И все предстанет просто и правдиво.Звучит беллиниева «Каста дива».

Песочные часы

Набросьте плащ иллюзии сверкающийНа груду безобразнейшего хлама…Тончайшей амальгамой целомудрияПокройте крови алчущие зевы…Завесьте золотыми словесамиИспод поступков и изнанку помыслов…Прекрасными и чистыми устамиЦелуйте ненавистные уста!Перейдена черта. Перейдена черта.Безмерно и всемирно мы устали.Да отдадимся Замыслу и Промыслу —Слепой Фемиде с вознесенными Весами.Да огненным мечем разящей девыОтсекновенно будет суемудриеПред величавой колоннадой Храма,Где поздно согрешать. И поздно каяться.

Разделение

Мир прост, как весенняя песня синицы.Но в сердце втыкаются черные спицы.Мир чист, как вода из веселой криницы.Но в сердце втыкаются красные спицы.Мир светел и ярок. С ним хочется слиться…Но в сердце втыкаются белые спицы.

Париж

Авантажный шансоньеТам поет шансоны.И субтильный шампиньонПадает в бульоны.Там салаты-оливьеКушают мадамы.Там гарсоны, кутюрьеИ шершеляфамы…И с улыбкой анаконды,Пожирающей сердца,В Лувре там парит Джоконда.Без начала…Без конца…

Песня

Ветер клонит вереск. И листья кружит.Наступает миг – ни вечер, ни день.Как он мал и тесен. И как он велик!Необъятный миг, говорящий истину мне…Это просто осень. Причуды дождя.Это старый вальс… И блеск витражей…В синих фонарях полоски огня…Ты ступаешь тихо. Присаживаешься тесней.Будем говорить мы о том, чего нет.О волшебных снах и странных словах.И встают картины. И гаснет рассвет…Гаснет – не зардевшись, чтоб миг навечно продлить…

Гамлет-Гамлет. Так оно бывает…

1. Игры на флейте

Гамлет – черный кузнечик замученныйМонолог произносит заученный.Розенкранцы-то с ГильденстернамиПритворяются псами верными —Однокашники-стукачи.Не прогневайся. Помолчи…Гамлет – белый кузнечик замученный,Весь интригами перекрученный…А друзья – укатили в Англию.Надо думать, их ждали там.

2

Гамлет-Гамлет. Так оно бывает —Бедный, сумасшедший тугодумСвой сушеный Виттенбергский ум…Видите – как рыба, разеваетИ безмолвие зияет в нем.И горит мучительным огнем.Гамлет-Гамлет. Так оно и будет.Лучшее горючее сгорит —А предатель правит и царит.В мире не прибудет —Не убудет.Не пробудитМир не месса Баха,Не твоя крахмальная рубаха,Где твоя отравленная кровь.Разве, говорят, – одна Любовь…Гамлет-Гамлет. Так оно и было.И в твоей и в нашей стороне —Словно по натянутой струне.Молодым, талантливым – могила.Остальным – немного погодя,Тусклые итоги подведя.Тишину с висков своих сотри.Стой у рампы и на нас смотри.

3. Куколка и бабочка

…Сначала ты немножечко Офелия,Потом, уже по-крупному, Гертруда…И снова после тяжкого похмелияОчнется новоявленный Иуда.И посреди стукачества и блуда,И напрочь оболваненного людаНе будет Чуда. Не взмахнуть крылами.Давно б рукой на все махнули,Но, слышишь, там, в тени и гулеВеков отшедшихЛишь голос ясноразличимый.И распадаются личиныИ гениев, и сумасшедших.И лишь собой становятся они.«Элои, Элои, ламма савахфани?»

Камень

переложение из Леонардо

да Винчи, 1494 г.

Камень отменной величины,Недавно вышедший из воды,Возлежал на высоком местеУ приятной рощицы,В окруженье цветов и трав.От прекрасных их красок устав,Он увидел тех, кем мостятся площади.Там, внизу лежали они. Их много.Собой они вымостили дорогу.И наскучили камню травы,И плакучие эти нравы,И сей камень решил низринуться,Чтобы к братьям своим придвинуться,Чтобы стать таким, как они.Вот на чем закончил он дни —Легкомысленно убежал,Средь желанного общества пал.Он лежал и страдал жестокоОт звенящих подков железных,От колес тяжелых повозокИ от путников нелюбезных,Что его пинали ногами.В беспрестанном шуме и гаме,Весь в грязи, во прахе, в навозе,Он порою приподнималсяИ к высокому месту покояЕго тщетный взор обращался.Подобное случиться может с тем,Кто от уединенных созерцанийСползал в бессмысленную горечь дел,И городов, и зол, и толп, и тел.

Лишь о ней…

Слова твоей любвиТак искренно полны твоей душою!А.С.ПушкинЛишь о ней, все равно – лишь о ней, —О прельстительной, о проклятой,Среди роз и среди камнейОт рассвета и до заката!Лишь о ней, навек и на миг,О навязчивой, неуловимой,Пирамиды прекрасных книгИ в глуши цветок нелюдимый!Лишь за ней паденье и взлет,Милосердие, вожделенье.По следам золотым ползетПре-ступленье.Что она – свобода иль плен?Что она – награда иль кара?Возрождение или тлен?Райский свет или мрак Тартара?Лишь о ней хочу говорить,Иллюзорной ли – настоящей…Лишь ее хочу подарить:Потаенную ли, – парящую.Лишь о ней, все равно – лишь о ней,Лишь о ней говорить хочу.Среди роз и среди камнейВозжигаю свечу.

Садик

Порою кажется, не без резоновИ к неминуемо большой досаде,Что девственные джунгли Амазонки —Всего затоптанный больничный садик…И, кажется, весь мир – больничный садик.В нем тихо все болит-живет.Белейший доктор выйдет из засадыИ в желтоватый корпус позовет…

Звезда

Непостигаемо прекрасна,Горит над городом звезда.Она прельстительна и властнаИ не погаснет никогда.В края надмирные, иныеВедет высокие умы.Ее лучи пронзили нынеБроню трагическую тьмы.

Глубокая река

Тысячелетья, о, ты говоришь с небом.Глубокие тайны охраняешь ты.Ты говоришь с небом.Тысячелетья, о, небо в тебя впадает.Скользишь по равнинам, многомудрая.Небо в тебя впадает.Тысячелетья, о, плавно несешь воды.Доставь эту лодку в край спокойствия…Плавно несешь воды.

Темно-красное танго…

Темно-красное танго нагнало меня накануне,Раствориться велело. Затем приказало: держись!Удивляла меня золотой простотой полнолуний,Журавлиною жалобой – новорожденная жизнь.Открывала мне двери, в которые страшно стучаться.Зажигала лампады, которые не затушить.Называла по буквам заглавные признаки счастья.Я шептала за ней только слово короткое – «жить».Обдавала меня соляными волнами морскими.Овевала ветрами, огнями сжигала, любя.Поверяла нетленные тайны и слухи мирские.Против воли своей – я опять понимала себя…

Novella

Ночь

Асфальт. – Улики, следы и блики.Обманчив шквальный панелей штиль.Урбанистические улыбки.Неотоваренных грез утиль.Подъезды-бары-рекламы-фары…И пары, пары – плывут подряд!Остерегающе вальтасарамНамеки огненные горят.Модификации одиночеств…В оконных рамах – миров ряды,Морфей и морфий пиров непрочных,Едва глядящих из ерунды.Бледнел неон. Такова природа.Все ближе утро. И вот, и вотСквозь облака сероводородаСереет города кислород.

Она

Кто-то крадется каинно. Кто-то авельно ластится.Кто, как все геростраты, производит растраты…А иной – твердокаменный, да задавлен напастями!Кто-то – строит шалаш… Кто-то – метит в палаты.Не хочу ничего! Только чистого воздуха.Не хочу ни советов твоих, ни напутствий.Надоело летать и довольно наползано.Мне бы – просто шагать; мне бы в радость —споткнуться!Не хочу ничего, только дайте обрывочекЭтой блеклой лазури, печальной и немощной…Что поделать с собой в диких дебрях привычного?..Мое Море колышется, шепчет во тьме ночной!..Что поделать с собой? Ничего не поделаешь…Признаю. Отступаю. Спокойно и плавно я.А потом – устремлюсь в это синее… белое…Пожелайте теперь мне счастливого плаванья!

Поцелуй Гермины

Каменеющий,Связанный ты по рукам и ногам,Как Татьяна ЕгипетскаяИз статьи незабвенной Белинского.Я – не Пигмалион.Но тебя – не отдам.Нужен новый Роден,Чтоб по новой родил,Чтоб отсек от тебя скорлупу,Чтоб тебя расковать рисковал…Галатея моя ты,Но рода мужского. Ого.Галатея моя, золотая,О, проснись-пробудись,Расколдуйся – целую, как надо,Как во всех знаменитых финалах,Когда разрушаются капища, скопища злаИ, напротив, в сиянье лучей,Восстают до небес колоннады,Очевидно, как я понимаю, – добра…(Тут и в трубы трубят,И врата отворяют,И чудовища облик чудовищТеряют.)Галатея родная моя,Мне галантно подай лимонада,Я так голодна…Не скрывай от меняСвой удушливый ужасПеред новой судьбой,Перед новой борьбой.О, мужчины умеют и любят бояться.Сядем. Поговорим. Обойдется. Помаду утри.

Памятник курящему

Он курил на ветру вокзала.И одежды его терзало.Улетел продувной кепонБез особых к тому препон.Человек лишь следил вполглазаЧтобы курево не погасло.Улетело пальто в рассрочку.Ну и ладно. Поставим точку.Он от ветра лицо схоронил, —Сигарету оборонил.Улетели очки, пиджак.Ничего. Проживем и так.Он лопаткой сложил ладонь,Защитить последний огонь.Улетел носовой платок —Вслед за поездом – на восток.Он курил на ветру в затяжку.Беззащитно-бела рубашка…Он курил на ветру вокзала,Оттого, что Тебя умчало.

«Цыганка по двору бродила…»

Цыганка по двору бродила.Глазами жаркими сверкая,Цыганка душу бередила,Не молодая, но такая…Звезда холодная горела.Лучами мертвыми живила.Душа цыганки пела, пела…Лучи холодные ловила.Когда упала навзничь песня,Цыганка очи опустила.Когда осталось только «если» —Лучи холодные ловила.Цыганка душу бередила.Лучи холодные ловила.А может, грела, да горела?Но до конца цыганка спела.

«А Сольвейг – пела…»

А Сольвейг – пела.Сколько сказано об этом…Гляди: ее душа исходит светомПо-детски. Безнадежно и несмело.И тело невесомым стать успело.Среди миров, которым нет предела,Среди лесов слепая Сольвейг пела…

Пророку

Глаза возводишь. Руки воздеваешь.Слова высокопарные вопишь.Но через слово ставишь: «понимаешь?»и, что ни жест, – через плечо глядишь.Ты, как и раньше, жаждешь отраженья.Ты, как и прежде, пониманья ждешь —до одури, до головокруженья,до самовозгорания. И все ж,скажи: каким народам на потребу,преображен брожением времен,в широком жесте примерзаешь к небуи к небу твой язык приговорен?

На смену аватарки

Рождаясь заново, пускаясь в авантюру,Меняя лик и, может быть, фигуру,Хоть иногда, не очень кардинальноИ не вдаваясь в «область инфернальну»,Ты осторожен будь, о, автор Интернета,И не избегни моего совета:Подобен свету будь, подобен свету.В двоичном коде ты привык к свободе…Я «Белой Пирамидой» не была и «Черным Кубом»,Но фотку поменять – как это все же грубо!..

В несовершенстве мира…

В несовершенстве мира

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Кто написал Холдену Колфилду?» – песня «Green day».

2

Билли Джо Армстронг – вокалист «Green day».

3

В. Набоков – «La bonne lorraine» («Прекрасная лотарингка»).

4

М. Цветаева – «Руан».