скачать книгу бесплатно
Ждать желанной смерти долго не заставил
Молодой стрелок влюблённого орла,
Пулю в грудь страдальцу твёрдо он направил,
Так счастливых пара смерть свою нашла.
Юноша, к погибшим птицам подобравшись,
Вырвал у орла кровавое перо,
Пред своею дамой на коленку ставши,
Просит вставить в шляпку дар из рук его.
«И в самых пустых головах любовь нередко преострые выдумки рождает».
Козьма Прутков
Любая жизнь объективно оказывает влияние на мир, в котором родилась и бьётся. С одной стороны, она оставляет в мире след, он начинается с её появлением и пропадает с её смертью. След может быть глубокий или мелкий, яркий или чуть заметный, прямой или извилистый, особенный или банальный, грязный или красивый. Но он всегда есть и составляет часть мира. Он виден полностью только тогда, когда оказывается в прошлом, когда на него можно взглянуть с верхней ступеньки временной лестницы. И вид его меняется с каждой новой ступенькой. Так жизнь влияет на формирование прошлого мира.
С другой стороны, в срок, отпущенный каждой жизни, она варится в котле сложного супа, который есть текущим состоянием мира. Конечно, большая часть объёма мира ей недоступна вообще, ещё более узкой является её непосредственная среда обитания, и уж совсем ничтожной та часть мира, на которую жизнь может как-то воздействовать и с которой она непрерывно находится в контакте. Тут она влияет на все другие жизни, более короткие или долгие, существующие одновременно с ней. Жизнь определяет в меру своих возможностей другие жизни, как правило, сама порождает другие, и не обязательно себе подобные, отбрасывая тем самым свою тень на множество следов, которые останутся в теле прошлого мира. Она влияет на течение жизней рядом с ней, на течение будущих жизней, на то, как будут выглядеть ушедшие в прошлое жизненные отпечатки в восприятии настоящих и будущих носителей жизни. В этом смысле каждая жизнь вечна.
Июль 1983 г.
Так бывает
Он был большим камнем когда-то,
Стоял на стремнине один
Над гладью воды синеватой,
Единый реки властелин.
И волны речные ласкали,
Давая покой его силе,
Тот камень, но жизнь забирали
И силу тихонько точили.
………………………
Другие пришли великаны
И правят на этой реке,
А маленький сточенный камень
Забыт на прибрежном песке.
«Жизнь – нелепая суета. Она похожа на закваску, которая бродит минуты, часы, годы или столетия, но рано или поздно перестаёт бродить. Большие пожирают малых, чтобы поддержать своё брожение, сильные пожирают слабых, чтобы сохранить свою силу. Кому везёт, тот ест больше и бродит дольше других – вот и всё».
Волк Ларсен.
Пред смертью вольно или невольно, спокойно и размеренно или судорожно, человек мысленно обращается к своему прошлому. В этот момент равное внимание уделяется всему сделанному и не сделанному, хорошему и плохому, пережитому и обойдённому стороной. Происходит моментальная, а у кого-то специально длительная оценка своего жизненного пути. Многие хотят избежать такого оценивания, стараются перед тем как уйти из мира прогнать эти мысли из сознания. Но этого никогда не удаётся сделать. И хотя бесполезно пытаться что-то поправить за последние минуты, почти все в отчаянии делают такую попытку – криком откровения, мольбой покаяния, лепетом раскаяния, или мало ли ещё какой конвульсией. Надежды при этом связываются с тем, что наиболее полно в памяти людей откладывается последнее впечатление, и это верно. Поэтому понятно желание в последний момент свои жизненные деяния подкрасить. Однако, проблема в том, что никто обычно тебя уже не слушает, а зачастую вокруг просто уже нет слушателей. В театре тоже многие выходят, не дожидаясь окончания спектакля, по разным причинам. Особенно если спектакль был плохой.
На пороге смерти возникают разного вида защитные реакции, одна из которых проявляется в подчёркнутых жестах. Абсолютное большинство их рефлекторные, как бы попавшиеся под руку, поэтому часто далеко не к месту. Умение избежать глупых, а главное бесполезных истерических проявлений выглядит более благородно. Человек, перед смертью рвущий на своей груди тельняшку перед глазами своих врагов, вызывает смутное ощущение, что он неудачник. Так вот – оно не смутное.
Перед смертью
Улыбаюсь я волчьей усмешкой врагу,
Обнажаю гнилые осколки,
А на татуированном кровью снегу
Тает роспись: «Мы больше не волки».
В. Высоцкий
Я лежу, боюсь пошевелиться,
Чтоб не слышать цепи медный звон,
Долго мне на месте не лежится,
Обо мне теперь не помнит сон.
Моя кровь не может покориться,
Но заставил я себя лежать.
Хватит злиться, рваться и беситься,
Эту цепь мне не судьба порвать.
Много слышал от своих собратьев
Про бесстрашье и борьбу в плену,
Но не буду храбро умирать я,
Не спеша до смерти дотяну.
И не стоит также верить в чудо,
Стоит лишь учитывать его,
Вопреки легендам, пересудам
Я не помню чуда своего.
Нечего показывать кому-то
Свою смелость, дерзость и слюну,
Недостойно это делать в путах,
Пусть я дерзок, но теперь в плену.
Вот и люди. Близятся с опаской.
Что боитесь, я ведь на цепи.
Я рычать не буду не напрасно
Смирный внешне, но кипя внутри.
«Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться».
Козьма Прутков
Бросать вызов собственной жизни – дело неблагодарное, и если поразмыслить над этим, то можно найти тысячу доводов в пользу неразумности такого подхода к своей судьбе. Но это всё равно происходит, потому что человек на самом деле только тем и занимается, что пытается изменить что-то в своей жизни. Изменить к лучшему. Что, по его мнению, лучше – другой вопрос. При этом он сравнивает свою жизнь с жизнью других и оценивает свою судьбу по целой галерее проходящих рядом других судеб, а также уже прошедших. Как любая оценка это сравнение относительно. Всё, на что человек смотрит, в смысле его понимания полностью субъективно, зависит только от его способности восприятия и от степени искажения наблюдаемых судеб в его уме. Имея весьма широкое поле деятельности для зависти, он завидует при этом в конечном итоге не тому, что есть на самом деле. Некоторые способны оценивать течение своей жизни шире увиденного, представлять себе повороты судьбы, не проделанные известными им экспонатами окружающего и прошлого жизненного бардака. Очень интересное занятие, зависящее от дальности полёта мысли и её умения летать – у некоторых мысли летают примерно так, как топор плавает.
«Никогда не путайте результат с идеалом».
Харви Кек
Иногда человека распирает от желания заявить, что он большая грозная личность и разворотит судьбу силами собственных многочисленных талантов, бурным потоком идей и тяжёлым молотом исключительного характера. Потом оказывается, что таланты некогда применять, поток – это маленькая грязная речушка, а молот – слабенький тоненький пальчик, тыкающийся в серую бетонную стену окружающего. Однако, у некоторых хвастовство приводит затем к потребности не ударить лицом в грязь, доказать себе и другим, что не зря хвастался. Они лезут вон из кожи, выковыривают из жизни камни и складывают из них обещанное. Немногим удаётся кое-что сложить, из них только единицы складывают в конечном итоге что-то путное, а не кучу дерьма, но потом оказывается, что именно они делают историю.
Август 1983 г.
Парус
Белеет парус одинокий,
И вновь, как прежде, белый он,
Видать, поэт в свой век далёкий
Про этот парус видел сон.
С тех пор уже во многих строках
Сей белый парус был воспет,
Во всех поэзиях высоких
Он был покрашен в белый цвет.
Но не велик тот парус белый,
Больших падений он не знал,
Я воспеваю парус серый,
Он мокрый – в бурях побывал.
Пусть пишут дальше, кто захочет,
Про парус белый и сухой,
А мой пусть больше волны мочат,
Пусть потрепает парус мой.
«Слава приходит к тому, кто мечтает о ней».
Галеран
Без формы содержания не бывает. Если что-либо существует, оно как-то выглядит, даже если это просто мысль. Если человеку показать вещь, описать действие или поступок, с которыми он до этого не сталкивался, форма даст первое впечатление и станет исходным для первой оценки увиденного. От неё во многом зависит, понравится человеку содержание, или вызовет отвращение. То, что мы называем воспитанием, основано на разделении существующих в мире вещей, поступков, людей, явлений на правильное и неправильное, хорошее и плохое, красивое и безобразное, достойное внимания и пустое, и так далее. Форма всегда определённым образом соответствует содержанию, но не всегда его отражает для субъективного восприятия каждого отдельного человека. То, какое содержание предполагает человек в увиденном, зависит от его прошлого опыта, от подсказанного ему раньше другими, то есть, воспитания – открывшаяся ему форма ассоциируется с предполагаемой сутью. Суть многогранна, поэтому нужно уметь оценивать по той или иной форме лишь одну её грань, не путая, например, красивое с умным.
Форма не только отражает содержание, она во многом его определяет. Примитивно – толстая палка прочнее тонкой. Для человека и его поведения форма очень важна не только как способ выражения характера, но и как формирующий характер фактор. У того, кто имеет потребность быть чистым и опрятным, гораздо менее вероятно возникнет мысль или желание кого-то испачкать. Кто подаёт даме руку, вряд ли ударит её.
«Не нужно сильно отмывать зеркало, иначе недостатки своего отражения в нём нечем будет объяснить».
Что мы потеряли
Достигла нас заслуженная месть,
И эта месть становится известна:
Лишь в памяти немногих слово «честь»,
Другие же спокойны и бесчестны.
И мы теперь не можем знать,
Как правильно на стол накрыть,
Как руку девушке подать
И как за что благодарить.
Не можем тоста произнесть
И тонко комплимент сказать,
И различить обман и лесть,
И вилку правильно держать.
Не будем мы удивлены,
Услышав оскорбленье,
И вместо шпаг увидим мы
Словами объясненье.
Да, стыдно думать мне о том,
Что б взял у нас всех вместе
В дворянском звании своём
Носивший символ чести.
«Для того чтобы что-то потерять, нужно что-то найти».
С одной стороны, жизнь человека очень коротка, она подобна искре, вылетающей из костра. Костёр по сравнению с ней огромен, да и жить он может, если хотите, бесконечно. Искра – его часть, которая, выкинутая в нечто ещё более огромное и ещё дольше живущее, почти мгновенно исчезает. С другой стороны, если жизнь сумела вырасти и угаснуть, при этом оставив за собой множество дел, свершений, следов и ненулевое наследство, то к моменту своего конца она остаётся большим куском окружающего.
Сентябрь 1983 г.
Сухая ветка
Засохла ветка – умерла…
Быть может, она много знает,
Но неподвижно вниз свисает,
Её ещё лучи ласкают,
И ветер тихо обвевает,
Она уже не получает
Ни капли жизни от ствола.
Навеки ветка замерла.
Когда-нибудь и мы засохнем,
Напишем пару строк и сдохнем,
Вся как у ветки смерти повесть,
Но не настолько чиста совесть.
«Короли утратят свой ореол, как звёзды теряют свой блеск, когда истекает их время. Но, когда придёт этот час, нас уже давно не будет. И помните хорошенько о том, о чём я сейчас скажу: в нашем мире всем – мужчинам, женщинам и королям – надлежит жить настоящим; что же касается будущего, то в будущем мы должны жить лишь для бога».
Атос
Самое интересное, что совесть правильнее всего считать частью тела. Она ведёт себя подобно зубам, когда она болит, подобно атавистическому хвосту, когда казалось бы полностью отсутствует (или с удивлением обнаруживается в виде копчика, что, однако, не сильно отличает её в этом случае по своей сущности от рядом расположенного анатомического оформления), подобно мозговым играм, называемым снами, когда хочется не то чтобы проснуться, а заснуть, но по-другому. Недаром про совесть говорят, как про другие части тела, что она болит.
«В каждом, даже самом лучшем сне есть частичка кошмара».
Том Ласкер
Человеку свойственно себя жалеть. И совершенно очевидно, что в любой частной или застольной беседе (другой общей я не знаю, ведь нельзя же назвать беседой конференцию, официальный круглый стол или обмен репликами на лавке группы грызущих семечки и рожающих одну значащую фразу в час «демосфенов») каждый занимается только оплакиванием свой доли и своей неоцененной личности, останавливаясь лишь по необходимости выделить время (а отнюдь не послушать) на по-разному оформленные причитания другого.
Ноябрь 1983 г.
К белым лилиям средь ночи…
К белым лилиям средь ночи
На замолкнувшем пруду,
К юным нимфам непорочным
Я неслышно подойду…
