скачать книгу бесплатно
– Твоя мама может идти в жопу, – равнодушно предложил Боба. – Как вариант. А хочет, может идти еще куда-нибудь… – Боба зевнул. – Нину с Антоном не отменяй, пусть будут. Стол сделай по полной программе. Деньги в ящике стола. Все.
Глава 2
НИНА
– Женечка, Венечка, мама, я пришла! – с порога радостно крикнула Нина, опустив на пол в прихожей огромный пакет с надписью «Пятерочка», из которого веером торчали длинный, обсыпанный маковой крошкой батон, бугристая палка копченой колбасы «Преображенская» и чуть увядшие на кончиках зеленые перья лука. Черно-белую лакированную сумочку и рыжий дамский портфель Нина уместила на тумбочке поверх красочной стопки журналов «Дизайн», «Интерьер» и «Ваш дом». Рядом приткнулись боксерская перчатка, из которой торчал красный паровозик, прозрачный цилиндрик с теннисными мячами «Wilson» и учебник «Русский язык. 3 класс» мрачного фиолетового цвета. При виде учебника Нина поморщилась и прошептала: «К завтрашнему уроку выучить орфограмму и написать сочинение о своей квартире». Текст учебника снился ей иногда абзацами, а иногда целыми параграфами.
Пакет свалился набок, и батон растянулся на полу. Переметнувшись через батон, в пакет ринулась кошка. Серая с серыми же, чуть темнее, полосками Пуська выглядела подчеркнуто демократично, словно гордилась помойным происхождением. Пуське и Нине очень повезло друг с другом. Прошлой зимой на кухне поселилась мышь. Нина визгливым вихрем взлетала на табуретку при каждом подозрительном шорохе и каждый вечер умоляла мужа сделать хоть что-нибудь. Потому что она, Нина, от всего на свете может его и Женечку спасти – от пожаров и наводнений, голода и болезней, а он всего лишь раз в жизни должен защитить супругу от мыши. Мышеловку ставить нельзя, ведь Дмитрия почти не бывает вечерами дома, и ей самой же пришлось бы, страшно даже сказать… освобождать мышь из мышеловки.
Пришлось Нине разделить жизненное пространство с мышкой. Однажды вечером Нина, как всегда, дрожала в углу кухни на стуле, стараясь не смотреть по сторонам, а мышка разгуливала у раковины и позванивала чашками, будто собиралась пить чай. Нина выскочила из квартиры в слезах, а Пуська в это время серым комочком замерзала на лестнице. И две бедные души, Нинина и Пуськина, встретились. Нина просто пожалела котенка, вовсе не рассчитывая на законную кошачью пользу от полумертвой от голода комковатой Пуськи. Но как только Пуська водворилась в доме, мышь покинула Нину навсегда. Нине повезло, что Пуська не оказалась котом. Хоть Нина и обязана кормить животину, лечить и выслушивать, но все же не так по-солдатски безусловно, как своих мальчиков – Антона, Женечку и Венечку, и еще маму, которая становилась все бестолковей и суетливей. А иногда Нина даже могла рассчитывать на Пуськино почти бескорыстное сестринское понимание.
– Женечка, я купила твой любимый тортик, шоколадный! Венечка, ты где? Мама, ты сделала с Венечкой уроки? – Нина выудила цеплявшуюся за колбасу Пуську из пакета с продуктами, сбросила туфли на высоких каблуках и, растопырив пальцы, постояла на холодном полу, наслаждаясь проникающей в усталые ступни прохладой и Пуськиной теплотой у груди. – Ах, черт, тортик в машине забыла! И еще Венечкины краски!
Женечка зачарованно глядел на экран компьютера. На экране раздражающе мельтешили рыцари и драконы из игры «Герои магии и силы». Первоклассник Венечка при пиджаке и галстуке, замерев, стоял за спиной брата.
– Мама, почему Венечка не переодел форму? – крикнула Нина, счищая ком жевательной резинки, прилипший к рукаву пиджака. – Мне опять гладить костюм!
Вздохнув, Нина заковыляла на каблуках во двор, к машине. Вытащила из своей старенькой, доставшейся после Антона «шестерки» тортик, осторожно, почти неслышно закрыла дверь, привычно вздохнув: «Слава богу, не развалилась». Усаживаясь в машину, Нина всякий раз опасалась, что по дороге отвалятся колеса, отъедет багажник, а она останется одна с рулем в руках и с чем придется. Например, только с передним сиденьем. Ах да, еще Венечкины краски, где же они? А-а, вот, под сиденье завалились! Нина занервничала. Через час надо выезжать, Боба не терпит опозданий.
Она жарила курицу, резала салат, снимала постельное белье с протянутой в коридоре веревки.
– Опять бабушка простыни поперек квартиры развесила, – недовольно заметил Женечка, выныривая из-под веревки. – А Венька – гад, украл мои краски!
– Я купила Венечке краски!
Нина обхватила Женечку за шею и громко чмокнула воздух, привычно подумав, какой же он у нее маленький. Хрупкий и бледный Женечка напоминал ей придорожный цветок с поникшей головкой. Зазвонил телефон, и с Женечкой под мышкой Нина взяла трубку.
– Ваш сын мешает мне вести уроки! – без предисловий заверещала математичка.
Она, кажется, даже не поздоровалась. Математичка была еще и классной руководительницей и позванивала с настырной регулярностью кукушки, которая ежечасно вылезает из стенных часов со своим никому не нужным «ку-ку», лишь раздражающе нарушая правильный ритм жизни.
Математичка продолжала Нину пугать:
– Он пел на уроке!
– Ужас! – неискренне возмутилась Нина.
– Кто из него получится?!
– Может быть, музыкант? – неосторожно предположила Нина и, спохватившись на громко лающее молчание в трубке, добавила заискивающе: – Надо же, вы только подумайте – петь! Я… мы примем меры!
Дома Женечка вился вокруг Нины ласковым дымком. Она решительно не понимала, как же получается, что этот нежный, почти бесплотный малыш, улетучиваясь в школу, материализуется в кого-то, кто, как сообщали Нине последние записи в дневнике, «кидался булочками, скакал по партам и на уроке целился циркулем соседу в глаз».
– На него жалуются все. Две двойки по русскому!
– Я понимаю, как вам с ним трудно, я все понимаю, – осторожно-ласково, почти по слогам, словно дебилу, втолковывала Нина. – Завтра я зайду, да-да, завтра же…
Математичка злобно шваркнула трубкой, пролаяв на прощание что-то вроде «Ну, погоди!».
«Математичке конфеты, а англичанке что? Может, билеты в Мариинку? Опера или балет?» – быстро прикинула Нина и развернулась к кухне. Женечка ангелом поплыл за ней.
– Что у тебя в школе? Женечка!
– Все очень-очень хорошо, – застенчиво отозвался Женечка.
– А почему меня все вместе вызывают? – засмеялась Нина. – Чтобы сказать, какой ты хороший мальчик?
Женечка обиженно отлепился от нее и, подергивая узкими плечиками, горестно прошелестел мимо и улетучился в детскую. Почти в ту же секунду раздался энергичный вой – старший брат отогнал Венечку от компьютера.
– Нинуля! У меня сегодня целый день скачет давление! – из своей комнаты выплыла Аркадия Васильевна в блузке с кокетливым бантом и синих шерстяных рейтузах с отвисшими коленями.
– Мамуля, ты юбку забыла надеть.
– Я не забыла, – невозмутимо отозвалась Аркадия Васильевна. – Зачем мне юбка? Я у себя дома.
– Я куплю тебе швейцарский аппарат для измерения давления. Автоматический. – Нина на секунду прижалась к матери плечом. – А ты за это надень юбку.
– Мама! Я получил синий кружок по математике! – на кухню колобком закатился Венечка. Первоклассникам пока не ставили оценок, синий кружок был эквивалентом двойки.
Нина решила, что не станет придавать значения кружкам, иначе свихнуться недолго. Розовый и плотный, похожий на веселого снеговичка, Венечка доставлял ей в основном технические хлопоты – помыть, накормить, уложить спать. С младшим сыном Нине всегда было весело и небеспокойно. Венечка походил на Нину твердой решимостью наслаждаться жизнью, и пока они с Ниной изо всех сил наслаждались друг другом.
– Я сегодня тоже получил замечание! – гордо провозгласил Венечка. – Я ел на уроке.
– Что? Что ты ел? – забеспокоилась Нина.
– «Твикс». Сделай паузу, скушай «Твикс»! – рекламным голосом продекламировал Венечка, весь – одна улыбка.
– Нина! Дай мне что-нибудь поесть! – На кухне неожиданно возник Антон.
Сама Нина обитала одновременно везде – на кухне, в ванной и детской, а в спальне появлялась уже только перед сном. А Антон всегда проскальзывал домой неслышно, так что она могла неожиданно обнаружить мужа в спальне, где он прятался с книжкой или тихо разговаривал по телефону.
– У нас дома очень шумно! – недовольно выговаривал он жене.
– Антоша, у нас мальчик и еще мальчик, – отвечала Нина, виновато улыбалась и закрывала дверь в спальню поплотнее.
Сегодня она не готовила взрослый ужин, считая, что Антон поест в гостях. На Венечкиной тарелке лежала куриная ножка и салат из помидоров и огурцов. Венечка не любил овощи, ему нельзя было дать целиком помидор или огурец, нужно было обязательно очень мелко порезать и замаскировать сметаной или майонезом, чтобы он сделал вид, будто не понял – овощи это, фрукты, рыба или мясо.
Нина быстро подала мужу детскую курицу, на ходу соображая, что дать детям, – сосиски быстрее, но к ним нужен гарнир… тогда лучше пельмени.
– Мама! Я же просил макароны! – склочно заявил Венечка, набирая обиду.
– Поняла, сейчас сделаю! – быстро выстрелила Нина, стараясь успеть до зачатия скандала – Венечка всегда яростно защищал свои права по части еды.
Антон, не отрываясь от курицы и свежего номера «Итогов», пробормотал:
– И где моя черная вельветовая рубашка? А светлые джинсы? Не «Lee», a «Hugo Boss»?
Нина вкрадчиво спросила:
– Антоша, как рыба, вкусная?
Антон кивнул, мол, «ничего рыбешка», но, раздумав сейчас смеяться над его привычной рассеянностью, она поспешно выдала все разом:
– Черная рубашка неглаженая… я уже не успею погладить… Боба будет сердиться, если опоздаем. У Женечки двойка по русскому… и по математике. У Венечки синий кружок. Что будем делать? Может, договориться с математичкой, чтобы она с Женечкой позанималась? По-моему, ее уже тошнит от моих конфет! Как ты думаешь?
– Мне нужна к этим джинсам черная рубашка…
– Мама, помоги залезть в ванну! – крикнул Женечка. – У меня нога сегодня болела, боюсь еще поранить!
Нина с Венечкиной помощью погрузила Женечку в воду.
– Заноси левую половину тела, теперь правую! – хриплым майорским басом командовал Венечка.
Изображая взглядом нечеловеческое страдание, Женечка вытягивал из воды ногу, на которой с трудом можно было разглядеть крошечную ссадину.
– Меня сегодня в школе тошнило… – доложил Женечка, томно вручив маме свою ножку. Он тянулся к Нине, как цветок на вялом стебельке. – Если точнее, то от десяти до половины одиннадцатого…
Нина привычно прикоснулась к его лбу губами. Аркадия Васильевна, всю жизнь проработавшая участковым врачом, воспитала Женечку настоящим докторским внуком. Женечка относился к своему организму с недоверием и опаской, как к постороннему зловредному механизму, от которого в любой момент можно ждать подвоха. Он задабривал организм особенно Нининым вниманием, трепетал перед ним и подхалимничал. То измерял организму температуру, то профилактически объявлял себя больным, на всякий случай заискивая перед организмом, как бы не заболеть. Каждый вечер Нина ощупывала и оглаживала совершенно здорового Женечку и засовывала ему градусник под мышку так же машинально, как готовила еду, стирала и убирала. Слава богу, что младший, Венечка, ненавидел лечиться!
Нина вынула Женечку из ванны, розового и блестящего, как новенькая перламутровая пуговица.
– Померяешь вечером температуру без меня? – осторожно попросила она, водя утюгом по черной вельветовой рубашке. – А я позвоню и узнаю у бабушки, какая температура. Будет даже интересно.
По тихому выражению кроткой обиды на лице сынишки Нина поняла: придется самой проделать необходимые процедуры. К тому же надо было зализать раны, попросить прощения за то, что вечером уходит. Такой уж у нее с Женечкой ритуал.
* * *
В прихожей Антон придирчиво оглядел Нину.
– Ты что, собираешься идти в этой юбке? У тебя же подкладка оторвалась! И почему ты лезешь в коричневые туфли, а берешь при этом черно-белую сумку?! – Сумочка от Армани, дно и ручки из белой кожи, остальное из черной. Последняя коллекция. Антон всегда дарил Нине на день рождения изящные вещи, его они радовали. Он оглянулся и прошептал: – Скоро станешь такой же распустехой, как твоя мама!
Нина засмеялась:
– Что бы я без тебя делала, Антоша! А я так весь день сегодня и ходила. Да к тому же еще и с рыжим портфелем! Так торопилась с утра, до сих пор и не заметила, что на мне надето!
– Быстро переоденься! – скомандовал Антон. – Черные брюки, замшевую голубую рубашку, черные туфли! Сумку можешь оставить эту.
Антон дружески пихнул Венечку в плечо, погладил томного Женечку по голове, сгреб с тумбочки ключи от машины, зажигалку и телефон, все в одинаковых черных кожаных футлярчиках «Hugo Boss».
– Мама! – прощально взвыл Женечка. – Мне же еще надо сочинение! Про свою квартиру! Я один, что ли, должен его писать… – Он страдальчески глядел вслед Нине. По его сморщенному личику словно бродила какая-то мысль. Выражение мордашки словно на секунду приостановилось на полпути от страдальца и ангела к тому неизвестному Нине мальчишке, что «бросался в девочек тапками, дрался портфелем, с разбега налетел на директора школы…».
– Завтра напишем, хорошо, Женечка? Ах ты, черт! – Она обернулась к мужу: – Постельное белье поменять забыла! Три дня спим на одном и том же! Вернемся? Я быстро!
Антон, нахмурившись, покачал головой.
– Прощайте! Дай вам Бог! – Даже провожая дочь и зятя утром на работу, Аркадия Васильевна всегда изобретала что-нибудь очень пафосное, будто прощалась навсегда.
Они ушли. Суетливое Нинино хозяйство немедленно зажило своей жизнью. Аркадия Васильевна с внуками наперегонки бросились к телевизору смотреть запрещенных детям «Ментов», Пуська вгрызлась в «Преображенскую» колбасу, которую давно уже незаметно затолкала лапой в угол, а пучок лука так и остался сиротливо лежать на полу в прихожей.
Глава 3
В ГОСТЯХ У БОБЫ
Наташа ждала гостей с тщательно приготовленным к радости лицом. Услышав шум подъезжающей к дому машины, она вышла на крыльцо, вяло изображая счастливую хозяйку загородного поместья, – в одной руке корзинка с поздними зимними яблоками, кисть другой повисла в нерешительном жесте – не то приветственном, не то прощальном. Потерянный взгляд печальных глаз, одним решительным мазком закрашенных нарочитой щенячьей приветливостью, словно Наташа вот-вот завизжит с придыханием, как в раннем детстве: «Здравствуйте, тетя Зина, здравствуйте, дядя Володя!»
Наташа давно уже не называла Бобиных родителей дядя Володя и тетя Зина. Сейчас она очень старалась перед Владимиром Борисовичем и Зинаидой Яковлевной не допустить в глаза обиду и растерянность. Скрыть от родителей, от Гарика с Ритой. Никто не должен догадаться, что у Наташи в жизни неладно! Чужое счастливое лицо Наташа облегченно заменила своим собственным, жалким, немного злым.
– Ой, это вы! Антон, Нина!
Наташа аккуратно примостила корзинку на крыльце и спустилась навстречу Антоновой гордости – почти новому в череде его машин-старикашек пятилетнему джипу «опель-фронтера». Первый в жизни джип! Мечта, воплощение мужского достоинства и состоявшегося самого себя! И джип, и Антон одинаково сияли радостной нарядностью и чистотой.
Боба никогда не возражал против Наташиной дружбы с Ниной. Каждый вечер ровно в половине двенадцатого Наташа устраивалась в кресле и набирала Нинин номер. К этому времени Нина заканчивала текущие дела по детям, маме и хозяйству и приступала к хозяйству завтрашнему – приготовлению обеда. Резала овощи, переворачивала котлеты, помешивала суп, мыла посуду, а зажатая между плечом и ухом телефонная трубка самостоятельно, будто на липучке, держалась на Нинином теле. Иногда Нина случайно нажимала подбородком на рычаг, и тогда Наташа перезванивала.
Наташа сбежала с крыльца, нетерпеливо, почти хищно вытащила Нину из машины, прижалась. За ней мячом скатилась Соня, повисла на Нине с другой стороны.
– Как хорошо, что это вы! – Будто позавчера Наташа не заезжала к Нине в издательство, будто и не пили они кофе в соседнем кафе и сегодня днем не говорили по телефону. – Антоша, дай девочкам посекретничать, пока никто не приехал, – попросила Наташа. – Соня, а ты иди к себе, у тебя сочинение не дописано.
В доме было две гостиных – парадная, где уже накрыли стол, и маленькая, уютная, в ней помещались только два кресла и диван, толстые и цветастые, как взбесившаяся весенняя поляна. Наташе было там уютно, несмотря на украшающую стены коллекцию тонконогих большеусых жуков в специальных застекленных коробках-гробиках. Наташа на гробики старалась не смотреть. Будь Боба дома, он прогнал бы их в маленькую гостиную. Ему хотелось, чтобы все происходило согласно этикету – большие гости в большой гостиной, маленькие – в маленькой. Ну а в его отсутствие Нина с Наташей по извечной привычке двинули на кухню.
– У тебя здесь как в космическом корабле! – Нина взглянула на свои часы.
В небольшой кухне со светлой дубовой мебелью со всех сторон разноцветным миганием пульсировали таймеры. Подрагивала зелеными цифрами «21.30» плита, ярко-синий сигнал «17.45» посылала микроволновая печь, красными точками вспыхивал музыкальный центр. Бобе нравилось покупать технику. Правда, он загорался интересом, как таймер, на время. Уважительно рассматривал новый предмет и забывал о нем навсегда. Наташа пользовалась только тем, что не было таким навязчивым, чайником например. Все остальное мигало впустую, бесполезно.
– Представляешь, какой сон мне приснился, – принялась откровенничать Нина.
Наташа сладострастно приготовилась слушать. Нина как-то особенно затейливо толковала сны. Жаль, что сама Наташа снов не видела, а если ей и снилось что-то, первая мысль при пробуждении была – как бы не дать сну растаять, чтобы успеть пересказать его Нине. Но как только сознание полностью возвращалось, сон улетучивался.
– Так вот, снится мне, что я рожаю. И лежу в роддоме на одной кровати с какой-то молодой девочкой.
– Тебе кровати, что ли, не хватило? Бедная ты моя!
– Девочка сталкивает меня с кровати на пол. Я лежу на полу, и тут приходит врач. И не удивляется, как будто у них так принято – на полу рожать. Врач говорит мне так небрежно: «У вас проблемы. Лейкоцитов много». Я рассердилась, спрашиваю: «Почему?» А он отвечает: «Старость не радость!»
– И какой же смысл в таком сне? – хихикнула Наташа.
– Это знаковый сон! Молодая девочка спихнула меня с кровати, значит, мне уже нельзя рожать. Нет места, понимаешь? Я уже не по праву там была, в роддоме… Старые мы для этого! – Гордая таким ловким толкованием сна, Нина довольно улыбнулась.
Наташа, горестно вздохнув, оглянулась на дверь и понизила голос:
– Знаешь, я только тебе могу сказать… я постоянно об этом думаю… ну, о том, что я старею, вот видишь, здесь! – Наташа показала на дрожащую сеточку тонких подглазных морщинок. – И здесь, и вот еще одна! – Она с привычной точностью тыкала пальцем в еле заметные тонкие линии на лбу и возле губ. – Я хочу сделать операцию! Это самое кардинальное – подтяжка. Раз – и все!
Наташа скупала все глянцевые журналы. Пролистывала небрежно, над рекламными объявлениями замирала, впивалась глазами в развязные обращения: «Вы не любите целлюлит? Только у нас ошеломляющий эффект»… «Мы сделаем ваше тело, лицо и душу моложе и счастливей!» Наташа не любила целлюлит и хотела сделаться моложе и счастливей. «Пластика век традиционно и без разреза». Наташа хотела традиционно и без разреза тоже хотела.
Как Алиса в Стране чудес, бросившаяся за кроликом вместо того, чтобы зевать под деревом, Наташа с робким восхищением вглядывалась в загадочные влекущие слова «мезотерапия», «фотосклерозирование», «миостимуляция», «липосакция», «перманентный макияж»… Заснуть пожилой лягушкой – проснуться юной царевной. Ее манило все, что обещало мгновенные кардинальные изменения… «Уменьшение объема щек». Может быть, ей надо? «Лазерная коррекция лопоухости с пожизненной гарантией». Наташа проверила свои уши – нет, это, пожалуй, ни к чему.
Журналы предлагали Наташе лечение аноргазмии и фригидности. Аноргазмия – это когда не бывает оргазма, догадалась Наташа. Нам не до собственных оргазмов, сначала исправим лопоухость и сократим щеки.
Не выпуская журнала из рук, Наташа приступала к детальному рассматриванию себя. Лицо в зеркале выглядело хищным, лисьим. Морщинки на лбу, морщинки под глазами… Наташа еще не привыкла подкрашивать волосы и, вырывая седые, противно торчащие нити, каждый раз обрушивалась в недоуменное злое отчаяние. И морщины, и седина, и Бобино равнодушие напали внезапно, и в один непрекрасный день она увидела в зеркало не самую красивую девочку Наташу Васильеву, а почти сорокалетнюю Наташу, которая к тому же старше своего мужа на год и два месяца.
