скачать книгу бесплатно
Глава 6. Свидание у Новодевичьего монастыря
Уже смеркалось, когда Булгаков вышел из дома в Чистом переулке. В голове рождались, исчезали и снова возникали интересные мысли, и хотелось поскорее сесть за стол и взять в руки перо. Тут подошёл трамвай, который шёл на Большую Пироговскую, но, утомлённый многочасовой беседой с Платовым, Булгаков не обратил внимание, что едет не в ту сторону, а по дороге и вовсе задремал…
Вдруг заскрипели тормоза, и что-то болезненно ударило в лоб, словно бы трамвай наткнулся на препятствие. «Авария? Вселенская катастрофа?!» Впрочем, во сне чего только ни привидится. Когда Булгаков открыл глаза, он обнаружил, что за окном ночь, трамвай стоит у Новодевичьего монастыря, ну а в вагоне ни души. И только некто с растрёпанными, соломенного цвета лохмами склонился над его лицом, выражая неподдельное сочувствие:
– Как себя чувствуете? Не ушиблись? А я было подумал, что всё, кирдык… Что ж это вы, милейший? Негоже спать по ночам в трамвае, так ведь не проснуться можно. И никакой Платов вам не поможет…
Блондин продолжал что-то говорить, однако странное сочетание нестриженой головы и английского акцента заставило Булгакова усомниться в реальности происходящего. Самое верное средство – это ущипнуть себя, что и попытался тут же сделать. Но в темноте ненароком промахнулся… Раздался дикий крик, и англичанин вывалился из трамвая на заснеженную мостовую. Сидя прямо на снегу, он потирал израненную ляжку и причитал:
– Вот так всегда! Узнаю русских! Ты к ним с открытым сердцем, а они…
Теперь уже Булгаков вынужден был выражать сочувствие:
– Вы извините, это случайно получилось. Вам помочь?
Нестриженный аж подскочил на месте.
– Что? Кому вы это говорите? Мы не нуждаемся в вашей помощи. Мы сами готовы кому угодно помогать! – и уточнил, скорчив презрительную рожу: – Но только не России.
«С чего бы это? Может быть, сбежал из Кащенки? Впрочем, судя по элегантному двубортному редингтону, скорее дипломат или кинорежиссёр. Где-то накачался виски или пивом и вот теперь бродит по ночной Москве, пугая редких пассажиров и прохожих. Хотя, кто знает… Не исключено, что всё это всерьёз». Так размышлял Булгаков, а затем спросил:
– Так чем русские перед вами провинились?
– Ну как же! Вы разве не знаете, что ваши эмигранты мрут у нас, как мухи.
– А мы-то тут при чём?
– My God! Как это при чём? Разве вы не поняли, что Платов это сатана? Точь-в-точь вылитая копия Воланда!
– Я бы так не сказал, – возразил Булгаков, хотя время от времени и у него возникали такие подозрения.
– Да что тут говорить, не вы ли Шарикова превратили в бродящую собаку?
– Ну, было дело, написал роман…
– Ага! – вскричал англичанин и тут же весьма изящно перескочил на другую тему. – И что вы лично за это получили? Вас и травили в печати, и книги ваши отказываются издавать, вас даже не пускают за границу! Да что говорить, другой на вашем месте давно бы руки на себя… – но спохватившись, замолчал на полуслове.
– Что поделаешь, такова реальность, – тяжело вздохнув, признал Булгаков. – Впрочем, вам-то какое дело до всего этого? Вы, простите, кто?
– Борис, – последовал лаконичный ответ.
– Это который?
– Джексон.
– Не слыхал.
– Так я и говорю! Тёмный, необразованный народ! Зачем вы лезете туда, куда не просят?
– Вы про трамвай?
– Не смешно! Это явно не английский юмор, – поморщился нестриженый. – Я говорю про Сирию, про Украину. Зачем вы аннексировали Крым?
– Крым наш! – вскричал Булгаков. – И останется нашим навсегда.
– Ну вот, и этот начитался кремлёвских методичек! И сколько они вам заплатили?
– Мне деньги платит не Кремль, а Большой театр…
– Ага! Очень ценное признание! Оказывается, и театр вы превратили в филиал Кремля. Или он подчиняется Лубянке?
– Не порите чушь! – Булгакову стоило огромного труда, чтобы удержаться в рамках приличий. – При чём тут Кремль? При чём Лубянка? И какое отношение к России имеет эта Сирия? Там же французы теперь правят, – и криво усмехнувшись, добавил: – Если не умеете пить, сидите дома и помалкивайте! Вам должно быть стыдно! Страна Шекспира и Байрона, а тут…
На этом выяснение отношений следовало бы закончить, но, судя по всему, англичанин имел какой-то план:
– Зря вы так! Я ведь желаю вам добра. Цивилизованный мир должен заботиться о талантливых писателях, – тут он прищурил глаз. – Хотите, сделаем вам Нобелевскую премию?
«Вот неожиданный поворот! А что, если не врёт?» К этой приятной мысли примешивалось недоумение: «Я ведь ещё не дописал "Мастера и Маргариту"… Нет, это явно преждевременно! И что они ко мне пристали? То Платов, то этот непричёсанный. Что, других писателей у них нет?» Однако на всякий случай поинтересовался:
– А что взамен? Куда вы меня тянете?
– Ах, поверьте, Михаил! Тут нет никакого криминала. Так, сущая безделица. Дело в том, что наша разведка доложила, будто вы пишете роман.
– Допустим.
– Так вот, не могли бы вы слегка подкорректировать сюжет? Ну чтобы мастер с Маргаритой нашли приют не в домике под вишнями, а непременно в Англии. Как вам такая мысль?
– Даже и не знаю. А что, разве в Англии вишни не растут?
– Растут, растут! – радостно воскликнул Джексон. – Более того, сорт «Tai Haku» был завезён в Японию из графства… как его… Ах да, Уилтшир!
– Япония тут при чём?
– Вы правы, бог с ней, с Японией! Проблема в том, что в вашем романе об Англии сказано слишком уж расплывчато, туманно. Кстати, и про лондонский туман могли бы написать так, чтобы всем всё стало ясно. Ну вот, к примеру, – и Джексон процитировал: – «Маргарита тихо подъехала по воздуху к меловому обрыву. За этим обрывом внизу, в тени, лежала река. Туман висел и цеплялся за кусты внизу вертикального обрыва, а противоположный берег был плоский, низменный». Ну что вам стоит указать, что это берег Темзы?
«Действительно, почему бы нет, если человек так просит. Меня от этого не будет, а у читателя не будет возникать вопросов. Можно даже указать улицу и номер дома…» Но вдруг Булгаков спохватился:
– Постойте, но вы же сами говорили, что в Англии эмигранты из России мрут… – при этих словах он ощутил, как холодок пробежал по его спине.
– Клятвенно обещаю, что вас… простите, мастера это не коснётся! – взмолился Джексон. – Мы даже поставим полисмена у ворот. Но если всё-таки такая неприятность вдруг произойдёт, определим в самую лучшую больницу.
«Ничего себе, приятная перспектива! Было желание обрести покой, а тут предлагают полежать под капельницей».
– Нет, Англия не подойдёт! – сказал, словно бы отрезал.
Нечёсаный враз переменился в лице, выпятил нижнюю губу и смерил взглядом писателя с ног до головы. И даже белобрысые лохмы Джексона теперь выглядели так, как будто прикрывали маленькие рожки. «Вот этот точно похож на сатану, – к такому выводу пришёл Булгаков. – Словно бы прикидывает, умещусь ли в гроб, и не надо ли меня слегка укоротить. Да вот и кладбище тут неподалёку. Место для погребения почётное, никто не спорит, однако хотелось бы ещё пожить».
– Ладно, – процедил сквозь зубы Джексон. – Нет так нет, ничего тут не поделаешь. Вспомните про меня когда-нибудь, но будет поздно, – и добавил уже более миролюбивым тоном: – Ведь вы же с Украины, вы киевский! Чего вам за Москву цепляться?
– Мне и здесь не так уж плохо.
– Чёрт с вами! Счастливо оставаться! – сказал, не глядя на Булгакова, сунул ему в руку визитную карточку и сгинул в темноте.
«К чему бы это? Может быть, какой-то знак? Стоило появиться на Патриарших этому трамваю, тут всё и началось! И почему этот Джексон упомянул о Платове? Неужели англичане тоже шляются во времени туда-сюда? И уж совсем неправдоподобно, чтобы Платов появился здесь только для того, чтобы побеседовать со мной».
Чем дольше Булгаков размышлял, тем больше возникало у него вопросов. Он тяжело вздохнул и пошёл по Пироговке к дому № 35а, где снимал квартиру. И только дойдя до него, сообразил, что на дворе теперь 1937-й год, и живёт он в Нащокинском переулке, а не здесь. Вот до чего доводят эти нежданные встречи с посланцами из другого времени! Ну что ж, придётся пешком тащиться на Пречистенку, поскольку трамваи, к сожалению, уже не ходят.
Глава 7. Предчувствие беды
Той ночью в квартире, что располагалась на третьем этаже дома в Чистом переулке, никто не спал. Это и понятно – времени до отъезда оставалось чуть, а предстояло сделать ещё многое. Итак, секретарь, держа наготове маузер, сидел в прихожей и прислушивался к шорохам за входной дверью. Глава Минкульта трудился над составлением очередного канцелярского шедевра под названием «План мероприятий». Филимон, как и положено ему, молился, запершись в кладовке. Ну а зелёное трико сушилось на верёвке в ванной комнате, в то время как его владелица, завернувшись в простыню, заучивала наизусть речь, с которой ей предстояло выступить через пару дней, сразу по возвращении домой. И только Платов занимался важным делом. Что же его так озаботило, если вынужден был даже отказаться от сна?
В самом деле, для этих «временны?х кульбитов» должна быть более серьёзная причина, чем беседа с талантливым писателем. И причина была, причём, если не уделить ей должного внимания, всё может закончиться весьма плачевно и для него, и для страны, – по крайней мере, Платову так казалось, когда он отправлялся в это путешествие. Его беспокоила мысль, что могут повториться события 1923-1924 годов, когда возникла опасность заговора внутри Политбюро, даже появились слухи о планах военного переворота, который замышлял Лев Троцкий. А что если и сейчас? Ведь после изменения состава правительства, что будет сделано вскоре после инаугурации, неизбежно появится много недовольных. В таких условиях заботы о культуре отодвигались на второй план, но вместе с тем, он никак не мог избавиться от мысли, что Булгаков прав. Да, многое в сфере пропаганды и культуры делается по шаблону, без выдумки, без должного интереса к результату, который может быть достигнут, увы, только через много лет. Проблема в том, что тогда уже не с кого и некому спросить, а если у чиновников нет страха получить по шее за содеянное, наивно ожидать просветления в их головах.
Увы, попали не в тот год, не в двадцать пятый – этот год его интересовал, поскольку к тому времени в верхушке партии вроде бы всё успокоилось, и самое время делать выводы. Ну а теперь, коль скоро промахнулись, надо бы использовать возможность из первых рук узнать о том, что готовилось в тридцать седьмом. Чем чёрт не шутит, может быть удастся что-то крайне важное узнать, чтобы потом на практике применить полученную информацию. К этому решению подталкивало и то, что случилось сразу после выборов.
Дело в том, что как раз накануне отъезда из Москвы, утром девятнадцатого, звонит патриарх – даже не дал выспаться после бессонной ночи. «Караул! – кричит. – Владим Владимыч! Вы набрали 76,66 процента!» «Ну и хорошо. Я же надеялся только на три четверти». Опять кричит: «Так 666 – это же число зверя! В Библии упоминается ажник четыре раза. Никак нельзя этого допустить!» И впрямь, непорядок. Пришлось срочно вмешаться: председателю ВЦИК поставили на вид. Константину Эрнсту за то, что не смотрит информационные программы на своём телеканале, – предупреждение о неполном соответствии. Ну а цифирь немного подкорректировали, так, самую малость. Но после этого помощники вдруг в один голос завопили, что поездку надо отметить. Будто бы плохой знак, и всё такое в том же роде. Знают же, что не в его правилах отступать, а всё равно лопочут. Одно верно: следует быть настороже.
Он достал из шкафа металлический кейс, положил на письменный стол и откинул крышку. На вид это был обычный ноутбук – дисплей, клавиатура, видеокамера… Однако вот Платов проделал несколько манипуляций с кнопками, и через несколько минут тьма словно бы сгустилась в углу комнаты, и вот из этой тьмы возник полупрозрачный гражданин – сам в исподнем, а на голове офицерская фуражка. Гражданин стоял, вытянув руки по швам, и, заикаясь от волнения, что-то лепетал, но разобрать слова было невозможно. Да и сама его фигура болталась из стороны в сторону, как от сквозняка.
– Твою мамзель! – не сдержался Платов. – Опять голограмма неустойчивая. Когда вернусь домой, уж я им вставлю по первое число!
Но вот всё успокоилось, и наконец-то можно начинать беседу:
– Ну что, товарищ Тухачевский? Как вам спится? Кошмары пока не беспокоят по ночам?
– Никак нет, товарищ Сталин! Сплю, как сурок, – отвечал гражданин в исподнем. – Но если надо, через полчаса буду на своём рабочем месте. Если только позволите одеться…
– В этом нет необходимости. Передовая советская наука позволяет нам общаться не только по телефону, но и так, в пределах видимости, хотя я нахожусь в Кремле, а вы у себя дома в Богоявленском переулке.
Действительно, в квартире маршала Тухачевского сначала раздался телефонный звонок, а затем случилось почти всё то же самое, что и в комнате, где находился Платов – полупрозрачная фигура так же внезапно появилась в углу, вот только маршал увидел не Платова, а Сталина, причём не в исподнем, а в обычном кителе и в штанах, заправленных в яловые сапоги. Но самое важное – Платов говорил своим обычным голосом, а Тухачевский слышал привычный всем акцент и интонации генсека. Тут нет ничего удивительного – наука двадцать первого века идёт вперёд семимильными шагами, опережая все иные сферы жизнедеятельности человека.
– Товарищ Тухачевский! Мы тут кое с кем посовещались… А не пора ли вам заменить товарища Ворошилова на посту наркома обороны?
– Если партия доверит…
– Раздаются даже голоса, что вы вполне способны справиться и с обязанностями генерального секретаря. Как вам такая перспектива?
– Нет-нет, товарищ Сталин! – вскричал маршал, замахав руками. – Эта должность не по мне. Я ведь солдат и только.
– Все мы солдаты партии… Ну а если всё же допустить этот вариант, какую работу вы бы предложили Сталину?
– И в мыслях не было такого…
– Что ж, даже пенсии не назначите?
– Товарищ Сталин! Вы шутите?
– Какие уж шутки, если речь идёт о руководстве партии…
– Даже и не знаю, что сказать.
– А вы скажите, что говорили товарищам Якиру и Уборевичу во время тайной встречи в Ленинграде.
– Да почему же тайной? Мы регулярно общаемся…
– Ах так! Наверное, обсуждаете и то, что творится в государстве.
– Товарищ Сталин! Как без этого? Все наши мысли о том, как улучшить положение в стране…
– Выходит, Политбюро с этим не справляется?
– Да нет! – опять маршал вскинул руки, изображая несогласие. – Я не то хотел сказать… Дело в том, что мы хотим, как лучше.
– Ваше желание понятно. Но возникает вопрос: лучше для кого?
– Для страны, конечно, для советского народа.
– Это благородная цель. Но как совместимо с благородством то, что вы шушукаетесь за моей спиной?
И в Чистом переулке, и в Богоявленском стало тихо. Похоже, маршал пытался подобрать подходящие слова, но нелегко собраться с мыслями, если стоишь босиком на холодном полу, переступая с ноги на ногу. В темноте куда-то подевались шлёпанцы, а тут ещё генсек задаёт вопрос, на который нет ответа.
Платова именно это занимало: сможет ли человек, припёртый к стенке фактами и аргументами, вывернуться из такого положения? Какие способы для этого найдёт? А ведь Тухачевский весьма опытный, изощрённый тактик, что и доказал в гражданскую войну.
Причина такого интереса состояла в том, что ещё несколько лет назад возникло ощущение опасности. Выступления непримиримой оппозиции его мало волновали – тут враг не скрывает своего лица, и потому можно найти способ, как его нейтрализовать. Но если тебе крепко пожимают руку, преданно смотрят в глаза, и вообще – говорят только приятное… Тогда рано или поздно начинаешь чувствовать: что-то здесь не то. Не может быть так, что они со всем согласны – со всем, что бы он ни предлагал. А если молчат, не возражают – что бы это значило? Либо им на Россию наплевать, поэтому готовы исполнять даже ошибочный приказ. Либо скрывают несогласие, и что тогда? Тогда возможно всё, вплоть до подготовки дворцового переворота. Ну а повод найдётся – например, его болезнь. Или вот, например, – невозможность исполнять свои служебные обязанности…
«О, господи! Как же я не сообразил?» Только сейчас он понял, что «число зверя» выплыло в результатах выборов не зря. Это ни что иное, как предостережение, посланное ему свыше. Нельзя было оставлять Россию без присмотра даже на три дня! И что же теперь делать?
Платов уже не обращал внимания на то, что там лопочет Тухачевский. Завтра проснётся и ничего не вспомнит. Можно выключать прибор – он уже всё понял, а дальнейшее не интересно.
Итак, нужно срочно сворачиваться! Платов дважды хлопнул в ладоши, и через мгновение перед ним стояли секретарь с маузером и дама в простыне.
– Галочка! Собирай чемоданы, мы возвращаемся домой, – и уже обращаясь к секретарю: – Митя! Надеюсь, что трамвай стоит, что называется, «под парами» на Пречистенке?
– Владим Владимыч! Так он же в Краснопресненском депо на техобслуживании.
– Ну вот опять! – всплеснул руками Платов. – Почему я должен соображать один за всех за вас? Ноги в руки и бегом в депо!
– Так ведь метро ещё не работает! – попробовал оправдаться секретарь.
– Чтоб через полчаса доложил мне о боевой готовности!
Митя пулей вылетел из комнаты, а за ним, путаясь в простыне, последовала Галочка. Она была уже в дверях, когда Платов прокричал вдогонку:
– И Филимону скажи, чтобы помолился за меня.
Глава 8. Диверсия в депо
Мите жутко повезло – ему удалось поймать «попутную». Это была водовозка, возвращавшаяся с пожара, причём ехал он, сидя верхом на цистерне, поскольку в кабине свободного места не нашлось. Водитель получил червонец, и было обещано вдвое больше, если домчит за пять минут. Включив сирену, он гнал так, что водовозка на поворотах вставала на два колеса, грозя сбросить щедрого клиента. Но обошлось – Митя чудом удержался.
