скачать книгу бесплатно
Принцесса. Сборник новелл о любви. Том 2
Валентин Колесников
Коллекция новелл о любви состоит из двух томов в отдельных сборниках, ранее опубликованных на сайте ЛитРес произведений автора, в которой отображены персонажи, негаданно-нежданно настигнутые страстной любовью друг к другу. Невзирая на их устремления и деловую занятость, любовь ломает все планы, переворачивая жизнь каждого из них с ног на голову…
Валентин Колесников
Принцесса. Сборник новелл о любви. Том 2
Райская Обитель
Отрывок из романа Фаетон, в котором Аня Кразимова, жена пропавшего без вести мужа, выполнявшего научно-исследовательский космический полет, неожиданно получает загадочное письмо, информация из которого меняет жизнь, наполняя приключениями…
Глава первая
Анна Кразимова открыла глаза, лежа в постели. Ее разбудил настойчивый звонок в дверь. Уже три долгих года никаких известий от Лени. Хоть и сообщили ей о том, что ее муж пропал без вести. Но в глубине души ей не верилось в это страшное известие. Она ни на минуту не сомневалась в том, что ее Леня жив и обязательно, когда ни будь подаст весточку о себе. И вдруг этот звонок в дверь. Она сонно взглянула на часы, мерно тикающие в углу, свадебный подарок генерала Гаринова Алексея Алексеевича. Стрелки этих массивных антикварных часов показывали без десяти минут девять.
«Снова проспала. – Подумалось ей, – Опять будут ворчать в детском садике воспитательницы Димочки».
Она вскочила с постели, накидывая на ходу халат на ночную рубашку, и выбежала в коридор, направляясь к входной двери. На пороге стоял почтальон.
– Распишитесь, пожалуйста. – Сходу, сказал он.
– За что я должна расписываться?! – настороженно спросила Аня.
– Вам пришло письмо из- за границы с уведомлением. – Настаивал почтальон. Он, очевидно, торопился и в нетерпении протягивал регистрационный журнал с красным бланком уведомления. В журнале напротив ее фамилии стояла свободная клеточка.
– Такие журналы обычно на почте имеются и туда ходят для получения заказных писем с уведомлением. – Отвечала Аня.
– Мне некогда с Вами, мадам, вести дискуссию по этому поводу, поэтому прошу Вас, распишитесь. – Он ткнул пальцем в графу, и дал ей ручку для росписи. Аня, вздохнула, и поставила свою подпись.
– Пожалуйста, и здесь! – он показал ей свободную графу на красном бланке уведомления. Аня снова вздохнула и расписалась на бланке. Почтальон в свою очередь вздохнул и выразительно посмотрел в глаза Ани, вручая конверт. На конверте был чилийский адрес и почти весь он был обклеен красивыми марками. Странный был этот конверт, без обратного адреса и без имени отправителя. На нем лишь значилось, что это Чили, «Вилла Бавария». Аня удивленно рассматривала конверт, вертя его в руках, неожиданно вспомнив о том, что надо вести Диму в детский сад, бросила конверт на столик у зеркала.
– Мама! – послышался голос малыша из соседней комнаты. – Что, папа пришел?!
Аня глубоко и чувственно вздохнула: – Нет, сына, это был почтальон! Принес, какое- то письмо!
– Печкин? – серьезно спросил малыш. О почтальоне он знал из знакомого мультфильма и искренне верил в то, что однажды и в их дверь постучится почтальон и непременно это будет почтальон Печкин из Простоквашино и принесет то заветное письмо от папы, которое так он ждет и надеется, что все равно отец непременно напишет ему и маме. Просто папа очень занят и ему некогда. Всякий раз, как день подходил к вечерней заре, и Диме приходила пора, ложится спать, он думал об одном и том же, что наступит следующий день и письмо придет завтра.
– Мама, а это письмо от папы? – Спрашивал с нескрываемым любопытством сын.
– Нет, снова из какой ни будь христианской секты с приглашением прийти на собрание.
– И ты пойдешь?
– Конечно, нет, сынок, у меня много дел и дома и на работе.
Дима вздохнул, как совсем взрослый. На пороге своей комнаты показался мальчик пяти лет в пижаме расписанной цветными картинками из грибов и бабочек. Он сонно потер глаза кулачками и вошел в туалетную комнату.
На улице день встретил Аню мартовской оттепелью. Хмурое небо укрыто тяжелыми свинцовыми тучами. Падал редкий мокрый снег с крупными каплями дождя. Порывы холодного ветра бросали мокрую хлябь в лицо, задувая холод под шарф. Кутаясь и стараясь, отвернутся от брызг, по набережной Москвы реки Аня шла с Димой к детскому саду. Малыш крепко держался за руку матери, и они вскоре вышли к перекрестку, где на противоположной стороне улицы был детский садик.
– Вы бы еще к обеду привели! – Встретила их воспитательница детского сада.
– Ну, знаете, я и так не успеваю выспаться после дежурства! – В сердцах парировала Аня.
– А что же муж то твой, денег не дает? – ехидно спросила та.
Непроизвольно на глаза накатились слезы.
– Я уже три года живу в неведении, и никто не может сказать, где он?!
– Что же ты его так любила, что он удрал? – наседала воспитательница.
– Послушайте, Вы, если Вы еще раз в подобном тоне будете допрашивать меня, я буду жаловаться на Вас!
– Ой, ой, ой, напугала то как! – на ходу, уводя мальчика за руку в детскую раздевалку, бросила та в ответ. Аня, шмыгая носом, утирала слезы платком. Она выбежала на улицу. Мелкий снег с дождем бросался мокрой пеленой в лицо. Стало еще противнее на душе. К испорченному настроению добавились не проходящая слякоть. И тягостное одиночество вновь завладело всем ее существом. Все на свете в эти минуты казалось, ей было скверно. Аня уже считала, что ее Леня жив и что с ним произошло что- то из ряда вон выходящее, и поэтому он не может сообщить о себе. На эти мысли ее наводили действия властей такие, что в случае гибели мужа ей как жене Героя России положена была быть хорошая пенсия. Но вместо этого его семью лишили подаренной государством дачи и не назначили достойной пенсии. Ане было вручено лишь сообщение на бланке Министерства Обороны, что ее муж пропал без вести. Вскоре на работе в престижном медицинском учреждении главврач вызвал ее к себе и объявил категорическим тоном, не терпящим возражений, что она уволена за недобросовестное отношение к работе. По сути дела, это был волчий билет. С такой формулировкой в трудовой книжке ее не примут на работу даже в места не столь отдаленные. Ей все же удалось устроиться дежурной санитаркой в дом для престарелых инвалидов, бывших военных, где приходилось выполнять порой грязную и не благодарную работу по уходу за больными. Денег на все не хватало. И они с Димой перебивались, как могли. Такое положение дел в семье не могло, не отразится на отношениях с окружающими. И первым делом соседи по лестничной площадке. Все вдруг перестали здороваться, другие демонстративно отворачивались, проходя мимо Ани с Димой. Только Анна Собинова была частым гостем у Казимовых. Но свалившаяся и на ее голову беда вконец подкосила молодую женщину. Анна стала пить, заглушая водкой тяготы жизни.
«Ты хоть имеешь сына! – часто говорила она пьяным голосом, – А у меня никого нет», – наливая себе в очередной граненый стакан водки, говорила она Ане, которая в это время готовила скудный ужин. Аня часто задумывалась над переменой в характере подруги и удивлялась тому, почему Собинова могла разговаривать с ней Аней только в пьяном состоянии? В то время, когда Ане, как никогда, нужна была дружеская поддержка, чтобы хоть как- то разобраться в этой жизненной ситуации и что- то предпринять. Когда Кразимова шла на дежурство в свой дом престарелых инвалидов, Собинова сидела с Димой. Отводила его в детский сад и забирала его из детского сада. Собинова не бросала подругу в беде, но разговаривать с Аней в трезвом состоянии по- прежнему отказывалась. Аня при этом чувствовала себя, каким- то катализатором, побуждающим Собинову к выпивке. И когда, однажды, Аня сказала ей об этом, та стала плакать. Сквозь слезы, объясняя Ане, что с ней слишком печально становиться из- за того, что она напоминает ей лучшие годы.
Дождь со снегом слепил глаза. На челке, выбившейся из пухового платка, таяли снежинки. Талая вода неприятной мокротой щекотала лоб и щеки. Женщина часто смахивала воду с лица носовым платком, промокшим насквозь.
«Вот снова не взяла зонтик». – Сетовала она на свою забывчивость. Аня медленно брела тротуаром вдоль набережной. Мимо с шумом и брызгами проносились машины, обдавая мокрой слякотью шоссе. Возле дома, где жила Аня было уютное кафе, куда она решила зайти. И путь из детского садика казался ей уже не таким безнадежно хмурым. Согретым этим маячившим впереди мигающей рекламой близким теплом, в которое она может сейчас войти. В кафе, усевшись у окна за столиком, было особенно уютно наблюдать за кутающимися в одежды прохожими и за пасмурной непогодой за окном. Официантка принесла ей чашечку двойного кофе. Поблагодарив ее, Аня стала с наслаждением вкушать маленькими глоточками бодрящий напиток и с каждым глоточком силы ее удваивались, прогоняя усталость, вселяя бодрость и какую- то уверенность в себе. Мысли яснее и четче освежили память, настроение улучшилось. Внезапно ей вспомнился утренний визит почтальона и это странное письмо. Но почему из Чили? Почему, из какой- то виллы? Ведь виллами в Латинской Америке принято называть фермерские хозяйства. А, это, наверное, приглашение на сельхоз работу для заработков, строила догадки Аня. Либо снова, какой ни будь проповедник, одной из многочисленных сект приглашает связаться с ним по почте для оказания благотворительной помощи. Либо кто- то хочет завязать дружественные контакты. Так и не определив принадлежность письма, Аня вышла из кафе и направилась домой.
У порога своей квартиры в луже собственной мочи обильно окрашенной менструальной кровью лежала, похрапывая, Анна Собинова. Лужа красной кровью растеклась на лестничной площадке, издавая неприятный гнилостный запах. Аня в ужасе схватилась обеими руками за голову. Но времени на раздумье не было, опомнившись, она быстро втащила подругу в коридор квартиры под ее пьяную бессвязную воркотню. Затем, налив в пластмассовое ведро теплой воды, обильно добавила в ведро стирального порошка и быстро вышла убирать лужу с лестничной площадки. Покончив с уборкой, принялась за подругу. Та сопротивлялась, изрыгая отборные проклятия в адрес неизвестно кого, не давала себя раздевать. Аня, молча, снимала с нее мокрую неприятно пахнувшую одежду и бросала ее в выварку для белья. Затем затащила подругу в ванную и, поливая холодным душем, старалась привести ее в чувство. Это ей, в конце концов, удалось.
– Ты кто?! – спросила сквозь расплывчатый туман в глазах Собинова, лежа под струями холодного душа.
– А, так ты меня еще не узнаешь?!
– А, а, это ты Аня?
– Как видишь, я!
– А я к тебе собиралась, а ты уже здесь.
– Ты много выпила, Анна.
– А, пустяки. – Отвечала Собинова.
– Тебе нельзя больше.
– Хорошо, это в последний раз. Больше не буду этой гадости в рот брать.
Аня вымыла ее теплым душем. Затем дала чистое полотенце. Анна уже сама была в состоянии вытирать себя. Вскоре она вышла из ванной в махровом Анином халате и не обращая внимания на подругу, рухнула в ее постель, погружаясь в почти бессознательный сон. Аня занялась ее грязной одеждой. Выстирав в стиральной машине и высушив там, она разгладила одежду и развесила ее на стуле у изголовья спящей подруги. И только после этого вспомнила о письме. Но опять за работой над грязной одеждой Анны Собиновой Аня провела весь остаток дня. Время быстро и бесповоротно промелькнуло, как одно мгновение. Пришла пора, идти за ребенком в детский садик. И чтение письма пришлось отложить. Накинув на себя ветхое пальтишко, и, обвязав голову пуховым платком, она вышла в снежную мглу улицы…
Когда Аня вернулась с Димой вся в снежной слипшейся пыли на пуховом платке и на плечах пальто, Дима, глядя на маму, восхищенно воскликнул:
– Мама ты так похожа на Снегурочку деда Мороза!
– Ой, сынок, мне еще Снегурочкой не хватало побывать?
Они сняли с себя верхнюю одежду, причем Дима это делал с серьезным видом «по-взрослому» подражая мужчинам, в которых он успел уже, научится, внимательно наблюдая в телевизоре. Аня, глядя на сына, не переставала ухмыляться, замечая эту взрослость. Когда они справились с одеждой, Аня сказала:
– Сын, иди в свою комнату, а мне надо с тетей Анной поговорить!
– Да, мама! – он послушно ушел к себе.
Анна сидела за кухонным столом и пила крепкий кофе. Ее руки дрожали, как в лихорадке. Под глазами образовались черные круги. Ей было плохо.
– Ты мне, скажи, подруга, как ты очутилась под моей дверью?! – Спросила ее вошедшая Аня.
– Анюта, я ничего не помню! Поверь мне! Я не помню, как пила водку. Я даже не помню, как и с кем! – Всхлипывая, глотая слова, оправдывалась Собинова, как провинившаяся школьница перед классным руководителем. Шмыгая носом, Анна утирала слезы дрожащими сжатыми в кулаки руками. За спиной Ани неожиданно появился Дима. Он смотрел на Анну широко- открытыми глазами:
– Тете Анне плохо?!
Аня взяла сына за руку:
– Идем, идем, сына. Ты, почему не снял теплый комбинезон?! – Озадачила она Диму и увела в его комнату. Это дало немного времени обдумать ситуацию и что- то решить с незадачливой подругой, вернее с ее пагубной привычкой. Аня твердо решила поговорить и поговорить с ней серьезно о пьянстве и постараться раз и навсегда положить этому конец. Но это, же только ее, может быть очень наивное и неуверенное желание помочь подруге, а захочется Собиновой, это еще вопрос. В конечном итоге это зависит только от самой Анны. И только тогда, когда она поймет свое никчемное существование и начнет бороться с этой привычкой и только так можно побороть этот недуг. Раздев сына, Аня вышла к Анне на кухню.
– А вот и ты? – Встретила ее Собинова. Она по- прежнему сидела за столом, допивая кофе.
– Я хотела с тобой поговорить! – сходу взялась за дело Аня.
– О чем нам подруга говорить?
– О тебе!
– Вот еще! Опять начинаются воспитательные меры! Ты мен, что, мой Леня, что будешь воспитывать, а?! – по ее побелевшему от злости лицу пошли красные пятная. Это не сулило ничего хорошего для Ани. Слова ее отлетали от несчастной Анны, как горох от стенки и только вызывали в ней необоснованную злость. Аня впервые в жизни разозлилась на нее:
– Ты что, хочешь ходить по улицам, ка воскресший зомби?! Тебя, что ничего не интересует, кроме этой убийственной выпивки?!
– Ой, не напоминай мне о водке, меня и так тошнить! Да мне сейчас и жить то не хочется, пойми ты!
Аня в своем порыве помощи наткнулась на непробиваемую броню, обернутую вокруг Собиновой, и не дающую достучатся до ее больного состояния. И ничто не могло сдвинуть, разрушить этот кокон, ставший препятствием между ними.
– Я сейчас уйду! – Бубнила Анна, – Чтобы не мешать вам с Димой.
Слезы катились по ее щекам. Ане до глубины души было ее жаль. Но она твердо решила ее не удерживать:
– Иди! – Неожиданно сказала она. – Я тебя не держу!
Анна вскочила со своего стула и бросилась, рыдая, в спальню, где висела на стуле выстиранная Аней ее одежда. Послышалась возня в комнате. Через некоторое время она вышла одетая в коридор. Стала нервно искать свое пальто на вешалке, среди висевшей верхней одежды.
– Ну, где же оно!
Аня наблюдала издали за ее возней: – Я его постирала. Оно в ванной на змеевике сушится. – Ответила Аня. Анна опустилась на коридорный телефонный столик. Ане стало, снова жаль подругу:
– Да и куда ты пойдешь? – вдруг, дрогнувшим голосом, сжалилась Кразимова.
– Что верно, то верно. – Ответила Анна. Она медленно поднялась со столика, намереваясь спрятать на кухне брызнувшие из глаз слезы в два ручья. Вставая, она непроизвольно сбросила на пол письмо, на котором успела посидеть:
– Ой, что это?! – она машинально подняла с пола конверт.
– Это мне! – ответила Аня. Сунув конверт в руку Кразимовой, она убежала на кухню. Вскоре оттуда стали доноситься ее рыдания. Аня, повертев в руках конверт, решила отвлечь подругу от нервного срыва. И письмо оказалось, весьма, кстати. Она с конвертом вернулась на кухню к рыдающей подруге:
– Ну, не плачь. Давай, лучше, это письмо почитаем. Наверняка, от какой- то секты из- за границы с предложением вступить. И наверняка, какие- нибудь любители погреть руки на доверчивых гражданах.
Анна перестала всхлипывать. Вытерла слезы. Сказала:
– Ох, Анюта, я, может быть, и пить то начала из- за этого.
– Да знаем, знаем.
– Ты помнишь, когда это началось с судебными разбирательствами генерала Гаринова?
– Конечно, помню.
– Вот тогда и с работы поперли. А потом эти бесконечные обыски и засады у нас на квартирах. Я тогда и не выдержала. В секте было поначалу приятно и спокойно. Я снова обрела семью таких же обездоленных, как и сама.
– Да, да, конечно. – Поддакивая Анне, Кразимова видела, что она успокоилась, и можно было вести разговор в спокойном русле.
– Ведь тогда исчезли они все внезапно. А нас стали таскать, выяснять не спрятали мы их. Столько нервов истрепали нам. – Говорила Собинова, вздыхая на грани разрыдаться вновь.
– Ну и ты решила вступить в секту. Продала квартиру, отдала деньги так называемому учителю и…
– И оказалась на улице.
– Но ты, наверное, забыла, что у тебя была и есть я! – гордо заметила Аня. Собинова с грустью посмотрела на подругу и тихим голосом промолвила:
– Тогда вот я и начала лечится водкой.
Чтобы как- то сменить тему разговора, Аня указала на письмо и заявила:
– Честно, хотела выбросить в мусоросборник, но уж когда тут такие страсти с тобой происходят, давай, почитаем, что там. Выбросить всегда можно, вместе посмеемся над этими ловцами человеческих душ.
– Письмо это не имеет сейчас никакого значения для меня. Но, все же давай вскрывай Анюта, посмотрим, что там!
Аня достала из кухонного шкафа столовый нож и, проткнув им, конверт, вскрыла его. Внутри оказались аккуратно упакованными в еще один конверт поменьше цветные фотографии, и был приложен исписанный листок ровным каллиграфическим почерком. Аня вынула этот листок, сказала:
– Почерком таким писала Эльза Эдуардовна. Ба! Да это же от нее письмо!
– Ты, что, серьезно?! – вскрикнула от неожиданности и в крайнем удивлении Собинова.
– Да посмотри, вот в конце ее подпись.
– Что же ты медлишь?! Читай!
Аня стала читать письмо, время, от времени отрывая глаза от чтения в крайнем удивлении, комментируя прочитанное:
– Как же так?! Ведь Вилла была основана нацистским преступником еще в тысяча девятьсот шестьдесят первом году! И там, вдруг, оказывается генерал и Эльза Эдуардовна!
