скачать книгу бесплатно
Без пяти девять вхожу в кабинет Белова. Все оперативники уже в сборе. Опустив седеющую голову, Белов медленно расхаживает из угла в угол. Заметив меня, останавливается и, кивком ответив на приветствие, сухо говорит:
– Что ж, начнём, пожалуй. У кого какие версии по «Бирюзе»?
Присаживаюсь на единственный свободный стул у окна. Оглядываю собравшихся. Лица у всех озабоченные, глаза хмурые. Многие, наверное, не спали.
– Значит, неизвестные подъехали к магазину на такси? Чьё оно? Кто шофёр? – снова спрашивает Белов, ни к кому конкретно не обращаясь.
Первым отвечает старший оперуполномоченный Сергей Наумов. Ему недавно исполнилось тридцать, он тремя годами моложе меня, а уже считается одним из опытнейших розыскников…
– Такси принадлежит второму автопарку, – говорит Наумов, легко поднявшись с дивана. – За машиной закреплены два водителя – Власов Николай Григорьевич, старый кадровый работник, и его молодой сменщик Водолазкин Владимир Константинович, выпускник автошколы. Вчера вечером работал Власов. По его словам, такси просто-напросто угнали, когда он отлучился в столовую поужинать. Машину его мы пока не нашли.
Густые нависшие брови Белова опускаются ещё ниже:
– А не может он быть соучастником этого преступления?
Наумов задумчиво приглаживает свои русые волосы и не сразу, но возражает:
– Маловероятно, Александр Петрович. Человек он пожилой, передовик труда, вырастил двоих детей, имеет внуков. Маловероятно…
Белов подходит к окну, разглядывает улицу. С каждой минутой солнце всё ярче заливает своими лучами кабинет, всё громче нарастает шум города. Где-то там, в его необъятных недрах, скрываются от нас те, кого мы ищем.
– А что говорят свидетели? – спрашивает Белов.
Наумов садится, а с дивана поднимается рослый и плечистый, всегда щеголевато одетый оперуполномоченный Громов, мой хороший товарищ и ровесник. На его широком лице отражается глубокая задумчивость. Он достаёт из кармана замшевой куртки небольшой блокнот, заглядывает в него и неторопливо начинает докладывать:
– Свидетелей, паренька и старушку, мы установили следующим образом…
Белов резко поворачивается к нему:
– Я не спрашиваю, как вы разыскали студента Бубнова и пенсионерку Малинину, – обрывает он Громова. – Что они рассказывают? У нас есть фотография Власова?
Громов растерянно поправляет сверкающий золотыми нитями галстук.
Я спешу на выручку Громову. Ведь опрашивать свидетелей пришлось мне, а не ему.
– И фотография есть, и показывали её, – говорю, поднимаясь. – За рулём такси сидела женщина. Разглядеть её свидетели не сумели, а вот мужчину, что находился в салоне машины, запомнили: худощавый, смуглый парень… Словом, не Власов. Поскольку Бубнов учится в художественном училище, я попросил его набросать хотя бы приблизительный портрет этого человека. Бубнов сразу согласился и вот-вот должен его принести.
Я сажусь, а Белов возвращается к столу, грузно опускается в кресло, задумывается. То, что он повысил сегодня голос, совсем не характерно для него. Да и Громов, несмотря на своё щегольство и многословие, отнюдь не пустозвон, зарекомендовал себя умелым и знающим работником. Но сегодня время не наш союзник, подхлёстывает и Белова.
Он поднимает голову.
– У вас всё? – спрашивает Громова.
– Нет, – торопливо отзывается тот. – Разрешите высказать свои соображения?
– Ну-ну… – смягчается Белов. – Выкладывайте.
– Полагаю, что преступники вели многодневное тщательное наблюдение за магазином, – оживляется Громов, и сеточка мелких морщинок на его загорелом лице сразу исчезает.
– Почему вы так думаете?
– Уж очень чисто сработали, вернее – дерзко. Надо бы выяснить, кто в последнее время крутился у «Бирюзы».
«Ай да молодец Громов! С языка у меня сорвал».
– Резонно, – соглашается и Белов. – Вот вы с Наумовым и отработайте эту версию. Может, кто-нибудь из наших «крестников» отличился.
Да! Представляю, каково придётся моим друзьям. В городе проживает не один десяток человек, уже на практике познакомившихся с уголовным кодексом. Кто из них где и как проводил вчерашний вечер? Выяснить это – задача не из лёгких. Очень даже не из лёгких!
Однако, как я смотрю, Громова она ничуть не смущает. Он переглядывается с Наумовым, приподнимает, чтобы не помять, стрелки светлых, хорошо отутюженных брюк, садится и быстро пишет что-то в блокноте.
– Та-ак… – продолжает Белов. – А теперь послушаем товарища Демичевского.
Он устремляет на меня пытливый взгляд и после короткой паузы спрашивает:
– В чём нужна помощь? Зацепок-то почти нет.
Я опять поднимаюсь, ещё раз оглядываю всех и говорю:
– Почему нет? Взять хотя бы пропавшее такси. Оно как раз такое звено, за которое мы можем ухватиться. Надо подключить к нам в помощь патрульно-постовую службу и участковых инспекторов. Следует осмотреть все дворы, гаражи, тупики и переулки… Ведь где-то оставлена эта машина!
Белов кивает. Я уверен, эта мысль пришла и к нему.
– Теперь второе… Насчёт предположения Громова о том, что за «Бирюзой» велось наблюдение… В первую очередь, нужно ещё раз опросить работников магазина и жителей прилегающих домов. Может, действительно в последние дни кто-то мозолил им глаза.
Белов снова молча кивает и делает в еженедельнике пометку.
– И третье… Не мешало бы посмотреть дела о преступлениях, совершённых в городе с применением огнестрельного оружия. Сегодня я направляю для исследования пулю и гильзу, что нашли в магазине. Как знать, может, сопоставление данных проверок с материалами этих дел и выведет нас на след преступников.
Мы обговариваем с оперативниками ещё ряд вопросов и расходимся. Я с нетерпением жду Бубнова. Он обещал подойти в десять, а на моих часах уже двадцать минут одиннадцатого.
Ну вот, кажется, он и пришёл. Слышу негромкий стук в дверь и поспешно откликаюсь:
– Войдите!
В узкую щель двери сначала осторожно просовывается широколобая голова Бубнова, а затем и сам парень показывается на пороге. Стеснительно улыбаясь, подходит к столу и показывает мне небольшой конверт.
– Вот. Принёс… Как просили.
Он аккуратно вскрывает конверт, бережно достаёт из него листок бумаги, расцвеченный акварелью.
Первое впечатление – меня обманывают. Это не может быть рисованным портретом. Это цветная, мастерски выполненная фотография. Но шероховатость бумаги и некоторая расплывчатость красок на ней убеждают: портрет рисованный.
Но до чего живое лицо! Плотно сомкнуты тонкие губы, сжаты крылья такого же тонкого носа, тревожно прищурены миндалевидные, тёмные, словно маслины, глаза, нахмурены чёрные брови. Невысокий чистый лоб и густые, с красивой укладкой волосы.
Моё долгое молчание, вызванное изучением портрета, Бубнов воспринимает как недоверие к его работе. Он смущённо бормочет:
– Может, не совсем точно изобразил… Видел-то человека мельком… Если бы он не в машине сидел, а в студии позировал, да при хорошем освещении…
В том-то и дело, а он ещё оправдывается! Если ничего не сочинил, то завидная зоркость у парня. Я дружески обнимаю его.
– Всё хорошо. Этот портрет мы сегодня размножим и… словом, спасибо!
Он краснеет как девушка, вскидывает на меня повеселевшие глаза:
– Тогда пойду? У меня скоро занятия.
Прощаемся, и он уходит. Мне тоже не сидится в кабинете, хочется немедленно показать портрет оперативникам Белова: вдруг опознают в нём кого-нибудь из «крестников»?
Но… Как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Все восхищаются мастерством художника, крутят портрет так и сяк, однако признать в нём кого-либо не могут.
– И всё-таки, кого-то он мне напоминает, – мучительно раздумывает Наумов. – Кто это? Кто?..
Ничего, выясним! И выведем на чистую воду. Никуда теперь он от нас не денется. Для начала покажу-ка этот портрет Шляпниковой.
Достаю из сейфа специально приготовленные для подобных случаев два портрета других лиц, беру понятых, вызываю служебную машину и еду в «Бирюзу».
Шляпникова долго вглядывается в портреты, затем указывает на тот из них, что рисовал Бубнов, и чуть дрогнувшим голосом подтверждает: «Он! Очень похож».
Вот и отлично. Как положено, оформляю протокол опознания. Теперь бы пропавшее такси отыскать и его хозяина.
3
Домой опять возвращаюсь поздно. По улицам ещё снуют машины, и я невольно приглядываюсь к ним – не промелькнёт ли такси с номером «37–38»? Ох как нужна мне эта машина! Твёрдо верю, что от неё потянется ниточка к раскрытию разбойного нападения на «Бирюзу».
Жёлтых такси проносится немало, но всё не те, не те…
Вот и мой дом. Лифт быстро поднимает меня на шестой этаж… Не успеваю вытащить из кармана ключ от квартиры, как дверь распахивается – и вижу счастливое, улыбающееся лицо Елены.
– Как хорошо! Как хорошо, что ты всё-таки пришёл, – порывисто восклицает она и втягивает меня в прихожую.
Недоумевая, замираю у порога.
– А что, собственно, случилось? Почему «всё-таки»?
Глаза Елены радостно светятся.
– Потом, потом скажу. Давай переодевайся – и ко мне, в мою келью.
И тут замечаю на Елене нарядное тёмно-зелёное вечернее платье и лёгкий белый шарфик, которые придают ей праздничный вид.
– Какое-нибудь семейное торжество? – догадываюсь наконец.
Она молча кивает.
– И моё присутствие тоже необходимо?
Ещё кивок. И мне ничего не остаётся, как подчиниться и наскоро привести себя в порядок. Непонятно только, почему торжество не в гостиной и так тихо в квартире?
Снимаю запылившуюся форму. Умываюсь. Надеваю белую рубашку, синий галстук. Сдуваю с костюма пылинки. Вглядываюсь в зеркало: на меня смотрит кудрявый, сероглазый, ещё молодой человек, прилично одетый и с не очень скучной физиономией… Так что вроде бы всё нормально, можно идти.
В комнате Елены чуть светится крохотное бра на стене. На полке горит зелёный огонёк магнитолы, слышится приглушённая мелодия блюза. На журнальном столике, придвинутом к тахте, – вазочка с цветами, бутылка шампанского и торт.
Елена сидит на тахте. Густые каштановые волосы рассыпались по плечам.
Присаживаюсь рядом и спрашиваю:
– А-а… Екатерина Ивановна где?
И тут же в ответ слышу тихий серебристый смех:
– Разве со мной тебе не интересно?
Я окончательно теряюсь.
– Почему же… – И чуть не с мольбой снова спрашиваю: – Но объясни, пожалуйста, что всё это значит?
Лена привычным лёгким жестом отбрасывает со лба волосы.
– Мама уехала к тётушке на денёк. Мы с тобой одни… Понимаешь, вчера мне исполнилось двадцать пять. Мы думали отметить это событие, но ты пришёл с работы очень поздно… Давай отметим его сегодня.
Обескураженный, молчу. Так вот почему вчера она была такой грустной… Милая, добрая моя Прекрасная Елена!
Машинально оглядываю комнату. Здесь я впервые. Всё дышит чистотой и уютом… Но почему мне такая честь? А у меня и подарка нет.
Лихорадочно перебираю в памяти скудную обстановку моей комнаты.
Есть! Нашёл! Тут же срываюсь с места:
– Я сейчас… Извини.
И мчусь к себе.
Лена – большая любительница книг, кое-что из них и у меня имеется. Недавно приобрёл по случаю замечательное издание романа «Русский лес». Леонов всегда привлекал меня своим глубоким философским мышлением, афористичностью речи, а тут вдруг – отлично изданный томик! Подписать его – дело одной минуты.
Увидев подарок, Елена вздыхает:
– Ах, Демичевский! Зачем это? Я же знаю, как тебе хотелось заполучить эту книгу.
Спешу развеять её огорчение.
– Ничего. Ещё достану. Лучше прочитай, что я там нацарапал.
Лена раскрывает томик и снова счастливо улыбается, неожиданно награждает меня лёгким поцелуем:
– Спасибо за «Елену Прекрасную» и такой дорогой для меня подарок.
Мы садимся на тахту. Всё так же приглушённо звучит мелодия блюза, в бокалах искрится шампанское, нескрываемой радостью сияют глаза Елены.
