Музей одной естественной истории

скачать книгу бесплатно


В конце второго триместра весь наш курс отвезли на самую настоящую военную базу в богом забытом уголке где-то в Бретани. Чтобы получить заветный проходной балл, мы должны были на три дня забыть о привычной благоустроенной жизни с кофеваркой, микроволновой печкой и службой доставки пиццы, оставить все это сначала за дверьми неповоротливых, как тихоокеанские черепахи, туристических автобусов, а потом – за каменными стенами угрюмого, похожего на тюрьму военного лагеря. Жили мы в условиях поистине спартанских: подъем в пять часов утра, отбой в девять вечера, холодный душ, спальные мешки, консервы, разогретые на керосиновой горелке. В довершение всего нам отчаянно не повезло с погодой: все три дня моросил косой дождь, иногда перераставший в ливень, небо не прояснялось ни на минуту, холодный ветер, дувший с побережья, пробирал до костей.

Единственное упражнение, которое пришлось мне по душе (и, пожалуй, только мне одной), был проход по натянутому над обрывом канату. Мне нравилось смотреть вниз на пенящиеся, бьющиеся о скалы волны, нравилось ощущение легкого головокружения. Должно быть, по этой же причине меня всегда тянуло на последние этажи высоток, в море во время штормового предупреждения и в самые неоднозначные любовные приключения. Моему телу, похоже, нужен был чистый адреналин. Но он не продавался в аптеках ни в таблетках, ни в виде подслащенного сиропа. Иначе этот препарат вместе с Doliprane’ом всегда был бы у меня с собой в сумочке.

Помимо упражнения с канатом, ожидать чего-то из ряда вон выходящего от этого семинара, как и вообще от любых военных сборов, явно не стоило. Помню, как мой двоюродный брат, который много лет назад служил в армии, признавался, что эти два года его жизни были как две страницы, вырванные из книги на самом интересном месте. Конечно, три дня по сравнению с этим – лишь пара неразборчивых слов, размытых каплей воды, упавшей на ту самую страницу. И если бы не события, описанные ниже, то эти дни и вовсе стерлись бы из моей памяти.

Мы приехали на базу вечером перед началом испытаний. За час до отбоя нас собрали в аудитории, чтобы выдать военную форму и распределить по группам. Всего должно было получиться двадцать команд по шесть участников в каждой. Если бы я лучше готовилась к экзамену по математике, то именно в этом месте путеводителя по моему музею я привела бы точный процент вероятности, с которой мы с В. могли оказаться вместе. Но моих скромных познаний хватает лишь на то, чтобы сказать, что шанс этот был ничтожно мал.

Получив безразмерный комбинезон защитного цвета, я устроилась в последнем ряду в актовом зале. Мой взгляд был прикован к экрану, на котором поочередно появлялись фамилии и фотографии моих однокурсников. Как и все, я с жадностью пожирала глазами имена людей, которые должны были стать мне практически родственниками на ближайшие три дня. Мою фамилию назвали первой в составе группы номер пять. Сразу за ней шла фамилия одного японца, затем бразильца, и тут вдруг я увидела имя В. В одно мгновение я получила свою суточную дозу адреналина. Меня словно накрыло морской волной высотой с двухэтажный дом, как на гравюре Хокусая. Я даже не пыталась искать глазами В., а просто откинулась на спинку стула, думая о том, что спальные мешки и ранние подъемы – это не так уж и страшно.

До той поездки мы с В. были едва знакомы, но иногда сталкивались в коридорах общежития, оказывались за одним столиком в кафетерии и в пустых аудиториях после занятий. Мы обменивались многозначительными взглядами, а в переписке обсуждали экзаменационные задания, учебники и всякие пустяки.

Тогда в Бретани, каким-то чудом оказавшись в одной группе, мы с В. будто попали в параллельное измерение. Хотя внешне ничего не изменилось (мы продолжали вместе со всеми пить безвкусный растворимый кофе из алюминиевых кружек на завтрак и делать упражнения под проливным дождем с шести до одиннадцати утра), но в нашей с ним крошечной вселенной больше не действовали законы Ньютона и сила Архимеда. Единственное, что имело значение, – это видим ли мы друг друга, может ли он тайком взять меня за руку или прошептать что-нибудь мне на ухо. Трое суток мы с В. прожили словно за несколько минут.

В последний день семинара командам предстояло выполнить операцию под названием «Раненый солдат». Пользуясь картой и сообщениями с центральной станции, мы должны были найти завернутый в брезент манекен, спрятанный где-то в лесу, и доставить его до вертолетной площадки. После четырех часов поисков наша деморализованная бригада плелась в сторону аэродрома. Отрядом руководил японец, который был в таком отчаянии, что, казалось, в любую секунду мог совершить харакири.

Часть пути пролегала по морскому побережью. Нас заливало дождем, и все были по уши в грязи и песке. Мы с В. брели по пляжу, оставив команду далеко позади. Вскоре с нами поравнялся товарищ по несчастью. «У вас тут что, романтическая прогулка по пляжу? Ничего, что мы там сзади тяжеленный труп тащим?» – с негодованием воскликнул он, и был недалек от истины: несмотря на то что вместо купальника и плавок на нас были промокшие комбинезоны цвета хаки, а в руках вместо бокалов, украшенных разноцветными бумажными зонтиками, – карта и компас, все же это была одна из самых незабываемых прогулок в моей жизни.

Решив дождаться остальных, мы с В. присели на камень. Он сорвал веточку можжевельника, который рос на обочине, отделил один шип от стебля и приставил его к кончику своего носа, утверждая, что так он похож на носорога. Я хохотала до слез. Вообще, в последние пару часов я была немного навеселе: близость к В. опьяняла меня сильнее, чем волшебные пузырьки шампанского, которое в этой суровой обстановке трудно было себе даже представить.

После целого дня под дождем и ветром многие мои однокурсники свалились с простудой. После отбоя, когда я ежилась от холода в коконе своего спального мешка, В. прислал мне сообщение: он тоже не мог заснуть. У него, кажется, поднималась температура. Я тут же предложила ему Doliprane, который, как всегда, был у меня с собой. Мы договорились встретиться через пять минут около лестницы. Я вышла из комнаты и сразу увидела его силуэт, приближавшийся с другого конца коридора. Еще мгновение – и я почувствовала, как его ладонь касается моей щеки. Не помню, отдала ли я ему в конце концов Doliprane, но спустя пару месяцев В. признался, что никакой температуры у него тогда не было, и если бы у меня не оказалось с собой лекарств, то у него был запасной предлог увидеться со мной наедине: он собирался попросить зарядное устройство для телефона.

Eug?ne Rallet

Шампанское, июль 2013

Лето 2013 года было для нас с В. самым незабываемым и самым тяжелым одновременно. Так получилось, что мы провели его в разлуке. Он уже сдал последний экзамен, а мне еще оставалось ждать две недели до конца занятий. В июне я провела несколько дней на семинаре по этике в монастыре Сент-Этьен, а сразу после этого – на свадьбе в Ницце. В те утомительные выходные я проехала за рулем около полутора тысяч километров, но усталость только усиливала мое возбуждение. Мое тело было настолько пропитано счастьем и влюбленностью, что, казалось, они вот-вот начнут сочиться из глаз. Как хорошо, что за вождение автомобиля в состоянии такого опьянения не отбирают права. Даже трехчасовая пробка перед въездом в Марсель по дороге на свадьбу и ранний подъем в придорожной гостинице недалеко от Лиона на обратном пути не могли стереть блаженную улыбку с моего лица. Я выписалась из отеля в полчетвертого утра и отправилась в Париж еще до восхода солнца. Проезжая по трассе А6, я любовалась бледно-розовым рассветом из окон машины. Мне нужно было успеть в университет к началу первой лекции в восемь утра.

В день моего возвращения мы с В. так и не встретились: он улетел с семьей в Италию. Оставил мне ключи от своей комнаты в общежитии, и я часто дремала в его кровати во время обеденного перерыва, счастливая лишь оттого, что могла засыпать и просыпаться на его подушке, в окружении его вещей.

Когда В. вернулся из путешествия, мы снова разминулись: он сразу же уехал на машине в Люксембург подписывать какие-то документы. Я с нетерпением ждала его: наконец мы должны были провести вместе целую неделю! Только мы вдвоем. Драгоценная неделя перед совсем уж невообразимой разлукой в целый месяц, о которой мне было страшно даже подумать. Через семь дней он улетал домой до конца каникул.

В детстве я часто ставила перед собой в воображении всевозможные дилеммы: например, чего бы мне хотелось больше – закончить учебный год на одни пятерки или сделаться чуточку выше, чтобы не стоять последней в линейке на физкультуре; проснуться с длинными кудрявыми волосами вместо моего каре до плеч или чтобы в меня влюбился сосед по парте. И тут же отвечала себе фразой Аглаи Епанчиной из «Идиота»: «Я в торги не вступаю». О, в какие только торги я бы не вступила тем летом, чтобы хоть на час увидеть В.

Наконец долгожданный день наступил. Мы уже давно все обговорили и спланировали: утром он выезжает из Люксембурга, делает небольшой крюк, чтобы отвезти брата в Страсбург, после чего ему остается преодолеть еще пятьсот километров, чтобы через пять часов быть у меня дома.

Разумеется, с самого утра все пошло не по плану. В. задерживался и рассчитывал выехать не раньше двух часов дня. Когда он уже был в дороге, с машиной вдруг что-то случилось: она не разгонялась больше чем до двадцати километров в час и на торпеде горели все лампочки сразу. В довершение всего его телефон почти разрядился. Он все время выключал его, чтобы потом в крайнем случае можно было со мной связаться.

Я ждала от него новостей и целый день не сводила глаз с телефона. С каждым сообщением В. о новых неприятностях мое сердце на мгновение замирало, будто перед мертвой петлей на американских горках, и в следующую секунду стремительно летело вниз, лопаясь, как наполненный водой воздушный шарик, брошенный с балкона пятого этажа. Боль от удара постепенно стихала, растекаясь по всему телу.

Ближе к вечеру В. позвонил: машина заглохла, пришлось отвезти ее обратно в Люксембург на эвакуаторе. Дальше о ней позаботится его брат. Сам же он попытается вернуться в Париж ближайшим поездом и будет у меня через три часа, если, конечно, успеет на вокзал к отправлению экспресса. Он будет держать меня в курсе.

Мои ладони вспотели от волнения, словно я следила за погоней на экране, в сумраке кинозала. Я представила себе ковбоя в широкополой шляпе и остроносых сапогах со шпорами. Мысль метнулась в сторону и ударилась о школьную карту США с розовыми, желтыми и бледно-голубыми штатами, между которыми, словно по линейке, были проведены пунктирные линии. Я вдруг вспомнила об однокласснике-американце, который в тот день как раз отмечал день рождения. В одиночку мне было не убить эти несколько часов до приезда В., и я решила все-таки заглянуть на праздник, хотя еще неделю назад рассыпалась в извинениях, говоря, что у меня ну никак не получится прийти.

Только я взяла трубку, чтобы набрать номер именинника, как на экране высветилась фотография В. Палец скользнул по ней, и телефон заговорил его голосом: он опоздал на поезд до Парижа (мое сердце замерло в той самой точке мертвой петли), и последняя надежда – через двадцать минут сесть на экспресс до Реймса, правда, непонятно, как оттуда добираться до моего дома. Он постарается найти такси.

– Хорошо, давай я приеду за тобой в Реймс на машине. Это всего сто двадцать километров отсюда.

– Ты с ума сошла, скоро стемнеет, как ты поедешь?

– Я знаю, не волнуйся, все будет хорошо.

– Ты уверена?

– Да!

– Yellow blue tibia[3 - Желто-синяя берцовая кость]. – Эта подсказка для пытающихся говорить по-русски иностранцев, замеченная мною в набоковских «Прозрачных вещах», очень нравилась В., хотя он давно научился произносить эти слова без малейшего акцента.

– Я тоже!

– Когда сяду в поезд, позвоню, чтобы ты выезжала.

– Хорошо, я жду.

Через десять минут я услышала в трубке его радостное: «Все в порядке! Я в поезде, можешь выходить из дома». За секунду вылетела из квартиры, сбежала вниз с четвертого этажа, открыла дверь подъезда и… увидела В., стоящего около целой и невредимой машины, с улыбкой до ушей.

– Что же ты за дурак! Сумасшедший! Ты представляешь, как я волновалась?! Я тебя убью когда-нибудь за твои идиотские шуточки! – восклицала я, прижимая его к себе, и мои слова тонули в его поцелуях.

Через несколько минут, когда мы с трудом оторвались друг от друга, В. протянул мне бутылку шампанского Eug?ne Rallet со словами: «Держи, это сувенир из Реймса, купил на вокзале, пока тебя дожидался. Но ты появилась быстрее, чем я думал». – «Не ври, сто раз я была на этом вокзале – это такая дыра, там шампанское даже не продается», – с улыбкой ответила я.

Ёлочные игрушки

Пластик, стекло, Париж, декабрь 2013

В детстве я очень любила мультфильм «Падал прошлогодний снег», где мужик в шапке-ушанке идет в лес за елкой. Ох, уж эти сказки. Ох, уж эти сказочники. Смотреть его утром тридцать первого декабря было ни с чем не сравнимым удовольствием.

В то Рождество я была дома одна, без В. Он уехал на каникулы к родителям. Он должен был объявить им о разводе. А я ждала в гости подругу. Мы с ней вдвоем собирались встретить этот не имеющий к нам никакого отношения католический праздник и поднять бокалы под бой несуществующих курантов.

Утром я пошла за елкой, правда, не в лес и без ушанки. На улицах звенели колокольчики Санта-Клауса, дребезжащий звук «Jingle bells» еще долго отдавался в ушах.

Праздник уже катил в глаза, как зима Стрекозе из известной басни, и все нормальные люди давным-давно купили елки и нарядили их, поэтому выбор на базаре был довольно невелик. Я показала пальцем на уцененное, но все еще сохранившее иголки зеленое деревце, чья макушка едва доходила мне до подбородка. Принесли его домой, оказался он живой. Точнее, она: та, что родилась и росла в лесу, та, что зимой и летом была стройна и зелена. Комната сразу наполнилась хвойным ароматом.

Елочных игрушек у меня не было, и я прикрепила к худеньким игольчатым лапам старые фотографии, ленточки и конфеты в блестящих обертках. Это нехитрое дело заняло у меня не так много времени, которое без В. тянулось бесконечно, словно прилипшая к подошве жевательная резинка. Я заскучала. Моя гостья задерживалась.

Вдруг мой хлипкий журнальный столик задрожал. Это вибрировал телефон, который я оставила на его холодной стеклянной поверхности. С экрана мне улыбалось лицо В. Точнее, его фотография на заставке. Я нажала на зеленую кнопку и услышала долгожданный, такой знакомый голос, заставлявший сжиматься мое трепещущее сердце.

– Любимый…

– Любимая…

Мы молчали и нежно смотрели каждый на свой экран. Иногда слова становятся лишними. Я направила камеру на рождественскую елку. В. расхохотался.

– Baby, – начал он, мешая слова со смехом. – Что это?

– Где?

– Ну вот здесь, прямо передо мной.

– Это зебра. Ну хорошо, хорошо – шучу. Это новогодняя елка.

– You are so funny[4 - Ты такая забавная.], – забавно растягивая слова, проговорил он с нежной улыбкой.

– Тебе нравится?

– Нам нужно серьезно поговорить, – проигнорировал он мой вопрос.

– С удовольствием, – я притворилась, что не боюсь.

– Это очень важно.

– Я готова.

– Отлично. Так вот, детка, мне кажется, у тебя проблемы: ты не знаешь, что такое Christmas tree[5 - Рождественская елка].

– Как это не знаю? Вот же оно.

– Нет, это какой-то Christmas bush[6 - Рождественский куст].

– Прекращай издеваться. Отличная елка, просто маленькая.

– Хочешь, я покажу тебе настоящую елку? Смотри! – и он повернул камеру к двухметровой красавице, одетой в золотистые гирлянды и красные шары. – Вот это называется елка.

– Вот это да! Я бы ни за что не дотащила ее до дома.

– Baby, – лицо его стало серьезным. – Тебе не придется ее тащить. В следующем году мы вместе ее выберем, и я принесу ее к тебе домой на руках. Как несут женщину.

– Правда?

– Правда.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Откуда ты знаешь, что будет через год?

– Поверь мне, я знаю.

Я села на диван и откинулась на спинку. Я боялась и верила, верила и боялась.

Ровно год спустя мы с В. шагали по улице к моему подъезду. Только он и я. Вдвоем. Нет, все же втроем: он, я и двухметровая елка, которую он нес на руках, как женщину. На этот раз гирлянды, лампочки и елочные игрушки я купила заранее.

Жевательная резинка

Каучук, сахар, кукурузный сироп, клубничный ароматизатор, май 2013

Каждый год у нас в университете проводились спортивные соревнования, на которые съезжались студенты со всей Европы. Все, кто учился на нашем курсе, были обязаны участвовать в этой олимпиаде: нужно было либо играть за какую-нибудь команду, либо дежурить в главном здании и на стадионах во время состязаний.

Мне почему-то достались тогда исключительно ночные смены. Три вечера подряд я должна была стоять за барной стойкой и разливать пиво, которое я, кстати сказать, терпеть не могла. Мне куда больше хотелось смешивать коктейли в баре напротив, но поменяться мне не разрешили. Вообще, все девушки, которые дежурили вместе со мной, были очень довольны: ведь пиво пьют в основном мужчины – а значит, более важной стратегической позиции и представить нельзя. И вот мы стояли, томные и нарядные, в предвкушении новых знакомств.

Вечером, когда бар только открылся и ко мне начали подтягиваться первые посетители, В. замер в метре от меня и исподлобья смотрел на каждого спортсмена, которому я улыбалась и с которым мило болтала, облокотившись на барную стойку. Я делала вид, что совершенно его не замечаю, и у меня были на то свои причины. Но об этом позже. Все же, несмотря ни на что, тогда еще его ревность была мне приятна.