Мы с братом и Рыжая

скачать книгу бесплатно

Мы сидели за сараем и приходили в себя и даже ничего не обсуждали, потому что в голове была полная неразбериха. Похоже, что эта рыжая Леночка не устраивала этой подлости с деньгами, просто охранник увидел, что сверху что-то упало, и побежал спасать хозяйское добро. А она раскаялась, что влепила в Ильюшку стрелу, и захотела загладить свою вину. А как? Одичала в своём замке среди обслуги и долларов, без нормальных людей, вот и заглаживает, как умеет.

Ну и порядки у них в замке: взрослого мужика колотит, а он только морду отворачивает да уговаривает. Как принцесса со слугой. Хоть и гад этот «шкаф», но всё равно, со взрослым так… Нам не понять. Но вообще, не такая уж она дрянь, просто испорченная воспитанием. А почему ей выходить из замка нельзя? Наверное, чтобы не украли и выкуп не потребовали. Это что же, если захочется выйти куда-нибудь, то только под охраной и на «джипе»? А общаться только с такими же, как она?

Да-а, дела! Бедная. Понятно, почему она человеческих отношений не понимает и деньгами откупается. Кстати, интересно, сколько она нам заплатила?

Я покосился на Ильюшку – он сидел, опустив голову, всё ещё в своей повязке. Ухо было малиновым и раздулось чуть ли не вдвое. Страдалец. Опасное дело – любовь. Помню, как меня из-за Зинки Чухлиной из пятого «В» Федька-переросток из её класса с дружками у школы ждал, хорошо, что она через подругу предупредила, мы с Ильюшкой тогда через окно в туалете спаслись. Нам с ним всегда приходится спасаться обоим, если один что-то натворил: мы же совсем одинаковые. Попробуй объясни, что ты – не он, не поверят, сначала побьют, а потом пойдут искать второго. Но это пустяки, это не «шкаф»-охранник.

– Что она в записке написала? – спросил я.

Ильюшка расплылся в улыбке:

– Что она не нарочно, что извиняется и просит принять пятьдесят долларов на лечение, потому что мы бедные и денег у нас мало.

– Так. Не нарочно, значит, из лука целилась, а сейчас подаёт нам милостыню. И что, ты после этого продолжаешь её любить?! Выкинуть надо эти деньги ей под окно и написать, что? мы о ней думаем.

– Не смей! Как она кинулась меня спасать! Она хорошая, только неправильно воспитанная окружающей средой. Её просто надо перевоспитать. А насчёт лука, это она, наверное, хотела сбить твой плакат, вдруг кто-нибудь к ней зайдёт, увидит из окна и прочитает. Как она это сможет объяснить? И деньги не милостыня, а помощь на лечение. Вдруг у нас временные трудности.

– Тебе лечиться если и надо, то только от дурости, тут деньгами не поможешь. Снаружи у тебя голова здоровая, вот только ухо… Деньги вернуть! Это и будет для неё перевоспитание. А если ты их себе оставишь, я ей напишу, что ты нарисовал на конверте с долларами сердечко и весь день носишь его на груди, а на ночь кладёшь под подушку. Не надувайся, а то второе ухо попорчу! Снимай бинт и отмывай «кровь», мама зовёт обедать. Надо же, опять тебе мыться. Бедный! А про ухо скажем, что пчела ужалила.

Когда на следующий день я проснулся, Ильюшка, уже чисто умытый, сидел и писал красным фломастером плакат с очередным посланием своей Рыжей. Я заглянул через его плечо.

«Спасибо тебе за твой добрый поступок, – было написано крупными буквами на картонке. – Деньги я тебе верну, а моя рана и так быстро заживёт. Я рад, что ты попала в меня из лука, потому что узнал, что у тебя доброе сердце. Меня зовут Илья Дубровин, а как зовут тебя, я уже знаю. Имя Лена мне очень нравится. Напиши мне, пожалуйста, ответ».

Мне ужасно хотелось высказаться насчёт «доброго сердца», но я сдержался. Вдруг ей это понравится. А если нет, то ещё лучше. И я сказал:

– Здо?рово написано. Припиши ещё, что ты сначала очень обиделся из-за денег, но простил, когда она выскочила тебя защищать. И ещё спроси, как отдать ей деньги. Может, сунуть в почтовый ящик или подкинуть к калитке, позвонить и убежать? И не забудь надеть на голову бинт с красным пятном, когда полезешь показывать своё послание. Ты ещё не оправился от тяжёлой раны.

– Не забуду, – сказал Ильюшка. – А ты кончай выпендриваться. Когда ты на балконе всякие геройские позы изображал и скакал как козёл перед этой, с розовыми бантами, я тебе хоть слово сказал? За советы – спасибо. Но не приставай, старший брат, если мне они не понравятся.

Я как услышал такое, просто онемел! Я?! Геройские позы?! Да я ему сейчас… И вдруг до меня дошло: а ведь он прав. И правда изображал: и мудрую задумчивость на лице, и мускулы напрягал, и ногами, как в карате, дрыгал… Наверное, совсем дураком выглядел, а Ильюшка не издевался, даже не хихикнул ни разу. И мне стало стыдно.

– Ты перепиши чёрным цветом или синим. Лучше будет видно издалека, – сказал я и пошёл умываться.

В следующий раз нам удалось залезть на дерево только после обеда, когда мама прилегла отдохнуть и заснула. Окно в комнате рыжей Ленки было открыто, но её видно не было. Мы уселись поудобнее и стали ждать. Через некоторое время к замку подкатили два здоровенных «джипа», ворота распахнулись, и «джипы» вкатились во двор. Из них выскочили охранники, один из них открыл заднюю дверь, и из неё вышел мужик, тот, что помельче.

– Хозяин, – шепнул я брату, и он кивнул.

От ворот к «джипу» побежал охранник в камуфле, который драл Ильюшку за ухо.

– Пал Сергеич, тут происшествие такое случилось! Леночка на улицу выскочила! – крикнул он. – Только я её сразу поймал и отнёс домой.

Этот Пал Сергеич дёрнулся, будто его укололи.

– Как это?! А вы все куда смотрели?! Давай за мной! – скомандовал он, и они вошли в дом.

Мы с Ильёй долгим взглядом посмотрели друг на друга.

– Ничего себе, – наконец выдохнул я. – Ну и жизнь. Прямо тебе домашний арест. На неё охота идёт, что ли?

Ильюшка побледнел.

– Что ей теперь будет за то, что она выскочила на улицу? И деньги мне выбросила? А если её отошлют куда-нибудь в другое место, в Англию например, и она уедет отсюда? Эти всегда отправляют своих детей в Англию.

Я только вздохнул. Бедный!

Тут в окне появилась Рыжая. Брат сразу заволновался и стал вытаскивать свой плакат. Не знаю почему, но мне вдруг не захотелось, чтобы он его сейчас показывал, и я толкнул его ногой. Он понял меня и замер. Рыжая поглядела на наше дерево, потом вниз, на улицу, и вдруг оглянулась, и мы услышали из её комнаты громкий сердитый голос:

– Елена! Что это значит?! Ты почему выскочила на улицу? Сколько раз нужно тебе говорить, чтобы ты не смела этого делать! Ты что, хочешь, чтобы тебя украли? Господи, подумать страшно! И что это ещё за переписка? Кому ты писала и что? Отвечай сейчас же!

Рыжая теперь стояла к нам спиной, что она отвечала, мы не слышали. Зато этого Пал Сергеича слышали хорошо:

– …За что извинялась?.. Не ври! Под окном сетка, не могла ты случайно уронить гайку на него. А лук почему здесь? Стреляла в него? Ты с ума сошла! А если бы ты в него попала? Зачем?.. Какие там рожи строил, не выдумывай. Даже если и строил, это не повод в человека стрелять. Ты что, дитя малое? Наплевать не могла на какого-то проходимца!

Я глянул на Ильюшку – он дёрнулся и опять замер.

– …Я в людей стрелял?! Никогда не говори о том, чего не понимаешь! И как посмела Фёдора колотить?.. Конечно, ничего с ним не случилось, но он взрослый человек, а ты – девчонка. И он исполнял свою работу. Мне пришлось извиниться и заплатить ему за обиду!.. Не груби. Это не твоё дело, обеднею я от этого или нет. Кстати, откуда он, этот щенок? Ты его раньше видела? Из дома напротив? Хозяева участка объявились, что ли?.. Придётся и им заплатить, я по пустякам с населением ссориться не хочу. Мне лишние хлопоты не нужны. А тебе нечего с ними общаться.

Меня как ошпарило. Ну, гад! Не соседи мы ему, а население! Одни хлопоты ему от нас, и общаться с нами им нечего! Ну и нам с ними – нечего! Деньги эти нужно бросить им во что бы то ни стало, и поскорее. Ух ты… А если он соберётся, чего доброго, нам платить? Пришлёт своего амбала с деньгами! Мама изумится, начнёт выяснять, возьмётся за нас, скажет папе… Ой, что начнётся!

– …Хорошо, будем надеяться, что твоих извинений достаточно.

Уф! Отлегло. Ай да Рыжая! Тоже поняла, в какую беду нас чуть не втащила. Умная, однако. Впрочем, о себе она тоже заботилась. Ей бы тоже досталось.

Этот Пал Сергеич постепенно утихал, но всё равно его было хорошо слышно:

– Совсем разбаловалась! Всё, что хотела, получила: теннис, лошадь, бассейн, лук. Тренеры чуть не ежедневно, компьютер с любыми играми, книг полно, а ей, видите ли, скучно!.. Нет, к Интернету не подключу, с отцом начнёшь переговариваться, а мать это запретила… Нет, пусть она решает… Сегодня я звонил ей, скоро приедет, а до этого велела ничего не предпринимать… С друзьями зимой в школе увидишься… Никуда не убежишь, уж я об этом позабочусь. И учти: ещё одна такая выходка, прикажу оконный проём затянуть стальной сеткой: даже не плюнешь за окно. А вещи свои всё-таки убирай сама, порядок в жилье должен быть. Ну, ладно, надеюсь, до тебя дошло.

Всё стихло. Минуты две Рыжая ещё стояла у окна, потом исчезла и она.

– Ну что, проходимец, – сказал я, когда мы слезли с дерева. – Как любовь? Конверт этот с долларами сегодня же кинем к их калитке и записку вложим, чтобы забирали их обратно. Её записочку можешь оставить себе.

– Нет, – твёрдо ответил Ильюшка. – Я сначала должен поговорить с ней. Ну, написать ей. И отдать, кому она скажет.

Я промолчал. Когда он так говорит, спорить бесполезно. Мы сидели за сараем и думали. Интересная складывается картинка. Выходит, этот Пал Сергеич ей не отец? А кто отец? И почему ей с ним не разрешают переписываться и даже видеться? Причём мать не разрешает, а этот Пал Сергеич её слушается. Кто же она такая? А с этой Рыжей говорит как с дочкой. Ага, всё ясно, её мамаша развелась с её родным отцом и вышла замуж за богатого, а родной папаша или пьёт, или отсидел в тюрьме, вот мать и не хочет, чтобы дочь с ним встречалась. А может, наоборот: он хороший человек, и дочь хочет убежать к нему, вот её и стерегут! И даже Интернет отключили, чтобы она с ним не связалась.

Ну и ну! Так и сидит одна, а мать куда-то уехала, развлекаться наверное, а она всё время одна. Этот Пал Сергеич ей всего накупил, чтобы не скучала, а живого человеческого общения со сверстниками не обеспечил. Да-а, тяжело. То ли дело у нас: брат всегда рядом, мама с папой каждый вечер с нами дома, ребят всегда можно позвать. А здесь, на даче, вообще блеск: можно возиться с папой в сарае, помогать ему усовершенствовать душ на участке, спорить с ним, прятаться, когда он в гневе, маме помогать на огороде, сидеть вечером всем в обнимку и смотреть телик… Рассказывать о своих делах… Ой, да всего не перечислишь. А у неё ничего этого нет!

– Вот бедняга, – сказал я наконец. – Как же она без отца, без матери?

Ильюшка не ответил, и я понял, что он подумал то же, что и я.

– А если бы наши развелись, что с нами было бы? – вдруг спросил он. – Нас бы поделили: тебя – маме, меня – папе? Или наоборот?

Он это как-то так сказал, что у меня всё внутри похолодело.

– Ты что?! – закричал я в ужасе. – Наши никогда не разведутся. Что они, дураки, что ли? А если начнут разводиться, мы им такое устроим…

– Ну и что мы им сможем устроить? – снисходительно, как взрослый, спросил Илья. – Убежать и то не сможем. Папа со своими быстро найдёт, а найдёт – так вложит, что второй раз не побежишь. Да и куда бежать? Не к шпане же воровать или на вокзалах попрошайничать. Придётся терпеть.

Он задумался, а я молчал и ждал.

– Нет, наши не разведутся, – сказал он вдруг твёрдо.

И мне стало легче.

– А может, для неё и лучше, что родители развелись. Может, ей деньги больше нравятся: по магазинам ходить, по всяким тусовкам, в школе отметки – за деньги, в институт – за деньги, а потом муж – чей-нибудь сыночек из банка или Газпрома. Так и проживёт жизнь в полном своём счастье. А может, её родной папаша такой, что от него мать не зря ушла? Это наши с тобой родители – оба самые лучшие, а у неё?

Ильюшка ничего не ответил.

Когда на следующий день брат показал Рыжей приготовленную записку, она разулыбалась и даже слегка поклонилась. Потом исчезла из окна и снова появилась со своей запиской, напечатанной здоровенными буквами на компьютере: «И не думай! Подарки не возвращают». Ничего себе! Только что была плата за битую морду, а сейчас уже подарок. Предусмотрительный Ильюшка втащил с собой на дерево пачку картонок, три фломастера – чёрный, синий и всё-таки красный, выделять особо важные места, так что он сразу схватился писать. Прочитать, что он пишет, я не мог, только угадывал по её ответам:

«Нельзя, вся почта проверяется. Письмо передадут Пал Сергеичу, а он деньги заберёт и начнёт разбираться и чего придумает – неизвестно».

Пал Сергеич. Точно не отец.

«Я в электронку войти не могу: Пал Сергеич мой Интернет не оплачивает. И мобильник забрал»:

Интересно, как это Илья собирается переписываться с ней по «емельке»? Наши-то ноутбуки дома, в Москве. А к своим папа с мамой нас не подпустят. У мамы попросить можно, но она обязательно спросит для чего. Илья, конечно, ни за что не признается, а соврать так, чтобы мама поверила, в этом случае невозможно. И чем это тогда кончится, неизвестно.

«Нет, не могу сказать. Может быть, потом, я ведь тебя ещё не знаю. Ой, меня зовут, пока…» – И Рыжая исчезла.

– А я знаю, что нужно сделать, – сказал я, когда мы слезли. – Узнай, как оплатить её Интернет, мы сделаем это из её же денег. Попробуем насесть на родителей, чтобы привезли наши ноутбуки, скажем, что хотим позаниматься, а то за лето всё позабудем. Папа, конечно, не поверит, но тут можно сказать, что должны же мы взрослеть, наконец, – сам сто раз нам это говорил, – поклясться, что не будем играть в стрелялки-догонялки, и он не устоит. А пока с маминого ноутбука пошлёшь, когда мама в огороде будет или отъедет куда-нибудь. А я послежу, чтобы тебя не застукали. Только ты уж после себя всё аккуратно сотри, чтобы мама ничего не заподозрила, а то, если она ваши послания найдёт, под такой допрос попадёшь, что сам не заметишь, как во всём признаешься.

Ильюшка ничего не ответил, но я его хорошо знал, и мне было ясно, что он всё внимательно выслушал и мне благодарен.

На следующее утро я ещё доедал завтрак, а чисто умытый брат с бинтом на голове уже сидел на дереве с готовым посланием и дожидался свою Рыжую. Когда я залез к нему, он уже весь измаялся от ожидания. Мы молча прождали ещё минут десять, и наконец она появилась в окне.

Хи-хи, а ведь она готовилась к свиданию, честное слово! Кофточка на ней была обалденная, на шее тонкая золотая цепочка с какой-то посверкивающей висюлькой, и причёсана по-новому. Красивая – до невозможности! А если она тоже влюбилась?! Ай да братец! Ну теперь совсем трудно станет.

Ильюшка, как её увидел, даже про свою записку забыл – глаза вытаращил и застыл.