скачать книгу бесплатно
– И когда же ты уезжаешь?
– Сегодня ночью. В три часа за мной должна прийти машина и – к поезду. У меня сейчас дома все вверх ногами – сборы. Еще Настю надо помыть перед дорогой.
– Постой, постой. Мы, что, с тобой даже не увидимся?
Трубка замолчала. Видимо, до ее сознания, занятого сейчас радостными предотъездными хлопотами, постепенно стало доходить. Голос ее изменился:
– Вот черт! Ты не мог приехать пораньше!?
– Не мог. Я до самого последнего момента не знал, вообще, сумею ли вырваться. А ты же обычно уезжаешь в отпуск позже. Я думал, что как раз тебя застану.
– Да, обычно позже, но в этот раз так сложилось, – она нарочито громко вздохнула в трубку, – значит, не судьба.
– Жаль, жаль. Ну, что ж… Но поболтать-то у тебя немножко времени для меня найдется?
– Найдется. Ты рассказывай, как твои дела, а я буду тут продолжать сборы с трубкой в зубах.
– Нет, начни ты. Что тут у вас новенького?
Она любила поболтать, и следующие двадцать минут он вполуха слушал все городские новости за прошедший после их последней встречи год, воспринимая не столько информацию, сколько ее голос, его тембр, его интонации.
В эти редкие его приезды ему приятно было даже просто быть рядом с ней, и в каждый свой приезд он старался организовать встречи старых школьных друзей, чтобы вместе с ними еще и еще раз ее увидеть. Но этого ему, конечно же, было мало. Его мужское начало рвалось к ней очень настойчиво, ему было недостаточно этих нейтральных встреч, и оно совсем не желало прятаться под маской благочинных встреч однокашников.
Вот и сейчас, слушая в телефонной трубке ее голос, он живо представлял себе ее глаза, улыбку, красивые вьющиеся волосы, мягкие линии плеч, соблазнительную волну от груди к талии и ниже – к волнующим бедрам. Это не были неловкие формы той далекой шестнадцатилетней девчонки. Это были формы красивой зрелой женщины, знающей себе цену и осознающей свою привлекательность. Это было то самое живое прошлое, которое, как раз в силу того, что оно живое, шагнуло к нему в настоящее и стало его частичкой. И ему ужасно хотелось физически ощутить его реальность, его «настоящесть», дотронувшись до ее волос, почувствовав вкус ее губ, окунувшись женскую нежность ее существа. Увы, зная нравы маленьких провинциальных городков, где злые сплетни рождаются даже из ничего, он вынужден был смирять и прятать свои порывы, чтобы не скомпрометировать ее в глазах местного безжалостного и злого на язык общества.
Надо сказать, что у них обоих семейная жизнь сложилась примерно одинаково. Одинаково неудачно. Бывает так, что сходятся два человека совершенно разных. Сначала они интересны друг другу этой своей разностью, но потом вдруг оказывается, что, кроме этой разности, у них ничего нет общего. Интересы – совсем разные, лежащие в совершенно непересекающихся плоскостях, мироощущения – разные, темпераменты – разные. Люди более резкие и решительные в такой ситуации давно бы разбежались. А они вот нет. Наверное, в основном дети являлись той скрепляющей субстанцией, которая не допускала развала их семей. Хотя, конечно, все обстояло гораздо сложнее и у него, и, видимо, и у нее.
Антон обнаружил у себя некое свойство своей натуры, которое очень часто делало его отношения с женщинами довольно болезненными. Дело в том, что он не мог строить с ними близкие отношения «просто так», на легкой ни к чему не обязывающей безопасной основе. В тонком мире душевных отношений у него быстро отрастали и протягивались к близкой женщине очень чувствительные «нервные волокна». Они позволяли ему острее чувствовать радость общения с женщиной и со-чувствовать (в смысле «вместе чувствовать», или даже «чувствовать чувства другого») ей. Но они были очень чувствительны и к чужой боли, поэтому он почти физически не мог причинить малейшую боль близкой женщине, так как она тотчас же отзывалась усиленной болью в нем самом.
В жизни Антона попалась одна женщина, которая ловко использовала (хотя, скорее всего, и бессознательно) это свойство его натуры, чтобы крепко привязать его к себе. Она повела себя так, будто даже самое безобидное его движение вызывало у нее боль. Подергавшись немного, он затих, как бы спеленатый паутиной этих волокон. Когда же он раскусил эту хитрость, было уже поздно. Он смог отсечь (что смог) большую часть из этих «нервных волокон», так что жизнь стала выносимой. Но дети, в которых он души не чаял, заменили те порванные связующие нити и продолжали скреплять его семью. Постепенно Антон устроил свою жизнь так, что она оставляла ему возможность для личной жизни – той, что для себя, для души, а не по обязанности.
Тонкостей ее семейных проблем Антон, конечно, не знал, но ему показалось, что ее положение было очень схожим с его собственным. Тем не менее она очень серьезно относилась к семье и всячески оберегала ее от возможных потрясений. И не только свою семью, но и семью Антона, умело и деликатно пресекая все его «гнусные поползновения», как она в шутку называла его попытки сближения.
Антон тоже подсмеивался над ней и не упускал случая спровоцировать ее на очередной отпор, отпуская шуточки по этому поводу. Она отвечала ему в тон, мол, вам столичным донжуанам только и надо, чтобы поразвлечься с беззащитными провинциальными дамочками – «поматросите и бросите». И они вместе смеялись…
Вот и в этом телефонном разговоре Антон нарочито печальным голосом пожаловался на свою несчастную судьбу, которая не позволила ему увидеть ее в этот раз.
– Твой самый верный поклонник притащился в кои-то веки черт-знает-откуда только для того, чтобы увидеть тебя, а ты, видишь ли, сбегаешь от него на юг! Это возмутительно!
– Ну, знаешь, мог бы заранее поинтересоваться и предупредить о своем приезде.
– Вот так всегда! Я же еще и виноват! Ну никакого сочувствия! – нарочно глубоко вздохнул он. После короткой паузы притворно серьезным тоном и одновременно с явной улыбкой в голосе: – Смилуйся, сударыня! До трех часов ночи много времени, можно было бы и увидеться. К тому же, ты знаешь, какое это опасное время? Спать ложиться нельзя – проспишь. А если ты меня пригласишь в гости – ручаюсь, я тебе уснуть не дам, и мы с пользой и удовольствием проведем время.
– Успокойся – не обломится! – тем же шутливым тоном ответила она и продолжила, уже смягчившись: – Мне, правда, очень жаль. Я бы очень хотела тебя увидеть. Но ничего не выйдет – сейчас придет мама, будет до самого отъезда наставлять свою несмышленую дочь. В другой раз. Ладно? Не обижайся…
– Да брось ты – никаких проблем. Счастливо отдохнуть! Через год на том же месте, в тот же час.
…Он проснулся в четвертом часу ночи от вдруг образовавшегося ощущения пустоты внутри. Долго лежал в постели в темноте с открытыми глазами. Город снаружи тоже был каким-то покинутым и опустевшим…
Сослагательное наклонение
Как-то мне в голову пришла странная мысль: наш литературный мэйнстрим основан, в большинстве своем, на описании тех или иных происходящих событий… Стоп, стоп, стоп, а как же иначе? Именно происходящие события и составляют видимую сторону жизни, которая во всем многообразии своих проявлений (не только действия, но и мысли, чувства героев и т.п.) и является предметом литературы. (Да простят меня литературоведы за столь краткое определение предмета.) Это так, но я, собственно, предлагаю взглянуть чуть шире.
Попробую объяснить, что, собственно, имеется в виду. Тем более что я свою мысль, еще не закончил.
Обращаю ваше внимание на слово «происходящих» – именно в нем сосредоточено то, о чем я хочу сказать. Конечно, описываемые в том или ином литературном произведении события могут быть выдуманы, или происходили давным-давно в прошлом, или могут произойти в будущем, или могли бы произойти. Объединяет их то, что в контексте произведения они являются частью реальной жизни, реальной в том смысле, что они воплощаются в той действительности, которая присутствует в данном произведении (в некоторых литературных жанрах она может быть даже очень нереальной).
А между тем эта самая наша «реальная жизнь» погружена в безбрежный океан нереализованных возможностей, неосуществленных желаний, невоплощенных замыслов, несделанных дел. В конечном итоге этот океан – бесконечное множество других вариантов жизни каждого из нас и всех вместе, вариантов, которые могли бы БЫТЬ с той или иной долей вероятности, но не случились, не воплотились в реальность по каким-то причинам. А воплотился в действительность только один вариант, и вовсе не обязательно тот, который имел максимальную вероятность, ведь мы-то с вами из собственного опыта знаем, что в нашем мире могут происходить и маловероятные события.
Саму нашу жизнь можно представить как процесс реализации одних возможностей и постепенное отпадение, отмирание других. Вот родился маленький человечек. Здесь, в самом начале себя, он – одна сплошная, огромная возможность ВСЕГО. Он постепенно растет, взрослеет, и вместе с этим от него отпадают целые пласты возможностей. Вот обнаруживается, что он никогда не станет великим музыкантом, вот оказалось, что он никогда не станет большим ученым, вот он обнаружил, что уже никогда не будет бухгалтером, сантехником, летчиком, переводчиком с суахили. Он взрослеет, стареет, и спектр вероятностей его будущего становится все у
