скачать книгу бесплатно
Так вот, пару лет назад мы заканчивали редактировать книгу. И отдавали предпочтение галстукам Ferragamo. Оттого-то герой романа любит продукцию данной фирмы. Зовут этого типа Акемгоним Горгоной. Тоже язык сломаешь, знаем-знаем.
Мы носим галстуки без лишних повторов. Использовав один, не завязываем его до прогона всей коллекции целиком. Восьмидесяти хватает на четыре месяца. Каждый галстук мы используем не более трех раз ежегодно. На то, чтобы распланировать этот пасьянс, уходит изрядное количество времени.
Поручаем заботам Жанны следующего неизвестного абонента. Оказывается, это насчет замены домашнего роутера. Уточняем, какого пола звонящий: мужского. В дверь заглядывает Катерина, и мы подзываем ее жестом. Пока она выкладывает доллары, говорим Жанне соединить нас и ремонтника.
– Пообщайся, – говорим мы Катерине и даем ей трубку. – Это про роутер.
Она не в курсе, что это за роутер, и берет телефон. Две-три пуговицы блузки едва удерживают здоровенную грудь Катерины от того, чтобы вывалиться на стол. Мы бы посмотрели на ее сиськи. Нас заводят такие.
(Именно этим похабным словом на страницах романа Канцлера называет женскую грудь Акемгоним Горгоной.)
Катерина разговаривает, мы считаем доллары. Сиськи-то у нее клевые, а вот полтинник могла и зажать. Ближе к финалу подсчета на офисный звонит Стелла. Предлагает дать комментарий Forbes. Мы не любим давать комментарии журналам. Однако это Forbes – приходится согласиться.
Положив трубку, считаем доллары заново. Катерина спрашивает, удобно ли нам будет принять ремонтника завтра. Мы говорим Жанне позвонить домработнице. У той есть ключи от нашей берлоги. Спальня и кабинет, естественно, запираются отдельно, но роутер подвешен у входной двери. Через Жанну мы узнаём завтрашний график домработницы. Через Катерину – график ремонтника. Графики согласованы, и мы возвращаемся к подсчету долларов. Затем болтаем с Катериной о разной чепухе.
Когда мы взяли ее на работу, она была чересчур закрыта. Это касалось не только числа расстегнутых пуговиц. Теперь же Катерина рассказывает нам даже о бедах с молодым человеком.
Обычно эти беды сводятся к недостатку у чувака трех пунктов. Денег, сексуальной раскрепощенности и умения командовать так, чтобы женщина охотно подчинялась. С этими вещами у нас такой порядок, что о-го-го. Мы давали Катерине осознать это постепенно. Через три-четыре месяца она захочет лечь вот на этот широкий и удобный стол.
(Сексуальные фантазии Промилле не только внушают отвращение из-за навязчивой откровенности, но и раздражают примитивностью. Герой романа моего клиента тоже мечтает уложить всех знакомых женщин моложе себя на столы и другие предметы мебели, не предназначенные для любовных утех.)
Спровадив будущую любовницу, мы звоним Кириллу – одному из наших адвокатов. Голос у него сегодня хриплый и вялый. Судя по частоте имейлов на выходных, Кирилл работал целый уикенд. Такой досуг прокачивает вещи, которые нравятся женщинам. Деньги, сексуальную раскрепощенность и умение командовать так, чтобы женщина охотно подчинялась.
Мы говорим Кириллу заняться вопросами от Forbes. Увы, текст за ним придется редактировать. Он недостаточно богат, раскрепощен и хорош в командовании, чтобы писать для такого журнала. Со временем парень должен научиться. В его годы мы тоже были не особенно ярки. Зато как-то работали в офисе сто шестьдесят четыре дня подряд. Да-да, с марта по август были на работе ежедневно. Мы убеждены, что затруднительно сделать хорошую юридическую карьеру без такого геройства в первые десять лет работы.
Карьера-карьерой, а надо и развлекаться. Особенно раз уж мы в холостом положении. Шлём трем ублажающим нас после развода молодым женщинам сообщения. Мол, девочки, есть перспектива сегодня в шесть угоститься белковым коктейлем.
(Еще одно омерзительное выражение, которое Канцлер заимствует у Акемгонима. Вернее, не заимствует, а возвращает себе: разумеется, это Промилле награждает своего персонажа словарным запасом озабоченного первокурсника-девственника, а не наоборот.)
За этими важными делами наступает полдень. К трем нам ехать в суд. Сегодня заседание по делу одного из наших якорных клиентов. Это клиенты, обеспечивающие значительную долю прибыли. В данном случае около трети. Остальные клиенты, помимо трех якорных, составляют десятую часть нашей выручки. Они тоже целый день звонят по всем номерам. Мы переводим их на адвокатов. Или молчим, если они пока не заплатили.
Следующие полтора часа мы изучаем бумаги для нынешнего заседания. Повторяем наши доводы, вспоминаем тезисы оппонентов, репетируем. Сообщения, письма, звонки мы игнорируем. Сейчас важно не отвлекаться. В течение ближайших часов мы должны сделать работу на отлично. Именно благодаря таким отрезкам максимальной сосредоточенности доверители нам хорошо платят. Раз так, к чёрту сообщения, письма и звонки. К чёрту новости. К чёрту даже молодых женщин.
Мы, разумеется, уделяем время сообщениям, письмам, новостям, звонкам и женщинам. Однако позднее, когда едем в суд. По дороге важно расслабиться, отключить голову. Документов мало, они помещаются в наши с Катериной рюкзаки. Поэтому едем на метро. Там читаем смс молодых женщин, которым ранее направили оферты. Выясняется, что Диану увез на море женатый любовник. Жаль: у нее стоячая грудь третьего размера. Развращенность Дианы соответствует ее красоте, вследствие чего эта наша подруга бывает занята иными мужчинами. По иронии судьбы ее фамилия Невинная.
Провести с нами час-другой готовы Юлиана и Мила. У Юлианы четвертый размер груди, тогда как Мила дьявольски начитанная. Всякий раз после траха мы с ней болтаем о книгах. А ведь она еще и работает стоматологом.
Да-да, Мила не проститутка. Юлиана тоже не проститутка, она бухгалтер. А Диана учится на режиссера. Она самая юная из трио прелестниц.
Возможно, читателю любопытно, как мы с прелестницами достигли такого уровня отношений. Как ни странно, для этого требуется время. Время – главная часть рецепта. В целом же он таков. Знакомитесь с красивой молодой женщиной. Желательно, чтобы она была студенткой. Проявляете легкие дружеские знаки внимания. Изредка, но систематически ходите куда-нибудь вместе. Можно просто гулять или обедать, но в дорогих ресторанах. Посещайте картинные галереи и выставки. Можно и в кино, однако это хуже. Потому что для успеха вам надо много говорить.
Говорите с женщиной о чём угодно. Пересказывайте фильмы, спектакли, книги. Делитесь впечатлениями о путешествиях и концертах. Рассказывайте смешные казусы, в том числе придумывая их на ходу. Иногда помогайте женщине, особенно деньгами. И, разумеется, не забывайте слушать ее.
Десять тысяч ударов, говорят бойцы, и вы профессионал. Послушайте нас: сто часов разговоров, и женщина ваша. Юлиана, Мила и Диана это подтвердят. Как и предыдущие наши женщины. Главное, чтобы эта сотня была о жизни. А не о сексе. Первые сто часов должны быть не о трахе, запомните. И тогда боги любви одарят вас потрясающим сексом.
(Роман Канцлера полон таких же пафосных рецептов в духе дешевого пикапа.)
Мы пишем Юлиане, что в суде большая задержка. Милу просим забронировать гостиницу рядом с офисом. Обменяемся читательскими впечатлениями.
К счастью, задержка не такая уж большая. Заседание проходит не худшим образом. Клиенту не отказывают в иске. Впрочем, его требования и не удовлетворяют. Оппоненты приносят новые бумаги. Кое-какие из них чреваты проблемами. Мы агитируем за отложение разбирательства – судья так и делает.
Мы полагали, что таких документов у оппонентов не было. Нужно узнать, как они раздобыли эти бумаги. Варианты: нарисовали, купили, располагали ими прежде. Любой вариант осложняет диспозицию. В первом случае мы обречены заморачиваться насчет экспертизы. Продажа секретных бумаг намекает: у доверителя завелась крыса. Последний из указанных вариантов свидетельствует, что юристы клиента не ловят мышей. Куда ни плюнь, обнаружишь мышиную возню.
Оплата у нас почасовая, так что спасибо за документы, ребята. Мы их внимательно проанализируем.
Эти три варианта мы раскрываем директору клиента за обедом. Катерину мы предварительно усылаем в офис и говорим дождаться нас. Хотим высказать комментарии насчет подготовленного ею текста апелляционной жалобы.
Обедаем мы в нашем любимом итальянском ресторанчике. Тут не больно-то пафосно, зато вкусно. Это местечко неподалеку от Христа Спасителя. Заходите, если что. Будете как у Христа за пазухой. В кулинарном смысле, разумеется.
Директор клиента – нормальный мужик, он тоже ценит еду больше роскоши. Беседа с ним затягивается. Мы обходительны и красноречивы. Это красноречие фиксируется в счете за нашу работу. Заканчиваем обедать ближе к семи. Напоследок обсуждаем футбол и гольф. Так и быть, последние двадцать минут в счет не запишем.
Мила давным-давно ждет в гостинице. По дороге туда мы читаем накопившиеся сообщения. Видим крик о помощи нашего университетского друга Бориса.
Борис лет шесть живет с подругой. Секс у них редкий и грустный. Боря категорически против измен. Это не мешает ему переписываться с кучей женщин. Казалось бы, такое поведение напоминает реализацию вышеуказанной заповеди о ста часах. Просто Боря не разговаривает, а эпистолярно общается с женщинами. Беда в том, что последние лучше реагируют на живое общение. Переписываются женщины невнимательно, и вы маячите среди заднего фона. А по ходу свидания, даже товарищеского, вы отнюдь не фон. По крайней мере, имеете все шансы не быть таковым.
Увы, Борис не соблазняет женщин – лишь изощренно обменивается электронными письмами. Половина корреспонденток Бори готовы отдаться ему за выслугу лет, мы уверены. Однако Боря не изменяет своей единственной, вот так-то, девочки.
Сегодня наш друг разыгрывает оригинальную карту. У него и одной эпистолярной гетеры апофеоз платонической страсти. Борис мечтает увидеть ее обнаженной, хоть на фотографии. Предложить гетере такую авантюру наш друг стесняется: их общение чересчур возвышенное. Произнесенное желание всё испортит, считает Боря. Поэтому друг обращается к нам. Он просит любой ценой раздобыть эротические фотографии его новой возлюбленной. Бориса не смущает то обстоятельство, что и мы увидим голую прелестницу.
Рассматриваем интернет-страницы новой зазнобы Бори. Это обычная молодая женщина с периферии. Ее родной город – Воронеж, там она и живет. Согласно анкете Жене двадцать три года. Мы дали бы на год-другой побольше. Образование высшее, хотя наши попытки расшифровать аббревиатуру учебного заведения безуспешны. Кажется, Женя работает администратором в фитнес-клубе. Она невысокая, худенькая и плоская. В духе Бори: он любит кидаться на мослы.
До встречи с Милой остается чуть-чуть. Надо успеть помочь старому другу. Благо он согласен на любую цену.
На страничке Жени указан ее мобильный телефон. Мы находим привязанный к этому телефону банковский счет. Переводим Жене десять тысяч рублей. Пишем, что уплатим в два раза больше за фотографии ню. Это своего рода ва-банк. Для образца интересующих нас поз шлём Жене фотосессию какой-то секси-штучки в Playboy. А через секунду падаем в объятия заждавшейся Милы.
Секс в гостиницах хорош новизной обстановки. Для любовных утех мы снимаем номера в разных отелях. Кое-где широченные подоконники, что дает возможность совокупляться, глядя на огни Москвы. Другие гостиницы могут похвастаться крепкими раковинами, выдерживающими самых упитанных женщин. Хотя совсем упитанных мы не жалуем.
(Ранее я не зря отмечаю, что Промилле не дают покоя фантазии о сексе на любых поверхностях, которые для этого не предназначены.)
Сегодня же нам выпадает огромное джакузи. После часового секса мы отмокаем в нём. Завершая дебютный акт, Мила испытывает оргазм в позе наездницы. Валим ее на спину и тоже кончаем.
Антракт. Сидим в джакузи и рассказываем книжные новости. Мила прочитала книгу Барнса «Артур и Джордж». Хороший язык, говорит, только скучновато. Нам по вкусу такие романы, мы сами один издали.
Рассказываем Миле о другой скучной и хорошо написанной книге. Это набоковский перевод «Кола Брюньона» Роллана. Молодой Набоков был склонен русифицировать имена персонажей. Самую известную героиню Кэрролла он превратил в Аню. Кола Брюньон в его интерпретации оказался Николкой Персиком. Мы отмечаем вязкость повествования, скупость действия и красочный эпикурейский язык.
Миле нравится этот обмен впечатлениями. Потянувшись к телефону, цитируем выписанный отрывок: «Мое воображенье вертится на подмостках перед глазами разума, сидящего в удобном кресле. Всё делается в угоду мне. Целый мир – театр мой…»
Следом мы обращаемся к последнему завершенному роману Набокова. Зачитываем Миле разговор героя с его двоюродной бабкой:
«– Довольно кукситься! – бывало, восклицала она. – Смотри на арлекинов!
– Каких арлекинов? Где?
– Да везде! Всюду вокруг. Деревья – арлекины. Слова – арлекины. И ситуации, и задачки. Сложи любые две вещи – остроты, образы, – и вот тебе троица скоморохов! Давай же! Играй! Выдумывай мир! Твори реальность!»
– Смотри-ка, – говорим мы нашей бесстыже рассевшейся в джакузи обнаженной любовнице, – как интересно. Между этими текстами Набокова полвека, а какое сходство образов, идей.
Кто-то рассказывал, будто лучше всего мужчину характеризует то, что он говорит после секса. Что ж, давайте выпишем нам характеристику зануды. Впрочем, согласно признанию многих женщин этот зануда отлично трахается. Занудство этому способствует. В каждой позе мы остаемся едва ли не час. Женщинам попросту некуда деться. Наши любовницы кончают от безысходности.
(Здесь Канцлер демонстрирует характерную и для Акемгонима Горгоноя уморительную по уровню наивности уверенность в том, что он способен доставить оргазм любой партнерше. Кажется, об имитации женского оргазма писатель и его персонаж знать не знают.)
Совокупляемся еще час. Мила кончает под нами. После этого она исполняет качественный для любительницы запойного чтения минет.
Опять болтаем. Мила интересуется обстановкой у нас дома. Она не знает про развод. Полагаем, эта весть испортит наши с Милой шашни. Узнав, Мила захочет быть номером один. Всё бы ничего, однако есть старое донжуанское правило. Не делай первой женщину, бывшую у тебя второй. Видишь ли, она изучила твои фокусы. Она в совершенстве знает, как ты изменяешь первому номеру. Хрен ты развлечешься, когда за спиной эдакий номер один. Даже если ты будешь верен, она изведется подозрениями. Тебя она изведет сильнее. Бывшие любовницы женатых мужчин не отличаются уверенностью в себе. Итак, вторая не должна становиться первой.
Отвечаем, что дома у нас всё хорошо. Мы не врем. Дома, правда, отлично: там мы спим и едим.
Мила рассказывает, как стажировалась в Италии. В Риме у нее сгорела квартира. В Перудже она была любовницей увлекавшегося сарацинскими картами деда. По ее словам, тот владел роскошной коллекцией. Теперь у Милы кабинет в российско-итальянской стоматологической поликлинике.
Покидаем гостиницу в одиннадцатом часу. Офис наверняка пуст. Это хорошо: поработаем с документами, не отвлекаясь.
Идти нам пятнадцать минут. После четырех оргазмов на двоих мы жизнерадостны. Подмигиваем встречным хорошеньким женщинам. Мол, нечего шляться по темноте, красавицы.
Рядом с офисом мы вспоминаем, что давно не проверяли телефон. Там много пропущенных звонков. Большая их часть сделана после 20:00. Перезванивать мы будем в девять утра. Мяч останется на чужой половине: в девять утра редко кто берет трубку. Эдак половина звонков и теряется.
Обнаруживаем в телефоне фотосессию Жени. Абсолютно голая, она сделала фото в разнообразных позициях. Мы перечисляем Жене оставшуюся часть гонорара. Пересылаем фотографии Боре и выставляем на друга расходы.
Офис не совсем пуст. Нас поджидает Катерина. Мы и забыли о ее апелляционной жалобе. Бедняжка писала, интересовалась, следовало ли ей ждать дальше, а мы не отвечали. Катерина не выглядит грустной. Кажется, она рада возможности пообщаться.
Мы усаживаем ее за наш компьютер. Стоя рядом, указываем, как исправить недостатки в тексте жалобы. Наши руки дважды соприкасаются около клавиатуры.
В решающие секунды мы не понимаем женщин. Тогда и они себя не понимают. В любом случае Катерине рано быть нашей. Мы не исключаем, что будем вспоминать эти прикосновения. Вспоминать, лежа рядом с Катериной после траха.
Закончив с жалобой, мы отправляем помощницу домой на такси. Шутим, что с радостью подвезли бы ее лично. Ссылаемся на большое количество других жалоб.
Пару часов работаем с документами. Стены офиса подрагивают: мы врубаем «ZZ Top» и крутим басы до упора. Зажжем рок в этой дыре.
Глубоко за полночь едем домой на такси. Дома хорошо: там мы спим и едим.
Едучи домой после секса, мы каждый раз вспоминаем актера Зельдина. Он играл в театре до ста лет. Мы бывали на его спектаклях. Зельдин написал автобиографию, где цитировал мемуары еще одного советского деда – писателя Бориса Васильева. Оба полагали, что на момент издания воспоминаний ехали с жизненной ярмарки.
Так вот, а мы едем с потрахушек. Из окна такси видим разноцветное мелькание ночного города. Редкий светофор задерживает машину в поздний час.
Завтра лишь вторник, и многие рестораны уже темные, пустые. Наше внимание привлекает одно работающее заведение. Автомобиль огибает угол здания, и мы секунду глядим в распахнутую дверь кафе. Обои там бордовые, потолок словно купорос, а господствует лихорадочный имбирный цвет. Он будто выливается из нескольких подвесных ламп. Лампы эти выглядят как не успевшие поседеть грязные одуванчики.
Такси едет дальше – ночное кафе пропадает из вида.
На улицах встречаются какие-то бедолаги. Эй, бедолаги, как же мы потрахались сегодня! Что можно делать ночью в центре города? Только искать решение своих половых невзгод. Ребята, снимите номер в гостинице и потрахайтесь. Наш вам совет. Снимите номер и хорошенько потрахайтесь. Это то что нужно. Можете нам поверить. Ведь мы едем с потрахушек».
Брак Канцлера Промилле
Следующую виртуальную сессию я начинаю с вопроса о том, насколько правдиво эссе Канцлера. Учитывая литературные наклонности моего клиента, я подозреваю, что в сочинении имеются художественные преувеличения.
– Таким образом мы проводили будни до эпидемии, – говорит Промилле. – Конечно, были нюансы. Выпадали дни без судебных заседаний. Часто мы обедали не с доверителями, а прямо в кабинете. Иногда не занимались сексом. Или вот незадолго до пандемии ездили к стоматологу. Не к Миле, разумеется. В целом же картина соответствовала написанному.
Я интересуюсь, доволен ли мой клиент таким распорядком, и Канцлер отвечает утвердительно. Промилле нравится, как выстраивается его общение с внешним миром. За счет зоны комфорта Канцлеру удается избегать лишних контактов с незнакомыми людьми, а также с навязчивыми малозначительными клиентами и с большинством коллег.
– Как же вы управляете коллективом, если избегаете общения с ним? – спрашиваю я.
– Мы избегаем не всякого общения. Лишь общения, инициированного другими. Но мы поддерживаем контакт со всеми работниками. С каждым адвокатом, юристом, помощником. Даже с курьерами. Еженедельно мы выделяем пару-тройку часов для этого. По очереди вызываем сотрудников и хорошенько накачиваем.
Уточняю, что Промилле имеет в виду.
– Есть два стиля руководства, – говорит мой клиент. – Первый заключается в том, что руководит начальник. Второй предполагает, что руководят начальником. Нам ближе первый. Однако Канцлер всегда был интровертом. Начальники-интроверты часто оказываются под каблуком у сотрудников. Чтобы этого не случилось, важно перехватывать у младших коллег инициативу.
У нас в фирме принято много работать. Мы стараемся, чтобы люди были загружены. Чтобы голов не поднимали. В более-менее свободные дни мы тренируем коллег. Вызываем, громим за проделанную работу, даем новую. Высказываем замечания насчет манеры общения и дресс-кода. Короче, наезжаем. Нас трудно взять под каблук. Хотя эдакое наше поведение требует известной силы воли. Гораздо интереснее в свободные минуты читать Esquire.
Хорошо ли Канцлер себя чувствует, имея связь с тремя любовницами одновременно, спрашиваю я. Мой клиент замечает, что любовниц пять: помимо фигурирующих в эссе есть еще две, но они профессионалки, и к ним нужно записываться заранее. Однако в самоизоляции Промилле вживую с женщинами не общается. Так он говорит – я же подозреваю, что с упоминаемой на этих страницах бывшей моделью Playboy его связывают не только маникюр и педикюр.
Что до самочувствия среди такого числа женщин, то оно, по словам моего клиента, великолепное. Ни одна из любовниц не присутствует в жизни Канцлера в объеме, который напрягал бы его. Я спрашиваю, напрягает ли Промилле объем присутствия женщины, характерный для брака.
– Вопрос слишком общий, – отвечает Канцлер. – Наша семейная жизнь в этом отношении была комфортной. Грех жаловаться, честное слово.
– Извините за откровенность, но не помеха ли наличие законной супруги отношениям с другими женщинами?
– Промилле не изменял Марине. Впрочем, мы лишены некоторых предрассудков. При желании изменили бы. Просто не хотелось, а так все условия были. Готовых лечь под Канцлера женщин навалом. В Москве куча гостиниц. У нас старая пустующая квартира в Алтуфьеве. Промилле думал открыть там массажный салон. «Мягкие ручки» или что-то подобное. Но писать книгу было интереснее, чем ухлестывать за юбками.
– Вы сожалеете о разводе?
Я долго подвожу беседу к этому вопросу. Стараюсь задать его не в лоб, а плавно прийти к нему. Таким образом я пытаюсь подвигнуть моего клиента скорректировать запрос на терапию. Завершение отношений с Мариной кажется мне более актуальной проблемой, чем творческие противоречия. Я рассматриваю концентрацию Промилле на этих противоречиях как способ замолчать проблему развода и уйти от необходимости прожить расставание с женой.
Канцлер отвечает отрицательно, и я задаю следующий вопрос:
– А что в отношениях с бывшей супругой вызывает у вас сожаление?
Мой собеседник размышляет несколько секунд и говорит:
– То, что этих отношений хватило на единственную книгу.
В ответ на просьбу раскрыть этот тезис Промилле поясняет, что ему комфортнее писать при наличии женщины, которая занимается с ним сексом (он предпочитает периодичность раз в два-три дня), сопровождает в путешествиях (раз в два-три месяца, если говорить о периоде времени до пандемии) и организует ремонт в квартире (раз в два-три года). Марина удовлетворяет этим потребностям Канцлера на протяжении большей части его работы над романом. В середине этой работы Промилле полагает, что супруги хватит и на следующую книгу. Однако Марина начинает давать сбои: отговаривается от секса жалобами на болезненные состояния и капризничает при обсуждении направлений очередного путешествия. После прочтения супругой романа мой будущий клиент понимает: в Марине ломается кое-что важное – некая функция толерантного отношения к Канцлеру, как он выражается. Вскоре супруги разводятся.
– Вы общаетесь с бывшей супругой сейчас? – спрашиваю я.
– Мы поздравляем ее с какими-то важными датами, – отвечает Промилле. – Она нас тоже.
– Вы не хотите общаться с Мариной?
– Канцлер желает ей всего хорошего. Однако знать подробности утомительно. Канцлер и в браке-то не хотел знать подробности. Они мешали концентрироваться на романе. Зачем нам эти мытарства? – задает Промилле вопрос, который, судя по всему, кажется ему риторическим.
Я просматриваю заметки и спрашиваю повторно:
– Но о разводе вы всё же не жалеете? Даже несмотря на соответствие Марины вашим требованиям в течение большей части совместной жизни?
Ответ Канцлера рассудочен, эгоцентричен и очень характерен для него. Любой брак, утверждает мой собеседник, приходит к точке, в которой супругам лучше развестись. Многие не находят сил и предпочитают страдать, пока мужчина не умрет.
– Почему именно мужчина? – интересуюсь я.
– Средняя продолжительность жизни мужчин гораздо ниже, – говорит Промилле. – Есть совсем уж неприличные примеры. В минувшем году Канцлер был на свадьбе. Там оказался полный комплект бабушек жениха и невесты. Полный комплект: четыре бабушки. Дедушек мы не заметили. Поспрашивали тихонько, и что вы думаете? Все дедушки скончались. Четыре бабки сидели, шушукались, произносили тосты. Четыре деда уже перегнили.