скачать книгу бесплатно
– Кнаусгор? – отводя взгляд, он протянул мне руку.
– Да. – Я пожал ему руку. Маленькую, сухую и напоминающую лапку животного. – А вы, как понимаю, Корнелиуссен?
– Так и есть. – Он улыбнулся, опустил руки и обвел взглядом окрестности. – Как тебе?
– Вы про Хофьорд? – уточнил я.
– Хорошо у нас тут? – спросил он.
– Потрясающе, – ответил я.
Он повернулся и показал наверх.
– Ты вон там жить будешь, – сказал он, – мы теперь с тобой соседи. Я вот тут живу, видишь? Пойдем посмотрим?
– Пойдемте, – согласился я. – Вы не знаете, мои вещи уже привезли?
Он покачал головой:
– Насколько я знаю, нет.
– Ну, значит, в понедельник привезут. – Я пошел за ним вверх по дороге.
– Я так понял, ты у моего сына учителем будешь, – сказал он, – его Стиг зовут. Так я понял. Он в четвертом классе учится.
– У вас много детей? – спросил я.
– Четверо, – ответил он, – двое дома живут. Юханнес и Стиг. А Туне и Рубен – эти в Тромсё.
Пока мы шли, я смотрел по сторонам. Возле похожего на магазин здания топтались несколько человек. Там же стояла пара машин. А у ведущей наверх дороги, возле ларька, я увидел еще несколько человек – с велосипедами.
Далеко внизу во фьорд зашла шхуна.
Возле гавани кричали чайки.
Больше тишину ничего не нарушало.
– Много здесь народа живет? – спросил я.
– Человек двести пятьдесят, – ответил он, – смотря по тому, считать ли школьников.
Мы остановились перед крашенным черной морилкой домом постройки семидесятых, возле утопленной в стену дверью на первый этаж.
– Вот и пришли, – объявил он, – давай, заходи, там открыто. А ключи я тебе сейчас отдам.
Я открыл дверь, вошел в прихожую, поставил чемоданы и взял у завхоза ключ. Пахло тут так, как в домах, где давно никто не живет. Слабо, почти по-уличному, тянуло сыростью и плесенью. Я толкнул попуприкрытую дверь и оказался в гостиной. Пол там покрывал оранжевый ковролин. Из мебели был темно-коричневый письменный стол и такой же журнальный столик, а еще обитые коричневым и оранжевым кресла и диван, тоже темного дерева. Два больших окна без переплета выходили на север.
– Замечательно, – похвалил я.
– Кухня вон там, – он показал на дверь с противоположной стороны маленькой гостиной, и повернулся: – а там спальня.
Обои на кухне были с рисунком, популярным в семидесятых, – золотым, коричневым и белым. У окна стоял небольшой стол. Рядом – холодильник с маленькой морозилкой. Пластиковая столешница с раковиной сбоку. Серый линолеум на полу.
– Ну и, наконец, спальня, – сказал он и остановился на пороге, а я вошел в комнату. Ковер на полу был темнее, чем в гостиной, обои – светлые, а из мебели имелась лишь низкая, очень широкая кровать из того же материала, что и остальная мебель в квартире. Тиковая или крашенная под тик.
– Отлично! – сказал я.
– Ты постельное белье с собой привез?
Я покачал головой:
– Нет, отправил почтой.
– Мы тебе одолжим, если хочешь.
– Было бы неплохо, – согласился я.
– Схожу тогда сейчас принесу, – сказал он, – а если вопросы будут, хоть какие, так ты заходи. Мы тут гостей не боимся!)
– Хорошо, – ответил я, – спасибо большое.
Из окна гостиной я наблюдал, как он идет к своему дому метрах в двадцати от моего.
Моего!
Охренеть, у меня есть квартира!
Я расхаживал по ней, выдвигал ящики и заглядывал в шкафы, а потом вернулся завхоз со стопкой постельного белья. Когда он ушел, я принялся распаковывать немудрящие пожитки, которые привез с собой. Одежда, полотенце, печатная машинка, несколько книг, бумага для печатной машинки. Я передвинул письменный стол к окну, водрузил на него печатную машинку, сдвинул в сторону торшер, положил на подоконник книги и один номер литературного журнала под названием «Окно» – я купил его в Осло и решил подписаться на него. Рядом составил пятнадцать-двадцать кассет, которые привез с собой, а возле стопки бумаги разместился плеер и запасные батарейки.
Обустроив рабочее место, я сложил одежду в шкаф в спальне, убрал пустые чемоданы на верхнюю полку и замер посреди комнаты, не зная, чем еще заняться.
Меня разбирало желание позвонить кому-нибудь, рассказать, как оно тут все, но телефона в квартире не было. Может, выйти поискать телефонную будку?
К тому же я проголодался.
Я видел на улице киоск – может, до него прогуляться?
Тут, по крайней мере, делать точно нечего.
Зайдя в крохотную ванную, куда вела дверь из прихожей, я надел перед зеркалом черный берет. На крыльце я на секунду остановился и посмотрел вниз, на деревню. Одного взгляда было достаточно, чтобы разглядеть здесь всех и вся. Да, тут особо не спрячешься. Шагая по дороге – сверху грунтовой, а внизу заасфальтированной – я ощущал себя прозрачным.
Возле киоска-закусочной топтались несколько подростков лет пятнадцати. Когда я подошел, они умолкли. Не глядя, я прошел мимо, поднялся по ступенькам под навес и подошел к окошку, ярко блестевшему в рассеянном, словно повисшем в воздухе свете позднего лета. Окно почти заросло жиром. За стойкой стоял парнишка примерно того же возраста, что и подростки у меня за спиной. На щеке его виднелось несколько длинных черных волосков. Глаза были карие, волосы темные.
– Гамбургер с картошкой и колу, – попросил я, прислушиваясь, не обо мне ли болтают сзади. Но нет. Я закурил и, дожидаясь, принялся расхаживать под навесом. Орудием, смахивающим на совок, паренек зачерпнул резаную соломкой сырую картошку и бросил ее в кипящее масло. Положил на противень гамбургер. До меня доносилось лишь тихое шипенье масла и оживленные голоса за спиной. В домах на острове, отделенном от берега фьордом, загорелись окна. Небо – низкое у берега и поднимающееся ввысь ближе к устью фьорда было сине-серым. Оно слегка подернулось дымкой, но не потемнело.
Тишина не давила, а дарила простор.
Но не нам, – почему-то подумал я. Тишина здесь была такой всегда, задолго до прихода людей, и такой же останется надолго после того, как они исчезнут. Она по-прежнему будет покоиться здесь, в этой горной чаше, обращенной к морю.
Где, интересно, оно заканчивается? В Америке?
Да, наверное. В Ньюфаундленде.
– Ваш гамбургер. – Парнишка поставил на стойку пенопластовый контейнер с гамбургером, парой салатных листьев, четвертинкой помидора и горкой картошки-фри.
Я расплатился и, подхватив поднос, повернулся к выходу.
– Ты чего, новый учитель? – спросил один из подростков, навалившись на велосипедный руль.
– Да, – ответил я.
– Ты у нас будешь учителем. – Сказав это, он сплюнул и сдвинул бейсболку чуть на затылок.
– Мы в девятом учимся. А вот он – в восьмом.
– Вон оно что, – сказал я.
– Ага. А ты южак, что ли?
– Я с юга, да, – ответил я.
– Ага, понятно. – Он кивнул так, словно я побывал у него на приеме, а теперь прием окончен и мне разрешается уйти.
– Как вас зовут? – поинтересовался я.
– Поживешь – узнаешь, – ответил он.
Это их рассмешило. Я, как ни в чем не бывало, улыбнулся, но, проходя мимо, показался себе глупым. Он вышел победителем.
– А тебя-то как звать? Крикнул он мне вслед.
Я повернул голову, однако останавливаться не стал.
– Микки, – проговорил я, – Микки Маус.
– Да он еще и шутила! – крикнул он.
Съев гамбургер, я разделся и улегся в постель. Было не больше девяти вечера, комнату наполнял свет, какой бывает в пасмурный полдень, и проникающая повсюду тишина усиливала звуки при любом моем движении, поэтому даже несмотря на усталость тем вечером я опять пролежал несколько часов без сна.
Проснулся я посреди ночи оттого, что где-то хлопнула дверь. Сразу после этого в квартире этажом выше послышались шаги. Спросонок я почему-то решил, будто лежу в папином кабинете в нашем доме в Тюбаккене и что это папа ходит там, надо мной. Как меня сюда занесло? – успел подумать я, а после снова провалился в темноту.
Когда я проснулся в следующий раз, то меня охватила тревога.
Где я?
В доме в Тюбаккене? В доме в Твейте? В квартирке Ингве? В студенческом общежитии в Тромсё?
Я сел в кровати.
Сколько бы я ни озирался, взгляду ухватиться было не за что. Предметы вокруг не давали ни малейшей зацепки. Как будто я сползал вниз по отвесной стене.
А потом я вспомнил.
Хофьорд. Я в Хофьорде.
В моей собственной квартире в Хофьорде.
Я снова плюхнулся на кровать и заново прокрутил в голове всю поездку. Затем представил себе деревушку, раскинувшуюся там, за окнами, а в домах – людей, которых я не знаю и которые не знают меня. Внутри всколыхнулось чувство, похожее на ожидание, а еще на страх и неуверенность. Я встал, прошел в ванную и, приняв душ, надел зеленую рубашку из шелковистой ткани и брюки из хлопка, черные и широкие, после чего подошел к окну и посмотрел вниз, на магазин. Надо бы купить продукты для завтрака, но с этим можно было подождать.
На парковке возле магазина было несколько машин. Между ними стояла группка людей. Время от времени из магазина выходил какой-нибудь покупатель с пакетами в руках.
Нет, можно сходить и сейчас.
Я вышел в коридор, накинул пальто, надел берет и обул белые кеды, взглянул на себя в зеркало, поправил берет и вышел из дома.
Небо было таким же теплым и сероватым, как вчера. Горы на противоположном берегу фьорда вырастали прямо из воды. В них таилось нечто жестокое, я сразу увидел это, им ни до чего не было дела, ничто не имело для них значения, они словно находились где-то еще и в то же время оставались здесь.
Сейчас на парковке стояли пятеро. Двое пожилых, лет пятидесяти, и трое чуть постарше меня.
Они давно меня заметили, это я знал, иначе и быть не могло. Думаю, незнакомцы в длинных черных пальто здесь в диковинку. Я поднес к губам сигарету и затянулся так глубоко, что фильтр погорячел. По обеим сторонам двери висело два флажка с рекламой газеты «Верденс Ганг». На окне пестрели зеленые и оранжевые рукописные объявления. От группы на парковке меня теперь отделяло метров пятнадцать. Надо ли мне поздороваться? Просто вежливо поприветствовать? Или остановиться поболтать? Сказать, что я новый учитель и сострить по этому поводу?
Один из них посмотрел на меня. Я едва заметно кивнул. Ответного кивка не последовало.
Он что, не видел? Я кивнул совсем слабо, и он принял это за случайный жест? Решил, будто я просто вздрогнул?
Их присутствие меня будто ножом резало. В метре от двери я бросил окурок на землю и наступил на него. Оставить его? Или получится, что я намусорил? Значит, лучше его поднять? Нет, такая избыточная аккуратность, наверное, ни к чему?
Да ну на хрен, еще подбирать его, они же тут рыбаки – уж они-то точно ничего не подбирают!
Я поднял руку и толкнул дверь, взял красную корзинку и пошел вдоль полок. Полная женщина лет тридцати пяти держала в руках упаковку сарделек и что-то говорила девочке – наверное, дочери. Худая и долговязая, та топнула и упрямо посмотрела на мать. По другую сторону от женщины мальчик лет десяти рылся, склонившись, в выложенных на прилавке товарах. Я положил в корзинку цельнозерновой хлеб, пачку кофе «Али» и коробку чая «Эрл Грей». Женщина взглянула на меня и, положив сардельки к себе в корзину, двинулась в другой конец магазина. Мальчик с девочкой поплелись за ней следом. Я, не торопясь, бродил по магазину и разглядывал товары. В корзинку отправились кусок коричневого сыра, банка паштета и тюбик майонеза. Прихватив еще пакет молока и пачку маргарина, я пошел к прилавку, где полная женщина складывала покупки в пакет, а ее дочка читала объявления возле двери.
Продавец кивнул мне.
– Здравствуйте, – сказал я и принялся выкладывать продукты.
Он был низеньким и крепко сбитым, горбоносым, с широким лицом и тяжелым подбородком, покрытым ковром черной с проседью щетины.
– Ты, наверное, новый учитель? – он вбил цену.
Стоявшая возле доски объявлений девочка обернулась и посмотрела на меня.
– Да, – ответил я, – вчера приехал.
Мальчик потянул девочку за руку, она вырвалась и вышла из магазина. Мальчик пошел за ней, а последней вышла мать.
Апельсины – мне еще нужны апельсины. И яблоки.
Я метнулся к маленькому прилавку с фруктами, сунул в пакет несколько апельсинов, схватил пару яблок и вернулся на кассу, где продавец как раз пробивал последний товар.