скачать книгу бесплатно
– Никакая баба не сломит меня! Всё равно помирать, так хоть перед шлюхой не склонюсь.
Лян Се вздохнула.
– Жаль. Признаюсь тебе честно, у меня был плохой день. Знаешь ведь, что бывает, когда у женщины день прошёл не как надо?
На сей раз офицер не стала мучить пленника. Она вытащила из-за голенища своего сапога нож и разрезала им одежду на мужчине, оголяя его грудь. Пока она делала это, он мрачно ухмылялся.
– Так я и думала, – сказала Лян Се, выпрямляясь и глядя на иероглифы на левой стороне груди пленника.
– Значит, твоё имя Сен Гар, и ты командир башни? И ты дезертир?
– Будь проклята, гадина!
– Ну почему у нас с тобой не выходит никакого разговора? Ты можешь только ругаться!
С этими словами Лян Се сломала Сен Гару вторую коленку.
Из-за его криков офицер не сразу услышала топот конских копыт. К ним приближались несколько всадников, в которых к своей радости она признала имперских солдат из своей поредевшей сотни. Когда они приблизились и увидели, что их командиру ничего не угрожает, то радостно приветствовали её.
– Что там с остальными? – тотчас спросила Лян Се.
– Их было почти два десятка, – отвечали ей. – Мы захватили пятерых живьём, остальные погибли. Никто не ушёл.
– Сколько наших?..
– От стрел и во время схватки мы потеряли семнадцать, ещё восемь ранены. Оба младших офицера пали.
– Ясно. Возьмите этого, положите поперёк лошади, и возвращаемся обратно.
Солдаты подняли стонущего Сен Гара. Он не отбивался и не вырывался. Когда его положили на лошадь, Лян Се подошла к нему и развязала его ноги, забрав свой пояс обратно.
– Ты же всё равно больше не сможешь бегать, – промолвила она и ободряюще похлопала пленника по плечу.
Вскоре они вернулись к башне. Там её отряд постепенно приходил в себя после нападения. Перевязывали раненых, обыскивали убитых врагов, собирали разбежавшихся лошадей. Все степняки помогали воинам, а этот странный юноша, которого они между собой называли Тугрулом, с лёгкостью управлялся сразу с несколькими лошадьми. Кстати, ведь это именно он крикнул и спугнул её коня. Как он смог понять, что им грозит опасность?
Едва въехав в лагерь Лян Се начала отдавать приказы.
– Соберите костёр для погребения наших воинов. Возьмите на дрова эти развалины домов. Продолжайте сборы, мы выступим, как только закончим с пленниками. Приведите их к башне.
Солдаты поспешили исполнить приказы, а офицер спешилась и села на раскладной походный стул, с наслаждением вытягивая ноги. Сен Гара сбросили на землю неподалёку, остальных пятерых пленников подвели к ней и поставили на колени. Лян Се подала знак, и изувеченного мужчину, которого она захватила лично, приволокли поближе. Он стонал и чертыхался. Другие несчастные пленники невольно ужасались его судьбе.
Лян Се оглядела их и сказала:
– Вы видите, что будет с тем, кто не желает говорить. Можете молчать, и с вами мы сделаем то же самое, или чего похуже. У меня немного вопросов. Первое: что за большое пожарище на юго-западе?
Невольники угрюмо молчали, переглядываясь. Внезапно один из них пожал плечами и ответил:
– Это горит город Нандун.
Лян Се не смогла сдержать удивлённого возгласа. Несмотря на все догадки и предположения, признать, что пылает древняя столица Запада, было нелегко. Теперь она слышит это из уст неприятеля, и все сомнения уходят прочь.
– Не говори этой шлюхе ничего! – заорал Сен Гар.
Лян Се устало закатила глаза и провела ладонью перед губами. Один из её воинов кивнул, взял с собой пару товарищей и они подошли к непокорному Сен Гару. Двое прижали его к земле, а самый дюжий разжал ему кинжалом зубы и отрезал язык. После этого пленника перевернули на грудь, чтобы он не захлебнулся кровью.
Остальные в ужасе смотрели на эти пытки, некоторые упали на колени ничком.
– Всё равно язык не нужен тому, кто не желает говорить. Но ведь вы же не такие, верно? – обратилась Лян Се к ним. – Не думайте, что я испытываю радость или удовольствие от вида пыток и крови. Они противны мне. Но сейчас идёт война, и я не собираюсь с вами миндальничать.
И она узнала всё, что они могли ей сообщить: о восстании Дондо, о широком переходе армии на его сторону, о бегстве наместника и его приближённых, о готовящемся походе народного войска на восток.
Выслушав всё это, она изрекла:
– Что же, это разумно, что вы не стали отмалчиваться и повторять судьбу своего неразумного товарища. Какой прок подвергать себя напрасным мучениям?
– Госпожа, отпусти нас! – взмолился кто-то из пленников.
Лян Се покачала головой.
– Вы все – дезертиры, и вы прекрасно знаете, что бывает с теми, кто бросает свой пост и переходит на сторону врага. Но вы оказали мне и своим бывшим товарищам услугу и заслужили лёгкую смерть. Повесьте их на зубцах башни, которую они должны были охранять. И не забудьте этого бедолагу Сен Гара. Пора прекратить его мучения.
Пленники пытались просить и упирались. Однако их быстро загнали на верхнюю площадку башни, накинули петли на шею и сбросили вниз. Раздался хруст ломающихся позвонков, и вскоре всё было кончено. Сен Гар не избежал общей участи. Он уже и так был почти без сознания, когда его отнесли наверх, чтобы казнить. Он занял своё место среди товарищей, и мучения его закончились.
– Мы забыли кое-что ещё, – проговорила Лян Се, и голос её прозвучал так, как она того хотела: жёстко и властно. – Соберите трупы остальных дезертиров и вздёрните их рядом. Зубцов на башне хватит на всех.
Через час остатки отряда Лян Се и шестеро их пленников-степняков наконец выступили в поход. Раненых, кто не мог идти сам, пристроили на носилках или верхом. Людей стало меньше, а лошадей больше, так что передвигаться можно было намного быстрее, чем командир рассчитывала изначально. Позади них пылал погребальный костёр, а на башне степной ветер раскачивал два десятка свежих трупов и всё так же взвивал выцветшее имперское красное знамя.
Они вскоре добрались по старой дороге до развилки, где лежал камень. Лян Се ещё раз поглядела на него. «Нандун» с одной стороны и «Красный город» – с другой. Одна дорога вела на юго-запад, другая – на юго-восток. Их цель лежала на юге, по пути в столицу.
VII
Врачеватель Ган Жун оставил обширные записи в своём дневнике, которые лучше всего повествуют нам о том, что происходило в Нандуне во время и после чудовищного погрома, устроенного разгорячённой толпой фанатиков. В этих записях также немалое место уделено Наге и Мунку, так что будет небезынтересно полистать страницы этого дневника. Вот что лекарь написал о тех злополучных днях и последующих за ними:
«Вчера днём Дондо произнёс страстную речь и объявил себя пророком обновлённой веры Дракона. Я не был на площади, у меня, естественно, были дела в лечебнице. Говорят, он был очень убедителен, и толпа внимала ему, затаив дыхание. Не знаю, как дела обстоят на самом деле.
У меня нет ни времени, ни желания участвовать в этом восстании и тем более в походе на восток. Больные и увечные не переведутся и в Нандуне, и кто же им окажет помощь, если не я? Особенно теперь, когда остальные врачи покинули город. Я им не судья, и сам я подумываю об этом же. Лишь чувство долга перед людьми и моя лечебница, которую я столько лет обустраивал, удерживают меня от такого шага.
Вечером весь город был освещён отблесками пламени, в котором горел дворец наместника. Удивительно, эта крепость веками выдерживала натиск разбойников и варваров с севера, но её разгромили сами жители, для защиты которых она когда-то и была создана.
Жаль, я не успел вынести из дворца достаточно рукописей, которые там хранились. Конечно, многие из них пришли в негодность, были разодраны и втоптаны в грязь ещё во время первого погрома, однако же бумаги были свалены во дворах, и ещё можно было что-то отыскать. Теперь всё кончено и кончено навеки. Какие знания и сокровища мысли мы потеряли в этот день? Придут ли ещё учёные и поэты, чтобы написать что-то подобное или лучшее, взамен утраченного?
Не хочется думать об этом. Мне кажется, что весь запад уже накрыла волна безумия и дикости, и теперь эта волна движется на восток, чтобы поглотить всю империю и перекинуться за море. Смогут ли её остановить, или она сама потеряет силу?
Люди находят особую радость в разрушении и уничтожении. Они полагают, что сейчас они расчистят место для новой жизни и нового мира. Но знают ли они, чего хотят на самом деле? И приведёт ли это разрушение к обновлению?
Никто не может дать ответ. Конечно, люди желают справедливости, они устали от неправедных правителей, которые мучили их все предыдущие годы. Сможет ли Дондо выстроить такое государство, где голос каждого будет услышан, где каждый сможет спокойно возделывать землю или заниматься ремеслом? Мне бы очень хотелось, чтобы он смог, однако его религиозные прозрения меня настораживают.
От всех этих тревожных мыслей меня отвлекает мой замечательный пациент и его неотлучный друг. Я могу часами наблюдать за ними обоими, и, видят Небеса, была бы у меня такая возможность, не занимался бы ничем другим, кроме этого.
Что происходит с юношей, я не знаю. Никогда не встречал ничего подобного в своей практике. Возможно, я смог бы что-то отыскать в библиотеке наместника, но это уже невозможно.
Тело молодого человека претерпевает большие изменения. Он становится крепче, и мышцы наливаются силой. Его плечи раздались: глядя на его руки и ноги, мощную шею, широкую грудь, можно подумать, что перед тобой великий борец или воин. Когда его принесли ко мне, он был по своему виду взрослеющим подростком, пусть и выросшим в суровых условиях степи.
Ещё одно интересное изменение, происходящее с его телом: оно теряет волосы. Его слабенькая поросль на месте бороды, коротко стриженные на голове, на самом теле – все волосы выпадают. Как это связано с невероятным развитием мышц, я не могу сказать.
Дух юноши тоже меняется. В первое время он много оставался в забытьи, но когда приходил в себя, мог поддерживать беседу и задавать вопросы. С каждым днём его речь становится всё проще, и вскоре уже стала напоминать детскую. Сейчас он бодрствует примерно столько же времени, что и находится в полусне. Его манера говорить стала незатейливой, он не воспринимает мало-мальски сложных понятий. При этом я не могу заявить, что юноша стал умственно отсталым. Нет, разум по-прежнему светится в его глазах, однако темы, выходящие за рамки еды, питья и погоды ему попросту неинтересны. Он пропускает их мимо ушей, словно не слышит.
Молодой человек превратился в огромного ребёнка, который мало чем интересуется, обладая при этом силой буйвола или медведя.
Моё неослабевающее внимание привлекает шрам от человеческого укуса на его руке. С одной стороны, Ближе к верхней части он давно зарос и зарубцевался, с другой чуть ниже – кажется, что парня укусили буквально на днях.
Товарищ этого юноши именем Нага нравится мне всё больше. Очень непростой человек, много повидавший в своей жизни, много перенёсший. Но в отличие от многих других, которые тоже немало хлебнули горя, он меняется, и меняется сильно.
Он не говорит, чем занимался раньше, называет себя наёмным охранником, сопровождающим караваны в Сатыш. Я никогда не выбирался за пределы стены Дракона, не был в степи, а тем более в этом торговом городке. Но рассказы Наги об обычаях кочевников, жизни в степи столь живы и ярки, что без сомнения доказывают – он действительно бывал в тех краях, и не раз.
Однако и у меня есть немалый жизненный опыт, мой глаз тоже намётан. Я вижу, что Нага не договаривает, не лжёт, а именно говорит не всё. Иногда в его манере двигаться, повороте головы, взгляде, взмахе рукой проскальзывает что-то такое, что явственно говорит: человек этот опасен.
Нага никогда не бывает агрессивен, он довольно сдержан, хотя и видно, что иногда это даётся ему нелегко. В еде и жизни он неприхотлив, однако от хорошего вина со мной за компанию вечером он никогда не отказывался.
Он желает знать всё, что происходит с его молодым другом, и очень расстраивается, когда я не могу ему чего-либо пояснить, так как и сам не знаю этого. Такая привязанность трогает меня.
Нага вызвался помогать мне во время приёма больных, в особенности, когда речь идёт о перевязках и операциях. Он совершенно не боится вида крови и внутренностей, более того, прекрасно знает, где какие органы расположены, какие кровеносные сосуды наиболее важны. Когда он видит ранения, то может почти безошибочно сказать, выживет ли бедняга или станет калекой.
Из всего этого я делаю единственный вывод: Нага не брезговал пролитием крови и делал это со знанием дела. Возможно, он был не просто наёмным охранником, но наёмным убийцей. Впрочем, он явно изменился, и мне кажется, в этом не последнюю роль сыграла странная привязанность Наги к этому молодому человеку, которого он называет Шимой.
Всё это очень необычно. Они оба носят имена, распространённые на Островах, какая нелёгкая занесла их сюда, что они ищут здесь? Это не моё дело, но, безусловно, весьма занимательно.
Пока я писал эти строки, прибежал сосед и заявил, что Дондо призвал разрушить не только дворец наместника, но и дома неправедных горожан, и толпа уже принялась за дело. Что ж, посмотрим, чем это закончится.
Ночь прошла тревожно. Насколько я понимаю, горят не просто несколько домов, но уже и целые кварталы в городе. Надеюсь, огонь не дойдёт до нас.
В остальном, всё шло как обычно. Больные с самого раннего утра уже ждали у дверей моего дома. Мальчик-служка запустил их в сад, где стояли скамьи для ожидающих.
Помню, я выглянул в окно и увидел с дюжину страждущих. Мне подумалось, что людей меньше, чем обычно, однако я не придал этому особого значения, хотя я ожидал, что придут пострадавшие от огня.
Шима словно чувствует приближение какой-то беды. Он беспокоен и подвывает по-собачьи. Нага неотлучно остаётся при нём, я должен вести приём в одиночку.
Но из дюжины больных, когда я занялся ими, у меня не осталось и половины. Люди быстро покидают мой сад. Оно и не удивительно. Густой дым заволакивает небо, солнце тускло и с трудом пробивается сквозь него.
Я быстро закончил с теми, кто всё же остался. После этого я поднялся на террасу и осмотрел, как мог, ближайшие улицы. Огонь ещё не дошёл до нас, но я видел множество людей, собравших свой скарб и бегущих прочь. Значит, погромщики не ограничились лишь несколькими домами. Неужели Нандун падёт в огне, разожжённом фанатичной толпой?
Завывания Шимы становятся всё громче и невыносимее. Ему вторят кошки и собаки горожан, да вообще вся живность в городе, трепещущая перед пожаром. Мальчик-служка куда-то запропастился.
Это были поистине ужасные часы! Небеса, как мы дошли до этого?!
Сейчас я, Нага и Шима в безопасности, мы сидим на склоне одного из холмов, окружающих Нандун, и взираем на ревущее пламя, пожирающее древний город.
Наконец я смог собраться с мыслями и набросать на бумаге всё то, что мы пережили, пока воспоминания и чувства свежи.
Около полудня, когда немногие пациенты уже ушли из моей лечебницы, а я размышлял над тем, стоит ли мне последовать за прочими беженцами, покидающими город, в ворота, ведущие в мой сад, начали барабанить десятки рук. Я был глубоко удивлён, зачем стучать в ворота, когда калитка всегда открыта. По-видимому, мои странные посетители просто не знали об этом.
Я поспешил к калитке, но удары становились всё громче и сильнее. Вдруг калитка распахнулась с такой силой, что едва не слетела с петель, и в мой сад начала вливаться толпа людей. Они радостно улюлюкали, обнимали меня и поздравляли:
– Возрадуйся! – кричали они. – Пришёл час очищения и освобождения!
Они широко раскрыли ворота, и ещё больше людей наполнило мой сад и дом. Их глаза горели, и хотя они не являли намерений насилия, но были столь возбуждены, что у меня не оставалось сомнений, что скажи я малейшее слово поперёк их воли, они не замедлят расправиться со мной.
На пороге показались Нага и Шима. Оба они выглядели растерянными и очень напряжёнными. Люди, приветствуя, обнимали их. Нага был готов драться и убить столько, сколько сможет, прежде чем сам сложит голову. Шима тихо рычал.
Я поспешил к ним, проталкиваясь через толпу, вытаптывающую мой сад, мои целебные травы, ломающую кусты и ветви деревьев, словно эти бессловесные растения могли им препятствовать.
– Нага, – шепнул я ему на ухо, – держи себя в руках. Наша единственная возможность уцелеть, это слиться с толпой. Не противься им. Главное теперь – это выбраться из горящего города.
Нага ничего не ответил мне, коротко кивнул и мягко погладил Шиму по голове. Юноша столь вырос, что, наверное, на две головы возвышался над людьми, и его старшему товарищу пришлось привстать, чтобы сделать это.
– Это что за великан? – спрашивали из толпы.
Я мягко взял Шиму под руку и начал её поглаживать, успокаивая его.
– Это один бедолага, умственно отсталый, – отвечал я, подстраиваясь под настроение толпы. – Силы много, ума мало. Он очень взволнован, никогда столько людей не видел.
– Пусть не боится! Вы уж его держите, а то очень уж он огромный.
– Держим, держим. Вот, хотим отвести его подальше из города.
– Огонь Дракона очистит всё! Когда будет пылать Красный город, он должен видеть это очищающее пламя, и даже пусть коснётся его. Тогда, по милости Дракона, он обретёт разум!
– Да будет так! – возгласил я, желая лишь выбраться из рук фанатиков.
– Да будет так! – подхватили они и принялись обнимать меня и друг друга.
Не знаю, как нам удалось пробраться сквозь ряды этих подлинных сумасшедших. Я видел, что пожар подбирается к моей улице всё ближе, дым становился гуще, и дышать становилось тяжелее, но людям это было безразлично. Они только радовались подступающему пламени и не спешили бежать от него.
Мы побежали по улицам, влившись через некоторое время в поток прочих беженцев. Нас вынесло на окраины Нандуна, а оттуда толпа покатилась через поля к подножию холмов, чтобы оттуда увидеть гибель города.
Только опустившись на траву на склоне холма, я начал осознавать всю горечь происходящего. Моя лечебница разгромлена и пожрана огнём, столица Запада превращается в руины! Тысячи людей потеряли свои дома и вещи, кто-то наверняка сгинул в пожаре.
Я посмотрел на моих спутников. Неожиданно для себя я обнаружил, что оба они спокойны. Нага насмешливо кривил рот, а Шима, удалившись от огня, вновь погрузился в безразлично-мечтательное настроение.
Вероятно, заметив моё недоумение, Нага обратился ко мне:
– Горит ваш проклятый Нандун, да и не жалко.
– Как можешь ты так говорить?! – изумился я. – Неужели тебе всё равно?
Нага хмыкнул и пренебрежительно пожал плечами.
– А как же все эти люди? – восклицал я.
