скачать книгу бесплатно
– Да твою-ж мать! – Я в тоске стукнул ладонями по рулевому колесу. – Как?
– Слу-ушай… не ори… давай по… потом расскажу. Хреново…
Хреново ему, скотине. Ладно. Сейчас будет хуже. В глазах немного потемнело, когда я рывком открыл дверь, обошел «Ниву» и выволок Егорушку на свежий воздух. Не пойму, как оно получилось, ведь специально настраивался на мирный, понимаешь, диалог. Но получилось. Придерживая братца за ворот, я сунул ему кулаком под глаз и, когда качнувшаяся назад патлатая голова вернулась в исходное положение, добавил размашистую затрещину. Егорушка сначала глухо взвыл, а потом вдруг захихикал, потирая ушибленную скулу.
– Я че-то не врубаюсь, Слава, ну хрена ли ты стараешься? Отвалил бы ты уже от меня, так задолбал, что сил нет… Какого ты вообще сюда приперся, братец хренов? Ждал я тебя, мудака? Как же я тебя, мразь, ненавижу… выродок…
– Как ты отчислился? – повторил я вопрос, и, видно, что-то в моем голосе подействовало. Егор успокоился, по крайней мере прекратился его пьяный гыгыкающий смех.
– Просто. Пришел в деканат и объяснил всем этим козлам, на какой именно болт я их навинчиваю со всеми их левыми семинарами и сраными курсовиками. И что диплом их долбаный разве что вместо особой бумаги годится, да и то дороговато получается. И жестко, кстати…
Я глубоко вдохнул и выпустил ворот грязной «косухи». Егор сполз на землю и уселся возле колеса, широко расставив ноги и снова обхватив голову руками.
– Сука… сам себе с бодуна по роже как-нибудь втащи… а еще лучше – об стену разбегись.
– Предкам сообщил?
– Я че, дебил? Не… меньше знают – крепче спят. Не в курсе они, а телефон общажный еще на той неделе обрубили. Почта пока пашет, да мне западло с письмами возиться… а то бы написал, в какой конторе мой любимый старший брат работает. Это… риэлтор, нах. В Москве, понимаешь, фрилансит, бха-ха… о-ой…
Рухнула последняя надежда на то, что Егорушка по пьяни не забыл болтовню моего злокачественного напарничка. Тоскливая злоба на моем лице была, видимо, настолько явной, что братец ехидно ухмыльнулся и с прищуром глянул на окна общежития.
– Ты смотри, в натуре знакомы, – с протяжным стоном пробубнил Егор, делая попытку встать. – А че будет, Слав, ежели я того… телеграммку пошлю? Типа, меня отчислили, а ты вообще… сталкер. Ништяк новости нашим шнуркам будут? Хе-хе… хе… представля-аю марлезонский балет в исполнении мамани с папаней. Это будет… драма…
– У матери уже два инфаркта, придурок… – устало выдохнул я.
– Она тебе не мать, – буркнул Егор. – Пора бы уже всосать за столько-то лет. Я вообще не врубаюсь, че ты до сих пор в нашей семье забыл.
Я промолчал.
– Да, чуть не запамятовал… квартирка-то моя полностью, ага. – Егорушка, натужно икнув, убрал от лица руки и мутно взглянул на меня снизу вверх. – Ты, лошок, не в доле. Это так, для поднятия настроения. Можешь дальше на задних лапках танцевать, у тебя офигенно получается. Опытный ты в этих делах, чувак.
От темной, помутившей рассудок ярости я даже немного покачнулся и, чтобы не наделать грехов, отошел от машины. Вдох, выдох. Неплохого вы себе сына вырастили, теть Тоня, Антонина Александровна. Благодарного, внимательного и доброго. Вон как о вас заботится…
И вспышка прошла, я снова взял себя в руки, подавив ярость. Но вот обида осталась, черт возьми. Плевать на квартиру, не в ней дело, я, в общем, и сам бы в будущем отказался от доли. Уже думал о том, что свой угол найду, заработаю, не вопрос. Не жалел я ни капли. Укусило другое, и очень больно так укусило. Не сообщили даже, не посоветовались и не извинились, мол, так и так, Слава, надо бы нам жилплощадь Егору оставить, сам понимаешь. И я бы без проблем согласился – факт. А тут… без меня уже все решили. И не сообщили ничего, словно посторонний я им и уже точно лишний в семье, которого даже в известность ставить не надо. Не спросили, не обговорили, а так – втихаря и по-быстрому, чтоб я раньше времени не узнал. Обидно. Обидно до кома в горле и неприятного, саднящего чувства в груди. Может, врет Егор? А вдруг? Я посмотрел на сидящего братца. Да нет, шиш… трепач и лжец Егорушка, каких поискать, однако точно я знаю, что правду он сказал. И не просто сказал, а специально до случая ее приберег, давно держал – ишь как лыбится, несмотря на похмелье и пару моих зуботычин. Я даже почти услышал, как Антонина Александровна говорила ему, что, мол, ты, Егорушка, только учись, мы уж квартирку-то на тебя переписали, ты не думай. Человеком только вот вырасти, за ум возьмись, не дури, сынок. Вот он и вырос и не дурит.
И мысль такая у меня мелькнула. А какого ляда, собственно, я с этим придурком вошкаюсь? Ты же, Ланс, так свободу ценишь, ну и вот она, вольная воля, вольнее некуда. Единственное, что у тебя на шее висело, так это Егорка, за которым чуть не сопли подтирать всю жизнь приходилось, а теперь ты вроде как и чужой им всем стал. Долги мои все выплачены, обещал последить – последил, даже в вуз устроил. То, что я не в семье, понять дали. Все!
И сладкая, заманчивая мысль подойти к машине, пинком отшвырнуть Егорушку и, дав по газам, просто уехать. Но… не пустило. Не смог. Потому что вспомнил больничный запах, бледное, помертвевшее лицо тети Тони. И капельница с тонкой прозрачной трубкой, впившаяся в сгиб полной руки, я почему-то смотрел только на нее, все думая, что это, должно быть, больно, ведь голос так тих, и под глазами глубокие тени.
«Посмотри за ним».
«Хорошо, Антонина Александровна, я постараюсь».
«Обещаешь?»
«Да, обещаю».
Считал я, что обещание давно выполнено, а все равно был уверен, что новости обо мне и Егоре в лучшем случае уложат тетю Тоню в больницу. И хоть не чувствовал я любви, почти не чувствовал, однако уважение и благодарность никуда не делись. Не совсем ведь чужие люди, и, несмотря на последние новости, я до сих пор считал, что семья у меня есть. Не смогу я развернуться и уйти не потому, что обещал, а просто потому, что не получится потом заснуть, заедят мысли. Однако тогда будем думать… Я присел на корточки возле Егора.
– Восстановиться никак?
– Ага, щас. – Егорша сплюнул и снова сильно икнул. – Зашибись они меня восстановят после моего концерта. Да я и сам не вернусь. Манал я всю их бухгалтерию. Ненавижу сук.
– Он, типа, мужик, – послышался сверху голос, и я увидел в окне общежития Ксюху. Девушка курила и с интересом посматривала на нас. – С Тапком познакомились и разговорились. При мне было дело – Тапочек, видишь, ко мне клеился и крутость показывал, придурок. И Егорка с ним… кстати, привет, чувак. Не сиди на земле, хозяйство отморозишь.
– Привет. А дальше что?
Ксюха улыбнулась, талантливо сделав на щеках почти симпатичные ямочки.
– Ла-анс… Привет… А дальше? А дальше Егор такой говорит, что сам тоже хочет сталкером стать. Ну, типа поспорили они, что студент наш учебу не бросит, слабо, а просто выпендривается… Ты ведь выпендривался, Егорушка?
– Заткнись… – тихо прошипел Егор, так тихо, чтобы не услышала Ксюха.
– Нажрался, взял студенческий и в деканат пошел, – равнодушно продолжила девушка, стряхивая пепел. – А потом такой выходит и говорит, что, оказывается, не слабо. И Тапку готовиться сказал к выходу в Москву. Они горючим закупились и недели две у меня готовились, алкоголики хреновы. И не то чтобы задолбали, но надоесть успели, клоуны. Когда в рейд пойдешь, Егор? Тапок про тебя уже спрашивает, одному похмеляться скучно.
– Он что, у тебя в комнате? – хрипло поинтересовался братец, прищурив глаза.
– Шиш ему. В коридоре бухает. – Ксюха пустила дымное кольцо. – Расстроился, переживает. Прикинь, прощения просил – за то, что Тапок, а не Койот.
Девушка прыснула в кулак, выкинула окурок и сладко потянулась.
– Он там еще? – спросил я.
– Ну, так.
– Ты, Егор, посиди тут. Сейчас вернусь.
Тапка я нашел на подоконнике. Товарищ грустил. Рядом стояла полупустая бутылка с портвейном.
– Зда-рова, Лансер… Ты вот мне скажи, на хрена ты вчера Ксюхе разболтал…
Я молча выхватил бутылку, крутанул ее в руках и «винтом» вылил скверное вино прямо на макушку бывшему напарнику. Тот удивился так, что, фыркнув, выпучил глаза и молчал все время, пока пойло булькало в жидких волосах и струями сбегало на клетчатую рубашку.
– Э-э… ты че? Ты в натуре охренел, паскуда? – выдавил он, когда я аккуратно вытряс последние капли. – Я тебя щас…
– Что ты меня щас? – Я, ухватив Тапка за ворот, сбросил его с подоконника на пол, об этот же подоконник расколотил бутылку и поднес «розочку» к разом побелевшему носу. – Ну?
Бедняга заблеял и сделал неуверенную попытку вырваться. Пришлось двинуть коленом.
– Мы с тобой, сучий потрох, договаривались не болтать? Договаривались, тварина?
Тапок снова попробовал вывернуться, но я держал крепко.
– Было? – Я повторил вопрос, жестко придавив бывшего напарника к грязному заплеванному полу.
– Угу…
– Говорил, что это лютая подстава, идиот?
– Ну, говорил…
– Первое и последнее предупреждение. – Я отбросил «розочку» и, подкрепляя каждое слово увесистым тумаком, продолжил: – Если узнаю, что ты еще где-нибудь заикнешься о том выходе или просто вспомнишь мое имя, удавлю как поганую суку. Ты меня понял?
– Ну…
– Не слышу!
– Понял я все.
– Ну, вот и замечательно. А вот это тебе особая благодарность за братца. Напоследок, так сказать.
Я поднял Тапка за шиворот и от души двинул ему в челюсть. Бывший «сталкер» с коротким воплем отлетел к стенке, затем что-то злобно, но очень тихо пробурчал. Должно быть, угрозу, но мне уже было не до него.
– А ты крут, – негромко и задумчиво сказала Ксюха, которая, похоже, наблюдала за нами в течение всего «разговора». – Фига себе… Короче, я тоже все поняла. Болтать не буду.
– Молодец. Приятно общаться с догадливыми людьми. – Я кивнул, чувствуя некоторое облегчение от того, что не придется объяснять все еще и Ксюхе. Разумеется, рукоприкладства ни разу не планировалось, но мне было бы сложно объяснить девушке, почему про знакомство со сталкерами лучше помалкивать. Надеюсь, все было достаточно наглядно… Однако я в любом случае засветился. Палево состоялось, как обычно выражается Ботаник. Нежелательные люди в курсе моего рода занятий, видели меня в лицо и знают по имени, и, что особенно паскудно, все знает и братец. И это очень даже может всплыть – хорошо, если без последствий. Черт… Надо бы залечь на некоторое время, воздержаться от вылазок в Город хотя бы на пару месяцев. Неприятный расклад. И да, никаких напарников больше.
– Ланс… постой.
– Да? – Я обернулся.
– Возьми меня с собой… туда…
– Нет. Извини, Ксюха. И лучше забудь про нашу встречу.
– Забыть? – Девушка пожала плечами и вздохнула. – Попробую, но это вряд ли выйдет. Со мной точно не получится, да?
– Точно.
– Жаль… – Ксюха сказала это едва слышным шепотом и опустила глаза. Недокуренная сигарета ударилась о стенку, и девушка, опустив плечи, поплелась в свою комнату.
Ч-черт.
Вот надо было ей, заразе, это спросить. А я ведь думал, что отпустило меня давно.
И вдруг все почернело. Я даже вяло удивился своей реакции, что настолько раскис, почему вдруг так погано стало на душе, что хоть вой. Ох, надо было мне подойти к этой дуре и дать по шее по-взрослому. Нельзя с девками так, конечно, но это особенный случай. Не смог, не врезал.
Просто подошел и, жестко ухватив за шею, прижал к стене. Ксюха задавленно пискнула, широко раскрыв глаза от неожиданности и удивления.
– Никогда, слышишь? Никогда даже не приближайся к Москве, дура. Никогда вообще. Выкинь из своей глупой головы даже мысль такую. Ни сама, ни с кем-то другим, пусть он будет хоть трижды суперсталкер. В Зоне бабам не место. Умирают они там. Ясно тебе? Умирают! Насовсем!
И, не дожидаясь ответа, я оттолкнул девушку.
Слишком много для меня на сегодняшние сутки, вот честное слово. И бабки те с поджатыми губками и презрительными взглядами, и братец Егорушка со своим вечным презрением и ядовитой ухмылочкой, и вот эта дура местного розлива, которую то ли под алкоголем, то ли под природной дебильностью на приключения тянет. Катись оно все к чертовой матери. Сегодня снова не засну. И если так и дальше пойдет, то нужно мне будет от спиртного держаться подальше, а то, глядишь, и привыкну тоску глушить этим паршивым и незамысловатым способом. Видел я людей, через Зону алкоголем порченных. Спасибо, мне так не хочется.
Я даже имени ее не знал, той девушки в составе небольшого отряда, и до сих пор ведь не знаю. Встретились мы на пересечении Ярославки и Кольцевой, тогда еще, когда Зона до тех мест уже доползла, но напакостить почти не успела. Три человека и она, молоденькая совсем девка, которую напарники звали Челкой. Так я и не допытался, как ее зовут на самом деле, – девушка на эти вопросы молча улыбалась и качала головой. И так ясно вижу это сейчас, словно только вчера мы встретились. Всего одна ночь у костра, совместный ужин, и надо было бы выспаться, но просидели мы у огня до самого рассвета, пока дрыхли ее попутчики, довольные тем, что не нужно дежурить. И мы разговаривали. Обо всем. Я даже не помню тем, но до сих пор осталось то ощущение мягкого, душевного уюта в сердце, того приятного света, что буквально исходил от Челки. Помню тихий голос с легкой, симпатичной такой хрипотцой, теплую улыбку, искренность и честность слов. Как тайком засматривался на нее – миниатюрная, нос курносый, из-под камуфляжной бейсболки прядь темно-русого цвета, действительно Челка. Сталкерша, еще из той Зоны. Коля Шелест, нелюдимый и подозрительный парень, отозвал меня в сторонку тогда, перед ночевкой, и тихо сказал, чтоб не лез я к девушке. Мол, муж и напарник у нее погиб, хороший человек, и потому Челка из той Зоны ушла, плохо ей до сих пор. И если вдруг я к ней подкатить вздумаю, то пусть не обижаюсь. Объяснил я, что и в мыслях не было, и вроде успокоились они, хотя все равно косились. И, Зона побери, как же интересно было с ней разговаривать всю ночь напролет, как уютно у костра за неспешным разговором и кружкой крепкого, пахнущего дымком чая. Расстались мы на рассвете – я шел проведать возможные пути к Ботаническому саду, а они повернули в сторону ВДНХ. И видно было, что всю команду вела именно она, невысокая девушка в сталкерском защитном комбезе, и очень мне хотелось, чтоб дорога была им гладкой. И, когда уже начал я подзабывать о той встрече, какой-то старатель, Серый вроде, нашел Челку на ВДНХ – с серверов ЦАЯ Ботаник новости скинул со свежими «крестиками». И я еще минуту думал, что имя знакомое вроде, и, когда вспомнил, долго сидел на кровати замороженный, тупо глядя в стену и вспоминая открытое, приветливое лицо, негромкий голос и прядь волос. Понял я, что именно тогда погибла девушка, после нашей встречи. И если раньше почти не вспоминались Челка и ночь у костра, то теперь, особенно перед сном, накатывало на меня едкой горечью, и казалось, что, пойди я тогда с ними, может, что-нибудь и исправил, вдруг как-то бы, да помог. Был я, конечно, в то время совсем зеленым, да и сейчас недалеко ушел. Челка же, если верить Шелесту, ту самую, первую Зону прошла, но все равно, чем больше я думал, тем больше мне казалось, что получилось бы помочь, спасти, и кто знает, не одну ночь после этого мы бы у костра провели и обо всем самом нужном поговорили. Ведь только познакомились мы тогда, а уже остро не хватает мне тех, по-настоящему честных слов, улыбки и прямого, доброго взгляда. Не надо девушкам в Зону. Нельзя.
– Живи, Зена. Просто живи, ясно? – И самому вдруг противно стало от фальшивого своего пафоса, вымученного словно в извинение. Неправильно вот так. Как-то даже оскорбительно для памяти Челки. Кто была она и кто вот эта, прокуренная и пропитая девка с липким взглядом и интонациями дворовой шпаны. И пустой, мутноватый взгляд, почти физически мазнувший мне по лицу, вывернулась, дернула плечом. В Зону ей. Как же.
– Да уж как-нибудь. Спасибо, чувак, на добром слове, я постараюсь, ну. Ариведерчи.
– Бывай.
И прочь из этого гнилого и провонявшего здания. Душно здесь. И мыслишка – не зря ли оставил Егорушку рядом с машиной, ключи-то в замке, да и деньги, по ходу, там же, кошелек в «бардачке» лежит – вот ведь дурацкая привычка при себе его не держать. Поэтому сбежал я по лестнице вниз достаточно бодро, но все равно не успел. «Нива» на хорошей скорости уже уносилась прочь по шоссе, при этом немного виляя из стороны в сторону.
Все.
Сев на асфальт, я с чувством, толком и расстановкой выматерился в голос к вящему неудовольствию бабули-вахтера. Как добираться до Ботаника без копейки денег, я не представлял – не те времена, чтобы рассчитывать на доброту водителей попутных машин, электрички и автобусы давно не ходят – Москвы как города нет со всеми его вокзалами и маршрутами. Да и голодный – со вчерашнего дня не ел, легкий «перехват» всухомятку за обед не считается. Ладно, Ланс, успокойся. Авось да либо, как-нибудь доберемся. Немного успокоившись, я встал, отряхнул джинсы и, подмигнув насупленной вахтерше, пошагал в сторону «дома». Интересно, как Ботаник отнесется к моему статусу бомжа – по закону, конечно, я имел право на часть жилья, но и «родители», и братец, зная мой характер, понимали, что мне будет невыносимо до тошноты выяснять отношения и таскаться по судам. Что ж, тут они правы. Да и к лучшему это. Серьезно, к лучшему. Свобода, пусть даже в таком статусе, стала полнее. Тяготила меня «обязанность» присматривать за Егоршей – и только сейчас я начал понимать насколько. Все, ребята, обязанности мои все закончились. Если поймаю дурака, учить уму-разуму не стану, просто пошлю куда подальше. С меня хватит.
Попутку удалось поймать только к вечеру, когда я уже отмахал пешком не меньше двадцати километров. Водитель-«дальнобой» подобрал меня, и очень здорово оказалось, что ему тоже в Видное. Я и спросил зачем, ведь там ни магазинов, ни производства никакого не осталось, да и город наполовину эвакуирован, Зона в полукилометре уже от Школьной улицы, хотя вроде за целый год ближе не подползла. А я, говорит, и не товары вожу. Эвакуация в Видном уже полным ходом идет, вот и заработок – за один рейс можно две квартиры с мебелью перевезти куда просят, фура большая. Дорого, но желающие уже в очередь выстраиваются. Такими делами, мол, через год стоимость машины покрыть можно. Попрощался я с ним, а он рукой махнул и говорит, бывай, мол, сталкер, будь там аккуратнее. Ничего не ответил на мой вопрос, почему это я сталкер, подмигнул, дверь захлопнул и поминай как звали. Догадался же как-то…
* * *
– Плохие новости, Лансер.
– И я рад тебя видеть, Бот. – Не разуваясь, я протопал в спальню и с размаху рухнул на диван. – Выкладывай. Меня уже мало чем добьешь.
– Встретиться с тобой… с нами хотят. – Ботаник грустно взглянул на меня через стекла очков, тихо вздохнул и пододвинул табурет. – Ты в курсе, что тот район, где ты альбомы искал, под группировкой находится?
– Чихал я, Геныч, на все их блатные разделы и границы, ты же знаешь. Мне дела нет, что какая-то левая шпана между собой что-то там разделила. Сколько ни хожу, ни одного… реального пацанчика ни разу не видел. Вояки – да, иногда лазают, но и то из-под палки. Эти же только на границах иногда шакалят.
– Ну, это да… Я сам тебе работу эту подыскал, чтоб ее… Ну, короче, те бабули с музыкантом нажаловались на тебя Саше Корейцу. Дядя этот серьезный на самом деле, у него дела не только с Зоной. А под Корейцем есть такой Паня Закос, вот он и отвечает за тот район, где ты шуровал. Ну… как бы это… со всех старателей, которых знает, налоги берет.
– Продолжай, друг. Все веселее становится от твоих историй.
– Ну, вот они сегодня утречком ко мне и пришли, за пару часов, как ты явился. Сдается мне, что не только те бабушки на тебя стукнули. Кто-то еще тебя сдал, Ланс. Слишком уж быстро нашли. Кто-нибудь из твоих братьев по ремеслу знал, где ты бываешь?
– Знал. Тапок. Шлепанец чертов…
Шлепанец, ага. Дрянь мужик, вопросов нет. Мог заложить, но… Почему это у меня Егорушкина рожа перед глазами ходит? Вот подсказывает мне интуиция, что не без братца обошлось, догадываюсь я, куда именно он на моей машине поехал. А что Тапок, сталкер вонючий, его уже успел с хозяевами своими познакомить, так это к гадалке не ходи. Таких вот Тапков они и доят, и стригут, а те им все новых баранов приводят. Тьфу на них. Глаза б мои на таких не смотрели.
– Понятно. Паршиво, друг. На тебя они крепко злые. Встречу назначили в кафешке «Южный бриз». Завтра, значит, в три часа.
– Не пошли бы они лесом, Бот? Отродясь я шпаны не боялся. Да еще и переговоры с ними вести…
– Не шпана это, Ланс. Бандиты. Поверь, лучше с ними… поговорить, пока предлагают.
– А то что?
– Убьют тебя, Слав. Эти могут, я справки навел.
– Какие еще справки?
– Да вот такие.
И Ботаник приподнял свитер. На боках и груди виднелись длинные, полосами, кровоподтеки – похоже, что досталось Боту резиновой дубинкой. И я только сейчас заметил, что верхняя губа Гены вздулась, а под носом подсохла кровь.
– Ну, ни фига себе… ну, с-суки…
