скачать книгу бесплатно
Дав согласие, она почувствовала, что ситуация у нее под контролем. Власть была в ее руках.
Когда он ушел, рядом возникла подруга.
– Кто это был?
– Питер Калверт.
Подруга была впечатлена.
– Я о нем слышала. Он же вроде блестящий ученый? Чуть ли не гений?
Он повез ее на обед в Тайнмут, они поехали на его машине. Она-то думала, что они сходят поесть куда-нибудь в городе, недалеко от университета. Машина и обед в ресторане отеля тоже выделяли его среди ее друзей-студентов. Ее было легко впечатлить. Потом они забрались по склону к монастырю и смотрели вниз на реку и Саут-Шилдс. Прошлись по набережной Тайна, он показал ей средиземноморскую чайку. У него был с собой бинокль. Она подумала, что это странно, ведь его специальность – ботаника. Тогда она еще не знала, что было его главной страстью.
– Ты торопишься обратно? – спросил он. – Лекция?
Он взял ее руку в свою, поглаживая пальцем ладонь. Светило солнце, и сегодня перчатки ему были не нужны.
– Не хочу сбивать тебя с пути истинного.
– Вот как?
Он улыбнулся:
– Ну, может, и нет. Пойдем ко мне, выпьем чаю.
Его квартира была неподалеку, в Норт-Шилдсе, на чердаке с видом на Нортумберлендский парк. В остальной части дома жили две пожилые сестры. Когда они приехали, одна из них была в садике, собирала листья с лужайки. Она дружелюбно помахала им и вернулась к работе, не проявляя никакого интереса к Фелисити. Квартира была очень чистая, и Фелисити показалось, что Питер убрался в ней специально. Кругом были книги. На стене была крупномасштабная карта территории его исследований, а путь внутрь преграждал телескоп на штативе. Дальше была гостиная с небольшой кухонькой, ванная комната и дверь, которая, как она предположила, вела в спальню. Она смотрела на дверь спальни как зачарованная, не отводя глаз, пока Питер делал чай. Она была деревянная, текстура дерева проглядывала через белую глянцевую краску. У двери была круглая латунная ручка. Интересно, в спальне тоже прибрано? Сменил ли он простыни в ожидании ее? Она заглянула бы внутрь, но он вошел с подносом чая. На подносе были чашки и блюдца, все разные, и кусочки фруктового кекса с маслом.
Тем вечером они вошли в его спальню и занялись любовью. Это был ее первый раз – естественно, ничего особенного. Долго возились с презервативом: казалось, он, как и она, не понимал, как им пользоваться, и, похоже, они все сделали совершенно неправильно, или просто не повезло, потому что вскоре она обнаружила, что беременна. По-видимому, это случилось в тот первый раз. Потом они действовали более умело, да и секс стал лучше. Хотя даже в тот первый вечер она ощутила некий проблеск, предчувствие чего-то прекрасного, и это было больше, чем она ожидала.
Вскоре после этого, но еще до того, как поняла, что беременна, она привезла Питера познакомиться с родителями. Был сырой промозглый день, и, хотя время было обеденное, подъезжая к дому через лес, они увидели свет в гостиной и огонь камина.
– Так было всегда, когда я возвращалась из школы, – сказала она. – Уютно.
Он мало рассказывал о своих родителях. Они занимались бизнесом и были сосредоточены на этом. Он внушал ей такое чувство, словно ее отношение к семье было сентиментальным и оторванным от жизни.
Мать приготовила густой овощной суп, любимое блюдо Фелисити, и испекла хлеб. После обеда они сидели у камина с кофе и шоколадным пирогом. Поначалу Питер был неразговорчив. Он словно чувствовал себя не на своем месте, как она – в университете. Ощущал себя чужим. Теперь, сидя у камина, он вроде бы расслабился. Фелисити казалась неестественно уставшей. Она слушала разговор словно в полусне. Он говорил о своей работе, а отец задавал вопросы – не из вежливости, Фелисити всегда могла отличить, когда он делает что-то просто как формальность, – а потому, что ему было интересно. «Это хорошо, – подумала Фелисити. – Они поладили». Потом она, видимо, уснула, потому что проснулась, вздрогнув, когда в камине упало прогоревшее полено и выплюнуло искру на коврик. Ее мать снисходительно улыбнулась и сказала что-то о буйных вечеринках. Такое же утомление Фелисити чувствовала на первом этапе всех своих беременностей.
Женитьба была идеей Питера. Ее родители на них не давили. Они даже казались неуверенными в том, что такая поспешность необходима. «Вы вместе так недолго». Возможно, они поддержали бы ее, реши она сделать аборт. Питер попросил дать ему поговорить с ее родителями наедине. Они снова отправились в дом викария, и он беседовал с ее родителями на кухне, а она дремала над книгой в гостиной. Она чувствовала, что дело увели из ее рук. Ей не хватило энергии принять решение.
На обратном пути в Ньюкасл она спросила Питера, о чем они говорили.
– Я сказал им, что решил жениться на тебе, как только увидел тебя.
Она подумала, что это самое романтичное, что она когда-либо слышала, и вскоре они поженились.
Фелисити была так поглощена воспоминаниями, что звук хлопнувшей внизу двери заставил ее вздрогнуть. Вода в ванне остыла. Она вылезла, обернулась полотенцем, вышла на лестницу и крикнула вниз:
– Питер! Я тут, наверху.
Ответа не последовало. Она перегнулась через перила, но его не было видно. Она спустилась по лестнице, все еще обернутая в полотенце, оставляя за собой влажные следы. Дом был пуст. Она решила, что ей, должно быть, послышалось, но ощущение того, что в дом кто-то влез, преследовало ее до конца дня.
Глава девятая
Эклингтонская тюрьма была выше по побережью, почти по дороге домой. Было нелегко договориться о посещении Дейви Шарпа так поздно вечером. Официально визиты проводились утром – для адвокатов, офицеров по условно-досрочному освобождению, полицейских, – и руководство тюрьмы было непреклонно. Вере пришлось прибегнуть к обещаниям взаимных услуг и вспышкам гнева по телефону, прежде чем они согласились. Она припарковалась и подошла к воротам. Над полями, тянущимися в сторону моря, висела дымка жары. Кругом было тихо. Солнце все еще светило, и, дойдя до здания тюрьмы, она почувствовала жирный пот на лбу и носу. Офицер на воротах поприветствовал ее по имени, хотя она его не узнала. Он был дружелюбен, болтал о погоде, пока она сдавала сотовый телефон и расписывалась в журнале.
– Если погода в ближайшее время не изменится, быть беде, – сказал он. – Жара на них плохо действует. В мастерских просто кошмар. Кто-нибудь вот-вот сорвется, и нам повезет, если не дойдет до мятежа.
Она ждала в комнате для допросов, когда приведут Дейви Шарпа. Вся жара этого дня, казалось, сгустилась в этой маленькой квадратной комнате, а солнце все еще лилось из высокого окна. Она знала, что зимой в тюрьме очень холодно, ветер дует прямо из Скандинавии. Она изо всех сил пыталась сосредоточиться. Она уже общалась с Дейви Шарпом раньше. Он мог быть замкнутым и неразговорчивым, мог быть обаятельным. Она думала о нем как об актере или хамелеоне. Он мог играть любую роль, какую только захочет. Всегда было сложно понять, как ему отвечать. Важно было помнить, что он умнее, чем пытается казаться. И все время ее мысли возвращались к холодному пиву из холодильника, в запотевшем бокале, со стекающими капельками конденсата. Эта картина стояла в ее голове с того момента, как она уехала от Джеффа Армстронга.
Из коридора донесся звук шагов, звяканье ключей на цепи, и дверь открылась. На Дейви была рубашка в сине-белую полоску, синие джинсы, кроссовки. Он скользнул в комнату, не издав ни звука. Шумел офицер. Он стоял, вертя ключи в руке, потом кивнул в ее сторону, не глядя на нее, не произнеся ни слова. Вера чувствовала, что ему не нравилось нарушение распорядка дня, не нравилось, что его заставили вывести заключенного, идти с ним сюда из блока, пока все остальные офицеры, его приятели, сидели в кабинете, пили чай и смеялись. Он вышел, сел на стул с высокой спинкой и уставился в пространство. Она закрыла дверь, почувствовала запах пота, надеясь, что он исходит от Дейви, а не от нее. Она достала из сумки пачку сигарет и протянула ему одну. Он взял, быстро зажег и затянулся.
– Вы знаете, почему я здесь, – сказала она. У них всех сейчас в камерах есть телевизоры, он наверняка видел новости, или же известие о смерти Люка дошло до него иными путями.
– Тот парень, который дружил с нашим Томасом. В этом дело?
Она промолчала, пытаясь прогнать мысль о бокале с пивом.
Он наклонился вперед. Сигарета уже была наполовину выкурена. Он стряхнул пепел в пепельницу из фольги. Худой, ничем не примечательный мужчина. Встретишь его на улице и пройдешь мимо, даже не взглянув. Это было ему на руку. Он вырос в семье, где воровство было второй натурой. Печально известное семейство. В Шилдсе матери говорили непослушным детям: «Не прекратишь баловаться – кончишь, как Шарпы». Он специализировался на мошенничестве с кредитками. Ему было на руку, что люди не могли вспомнить его лицо. Она никогда не понимала, о чем он думает. Но, похоже, он был не так уж успешен. Треть своей взрослой жизни он провел в тюрьме. Возможно, взаперти ему было комфортнее.
Он посмотрел на нее, прищурившись.
– Вы же не думаете, что мы имеем к этому какое-либо отношение?
– Люк винил себя в смерти вашего мальчика. Интересно, может, вы тоже его в этом винили?
– Это был несчастный случай.
Он потушил сигарету. Она заметила, что его рука дрожит, и подумала, не было ли и это частью игры. Она пододвинула пачку к нему и подождала, пока он вытряхнет из нее следующую сигарету.
– Вы когда-нибудь встречались с Люком?
– При жизни Томаса – нет, – он едва улыбнулся. – Я в последнее время не часто бывал дома. Меня выпустили на похороны моего мальчика. Там я встретил пацана Армстронга. Но Томас говорил о нем, когда приходил меня навещать. Похоже, что они были настоящими друзьями. Два сапога пара. Не самые умные в своем окружении. Такое впечатление я составил со слов жены. Мы были рады, что он сошелся с Армстронгом. Мы не хотели, чтобы Томас пошел по моим стопам. Он бы в этом не преуспел и ни за что бы не выжил в таком месте, как это.
– Вы говорили с Люком на похоронах?
– Ага. Перекинулся парой слов. Мне не разрешили остаться на пиво и сэндвичи.
– Что он сказал?
– Что сожалеет. Что сделал все возможное, чтобы спасти Томаса. Было видно, что он не врет. Выглядел паршиво. Рыдал, как младенец, всю службу, с трудом выплевывал слова, когда говорил со мной.
– Его мать была там?
– Толстая блондинка? Ага. Томас про нее тоже рассказывал, говорил, как хорошо она к нему относилась. Я поблагодарил ее.
– Вы были в тюрьме, когда Томас погиб?
– Под следствием.
– Но вы наверняка попытались выяснить, что произошло.
– Поговорил с парой человек.
– И?
– В кои-то веки ваши оказались правы. Парни выпивали, бесились. Томас упал в реку. Как я и сказал, несчастный случай, – он замолчал. – Хотел бы я, чтобы можно было кого-то обвинить. Но некого.
– У Томаса были другие друзья?
– Не особо. Были дети, с которыми он раньше играл, был парень постарше с нашей улицы, который присматривал за ним. Но Люк Армстронг был единственным настоящим другом.
Некоторое время они сидели в тишине. Офицер, сидевший в коридоре, поерзал на неудобном стуле. Они услышали, как на поясе зазвенели ключи.
– Это все? – спросил наконец Шарп.
– Вы представляете, кто мог хотеть смерти Люку Армстронгу?
Он покачал головой:
– Никто из тех, кого я знаю, не стал бы душить мальчишку.
Вера знала, что это не так, но комментировать не стала.
– Он не работал на вас? В смысле вы не использовали ребят в своих целях?
Она подумала о каких-нибудь мелких поручениях, может, он давал им пару фунтов за передачу сообщений.
– Я же сказал, я никогда не встречался с Люком Армстронгом, пока не увидел его на похоронах сына, и я не хотел, чтобы Томас участвовал в моих делах. Кроме того, я бы им ничего не доверил. Даже пачку чипсов стащить. Слишком ненадежные.
– Просто странное совпадение. Оба мертвы. Может, кто-то пытается что-то сказать вам?
– Совпадения случаются, – мрачно сказал он.
Она пристально посмотрела на него, пытаясь понять, стоит ли что-то за этими словами, но его лицо оставалось бесстрастным.
– Вы могли бы поспрашивать по своим, – сказала она. – Показать, что вы заинтересовались произошедшим.
Сначала казалось, что он ее не услышал. Продолжал смотреть перед собой не отрываясь. Потом едва заметно кивнул:
– Сделаю.
– И вы дадите мне знать, если что-то услышите?
Он снова кивнул.
Она чувствовала, что чего-то не хватает, что остался еще один незаданный вопрос. Какое-то время они сидели, глядя друг на друга. Она думала, стоит ли упомянуть цветы в ванне – может, это о чем-нибудь ему говорит? Но им удалось сохранить это в тайне от прессы, и она не хотела, чтобы это стало достоянием общественности. Наконец она толкнула ему пачку сигарет через стол, не сказав ни слова. Подождала, пока он засунет ее в карман джинсов, потом открыла дверь и позвала офицера.
– Ладно. Мы закончили.
Стоя у ворот в ожидании, когда ее выпустят, она попыталась представить себе лицо Шарпа, какое-нибудь выражение, за которое можно было зацепиться, какой-то подтекст в словах. Но не смогла. Черты расплывались. Она даже не была уверена, что узнала бы его на процедуре опознания.
Перед тем как сдать телефон охраннику, она его выключила. Сейчас, возвращаясь к машине, включила снова. Ни сообщений, ни пропущенных звонков. Они не продвинулись с тех пор, как нашли Люка. Она припарковала машину в тени, и теперь солнце стояло ниже. Вера выключила кондиционер и открыла окна. Вдали от побережья на дорогах было тихо, и, взбираясь на холмы, она почувствовала, что ее настроение улучшается. Дома ее ждал холодильник, полный пива, и завтра она вернется к расследованию свежей и отдохнувшей.
Как только она припарковалась перед старым домом станционного смотрителя, зазвонил телефон. Сначала она не услышала его, потому что мимо в северном направлении несся эдинбургский поезд. Компания «Вёрджин Трейнс», не «Большая железная дорога Северо-Востока». Семафор вспыхнул красным. Поезд проехал, и телефон снова зазвонил.
Глава десятая
Джеймс любил шахматы. Его научил Клайв, один из друзей Питера, и, возможно, из-за того, что Джеймс считал шахматы взрослым занятием, он ими очень увлекся. Так он чувствовал себя большим. У Питера редко хватало терпения играть с ним, но Фелисити Джеймс уже всегда обыгрывал. Она ждала на улице, периодически посматривая на часы. Она сказала ему выйти вовремя, потому что ей нужно было готовить особый ужин, но он все равно вышел из школы последним. «Я должна радоваться, что он такой беспечный», – подумала она.
Всю дорогу домой он говорил об игре, и ей пришлось его перебить, чтобы спросить о студентке, которая приходила посмотреть коттедж.
– Мисс Марш не сказала, хочет ли она у нас пожить? – спросила она, как только они свернули на дорогу, которая вела к их дому.
– Нет, – сказал он так рассеянно, что она поняла, что он все еще думал о другом. – Я ее сегодня не видел.
Она подумала, что на этом, видимо, все и закончится. Жаль. Было бы весело, если бы девушка пожила по соседству пару недель до конца четверти. Тут ей пришлось прижаться к ограде, потому что навстречу ехал «Ленд Ровер», и она забыла об этом.
Фелисити ожидала, что Питер приедет домой пораньше, но он задержался. Она начала немного беспокоиться – дорога из города была темной, на ней часто случались аварии. Но он приехал прежде, чем волнение переросло в настоящую тревогу, и от облегчения в ней проснулась нежность. Она обняла его, поцеловала в шею и веки, пошла за ним наверх и сидела на кровати, пока он переодевался. Затем они услышали, как по дорожке подъезжает машина, и ей пришлось бежать встречать гостей, и холл вдруг наполнился мужскими голосами и смехом. Ей нравилось, что у Питера есть друзья. В университете он ни с кем не общался в свободное время. И ей всегда нравились эти ребята – галантный Сэмюэл, застенчивый Клайв, непутевый Гэри. Ей нравилось смотреть на их спортивные тела, подтянутые от прогулок по холмам, нравилось, что они восхищаются ею. Она знала: они считают, что Питеру с ней повезло. Особенно перед ней преклонялся Клайв. Ей льстило, что он следит за ней взглядом, когда она ходит по комнате. Нравилось, что он краснеет, когда она обращает на него внимание. Но когда они собирались все вчетвером, она чувствовала себя лишней. У них не было ничего общего, кроме интереса к естествознанию, но эта их страсть была всепоглощающей, и она не могла разделить ее.
Они были очень обходительны с ней. Сэмюэл принес рукопись своего последнего рассказа.
– Я подумал, тебе будет интересно. Ты же знаешь, я ценю твое мнение.
Она поцеловала их всех по очереди, наслаждаясь краткими прикосновениями руки к мускулистым плечам, крепким спинам. Когда сухие губы Сэмюэла коснулись ее щеки, она ощутила дрожь возбуждения.
– Проходите в сад, – сказала она. – Я приготовлю вам чай.
Но Питер был в приподнятом настроении и сказал, что они не хотят чая. Им захотелось пива, и они все вместе пошли за ним на кухню, путаясь у нее под ногами и мешая готовить. Питер наслаждался каждой минутой. Фелисити не была уверена насчет Сэмюэла – иногда по нему было сложно сказать, о чем он думает, – но остальные по-настоящему верили в Питера. Они считали его самым умным человеком из всех, что они знали, и верили, что его работу недооценивают из-за интриг. Его записи, которые он отправлял в Комитет по учету редких птиц, отклоняли лишь из мелочной зависти. Это была их возможность показать ему, как они его ценят. Как преданы. И от их внимания он расцвел, стал щедрым и обворожительным. Разливал напитки и толкал речи.
В какой-то момент она отправила их к маяку. Она чувствовала себя пойманной в ловушку, чувствовала, что не может дышать.
– Идите вперед, – сказала она. – Я накрою стол и догоню вас.
Обычно она справлялась с таким количеством гостей, любила принимать их у себя, но сегодня все это было чересчур.
Сэмюэл предложил свою помощь, но она отказалась и теперь стояла у кухонной двери и махала им вслед. Они шли неровной линией, смеялись, сын скакал вокруг них, как дурашливый щенок. Она наблюдала за ними, пока они не перелезли по ступенькам через ограду на поле и не пропали из виду и она не убедилась, что избавилась от них.
Она накрыла стол на террасе, не торопясь, полируя бокалы кухонным полотенцем, хоть в этом и не было нужды, ведь она только вынула их из посудомоечной машины. Солнце еще грело, но свет стал мягче. Она налила большой бокал белого вина из бутылки, оставшейся в холодильнике, села на один из стульев за длинным столом и посмотрела на сад.
Наконец она почувствовала, что нужно присоединиться к ним. Она обещала. Но она не полезет через ограду и не пойдет по краю кукурузного поля. Забрав Джеймса из школы, она переоделась в простое длинное льняное платье без рукавов. С одной стороны был разрез, который позволял ей нормально ходить, но не перелезать через заборы. Она пойдет по дорожке через луг, вдоль берега ручья. Это займет больше времени, но она знала, что, дойдя до маяка, они не сразу пойдут назад. Джеймс захочет поискать крабов в воде среди камней. Взрослые ему не откажут. А сами будут сидеть в мягком вечернем свете и разговаривать. Когда она дойдет до маяка, они как раз будут готовы уходить.
Она пошла в сторону луга, потом вернулась и проверила, заперла ли дом. За коттеджем поле спускалось к ручью. Зимой земля здесь становилась болотистой, и иногда ручей растекался. По противоположному берегу шла тропа, к ней вел простой дощатый мост. Проходя мимо коттеджа, она проверила дверь. Она все еще не могла до конца убедить себя, что появление незваного гостя в доме ей только послышалось. Коттедж был заперт. Ей пришло в голову, что это мог бы быть еще один аргумент в споре с Питером в пользу того, чтобы сдать его Лили, – это помешало бы ворам обосноваться в домике. У ручья трава местами была короче, как будто кто-то ее покосил, хотя она не могла понять, зачем кому-то это делать. На мгновение она задержалась на середине моста, глядя вниз, на воду. Она слышала, что сюда вернулись выдры, и, хотя она понятия не имела, какие признаки их обитания нужно искать, всегда останавливалась здесь в надежде хоть мельком их увидеть.
В этом месте вода в ручье была стоячей и очень тихой. В поле стояли коровы, отпущенные после вечерней дойки. Они вытоптали берег, и ей пришлось сойти с дорожки, чтобы обогнуть грязь. Дальше были маленькие кованые ворота на крючке, а за ними характер местности менялся. Трава, объеденная кроликами. Колючие кусты облепихи и ежевики. Дно ручья было песчаным, мелким и широким, и от него пахло солью. Маяк был прямо перед ней. Хотя она не видела компанию, ей показалось, что она их слышит – взрыв смеха – наверное, Гэри, – и крик Джеймса, привлекающего к себе внимание. Она посмотрела на часы. Половина девятого. Обычно Питер не любил есть поздно, но сегодня он не будет возражать. Она знала, что ему хорошо.
Она обнаружила их на наблюдательной вышке, которая стояла у маяка со стороны моря. Когда-то здесь дежурили спасатели. Сейчас ее использовали орнитологи для наблюдения за морскими птицами. Компания сидела на скамейке в ряд, глядя на залив. Хотя время года для наблюдения за птицами было неподходящее, башня притягивала их. Другие мужчины расслаблялись в пабе, а они чувствовали себя как дома здесь. Поднимаясь по деревянным ступеням, она услышала обрывки разговора. И замерла, прислушиваясь.
– Сегодня наблюдать неинтересно, – сказал Гэри. – Посмотрите, какое на море спокойствие. Прямо какой-то дзен.
