Песни невозврата

скачать книгу бесплатно


«Cо вселенной на ладони…»

Со вселенной на ладони
наподобье спелой дыни,
здравствуй, здравствуй, цирк Бальдони,
полный детской дребедени,
детских сновидений…

Вот вам птичка, вот вам рыбка,
вот вам бубен, вот вам скрипка,
вот вам кролик – вял как тряпка,
вот вам клоун – глуп как пробка…
до чего ж всё хрупко!

Вот пушинка акробата
к небу гвоздиком прибита,
вот жонглёр литую биту
шлёт наверх, как на работу…
до чего ж всё круто!

Здравствуй, старенькая тайна
Барабаса-шарлатана,
моё имя Буратино…
всё на свете обратимо.

«Я всё забываю, что Вас уже нет…»

Я всё забываю, что Вас уже нет, —
простите меня,
всё шлю Вам и шлю то отчёт, то привет —
простите меня.
У нас холодает тут день ото дня,
но Кай, под окошком коньками звеня,
считает, что нам холода не во вред…
простите меня.

Я всё с чепухой к Вам, в отчётах моих
одна болтовня.
А тот ураган – он давно уже стих,
давно уже слёг:
и больше уже не трепещет мой флаг,
и выровнялся мой петляющий слог,
и я, видит бог, обошёлся без слуг,
слезая с коня.

Я сильно привык уже к этой стране:
крепчает броня.
Я Вас беспокою, а надо бы – не…
простите меня,
что на небо лезу с моею тоской,
а надо бы, видимо, дать Вам покой,
да как-то покоя всё нет под рукой —
простите меня.

«Вы о какой замене равноценной…»

Вы о какой замене равноценной
и о каком таком пути назад?
Слышны удары топора за сценой,
где старый мир и где вишнёвый сад.

Пока мы тут с мешками и тюками
по сцене, как в уже знакомом сне,
блуждаем, век наш грустный, истекая
слезами, мнётся где-то в стороне:
он там, в союзе с местным авиценной,
уверен, что недуг неизлечим.
Слышны удары топора за сценой —
чего же нам ещё, каких причин,
чтоб наконец собраться и убраться
(багаж проверив: плед, боа, жабо),
покуда не вошли из сада братцы —
братки – и нам не сделали бо-бо?

И – ни противоядьем,  ни вакциной…
Но хорошо хоть то, что время есть.
Слышны удары… нет, не здесь – за сценой,
не здесь, за сценой.
Всё ещё не здесь.

«Ах, дорогой калашный ряд…»

Ах, дорогой калашный ряд,
где место есть, но, говорят —
тем, у кого другое рыло.
А с этим рылом, господа,
предупреждают: не сюда, —
и, чтобы неповадно было,
калашный запирают ряд
от всех чужих… от всех подряд.

Но в этом нет большой беды:
мы помним прежние ряды
калашные – и там, в оскале,
другие рыла, бог прости,
в почёте были и в чести,
и всяких лишних не пускали,
и тоже опускали взгляд,
и тоже запирали ряд.

Но есть ещё воздушный ряд,
и есть ещё всевышний ряд:
они ничьи, они свободны!
И все, кто стал в такой, ничей,
обходятся без калачей:
аскеты, птицы, вагабонды —
их, мирозданья на краю,
апостол Пётр ждёт в раю.

«Мы просто забыли, как нас убивали…»

Мы просто забыли, как нас убивали, —
мы просто забыли, с какими словами,
мы просто забыли, с какими слезами
мы все замерзали.
Мы просто забыли, как нас увозили
из шумных гостей на бесшумной резине,
мы просто забыли, как люди в шинели
нас всех хоронили.
Мы дети, нам память отшибли незнайкой,
папановым волком, румяновым зайкой,
зелёновым геной с сакральной игрушкой —
в миру чебурашкой.
С нас нечего взять – удивляться ли нашей
тоске по заботливо нас доконавшей
эпохе распада, эпохе смятенья,
мы дети, мы тени.
Найдём в сундуке буквари и тетради,
кудрявый ребёнок с усмешкой во взгляде
проступит из серого облака пыли:
«Забыли? Забыли!»

«Виноват – или нет, виновен…»

Виноват – или нет, виновен,
что пришёлся не ко двору,
что паясничал, пустословил,
что тебя с собой не беру,
что того и сего не делал,
что витийствовал по ночам
и что чуждым небесным телом
по твоим небесам промчал.

Мне пора, мне давно настала
замечательная пора
выбыть, грешному, из состава,
бросить все свои номера.
Созвонимся по бестарифной.
Попрощаемся на углу.
Извини, что рассыпал рифмы