Сумма музыки

скачать книгу бесплатно

Сумма музыки
Александр Сергеевич Клюев

Работа объединяет три книги: «Музыка и жизнь: о месте музыкального искусства в развивающемся мире», «Онтология музыки» и «Музыка: путь к Абсолюту», в целом воплощающие авторскую концепцию бытия музыки. Добавлено Приложение, в котором представлены выдержки из трудов о музыке выдающихся философов, музыковедов, композиторов XX – начала XXI века.

Издание адресовано всем интересующимся мыслью о музыке.

Александр Клюев

Сумма музыки

Рецензенты:

заслуженный деятель науки РФ, доктор философских наук, профессор ГЛ. Тульчинский (НИУВШЭ)

доктор философских наук, профессор А.А. Грякалов (РГПУ им. А.И. Герцена)

доктор искусствоведения, профессор В.П. Коннов (РГПУ им. А.И. Ггрцена)

На переплёте: Мелоццо да Форли «Ангел с тимпаном», фрагмент фрески

© А.С. Клюев, автор, 2021

© И.В. Орлова, художник, 2021

© «Прогресс-Традиция», 2021

О концепции

(Резюме)

Эта концепция базируется на принципах синергетики – направления научных исследований, в рамках которого изучаются закономерности развития мира, универсума.

В основе названия «синергетика» лежит слово «синергия». Содержание слова «синергия» с особой глубиной выявляется в Православии, его средоточии – исихазме, где оно означает единение энергий человека и энергий Бога. При этом, согласно толкователям практики исихазма, единение энергий человека и энергий Бога есть возрастание энергий человека в последовательности: телесные – душевные – духовные. Таким образом, «синергия» в конечном счёте означает единение Материи и Духа – мира.

Опираясь на указанное воззрение, можно констатировать: мир – восхождение Материи к Духу.

Возможно различное представление о результате – итоговом явлении – такого восхождения. В версии автора это – музыка. Иными словами, музыка – выражение осуществившегося – свершившегося! – восхождения Материи к Духу, растворения Материи в Духе…

Сентябрь, 2020 г.

Музыка и жизнь. О месте музыкального искусства в развивающемся мире

Предисловие

Книга «Музыка и жизнь…» рождалась достаточно долго. Начнём с того, что импульсом к её написанию явилось конкретное переживание автора – можно даже указать точную дату, когда оно имело место: 31 мая 1972 года, – в бытность его ещё студентом фортепианного отделения Музыкального училища при Ленинградской консерватории (ныне – Санкт-Петербургского музыкального колледжа имени Н.А. Римского-Корсакова). Вот как это было.

Шёл экзамен по специальности. Автор этой книги исполнял подготовленные им для экзаменационного выступления музыкальные произведения. Всё шло замечательно. Настроение у автора было превосходным. И вот, в момент исполнения им бетховенской фортепианной сонаты ор. 31 № 1 (№ 16), он вдруг как-то по-новому – исключительно ярко и отчётливо – ощутил то, что можно было бы назвать «таинственным дыханием музыки». Практически сразу после выступления это состояние вылилось у него в желание понять, осмыслить таинственную суть музыки. Это желание, однажды возникшее, не покидало его в дальнейшем: и когда он оставался студентом Музыкального училища, и когда он был уже студентом консерватории (как пианист и историк музыки), и даже позже, когда он стал преподавать в различных вузах. Плодом его размышлений о музыке и стала эта небольшая книга.

Надо отметить, в работе речь идёт о музыкальном искусстве в самом широком смысле, то есть разговор ведётся о наиболее общих основаниях существования музыки в мире, жизни[1 - Мир (как единство Материи и Духа) и жизнь для нас, по сути, – одно и то же образование. Такая наша позиция зиждется на утверждаемой в современной научной литературе мысли о том, что мир есть живое, а значит, – жизнь. См., напр.: Франтов Г.С.: 1) Геология и живая природа. Л., 1982; 2) Занимательные аналогии в мире природы. СПб., 1994; 3) Единство мира природы. СПб., 2004. Идея о том, что мир – живое, жизнь, по-своему просматривается уже в высказываниях многих мыслителей, учёных прошлого: Эпиктета, Парацельса, Джордано Бруно, И.В. Гёте и др.].

Глава 1

Что такое музыка?

Вопрос о том, что такое музыка, на первый взгляд кажется настолько простым, что не требует специального рассмотрения. Большинство читателей, если попросить их ответить на него, наверное, ответят следующим образом: «Музыка – то, что является результатом творчества композиторов и исполнителей, то, что мы слышим на концертах, по радио и телевидению, когда прослушиваем магнитофонные записи, компакт-диски и т. п.». Всё это так и, однако, не совсем так.

Действительно, музыка[2 - Музыка (от греч. цопоа – муза) – искусство муз. Музами в Древней Греции называли мифологических существ, обитавших на горе Геликон, которые покровительствовали различным искусствам и наукам. Муз было девять: Эрато, покровительствовавшая лирической (любовной) поэзии, Евтерпа – лирической (элегической) поэзии, Каллиопа – эпической поэзии, Полигимния – гимнической поэзии, Терпсихора – танцу, Мельпомена – трагедии, Талия – комедии, Клио – истории и Урания – астрономии.] – то, что мы слышим на концертах, по радио, телевидению или прослушивая записи. Но можно ли, сказав так, исчерпывающе ответить на поставленный вопрос? Вероятно, нет. Не считая того, что часто на концертных эстрадах, в трансляциях по радио и телевидению звучит то, что в полном смысле этого слова не является музыкой (имеется в виду качество музыкальной продукции, о котором подробнее речь пойдёт ниже), музыкальное искусство настолько сложное явление в мире, что вопрос о том, что оно собой представляет, требует более серьёзного и углублённого ответа. В самом деле, задумаемся над сложностью музыкального искусства в мире.

Показателем сложности музыки, которую называют «искусством звуков», так как её «строительным материалом» оказываются звуки, прежде всего является наличие в ней законов, предопределяющих структуру, то есть организацию элементов музыкальных произведений: музыкальных интервалов, мотивов, фраз.

Композитор, желая создать действительно музыкальные (то есть художественно значимые) произведения, обязательно должен руководствоваться требованиями организации элементов музыкальных произведений, при этом очевидно, что автор музыкальных сочинений должен превосходно владеть самими этими элементами, знать особенности их проявления. (Разумеется, создание музыкальных произведений в соответствии с законами организации элементов музыкальных творений отнюдь не исключает возможности обладания этих произведений самобытностью, неповторимостью; подробнее речь об этом пойдёт в дальнейшем.)

Безусловно, уже сказанного было бы достаточно для того, чтобы показать непростую природу музыки. Вместе с тем необходимо подчеркнуть следующее: структура – организация элементов – музыкальных произведений осуществляется по общим законам структурирования звуковых явлений в природе вообще: например, звуковых излучений[3 - Когда говорят о распространении звука (звуковых последовательностей), то, так же как и в случае с распространением света, употребляют понятие «излучение».] биологических организмов – насекомых, млекопитающих, птиц. Хотя, естественно, звучание биологических существ нельзя назвать музыкой, то, что организация биологических звуковых явлений соответствует «законам структуры» музыкальных сочинений, позволяет рассматривать его если и не как музыку, то как предмузыку, и на этом основании входящим в состав музыкального искусства[4 - Музыка и предмузыка исключительно близки. Свидетельством их близости, с одной стороны, может служить то, что в древности люди слушали пение цикад и других биологических организмов, то есть предмузыку, как мы сейчас слушаем музыкальные произведения (см.: Уколов В.С., Рыбакина Е.Л. Музыка в потоке времени. М., 1988. С. 17), с другой стороны, то, что отдельные животные, например некоторые виды обезьян, способны издавать звуковые последовательности – предмузыку, идентичные звукорядам, используемым в человеческой музыке: так называемые «хроматические гаммы» (см.: Булич С.К. Музыка // Брокгауз Ф.А. и Ефрон И.А. Энциклопедический словарь: Репринт. Т. 39. М., 1992. С. 130).Показательно, что иногда в истории культуры предмузыку практически отождествляли с музыкой.]. В свою очередь, то, что музыка включает в себя предмузыку, предопределяющую более широкий спектр связей музыки с действительностью, вне всякого сомнения, дополнительно усложняет музыкальное искусство.

Указанным общим законам организации звуковых явлений подчинено и звучание физических объектов – не только то, которое не улавливается нами без специального акустического прибора, но и то, которое доступно человеческому слуху: скрип, скрежет, свист. Это звучание, следуя логике вышеприведённых рассуждений, можно считать уже предпредмузыкой и, так же как и биологическое звучание – предмузыку, входящим в музыкальное искусство[5 - По всей видимости, именно в этом смысле надо понимать слова Ромена Роллана о том, что звучит «даже камень». Цит. по: Урицкая Б.С. Ромен Роллан – музыкант. 2-е изд., доп. Л., 1974. С. И.]. Вхождение в музыку, наряду с предмузыкой, предпредмузыки, ещё более расширяющей спектр контактов музыки с миром, бесспорно, с новой силой усложняет последнюю.

Наличие трёх уровней (слоёв и т. д.) звучания музыки (собственно музыки, предмузыки и предпредмузыки) интересно подтверждают рассуждения известного венгерского учёного Петера Сёке, изложенные им в его книге «Происхождение музыки и три её мира: физический, биологический и человеческий»[6 - Szoke Р. A zene eredete es harom vilaga. Az elet elotti. Az allati es az emberi let szinijen. Budapest, 1982.].

В этой работе автор, занимающийся необычной наукой – орнитомузыковедением, то есть наукой, изучающей «музыку» птиц, приходит к неожиданным выводам.

П. Сёке утверждает, что если прослушать в замедленном темпе – в 2, 4, 8,16,32 и более раз – пение птиц, голоса зверей, а также звуки, издаваемые предметами – скрипы, шумы и т. д. (учёный называет свой метод «микроскопией звука»), то мы услышим, правда не всегда, в связи с этим Сёке говорит о «музыкальности» явлений природы, звучания, по структуре своей (то есть организации) соответствующие человеческой музыке. Но послушаем самого Сёке: «Если записать голоса разных птиц в природных условиях (или в специальных) с учётом всех необходимых акустических требований, а затем объединить два магнитофона и замедлять записи в 2, 4, 8 и так далее до 64 раз, можно услышать неожиданные звуки. Одни из них подобны рёву, другие визгу, вою, но немало записей в таком замедленном исполнении напоминают звуки знакомых нам с детства любимых народных инструментов и народные мелодии. Музыкант легко обнаружит в этих звуках музыкальные интервалы и музыкальную структуру»[7 - Цит. по: Васильева Л. Петер Сёке: «Существовала ли музыка до возникновения жизни на земле?» // Иностранная литература. 1983. № 9. С. 204.]. И далее: «Хотя “птичья музыка”, конечно, не искусство, а средство акустической коммуникации, это явление крайне интересно с точки зрения биологической и музыковедческой»[8 - Там же. С. 205.]. Наиболее «музыкальными» Сёке считает птиц из отряда воробьиных. Самая же «музыкальная» птица в мире, полагает учёный, – живущий в Северной Америке пёстрый дрозд.

А вот рассказ П. Сёке об открытии им «музыки» в собачьем лае и скрипе телеги, которые он предварительно записал на магнитофонную плёнку: «Когда на следующий день я стал прослушивать в лаборатории собачий лай – сначала так, как я его слышал, без замедления, потом с замедлением в 32 раза, на несколько октав ниже, я с удивлением обнаружил, что никакой какофонии на плёнке не было, собачий лай исчез, а тот скрип, который нестерпимо резал ухо, в этом замедленном воспроизведении превратился в долгие, чистые, мелодичные звуки, гармонические трезвучия, с чёткими музыкальными интервалами. Звук, растянутый во времени, позволил увидеть его музыкальную структуру»[9 - Там же. С. 206. К сожалению, книга П. Сёке не переведена на русский язык. Однако имеются опубликованные на русском языке и цитированные нами выше (по статье Л. Васильевой) авторские комментарии к ней, знакомство с которыми поможет читателям составить представление об указанной книге. Полезным окажется также обращение читателей к двум, напечатанным по-русски, статьям П. Сёке: Сёке П.: 1) Музыкальность птиц // Природа. 1972. № 5. С. 101–103; 2) Звукомикроскопия и биологическая «музыкальность» голоса птиц // Вестник МГУ. Сер. VI: «Биология, почвоведение». 1973. № 1. С. 28–36.].

Таким образом, обнаруживаемые в музыке три звуковых уровня, назовём их в таком порядке: предпредмузыка, предмузыка и собственно музыка, соответственно связаны с физической, биологической и человеческой (социальной) реальностью. Но что представляют собой эти, перечисленные в вышеприведённой последовательности, типы реальности? А представляют они собой этапы мирового эволюционного процесса или, иначе говоря, эволюции Вселенной. Вот как пишет об этом Е.П. Левитан: «Подход к объяснению наблюдаемого единства человека и Вселенной основан на представлении о том, что мы живём в эволюционирующей Вселенной. Да, говорят учёные… в иной Вселенной разумная жизнь (в привычной для нас форме) возникнуть бы не могла. Появление жизни и разума в нашей Вселенной стало возможным на определённом этапе эволюции Вселенной»[10 - Левитан Е.П. Эволюционирующая Вселенная. М., 1993. С. 135. См. также: Универсальный эволюционизм и глобальные проблемы: Сб. М., 2007.].

Поскольку высшим этапом эволюции оказывается человеческий (социальный) уровень действительности, музыку (в единстве трёх уровней её звучания) необходимо понимать как звуковое отражение человека[11 - Отметим, говоря о человеке, мы имеем в виду, в полном согласии с принятыми в специальной литературе нормами, не только отдельного человека, человеческую индивидуальность, но и различные человеческие объединения: группу, класс людей, нацию (или народ, что, в известном смысле, то же самое), то есть человеческий коллектив.]. Причём в силу того, что человек, будучи вершиной эволюции, заключает в себе все уровни, этапы эволюционного нарастания (как бы предстаёт в качестве «свёрнутой» эволюции), музыкальное искусство надлежит трактовать как отражение – в указанном выше смысле – не только человека, но и мира (Вселенной) в целом. Учитывая же то, что мир в единстве его уровней – в единстве проявлений – есть живое, жизнь[12 - См. Предисловие.], можно в конечном счёте следующим образом определить, что такое музыка. Музыка есть звуковое отражение человека – мира/жизни.

Собственно, так всегда и понималась музыка в истории развития человечества, правда, на отдельных этапах этого развития доминировало представление о ней как, прежде всего, о соответствующем отражении человека и только потом – мира, жизни, на других этапах, наоборот, – мира, жизни и лишь потом – человека. Проиллюстрируем сказанное.

В эпоху древних государств: Египта, Ассирии, Индии, Китая, Греции, музыка главным образом понималась в качестве звукового отражения мира, жизни (и уже затем – человека)[13 - Далее, представляя трактовки музыки в последующие за эпохой древних государств исторические периоды, для удобства будем говорить о музыке просто как «отражении…» (вместо «звуковом отражении…»).]. Это проявилось в двух, существовавших в данное время, истолкованиях музыкального искусства, как: 1) образа (подобия и т. п.) божественного по своему происхождению космоса и 2) непосредственной причины, источника возникновения Вселенной.

Что касается первого истолкования музыки, то в рамках его не только отдельные музыкальные произведения, музыкальные инструменты, но даже отдельные звуки ладов, лежащие в основе музыкальных сочинений, чётко соотносились с космическими явлениями: естественно-природными, общественными. К примеру, древнеиндийские раги были сезонными, то есть исполняемыми в определённое время года (весенние, летние и т. п.), суточными, звучащими в то или иное время суток (утренние, дневные и пр.). Отдельные же звуки, как правило 7-ступенного лада par, соотносились с явлениями социального порядка: главный звук назывался «правитель», второй по значению звук – «министр», группа подчинённых звуков – «помощники» и, наконец, диссонирующий звук – «враг». Подобная картина представлена и в древнекитайской музыке, где 5 звуков лежащего в основе древнекитайских музыкальных сочинений так называемого пентатонического лада означали явления природы: 1-й звук – гром, 2-й – шум ветра в ветвях, 3-й – потрескивание дров в огне, 4-й и 5-й – журчание ручья; общественные явления: 1-й звук – правителя, 2-й – чиновников, 3-й – народ, 4-й – деяния, 5-й – объекты.

Если говорить о втором истолковании музыкального искусства, кстати, по всей видимости, более раннем по сравнению с предыдущим, то показательны, например, суждения о музыке ассирийцев – как о силе, способствующей победе света Луны над «драконом тьмы», индийцев – как о деятельности Божества (Брахмана, в некоторых случаях – Атмана) по созданию всего сущего и др. Однако наиболее полное выражение эта точка зрения находит в Древней Греции в учении Пифагора и его последователей – пифагорейцев – о «гармонии сфер». Согласно этому учению, существует космическая музыка – «гармония сфер», вызванная движением планет вокруг Земли, математически строгим законам которой подчиняется Вселенная. Вот как говорят позднейшие пифагорейцы об этом, созданном их предшественниками, учении: «От кругового движения светил возникает гармонический звук… мы не слышим этого звука… причиной этого является то, что тотчас по рождении имеется этот звук, так что он вовсе не различается от противоположной ему тишины. Ибо различие звука и тишины относительно и зависит от отношения их друг к другу. Таким образом, подобно тому как медникам, вследствие привычки, кажется, что нет никакого различия между тишиной и стуком при работе их, так и со всеми людьми бывает то же самое при восприятии гармонии сфер»[14 - Цит. по: Античная музыкальная эстетика. М., 1960. С. 134.].

В период европейского Средневековья музыка, так же как и в эпоху древних государств, прежде всего понималась как отражение мира, жизни и только после этого – человека, причём вследствие религиозного деления мира на две сферы: высшую – божественную и низшую – земную, понимание музыки как отражения мира, жизни было связано с истолкованием музыкального искусства как отражения божественного и земного проявления жизни.

Божественную жизнь (Бога, ангелов) преимущественно воплощала открытая ещё Пифагором математически строгая космическая музыка, или «гармония сфер», которую, по словам одного из отцов церкви – Григория Нисского, творит «пёстрое смешение вещей в мировом целом, повинуясь некоему стройному и нерушимому ладу и согласуясь само с собой через соподчинение частей»[15 - Цит. по: Шестаков В.П. От этоса к аффекту. История музыкальной эстетики от античности до XVIII века: Исследование. М., 1975 (2010). С. 82.].

Земную жизнь отражала музыка, связанная с существованием человека, выступавшая в двух видах. Музыка первого вида – сознательно созданная человеком: вокальная и инструментальная. Что интересно, она считалась взаимосвязанной со звучанием всевозможных биологических организмов, населяющих земной мир. Например, учёный монах Беда, по прозванию Достопочтенный, писал: «Ведь говорят, что Давид освободил царя Саула от злого духа искусством мелодий (исполняя их на музыкальном инструменте под названием псалтериум. – Л.К.). Также и животные – ползающие, обитающие в воде, летающие – услаждают себя собственной музыкой»[16 - Цит. по: Музыкальная эстетика западноевропейского Средневековья и Возрождения. М., 1966. С. 183.]. Примечательно и вопрошание в одном из своих сочинений крупнейшего мыслителя этого времени Августина (Августин под видом Наставника вопрошает Ученика): «Скажи мне… прошу тебя: разве не кажутся тебе подобными… соловью все те, кто хорошо [поют] по чутью?..»[17 - Там же. С. 124.].

Музыка второго вида – бессознательно созданная человеком, так называемая «человеческая», источником которой, как полагалось, является сочетание различных частей человеческого организма.

Важно отметить, что такое общее для эпохи понимание музыки всё-таки представлено по-разному у различных мыслителей, теоретиков рассматриваемого исторического периода. Так, у одного из авторитетнейших из них – Боэция – оно выступает в учении о трёх формах музыки: мировой, проявляющейся в «гармонии сфер», взаимодействии природных элементов и связи времён года, человеческой, происходящей из сочетания элементов человеческого организма, и инструментальной, написанной человеком и исполняемой на определённых музыкальных инструментах[18 - См.: Боэций А.М.С. Основы музыки: Пер. с лат. 2-е изд., испр. и доп. М., 2019. С. 11–15.]. У другого – Регино из Прюма – в идее о существовании музыки естественной, включающей в себя «гармонию сфер», звучание живых (биологических) существ и человеческое пение, и искусственной, исполняемой на уже изобретённых человеком (то есть искусственных) музыкальных инструментах.

В эпоху Возрождения музыка осознавалась прежде всего как отражение человека, причём – человеческой индивидуальности, и как следствие этого – отражение мира, жизни. Такая трактовка музыки была обусловлена господствующим в это время представлением об особом статусе человеческой индивидуальности, рассматривавшейся в качестве своеобразного вместилища мира, то есть явления, заключавшего в себе всё богатство мирового бытия. Как подчёркивает А.Ф. Лосев, возрожденческая культура «базировалась на стихийном самоутверждении человеческой [индивидуальности]… Жизнь и мир существовали в пространстве. Надо было побороть это пространство и творчески подчинить его себе»[19 - Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 2017. С. 57.]. И затем: «Стихийный человеческий субъект, восторжествовавший в период Ренессанса и бывший в конце концов вполне земным субъектом (хотя сам за собою он это часто отвергал), нашёл… очень выгодный для себя принцип, позволявший ему быть и чем-то земным, каким-то вполне самостоятельным стихийным самоутверждением и жизнеутверждением и в то же самое время разрешавший и даже оформлявший для него любое космическое стремление и любую жажду охватить мир в целом»[20 - Там же. С. 59.]. По существу, такое понимание человека сводилось к представлению о нём как о микрокосмосе по отношению к миру – космосу. Кстати, именно такое представление, например, принадлежит виднейшему итальянскому теоретику музыки эпохи Возрождения – Джозеффо Царлино. «Бог, – пишет Царлино, – создал человека по подобию мира большего, именуемого греками космос… в отличие от того названного mikrokosmos»[21 - Цит. по: Эстетика Ренессанса. Антология: В 2 т. Т. 2. М., 1981. С. 605.]. Очевидно, указанное представление о человеке говорит о том, что последний в это время рассматривался в основном как телесно-пластическое существо. Иными словами, когда отмечали, что музыка есть отражение человека – человеческой индивидуальности (мира, жизни), человек понимался как телесно-пластическое явление[22 - Не случайно в эпоху Возрождения считалось, что наиболее полное отражение человека осуществляется не в музыке, тяготеющей к передаче внутренней, духовной жизни человека (что закономерно предопределяет и обозначение её как выразительного искусства), а в искусствах, по преимуществу предназначенных для воспроизведения внешнего облика человека: скульптуре, графике и живописи (именуемых изобразительными искусствами). Об этом свидетельствуют высказывания многих выдающихся деятелей художественного творчества эпохи Ренессанса: Бенвенуто Челлини, Микеланджело, Альбрехта Дюрера, Леонардо да Винчи и др. См.: Мастера искусства об искусстве: В 7 т. Т. 2. Эпоха Возрождения. М., 1966.].

Подчеркнём, что обнаруженное понимание смысла и назначения музыки совмещалось в представлениях учёных эпохи Возрождения, как и учёных европейского Средневековья, когда имелась в виду вокальная и инструментальная музыка, с утверждением близости музыки звучаниям, существующим в природе, в частности – биологической. Например, свидетельством сближения музыки со звучаниями биологической природы являются слова Адама из Фульда: «Обычная вокальная музыка – это воспроизведение голоса, лишённое принципов, с помощью которых можно было бы ею управлять, это простонародное пение, которое можно связать с природным инстинктом не только у людей, но и у неразумных существ»[23 - Цит. по: Музыкальная эстетика западноевропейского Средневековья и Возрождения. С. 359–360.]. Наиболее же ярко связь музыки со звучаниями природы (причём не только биологической, но и физической) утверждается уже упоминавшимся выше Джозеффо Царлино. Как полагает Царлино, всё в природе «полно музыкальных звучаний. Во-первых, в море есть сирены, которые (если верить писателям) действуют на слух мореходов так, что они, побеждённые их гармонией и пленённые их звуками, теряют то, что дороже всего всем живущим. А на земле и в воздухе одинаково поют птички, которые своими звуками веселят и укрепляют не только души, утомлённые и полные докучливых мыслей, но также и тело, потому что часто путник, утомлённый долгим путешествием, укрепляет душу, даёт отдых телу, забывает минувшую усталость, слушая сладкую гармонию лесного пения стольких птичек, что невозможно их пересчитать. Ручьи и источники, тоже созданные природой, доставляют обычно приятное удовольствие тем, кто окажется вблизи них, и часто как бы приглашают для восстановления сил сопровождать его простое пение своими шумными звуками»[24 - Цит. по: Эстетика Ренессанса. Антология: В 2 т. Т. 2. С. 605.].

В XVII–XVIII веках музыка вновь рассматривалась преимущественно как отражение мира, жизни (а отсюда – и человека), при этом в характерной, специфической форме: в качестве отражения природы (истолковываемой как вся имеющаяся в наличии действительность, включающая в себя и человека). О подобном понимании музыки свидетельствуют, например, слова известного немецкого теоретика музыкального искусства этого времени Иоганна Маттесона: «Искусство звуков черпает из бездонного кладезя природы»[25 - Цит. по: Музыкальная эстетика Западной Европы XVII–XVIII веков. М., 1971. С. 252.].

Понимание музыки в указанное время как отражения природы, или, как чаще говорили, подражания природе, было представлено тремя подходами. Первый из них заключался в интерпретации музыки как подражания различным явлениям, прежде всего звуковым, биологической и физической природы. В связи с этим показательно суждение английского философа Джеймса Хэрриса. «В неодушевлённой (физической. – А.К.) природе, – пишет Хэррис, – музыка может подражать плавному движению, журчанию, шуму и рёву, а также всем другим звукам, которые издаёт вода в фонтанах, водопадах, реках, морях и пр. То же относится к грому и ветру, который может быть слабым и ураганным со всеми промежуточными градациями. В животном мире музыка может подражать голосам отдельных животных, в первую очередь – пению птиц»[26 - Цит. по: Из истории английской эстетической мысли XVIII века: Поп. Аддисон. Джерард. Рид. М., 1982. С. 323.].

Второй подход, при этом исторически предшествовавший первому, являл собой истолкование музыкального искусства как подражания различным аффектам[27 - Аффект (от лат. affectus) – душевное волнение, страсть.]. Так, авторитетный французский учёный Марен Мерсенн писал: «Важно, чтобы мы выражали не только наши мысли и чувства, весьма существенно выражать страсти других людей… Вот почему музыка – подражательное искусство в такой же мере, как поэзия и живопись»[28 - Цит. по: Шестаков В. П. Вступительная статья // Музыкальная эстетика Западной Европы XVII–XVIII веков. С. 40.].

Наконец, третий подход сводился к трактовке музыки как подражания интонациям человеческой речи. Наиболее отчётливо этот подход утверждался в работах выдающегося французского философа, писателя, теоретика искусства и композитора Жан-Жака Руссо (на которого в этом смысле повлиял другой французский философ, учёный – его современник Жан Д’Аламбер[29 - См.: ЗолтаиД. Этос и аффект. История философской музыкальной эстетики от зарождения до Гегеля: Пер. с нем. М., 1977. С. 232.]). Руссо подчёркивает: «Музыка (мелодия – А.К.)… подражая различным [звучаниям] говорящего голоса, одушевлённого чувствами… приобретает власть над нашими сердцами»[30 - Руссо Ж.-Ж. Об искусстве. Статьи, высказывания, отрывки из произведений: Пер. с фр. Л.; М., 1959. С. 249.].

Первая половина XIX века – опять переориентация в понимании музыки. Музыка, как и в эпоху Возрождения, вновь осознаётся главным образом в качестве отражения человека, человеческой индивидуальности (и, вследствие этого, – мира, жизни), однако, в отличие от аналогичной ситуации в эпоху Ренессанса, не как телесно-пластического существа, а душевного (духовного). (Между прочим, воззрение на музыку, распространённое в первой половине XIX века, заявляет о себе уже в отмеченных нами ранее втором и особенно третьем подходах к интерпретации музыки в XVII–XVIII веках.) Обратимся к популярным для того времени высказываниям о музыке.

Например, один из ярчайших представителей философской и художественно-критической мысли указанного времени немецкий автор В.-Г. Вакенродер замечает: «Музыку я считаю самым чудесным из… изобретений… ибо она показывает все движения нашей души в невещественном виде..»[31 - Вакенродер В.-Г. Фантазии об искусстве: Пер. с нем. М., 1977. С. 163.]. А вот суждение его соотечественника – философа и поэта Новалиса (Фридриха фон Гарденберга): «Слова и звуки суть подлинные образы и отпечатки души. Искусство дешифровки. Душа состоит из чистых гласных и из закрытых»[32 - Цит. по: Музыкальная эстетика Германии XIX века. Антология: В 2 т. Т. 1. М., 1981. С. 316.].

О том же, что подобный взгляд на музыку, в конце концов, сводился к пониманию её как отражения мира, жизни, свидетельствует то, что душа (дух) человека выступала (выступал) как мировое начало: представление об однородности человека и мира, существовавшее в первой половине XIX века, было близко тому, которое имело место в эпоху Возрождения, только если тогда эта однородность усматривалась в их пластической очерченности, сейчас – в душевно-духовной сущности. Показательны в связи с этим рассуждения немецкого философа К.В.Ф. Зольгера: «В звучании (Laut) выражается вообще всеобщая душа, нераздельное понятие бытия существующих вещей. Как линия составляет первое измерение материальной природы, так звучание – первое измерение духовной». При этом «наше чувство растворяется… в цельности живой идеи», а сознание – «в восприятии вечного»[33 - Цит. по: Музыкальная эстетика Германии XIX века. Антология. С. 149, 150.].

Надо заметить, что нередко в это время музыка непосредственно понималась как отражение жизни. Это подтверждают высказывания немецких философов – И.В. Риттера: «Вся музыка как сама жизнь – по крайней мере, образ жизненного»[34 - Там же. С. 334.], К.К.Ф. Краузе: «Музыка – звукожизнь»[35 - Там же. С. 221.] и др.

Во второй половине XIX века музыка продолжала осмысляться как отражение человека (и на этой основе – мира, жизни), но теперь под человеком подразумевали определённую группу людей, а точнее – нацию (народ). О том, что понимание музыки в это время как отражения человека – нации – означало одновременно и понимание её как отражения мира, свидетельствует тот факт, что само национальное бытие в эту эпоху, в силу возведения его в ранг общедуховного, возвышалось до уровня мирового явления. И если в первой половине XIX века законодателем существовавшей точки зрения на музыкальное искусство главным образом была Германия, во второй половине XIX века – Россия, в которой имевшаяся позиция по отношению к музыке была прежде всего связана с теоретическими положениями видного отечественного мыслителя и теоретика искусства этого времени В.Г Белинского.

Как отмечает Ю.А. Кремлёв, «известно, что идея национального как общедуховного, а не только (или не столько) подражательно-этнографического, принадлежит Белинскому. Применение этой идеи находим у Одоевского, Мельгунова, а позднее у Лароша, Чайковского и других»[36 - Кремлёв Ю.А. Русская мысль о музыке. Очерки истории русской музыкальной критики и эстетики в XIX веке: В 3 т. Т 1. 1825–1860. Л., 1954. С. 193.].

В России мысль об отражении в музыке национального существования (и отсюда – жизни) утверждалась на примерах творчества композиторов, принадлежавших к различным национальным культурам: польской – Ф. Шопена, немецкой – Л. ван Бетховена, норвежской – Э. Грига, особенно же русской, и в первую очередь на примере творческой деятельности родоначальника русской композиторской школы – М.И. Глинки.

Творчество Глинки привлекалось в двух значениях. Во-первых, как ярчайшее отражение народной, национальной природы. Характерно, в частности, суждение о заключительном хоре «Славься» из оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») А.Н. Серова: «Великолепный хор эпилога “Славься, славься, Святая Русь”, – пишет Серов, – одно из высших бессмертных созданий Глинки и вместе одно из полнейших выражений русской народности в музыке. В этом, очень простом сочетании звуков… вся Москва, вся Русь времён Минина и Пожарского!»[37 - Серов А.Н. Статьи о музыке: В 7 вып. Вып. 4. 1859–1860. М., 1988. С. 187.].

Во-вторых, как своеобразный эталон отражения русской народности в музыке, на который должны равняться, но который должны и качественно превосходить в процессе своей художественно-творческой деятельности русские композиторы, творившие после Глинки. В связи с этим, например, обращает на себя внимание сравнение оперы Мусоргского «Борис Годунов» с оперой Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») В.В. Стасова (причём, на наш взгляд, даже с некоторым незаслуженным принижением глинкинского шедевра). В.В. Стасов говорит: «Сцены и личности в “Борисе Годунове” без сравнения “историчнее” и реальнее всех личностей в “Жизни за царя”: эти её переполнены идеальностями и состоят иногда из общих контуров. Опера “Борис Годунов” есть вообще необычайно крупный шаг оперного дела вперёд. Каждая личность в “Борисе” полна такой жизненной… правды, какая прежде не бывала никогда воплощаема в операх»[38 - Стасов В.В. Статьи о музыке: В 5 вып. Вып. 3. 1880–1886. М., 1977. С. 182.].

В XX – начале XXI века доминирует уже имевшее место в истории культуры представление о музыке как отражении мира, жизни (и как следствие – человека), однако проявляющееся в новых аспектах. Во-первых, в возникновении наук о музыке, с сохранением музыковедения, основанных на соединении музыковедения с различными научными дисциплинами, в целом представляющими науки о жизни: этнография – этномузыковедение[39 - Этнография теснейшим образом связана с фольклористикой, отсюда этномузыковедение часто именуют музыкальной фольклористикой.], антропология – антропология музыки, социология – социология музыки, психология – музыкальная психология, эстетика – музыкальная эстетика, археология – музыкальная археология, биология – биомузыковедение, в частности упомянутое выше орнитомузыковедение, физика – музыкальная акустика и т. д.[40 - Поскольку сейчас нет возможности подробно говорить обо всех науках, находящихся на стыке музыковедения с другими научными дисциплинами о жизни, см. о них в современных справочных изданиях и словарях, напр.: Новая Российская энциклопедия: В 19 т. М., 2004–2018; Большая Российская энциклопедия: В 35 т. М., 2005–2017; Большой Российский энциклопедический словарь. М., 2009.] Во-вторых, в существовании в рамках музыковедения и этих образовавшихся наук о музыке установок на музыкальное искусство, свидетельствующих о понимании его как отражения жизни.

Если соединение музыковедения с науками о жизни говорит само за себя, приведём некоторые примеры утверждения музыки как жизнеотражения, содержащиеся в ряде только что указанных наук о музыкальном искусстве.

Так, в самом музыковедении отмеченное утверждение оригинально раскрывается в работах В.В. Медушевского. В одной из них автор говорит следующее: «Звук – часть космоса, природы, уплотнение её математических и физических законов, единство дискретного и континуального… в нём запрограммировано единство двух механизмов восприятия – интонационного и аналитического (которое, в свою очередь, есть отражение фундаментальных свойств мира)… Словом, музыкальный звук – это Всё, отразившееся в прозрачной капле музыки. Углубляясь до бесконечности в звук, мы обнаруживаем в нём космос, социум, культуру, человека»[41 - Медушевский В.В. Сущностные силы человека и музыка // Музыка. Культура. Человек. Свердловск, 1988. С. 47.].

Эта позиция заявляется учёным также в другой его работе, в которой он отмечает: «В великой музыке всегда ощущается некая космичность, целомудренность, мудрость целостности – даже в произведениях, кажущихся чисто лирическими (например, в музыке непостижимо чистой нежности fis-шоП’ного адажио концерта A-dur Моцарта). Не следует усматривать в высочайшей вознесённости над обыденностью, в своеобразной надмирности высокой музыки отлёт от жизни, игнорирование актуальных социальных проблем… Ибо космизм есть последняя глубина музыки, откуда истекает её цельность и чистота, ибо этот вселенский океан художественной целомудренности предохраняет и самого человека от превращения в функционера, ибо поверхность распадается без глубины и вырождается в цинизм»[42 - Медушевский В.В. Музыкальное мышление и логос жизни // Музыкальное мышление: Сущность. Категории. Аспекты исследования. Киев, 1989. С. 24.]. Близкой точки зрения придерживаются и другие музыковеды: Ю.Н. Холопов, Е.В. Назайкинский, а также зарубежные, в частности немецкие, исследователи[43 - Холопов Ю.Н. Изменяющееся и неизменное в эволюции музыкального мышления // Проблемы традиций и новаторства в современной музыке. М., 1982. С. 52–104; Назайкинский Е.В. Звуковой мир музыки. М., 1988; Kneif Т. Die Idee der Natur in der Musikgeschichte // AfMw. XXVIII. 1971; Danckert W. Musik und Weltbild. Morphologic der abendlandischen Musik. Bonn, 1979.].

В этномузыковедении об отражении мира, жизни в музыке (на примере отражения жизни народа, то есть развивая представление о музыке, сложившееся у отечественных мыслителей второй половины XIX века) свидетельствуют многие высказывания И.И. Земцовского. Например, в одной из своих статей учёный указывает на то, что фольклор, понимаемый им как область народного искусства, состоящая из различных взаимосвязанных компонентов – видов искусства: музыки, литературы, хореографии и т. д., и представляющая собой отражение жизни народа, может и должен изучаться фольклористами определённой специализации, в частности музыковедческой, при условии рассмотрения ими музыки не только в узкомузыковедческом ключе, но и в неразрывном её соединении со всеми остальными компонентами фольклора. В таком указании, хотя и косвенно, но вполне определённо, присутствует мысль о том, что музыка в фольклоре (как и другие его компоненты: литература, хореография и пр.) является моделью, квинтэссенцией фольклора, а значит, – отражением народной жизни. «Ведь, в самом деле: мы хотим, например, не только проанализировать музыкальную систему и мышление народа, – пишет Земцовский, – но и понять его художественно целостное восприятие действительности, эстетическую систему и её эволюцию, хотим осмыслить музыкальный язык народа в связи с его этногенезом и историей»[44 - Земцовский И.И. Фольклористика как наука // Славянский музыкальный фольклор. М., 1972. С. 18.]. В своеобразном преломлении об отражении жизни в музыке говорится и в зарубежных этномузы-коведческих работах, особенно заметно – в трудах американских и польских учёных[45 - Netti В. Reference materials in ethnomusicology. Detroit, 1961; Ze studiow nad metodami etnomuzykologii. Wroclaw, 1975; Чекановска А. Музыкальная этнография. Методология и методика: Пер. с польск. М., 1983.].

Интересно этот вопрос решается в антропологии музыки. Здесь важнейшую роль играют зарубежные исследования, в первую очередь, ввиду близости антропологии музыки этномузыковедению, американские и польские[46 - Merriam А.Р. The anthropology of music. Evanston, 1964 (7th print. – 1978); Bielawski L. Strefowa teoria czasu i jej znaczenie dla antropologii muzycznej. Krakow, 1976.]. В этих исследованиях авторы подчёркивают, что музыка является символическим выражением общественной и культурной жизни и вместе с тем символическим выражением глубочайших оснований природы, жизни вообще. Так, по мнению известного американского специалиста в этой области А.П. Мерриама, «музыке могут быть приписаны даже более широкие символические роли в обществе и культуре (по сравнению с символическим выражением общественного и культурного бытия. – А.К.), роли, в которых музыка, взятая сама по себе, символизирует ценности и даже страсти наиболее специфической, наиболее фундаментальной природы»[47 - Merriam A.P. The anthropology of music. P. 241.]. Чтобы не утомлять дальше читателя большим количеством фамилий и цитат, отметим, что подобное отношение к музыке присутствует и в остальных, перечисленных выше, науках о музыкальном искусстве.

Итак, обзор значений музыки, имевших место в историческом становлении культуры (от эпохи древних государств до настоящего времени), убедительно свидетельствует о том, что действительно во все исторические времена музыка понималась как отражение человека – мира/жизни (напомним, в соответствии с данной на с. 18 формулировкой – звуковое отражение человека – мира/ жизни). Однако, говоря о музыке как отражении человека – мира/ жизни, нельзя забывать о том, что музыкальное искусство не однородно и выступает во множестве разнообразных проявлений (выше, когда речь шла о понимании музыки в различные исторические эпохи как отражения человека – мира/жизни, разумеется, имелась в виду музыка во всём разнообразии её проявлений). Рассмотрению богатства и разнообразия музыки в мире будет посвящена вторая глава работы.

Глава 2

Богатство и разнообразие музыки в мире

Будучи звуковым отражением человека – мира/жизни, музыка представлена множеством разнообразных проявлений, которые связаны, во-первых, с делением музыки на народную, профессиональную и народно-профессиональную[48 - Если понятия «народная музыка» и «профессиональная музыка» общеупо-требляемы, то понятие «народно-профессиональная музыка» (под которой понимается джаз и рок) вводится нами (впервые в книге: Клюев А.С. Музыка и жизнь: о месте музыкального искусства в развивающемся мире. СПб., 1997). Интересно отметить, что в отечественной музыковедческой литературе существует точка зрения, согласно которой джаз и рок принадлежат к так называемому «третьему пласту» в музыкальном искусстве (то есть не к народной и не к профессиональной музыке). См.: Конен В.Д. Третий пласт. Новые массовые жанры в музыке XX века. М., 1994.], в свою очередь подразделяющиеся на вокальную и инструментальную, существующие в рамках отдельных музыкальных направлений, течений, жанров и стилей; во-вторых, с пребыванием народной, профессиональной и народно-профессиональной музыки – вокальной и инструментальной – не только в рамках отдельных, то есть «чистых» направлений, течений и т. д., но и смешанных, возникновение которых обусловлено историческим развитием (эволюцией) музыки. Для того чтобы удобнее и проще было охватить необыкновенно пёструю, разноликую картину существующего в наши дни музыкального искусства, необходимо организовать все имеющиеся сегодня музыкальные явления с точки зрения исторического развития музыки. Что касается такого развития, то, по всей видимости, своё начало оно берёт в народной музыке[49 - Иначе говоря, именно в народном музыкальном искусстве как бы происходит «пробуждение» музыки (собственно музыки) в рамках движения по принципу: предпредмузыка – предмузыка – собственно музыка (см. гл. 1).]. Таким образом, разговор о многообразии музыки в современном мире мы начнём с народного музыкального искусства. Прежде всего уточним, в чём сущность, принципиальная особенность народной музыки?

Эта особенность заключается в следующем. Народная музыка, или, что уже явствует из самого словосочетания, музыка народа, существующая в народе и передающаяся им из поколения в поколение, будучи составной частью фольклора, прочно связана с бытовой, обыденной жизнью людей (трудом, отправлением различного рода обрядов и ритуалов, свободным времяпрепровождением и т. д.). Глубочайшим образом укоренённая в обыденной житейской стихии, народная музыка иногда даже вызывает у её исследователей отношение к себе как… неискусству. Показательно в связи с этим суждение известного специалиста в области фольклора В.Е. Гусева. «Фольклор (а значит, и народная музыка. – А.Кд), – пишет автор, – является одновременно искусством и неискусством; познавательная, эстетическая и бытовая функции составляют в нём одно неразрывное целое, но это единство заключено в образно-художественную форму»[50 - Гусев В.Е. Эстетика фольклора. Л., 1967. С. 79 (см. также: Гусев В.Е. Русская народная художественная культура. Теоретические очерки. СПб., 1993. С. 8–9). Такое положение закономерно в силу того, что народная музыка, будучи по существу «первой музыкой», напрямую связана с предмузыкой, а через неё и с предпредмузыкой, то есть немузыкой. О связи народной музыки с пред- и предпредмузыкой говорит использование в народном музыкальном искусстве звучаний, основанных на звукоподражании различным биологическим организмам: зверям, птицам, насекомым, а также звуков, издаваемых всевозможными предметами (пилами, поленьями, сковородами и пр.).].

Отметим далее, что народная музыка имеет пять характерных свойств, обеспечивающих сохранение её в народе. Первое и, по всей видимости, наиболее значимое из них – её устный, то есть нефиксированный в звуковысотном отношении нотами, бесписьменный характер. Почему? Потому что, во-первых, именно свободное от жёсткой фиксации нотами бытие народной музыки обусловливает теснейшую взаимосвязь народного музыкального искусства с также, как известно, не поддающейся нотной фиксации речевой интонационной культурой народа, а через неё – со всей обширнейшей сферой обыденной жизнедеятельности людей; во-вторых, в таком виде народная музыка наиболее органично входит в «кровь и плоть» народа, «живёт» внутри него; в-третьих, существуя таким образом, народная музыка легче и быстрее усваивается различными поколениями населения: действительно, ведь освоение образцов народного музыкального творчества требует от наследующих эти образцы поколений не долгого и кропотливого изучения нотной грамоты, но лишь умения овладеть ими, как говорится, «на слух». Поэтому не будет преувеличением сказать, что фиксация народной музыки нотами (с изобретением фонографа это стало обычным явлением) способна практически уничтожить «живую материю» народного музыкального искусства. На это ещё обращал внимание выдающийся отечественный мыслитель, писатель и музыкальный критик В.Ф. Одоевский. Так, указывая на бытовавшую в допетровское время нефиксированную нотами русскую народную музыку как на истинно национальную (народную) и её вытеснение народной музыкой, записанной нотами, уже, по его мнению, в полном смысле не являющейся народной, Одоевский писал: «Конечно, нельзя не признать существования и второго (то есть зафиксированного нотами. – Л.К.)… движения русской музыки; оно – факт прискорбный, но совершившийся в живом организме общества… Однако мы убеждены, что ещё можно восстановить и развить нашу самобытную народную музыку…»[51 - Одоевский, кн. Русская и так называемая общая музыка. М., 1867. С. 15. В специальной литературе опасность записи народной музыки нотами подчёркивается постоянно. См., напр.: Алексеев Э.Е. Раннефольклорное интонирование: звуковысотный аспект. М., 1986. С. 39–46.].

Второе свойство народной музыки – вариантность. И это понятно, поскольку народная мелодия, передаваемая от века к веку, не может за время своего существования не подвергнуться какому-либо незначительному варьированию, связанному с изменением жизненного уклада людей, влиянием инородных музыкальных элементов, внутренними процессами развития в самом народном музыкальном искусстве и т. п. Это свойство порождает довольно сложную задачу обнаружения изначального звучания того или иного произведения народного музыкального искусства, так сказать, «празвучания». Вместе с тем необходимо отметить, что на этот счёт уже существуют интересные методики, предложенные некоторыми отечественными музыковедами-фольклористами[52 - См.: Земцовский И.И. Музыка и этногенез. Исследовательские предпосылки, задачи, пути // Советская этнография. 1988. № 2. С. 15–23; Щуров В.М.\ 1)0 путях определения историко-возрастной песенной стилистики // Проблемы стиля в народной музыке. М., 1986. С. 5–29; 2) Стилевые основы русской народной музыки. М., 1998.].

Третьим свойством народной музыки является её коллективность. Иными словами, в соответствии с принятым в специальной литературе «делением» человека на человеческую индивидуальность и человеческий коллектив (см. гл. 1) можно сказать, что творцом народной музыки оказывается человеческий коллектив, в данном случае – народ (причём, прежде всего, это проявляется в исполнительском искусстве, что позволяет считать его ведущим в народном музыкальном творчестве). Поскольку в музыке, как, впрочем, и в искусстве вообще, принципиальное значение имеет вопрос о соотношении человеческой индивидуальности и коллектива, анализ указанного свойства народной музыки требует рассмотрения его в рамках соотношения индивидуального и коллективного в народном музыкальном творчестве.

На проблему соотношения индивидуального и коллективного в народном искусстве, включая музыкальное, практически не меняющегося в историческом плане, долгое время в отечественной литературе по фольклору существовали две точки зрения. Первая, активно заявившая о себе в 20-50-е годы XX столетия, заключалась в том, что в соотношении индивидуальность-коллектив в народном искусстве ведущая роль отводилась индивидуальности. Иллюстрацией такой точки зрения может служить, например, высказывание известного фольклориста Ю.М. Соколова. «Давно поставленная в русской фольклористике проблема… индивидуальности, – отмечает учёный, – в настоящее время считается как будто разрешённой в положительном смысле, и старое романтическое представление о “коллективном” начале в области устного творчества почти отброшено или, во всяком случае, в очень сильной степени ограничено. И это есть солидное достижение русской науки»[53 - Соколов Ю.М. Очередные задачи изучения русского фольклора // Художественный фольклор. Вып. 1. М., 1926. С. 21. Данная позиция получила развитие в наши дни. См. интересную монографию на эту тему: Ромодин А.В. Человек творящий. Музыкант в традиционной культуре. СПб., 2009.]. Вторая точка зрения, берущая своё начало ещё в 40-60-е годы XIX века, была противоположной: она сводилась к утверждению того, что в указанном соотношении ведущая роль принадлежит коллективу (народу).

Показательны в связи с этим слова П.Г. Богатырёва, высказавшего мысль о фольклорном произведении как о неиндивидуальном, «существующем независимо от исполнителя, хотя и допускающем деформацию и введение нового творческого и злободневного материала»[54 - Богатырёв П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971. С. 375.]. Однако очевидно, что исходя из вышесказанного относительно связи народного искусства с бытовой жизнью общества, народа, ведущая роль в соотношении индивидуальность-коллектив в народном искусстве, безусловно, принадлежит коллективу. Отсюда понятно, что в подобном соотношении и в народной музыке превалирует коллективное начало[55 - Доказательством правоты такого утверждения могут служить идеи Б.В. Асафьева, высказанные им в различных работах, в частности в имеющей в этом смысле программное название: «Композитор – имя ему народ» (Асафьев Б.В. Композитор – имя ему народ // Асафьев Б.В. О хоровом искусстве. Л., 1980. С. 139–145).].

Четвёртым свойством народного музыкального творчества оказывается особая роль в нём традиций, иначе говоря, сохранение определённых устойчивых принципов и норм народной музыки, имеющих непреходящее, общенародное значение (в плане приобщения отдельного человека к жизнеобеспечивающим основам народа, к которому этот человек принадлежит, воспитания его в духе идеалов этого народа).

Наконец, к пятому свойству народной музыки необходимо отнести её импровизационность, другими словами, известную свободу и гибкость существования в рамках традиций.

Что касается направлений (или течений – в данном случае это практически одно и то же) народной музыки, то их можно выделить два: 1) деревенская (сельская) народная музыка и 2) городская народная музыка. Важно иметь в виду, что городское народное музыкальное искусство, вследствие исторически более позднего возникновения городов, по сравнению с появлением деревень, представляет собой следующую за деревенской народной музыкой фазу развития народного музыкального искусства, и потому именно деревенскую народную музыку можно считать базой, фундаментом народного музыкального творчества вообще.

Основными жанрами народной музыки являются: вокальные – кличи, причитания, песни, романсы; инструментальные – наигрыши, импровизации, вариации. Все эти жанры появились не одновременно, но по мере развития народной музыки: перехода её от деревенской к городской. При этом необходимо отметить, что, во-первых, отдельные жанры деревенской народной музыки возникали позже городских (например, некоторые виды деревенских песен – после городского романса), во-вторых, многие жанры народной музыки существовали в рамках и деревенского, и городского народного музыкального искусства (песни, романсы, импровизации, вариации). Таким образом, несмотря на общее движение: деревенская народная музыка – городская народная музыка, обе эти разновидности народного музыкального искусства практически всегда находились в сложной взаимосвязи друг с другом.

Что касается стилей народной музыки, то к важнейшим из них можно отнести следующие: 1) национальный стиль; 2) стиль деревенской или городской народной музыки; 3) стиль жанра; 4) стиль отдельного музыкального произведения. Аналогично жанрам, стили народного музыкального искусства также появились по мере сложного перехода народной музыки от деревенской к городской.

Если говорить о специфических чертах существования народной музыки в наши дни, то надо признать, что, несмотря на саму природу народного музыкального творчества, его как бы не поддающийся изменению «вечный» характер, народное музыкальное искусство сегодня, к сожалению, играет всё менее заметную роль. Прежде всего это нашло выражение в исчезновении деревенской (сельской) народной музыки. Последнее связано с постепенным исчезновением деревенской (сельской) среды[56 - Постепенное исчезновение среды, в которой могло развиваться народное музыкальное искусство, в данном случае – русское, вызывало озабоченность уже в первые годы советской власти. См.: Лурье А.С. Простое слово о музыке. Пг., 1920. С. 5.]. Как отмечает В.Б. Попонов, «одним из существенных факторов сельской жизни является индустриализация села и превращение сельскохозяйственного труда в разновидность промышленного, в связи с этим изменился и быт. Исчезают многие обычаи, характерные в прошлом: хороводы, посиделки, свадебные обряды»[57 - Попонов В.Б. Русская народная инструментальная музыка. М., 1984. С. 97.].

Интересные примеры, доказывающие наличие связи между исчезновением деревенской народной музыки и изменением условий жизни народа, ссылаясь при этом на работы отечественных фольклористов, приводит Э.Е. Алексеев. «Известный исследователь казачьих песен А.М. Листопадов, – пишет Алексеев, – констатируя упадок песенного искусства на Дону, справедливо видел причины в изменившихся условиях самой жизни. “Теперь сядет служивый на машину, не успеет оглянуться – и на месте! Когда уж там играть старые протяжные песни! – писал он со слов старого певца. – А ты, бывало, идёшь месяца три, четыре, а то и больше, а сколько песен за это время переиграешь”. Точно так же объясняли забвение бурлацких песен те немногие певцы, которые могли вспомнить, как лет 40–50 назад звучали на наших северных реках многоголосные трудовые припевки. “‘Дубинушка’ – это вместо машины, а когда машина появилась, “‘Дубинушки’ не стало”, – не без горечи объясняли они собирателю»[58 - Алексеев Э.Е. Фольклор в контексте современной культуры. М., 1988. С. 101.]. В этих условиях народная музыка сохраняется преимущественно только на уровне городского народного творчества (мы имеем в виду основную тенденцию, заметно проявившуюся, в частности, в русской народной музыке). Однако существование народного музыкального искусства лишь на городском уровне (в структуре городской художественной жизни) в отрыве от своих исконных корней, безусловно, не выявляет всего богатства народного музыкального творчества: во-первых, не даёт полного представления о народном музыкальном искусстве, а во-вторых, что связано с первым, не позволяет адекватно воспринимать и оценивать исполняемые музыкальные произведения как подлинно народные.

Положение усугубляется, когда в рамках городской музыкальной культуры исполняется заведомо деревенский репертуар. Тогда возможны и на практике возникают две негативные ситуации. Первая – несоответствие содержания исполняемой музыки среде, в которой она исполняется, то есть текста контексту. В этом смысле показательны слова В. Гаврилина. Необходимо, говорит композитор, «не столько слышать, сколько видеть, кто поёт и как поёт. Вот тут-то секрет музыки и таится. Это не просто объяснить… Пластинки с записями народных исполнителей мало что мне дают, этнографические концерты я просто не люблю. Всё должно быть на своём месте. Фольклор – это так же естественно, как деревья, которые растут там, где они растут. И если хочешь знать, зачем все эти песни существуют, зачем они поются, зачем они нужны людям, надо постоянно общаться с этими людьми – вот тогда можно понять эту музыку, суть её». «Я предпочитаю ездить, смотреть и восхищаться этим искусством на месте»[59 - Гаврилин В.А. «Фольклор – музыка жизни» // Гаврилин В.А. Слушая сердцем… 2-е изд., испр. СПб., 2012. С. 195, 196.]. Вторая ситуация, которая, на наш взгляд, ещё хуже предыдущей, – сознательное искажение оригинального народного звучания. Весьма примечательна в связи с этим мысль, высказанная Л. Зыкиной. «Бывает, – подчёркивает Зыкина, – что… услышишь выступление певца… относящегося недопустимо небрежно к исполняемым народным произведениям. Вольностям иногда не бывает предела. Песни перекраиваются, меняется ритм, музыкальная интонация, диалект, а в конечном итоге и смысл. А ведь в них каждая нотка, каждое слово веками огранены. Безымянные русские мастера обо всём позаботились. Если исполнитель чутко и бережно отнесётся к тому или иному фольклорному шедевру, ведь ему потом останется лишь слова выговаривать»[60 - Зыкина Л. Пока не поздно // Музыкальная жизнь. 1987. № 22. С. 1.].

Вместе с тем нельзя не заметить в сфере народного музыкального творчества явлений, свидетельствующих, несмотря ни на что, о жизненной силе, здоровом творческом духе народной музыки (в данном случае – моментов, связанных с активизацией функционирования деревенского музыкального фольклора). Это и развитие в городских условиях: школах, институтах, по месту жительства, самодеятельного музыкального творчества, черпающего вдохновение в оригинальных образцах деревенской народной музыки, и появление специальных отделений, факультетов народной музыки в начальных, средних и высших специальных учебных заведениях, способствующих усиленному изучению деревенской народной музыки, и большая работа, проводимая оркестрами народных инструментов (в частности, оркестрами народных инструментов им. В.В. Андреева, им. Н.П. Осипова и др.) по пропаганде лучших произведений деревенского музыкального искусства. Особенно в связи с этим хотелось бы обратить внимание на деятельность фольклорных творческих коллективов, в первую очередь таких, как ансамбли под руководством Д. Покровского и Н. Бабкиной[61 - О деятельности этих коллективов см.: Дмитрий Покровский: жизнь и творчество. М., 2004; Бабкина Н. Душа русской песни. М., 2002.].

Однако, несмотря на известные положительные моменты существования деревенской народной музыки, всё же необходимо признать, что пока не будет по-настоящему возрождена соответствующая среда (деревенская, сельская), нельзя говорить о функционировании деревенской народной музыки в полной мере. Как отмечает В. Гаврилин, для того чтобы сохранить деревенское народное музыкальное искусство, «нам надо сейчас очень серьёзно подумать о том, как сохранить это искусство в каждой деревне. Чтобы родилось новое, должно остаться старое»[62 - Гаврилин В.А. «Фольклор – музыка жизни». С. 196.].

На определённом этапе развития народной музыки возникает профессиональная музыка (первые её формы, по всей видимости, появляются уже в эпоху древних государств)[63 - Своеобразным подтверждением того, что профессиональное музыкальное искусство возникает на основе народного, как бы «питается» им, могут служить слова М.И. Глинки: «Музыку создаём не мы, создаёт народ, а мы только записываем и аранжируем», или П.И. Чайковского, сказанные им о симфонической увертюре Глинки «Камаринская» – фантазии на тему двух русских народных песен: «В ней, как дуб в жёлуде, заключена вся русская симфоническая школа». См.: Русское народное музыкальное творчество. 4-е изд. Хрестоматия. М., 1973. С. 9.], с рождением которой в мире музыки начинают существовать одновременно, поддерживая тесные контакты друг с другом, народное и профессиональное музыкальное творчество.

Важнейшей отличительной особенностью профессиональной музыки, в частности отличающей её от народной, является отсутствие непосредственной связи с бытовой, обыденной сферой жизни людей. Это есть искусство, «возвышающееся» над уровнем первично-бытовой, утилитарно-практической жизнедеятельности человека (правда, иногда здесь утилитаризм присутствует, особенно в ранних формах профессиональной музыки, что доказывает преемственную связь профессионального музыкального искусства с народным). Как подчёркивает Г.Л. Головинский, «в отличие от фольклорного, произведение профессионального искусства служит самостоятельному эстетическому переживанию, в этом его главное, а зачастую и единственное, предназначение»[64 - Головинский Г.Л. Композитор и фольклор. Из опыта мастеров XIX–XX веков. Очерки. М., 1981. С. 13.].

Указанное отличие профессиональной музыки от народной предопределило наличие у неё пяти принципиально значимых свойств, практически прямо противоположных отмеченным выше пяти свойствам народного музыкального искусства. Первое и, судя по всему, главнейшее из них – её письменный, фиксированный нотами способ существования. Это связано с тем, что именно благодаря записи музыкальных произведений нотами возможно, во-первых, говорить о профессиональной музыке как о «возвышенной», не имеющей отношения к обыденной повседневности (действительно, ведь она записывается нотами – искусственными, условными значками, всецело являющимися плодом работы сознания человека, а значит, «возвышающимися» над уровнем его – человека – первично-необходимой, обыденно-бытовой жизнедеятельности), а во-вторых, обучать, то есть приобщать к профессии, композиторов и исполнителей.

Вторым свойством профессиональной музыки следует считать константность. Созданная в определённое время, в рамках определённой национальной культуры, в процессе творческой деятельности конкретного композитора, она требует при исполнении её в последующие после времени возникновения эпохи точного воспроизведения её первоначального облика. В связи с этим, с одной стороны, заслуживает внимания стремление многих современных музыкантов-исполнителей к предельно приближающемуся к оригинальному звучанию исполнению музыкальных произведений – вплоть до исполнения их на музыкальных инструментах соответствующего времени, так называемой аутентичности. С другой стороны, весьма сомнительно намерение некоторых исполнителей искусственно осовременивать музыкальные сочинения, созданные в предшествующее время (мы имеем в виду в первую очередь создание поверхностных обработок известных произведений прошлого)[65 - О проблемах, связанных с исполнением в наши дни музыки прошлых эпох, так называемой «старинной», см., напр.: Старинная музыка в контексте современной культуры: проблемы интерпретации и источниковедения. М., 1989; Старинная музыка: практика, аранжировка, реконструкция. М., 1999; Старинная музыка сегодня. Ростов н/Д, 2004.].

Третье свойство профессиональной музыки – её индивидуально-авторская основа (при этом наиболее полно заявляющая о себе в композиторском творчестве, в силу чего последнее выступает в качестве ведущего в профессиональном музыкальном искусстве). Вследствие того, что в музыкальном искусстве, как подчёркивалось выше, большое значение имеет соотношение индивидуального и коллективного начала, необходимо специально остановиться на вопросе индивидуального характера профессионального музыкального творчества, исходя из соотношения индивидуального и коллективного в профессиональном музыкальном искусстве.

Следует отметить, что, в отличие от народной музыки, в профессиональном музыкальном искусстве соотношение индивидуального и коллективного менялось. Так, по всей видимости, до XV–XVI веков в профессиональной музыке превалировала коллективность, с XV–XVI веков (особенно – с конца XVI века) до начала XX века, главным образом в Европе, – индивидуальность, с XX века – вновь коллективность (в частности, в форме сознательно деиндивидуализируемого композиторами музыкального искусства). Таким образом, в профессиональной музыке, несмотря на изменявшееся соотношение индивидуального и коллективного, существование периода безусловного господства индивидуального над коллективным – с XV–XVI веков по начало XX столетия, прежде всего в Европе, – позволяет считать в ней ведущим именно индивидуальное начало[66 - Показательно, что названные временные промежутки господства в профессиональной музыке индивидуальности или коллективности практически полностью соответственно совпадали с отмеченными нами в гл. 1 историческими периодами, в которых музыка главным образом понималась как звуковое отражение человека (мира, жизни) или – мира, жизни (человека).].

Четвёртое свойство профессионального музыкального искусства – значительная роль в нём новаторства, то есть всего того, что обеспечивает постоянное обновление предустановленных принципов и норм профессионального музыкального творчества‘. к последним можно отнести направленность профессиональной музыки на формирование у людей «возвышенных» целей, уверенности в достижении этих целей.

Пятое свойство профессиональной музыки – строгость, то есть, несмотря на присущее ей новаторство, следование определённым предписаниям профессиональной музыкально-творческой деятельности.

Если говорить о направлениях профессиональной музыки, то наиболее значительные из них два: культовая – религиозная[67 - Культовая – религиозная музыка, если иметь в виду мировые религии как наиболее развитые: христианство, буддизм и ислам, представлена музыкой христианской (с основными её разновидностями: католической, православной и протестантской), буддийской и исламской. Поскольку в буддизме и исламе, по сравнению с христианством, музыка играет менее заметную роль (см.: Розеншилъд К.К. Музыкальное искусство и религия. Исторический очерк. М., 1964. С. 28–30), далее, говоря о культовой музыке, мы будем иметь в виду преимущественно христианское музыкальное искусство.] и светская музыка (при этом светская музыка подразделяется, особенно с первой половины XIX века, на лёгкую – развлекательную и серьёзную – академическую).

Основные течения профессиональной музыки – барокко, рококо, классицистское, романтическое, реалистическое, экспрессионистское, импрессионистское, неоклассицистское и неоромантическое.

Что касается жанров профессиональной музыки, то, если говорить о культовой (христианской), ведущими здесь являются: вокальные – гимн, псалом (в католичестве, православии и протестантизме), стихира (в православии), мотет, месса, страсти (в католичестве и протестантизме), литургия (в православии), кантата, оратория (в католичестве и протестантизме); инструментальные – органные: прелюдия, интерлюдия, постлюдия, импровизация (в католичестве и протестантизме).