скачать книгу бесплатно
И сотня кулаков взмыла в небо – угрожая всем и вся. Готтофф слова против не сказал.
9
Следственная комиссия явилась в дом губернатора в седьмом часу утра в воскресенье, и застали его сиятельство в постели.
Слуги перепрятывали ворованные салфетки и столовые приборы, а губернатор напротив – имел прекрасный аппетит. Он обильно позавтракал в присутствии столичных дознавателей, не вставая с кровати и не приглашая разделить с ним трапезу.
Затем вслух читал утреннюю корреспонденцию и пил кофе. Прочёл газету от государственных реляций до брачных объявлений. На все попытки заговорить с ним – приподнимал бровь и учтиво заключал:
– Одно только дельце завершу и весь к вашим услугам. Со вчерашнего дня намечено было.
Дела его были следующие: кормление щенков борзой собаки искусственной соской; чистка заброшенного скворечника; лечение ушибленной ноги кучера народным заговором; покраска старого тарантаса совместно с местным кустарём-импрессионистом и прочее, прочее, прочее…
Так прошёл день.
Депутаты от следственного комитета Государственной Думы безропотно, но настойчиво гурьбой следовали за губернатором. А он, отобрав у вздрагивающего мелкой дрожью садовника ножницы, грубо корнал розовый куст, придавая ему форму коряги:
– Мне Россия верит, как себе самой! А вы про какие-то деньги спрашиваете…
Местный начальник полиции, привлечённый комиссией к данному делу, – мёрз, несмотря на душный вечер. Понятые вообще держались в тени и старались никак не афишировать свои лица.
Его сиятельство говорил один за всех. Кусты гнулись под его дыханием:
– Да вы кто есть такие? Вы в какой стране живёте?!
Старший следователь протянул исписанный лист гербовой бумаги:
– Имеется предписание произвести тщательное дознание по делу масштабных хищений губернской казны и совершить розыск прямых фактов преступления, в том числе в бумагах вашего сиятельства…
Губернатор выхватил приказ и с шумом высморкался в него. Начальник полиции пожалел, что не ушёл в отставку в прошлом году:
– Так, ваше сиятельство, не годится, бумага всё-таки официальная… Спрос будет.
– Фальшивка! – парировал губернатор. – Печать не в том месте. Подпись не разборчива. Смысл не ясен!
Депутаты строчили о происходящем в протоколы. Свидетели нехотя подписывали. Его сиятельство тыкал пальцем в подписавшихся, мол, знаем, сукины дети, где кто живёт. Самые малокровные из понятых теряли сознание под взглядом губернатора, и их приходилось отливать водой под водокачкой. Боже, сколько луж развели в тот вечер!
– Вы мне работать мешаете, – жаловался губернатор громовым голосом. – Россия простаивает.
Избранник из учителей неловко брякнул:
– Мы здесь волею народа…
– Народа? – Губернатор расхохотался – левая рука повисла плетью, шею свело, и голову скрючило набок. Его сиятельство присел просто в клумбу и беззвучно зашептал колкости.
Когда…
В конце улицы показалось факельное шествие. Нет. Вначале донесся рёв толпы, больше напоминавший рёв зрителей, требующих свои деньги назад, а потом вечернее небо озарилось сотней огней и в воздухе запахло предгрозовым перегаром. Толпа из слободы несла к дому губернатора героя. Пролетарий скандировал:
– У вас товар, у нас купец!
– А если нет?! То мы ему – в морду! – дирижёр задавал тон дерзким фальцетом.
Губернатор, решивший вначале, что это вся преисподняя явилась по его душу, – воспрянул, отдышался, оттолкнул прочь руки, желавшие ему помочь, и встал сам:
– Ко мне народ идёт… Святое!
Начальник полиции, деликатно отлучившись, вызвал конный отряд жандармов к дому его сиятельства.
10
– Ваше сиятельство, радость-то какая! – щебетал дирижер, раскачиваясь на полусогнутых ногах перед решёткой ворот. – Герой «Варяга» вернулся в родные пенаты! Чаёк, наш местный, Готтофф, – здесь он икнул неприлично. – В невесте нуждается по причине инвалидности. То есть не ходит он. Не то чтобы под себя, а так просто…
– Дело говори! – подтолкнули его мрачные лица ропотом.
– За такого только святая пойдёт! – пел дирижёр и кончил. – Чем ваша дочь ему не пара?
– Пара! Пара! – толпа имела чётко сформированное мнение по этому поводу.
За спиной губернатора собралась чёрная туча. Она подплыла к самому затылку его сиятельства и тогда материализовалась в человеческую фигуру. Криволап – безликий секретарь, носящий вечный траур, что-то быстро зашептал на ухо своему хозяину.
– Дети мои! – губернатор пустил слезу. – В тяжёлое время вы пришли ко мне. Дочь моя без пяти минут сирота. Наговорили на меня.
Слободские забурчали. Депутаты поспешили укрыться в доме. Начальник полиции несколько раз подряд посмотрел на часы, рассчитывая, какой дорогой – в объезд или через центр – будет двигаться кавалерия.
– А кто нашего отца обидит, то мы такому – в морду!!! – Знакомая уже сотня кулаков взмыла вверх.
Губернатор поднял замаранные перегноем ладони и обратился к следователям и в частности к бывшему учителю, выглядывающему из-за оконных занавесок:
– Вот видите, господа! Или погром, или свадьба…
До самого рассвета под домом губернатора продолжалось народное гулянье.
Депутатов, с утра голодных и на нервах, – накормили, напоили, пригласили на будущую свадьбу, и они, растаяв от признательности, смотрели в рот его сиятельства.
– Устрою дочь за честного человека и тогда весь к вашим услугам, – обещал им губернатор.
А в это время в кабинете его сиятельства Криволап топил камин отчётными бумагами.
Дым, поднимающийся из трубы, шёл, конечно, из кухни, где жарили поросят, рассудили следователи и уснули за столом, сладко посапывая пятачками.
Утром явился с манёвров конный отряд и разогнал шашками перепивших сватов. Заодно и депутатам досталось, якобы случайно.
Глава вторая
Сахарная барышня
1
Солнечные блики на воде в пасмурный день. Это стайка плотвы нервничает перед грозой.
Крыса выглядывает меж гранитных валунов, нюхает воздух и прячется до хороших времён.
Два селезня напали на третьего. В воздухе медленно кружит тополиный и гусиный пух.
Ивы моют свои ветви в сточной воде канала.
Тут же слободские дети прыгают с моста в чёрную непроглядную глубину.
Крик!
Ребёнок исчезает в темноте. Круги расходятся до обоих берегов…
Тишина.
Долго и страшно ничего не происходит, а затем из воды показываются кончики посиневших пальцев… И тут же пацан выпрыгивает из воды весь – отдуваясь полной грудью и счастливо матерясь.
Кучер кряхтит о вреде российских дорог для позвоночника.
– Тише! Нелёгкая! – старый слуга осаживает лошадь, учуявшую свежий овёс в кормушке за версту. – Раньше люди водой путешествовали. Куда река течёт, туда и люди шли. Города по высоким берегам ставили. А у нас…
– Развлекать меня не надо. – Анастасия отвернулась от детей и спрятала глаза за переплётом скучного французского романа.
Купаться вместе с городскими детьми ей не разрешал отец. Дети любят повторять за взрослыми столовые беседы. Поэтому его дочь купалась в одиночестве на Девичьем источнике, куда никто не смел являться. Кроме одной тихой девочки…
2
Чугунная решётка ворот открывается навстречу экипажу с ворчливым скрипом. Сторож кланяется в пояс, ломая спину.
Дом возвышается над городом большой черепахой, усеянной, как наростами, фигурами химер. Он велик, как Тадж-Махал, но если там почивает принцесса, то под особняком губернатора могут только гнить кости болотной ведьмы.
Путь к дому выложен чёрным мрамором. Крупные капли дождя разбиваются об него насмерть.
Окна вылизаны лакеями до блеска и теперь пялятся барышне в вырез платья.
Туфелька Анастасии зависает в воздухе, прежде чем ступить на мокрую дорожку.
Золотая дубовая дверь распахивается и наружу вырываются…
… ароматы зраз из зайца с лапшой, кулебяки с вязигой и чуть уловимая нотка пудинга из саго с фисташками.
Старая ослепшая кормилица целует ей руку. Анастасия неуверенно прижимается к ней телом и рассеянно смотрит по сторонам.
Слуги вносят дорожные чемоданы в дом. Она скоро следует за ними по длинным нескончаемым коридорам и поворотам и скоро остаётся одна. Со стены её угольными глазами разглядывают почерневшие в своей строгости портреты предков. Жарче всех глядит она сама с детского портрета работы неизвестного голландца.
Анастасия трогает рукой идеально гладкую кожу лица.
«Как глупо… Зачем эта родинка над верхней губой? Без родинки значительно лучше».
3
Обед отца с дочерью. Сквозняк катает по комнате букетик сухих цветов. Толстая сытая муха устало облетает сервированный стол. Губернатор расстилает салфетку на коленях и сквозь улыбку сообщает свои требования наследнице:
– Вы должны выйти замуж за некоего господина Готтоффа. Он болен. Кажется, выпивает. Вам будет с ним трудно.
Барышня крошит булочку в тарелку с бульоном. Крошка за крошкой скрывает её отражение и, набухнув, тонет в растопленном курином жиру. Отец смотрит на родинку над её губой. Даже с его места видно, что она наведена химическим карандашом.
– Я бы хотела вернуться обратно к мадам, в пансион.
– Нет. Хватит к мадам. Я уже написал ей, чтобы вашу комнату не держали за вами.
– Как вам будет угодно.
– Мне угодно, чтобы вы пели, танцевали и были счастливы. У вашей покойницы матушки есть апартаменты в Венеции. Они входят в ваше наследство. Документы на недвижимость и ваши деньги лежат в сейфе поверенного адвоката. Вы получите свободу, как только выйдете замуж.
Губернатор первым встал из-за стола и вышел из комнаты, не оглядываясь. За его сиятельством хлопнула дверь. И ещё раз. И ещё… Сквозняк аплодировал дверью.
4
Стук молотков на Девичьем источнике. Строят ночью. Освещают факелами. Мат рабочих перекрывает мат бригадира. Лаются не по-русски. Люди всё пришлые. Сегодня здесь, завтра из России долой. Свидетелей стройки не останется. Если кто из строителей и захочет остаться, так работу получит только в урановом руднике, лошадям воду подавать. Плотина растёт из земли грибом поганкою.
В трактире «Козье болото» тоже стук и грохот. Здесь мат уже, как от матери родной. Люди всё добрые. Пиво губернаторское. Бесплатное. Обмывают морячка. Сам он уже давно не дышит. Его изредка будят, чтобы показать вновь пришедшим как достопримечательность. Пыль с него сдувают и обратно спать под стол отпускают.
Чай Готтофф спит и похрапывает, сквозь щёлку век следя за происходящим вокруг.
– Ты японцев видел? – Один из депутатов лезет к моряку обниматься. Оба пахнут, как фиалки, намалёванные на ночном горшке.
– Видел. – Моряк широко зевает. – Жёлтые, как лимоны. Глазки узенькие!!! Ножки кривые, и бегают они ими очень быстро – курицу могут в чистом поле поймать.
– Правду! – ревёт городовой, который тут же в гражданском платье сильно пошатывается над чуть-чуть початой бутылкой безалкогольного пива и карандашом на салфетке замечает людей. – Правду рассказывай!!!
– Да, – Готтофф на руках, по-крабьи, лезет на стол. – Маленькие они, черти. Пузатенькие. Как пуля в такого попадёт, так и лопается он. Только шум и вонь вокруг. Рыбу они заживо едят, потому не любят наши ребята с ними в рукопашную сходиться. Очень уж эти азиаты смердят!
– Вот так! – городовой строчит карандашом, слюнявя грифель розовым языком. – Вот это правда!
– А ещё они как окружили наш «Варяг» всем своим флотом и кричат нам сдаваться…
– По-русски? – удивляется депутат и читает одновременно фронтовую сводку в газете.
– Нет. По-обезьяньи. – Чая несёт. – По-русски у них язык заплетается.
– Потому что маленький! – городовой отбирает у депутата газету, почитать на досуге в уборной.
Трактирщик стоит тут же и с беспрестанной улыбкой вытирает руки грязным полотенцем.
– Ихняя Япония в зале на втором этаже на карте имеется. Очень, знаете, мелкая область. Мухе сесть негде, – дополняет халдей рассказчика.
– Негде!!! – соглашаются все присутствующие, а депутат просит принести ему карту. Он как раз поймал одну муху для опытов.
