скачать книгу бесплатно
Убийственная красота. Медуза
Алиса Клевер
Полночь по парижскому времени #6
Даша понимает, что рано или поздно ей зададут вопрос о том, куда пропал ее бывший парень Сережа. Шутка ли – затеряться в многомиллионном незнакомом городе, даже не зная языка! К делу об исчезновении русского туриста подключается французский комиссар Трену. Однако Даша и представить не может, чем обернется ее визит в парижскую полицию! У ее нового избранника – Андре возникают сомнения в искренности ее чувств, что очень ранит Дашу, ведь доверие – одна из граней любви. Непонимание становится испытанием для обоих.
Алиса Клевер
Полночь по Парижскому времени. Медуза
– То, что ты меня не видишь, – не значит, что меня нет.
Ты должна ощущать меня, даже когда я не в поле зрения.
Оливер Куин «Зеленая стрела»
Ты выдумал меня. Такой на свете нет,
Такой на свете быть не может.
Анна Ахматова
Любовь не приживается там, где есть только страх, точно так же, как растения редко приживаются там, где всегда темно.
Стивен Кинг «Противостояние»
* * *
Я бежала, как сумасшедшая, так быстро, как только могла, насколько позволяли мои не слишком тренированные ноги, и даже быстрее – пока вдруг не испугалась, что упаду, утратив контроль над движением, запутавшись в последовательности шагов. Я неслась со всех ног, словно убегала от полиции – со стороны это выглядело именно так – но на самом деле убегала я от самой себя. Полиция ничего не знала обо мне – пока что не знала – но я уже чувствовала себя, как преступник, покрывающий убийцу. Но ведь никто же не умер!
«Откуда ты знаешь?» – услышала я шепот, и от этой мысли мне захотелось бежать еще быстрее, несмотря на то, что это могло обернуться травмой. Я наказывала себя этим бегом, задыхалась, кашляла, сходила с ума от музыки, раздающейся в моих наушниках. Ничего себе утренняя пробежка!
На мне были беговые кроссовки, спортивная одежда, а на предплечье траурной лентой чернел пульсометр, который я нацепила просто так, в качестве камуфляжа, не имея ни малейшего представления о том, как он работает. Пульсометром пользовался Андре, когда бегал в спортзале, хотя и без всяких измерений было ясно, что его сердце работает, как часы.
Может быть, у него вовсе нет сердца?
Я перебежала улицу, забыв посмотреть на дорогу, и водителю маленького «Пежо» пришлось ударить по тормозам, чтобы не сбить меня. Вслед понеслись крики и междометия – на французском. Этот язык прекрасен, даже когда на нем ругаются. Я сосредоточилась на музыке – в моем плеере звучали “Thirty seconds to Mars”[1 - Американская рок-группа «Тридцать секунд до Марса».]. Может быть, если бы меня сбила машина, проблема решилась бы сама собой. Я упала бы, вокруг меня столпились парижане, тихо переговариваясь между собой в поисках врача…
Господи, врача! Андре-то и есть врач.
Я представила, как лежу в коме, а потом, придя в себя и потеряв память, не могу вспомнить, как выглядит Андре, как пахнет Андре, и вообще понятия не имею о его существовании. Разве можно любить без памяти и одновременно бояться до дрожи? Ответ пришел сам собой – можно, если речь идет об Андре Робене.
«Я люблю Андре», – подумала я, холодея. Я отказывалась верить в то, что сказала моя мать. Быть может, Андре здесь совершенно ни при чем, и все это лишь выдумки, очередные фантазии влюбленной в себя актрисы, мечтающей устроить шумиху вокруг собственной персоны? Наверное, это новые способы борьбы с профессиональным выгоранием.
Я бежала все быстрее, почти не разбирая дороги, и у меня кружилась голова. Я люблю Андре и из-за этого стала почти ненавидеть родную мать. Она посеяла сомнения в моей душе, и ветер уже нагонял бурю. А ведь она даже не знает…. Для нее, для моих знакомых, для всех, кроме Сережи, где бы черти ни носили его, – я просто нашла в Париже кого-то.
Мама всегда была настолько равнодушна к моим делам, что за все время, которое я провела с Андре, она даже не удосужилась выяснить, из-за кого я так нелепо схожу с ума, теряя собственный облик. Она просто пожала плечами, бормоча под нос: «Молодость, молодость…», и продолжила заниматься своими делами, пока все не зашло слишком далеко. Я зашла слишком далеко, идя на поводу у своевольного, непредсказуемого любовника. Я люблю его, и что же мне теперь делать?
В глазах потемнело, и мое тело вдруг стало слишком тяжелым, будто к нему подвесили свинцовую гирю. Я словно оказалась на Юпитере, где сила притяжения почти в три раза больше, чем на Земле. Музыка стихла, и мир онемел. Я изумленно слушала тишину.
– Девушка, вы в порядке? – Голос доносился до меня так, словно говоривший кричал сквозь прижатую ко рту подушку.
– «Почему он говорит со мной по-французски?» – подумала я, толком не разбирая его слов и постепенно теряя управление собственным телом.
– Вы слышите меня? Эй, тут человеку плохо!
– Со мной все в порядке, – пробормотала я, обретя, наконец, голос – это стоило мне огромных усилий.
– Что с вами? – спросил голос. Где-то на периферии сознания я слышала блеклый отзвук музыки из свисающих наушников. Что случилось со мной? Контузия? Почему я плохо слышу и перед глазами темно? Я бежала и, кажется, упала в обморок. Смешно, Даша, тебе же все равно не убежать.
– Я… у меня закружилась голова. Гипервентиляция, наверное… – сказала я, стараясь дышать равномерно. Свет понемногу возвращался, проявляясь, как на смоченных в растворе фотографиях в старых фотоателье. Я почувствовала боль в висках.
– Бегать надо по утрам, а не в обед, – сказал пожилой мужчина. Судя по деловому костюму и папке, из которой выглядывала пачка бумаг, он здесь не прогуливался. Типичный клерк, спешащий по делам. Он смотрел на меня строго, словно обвиняя в том, что я упала в обморок и нарушила тем самым его дневные планы.
Собравшиеся вокруг нас люди начали потихоньку расходиться. Ничего интересного. Добегалась, тоже мне спортсменка.
– Обед? – Я покидала квартиру Андре, думая, что еще утро. Видимо, у нас с этим господином разное представление о том, что такое утро. Впрочем, конечно. Уже почти полдень.
– Как вы себя чувствуете? – смягчился он, явно радуясь тому, что не придется больше тратить на меня время.
– Спасибо вам, со мной уже все хорошо, – пробормотала я.
– Кто же бегает по такой жаре? – фыркнула не в меру полная дама в широкой соломенной шляпке. Такая не станет бегать даже ради того, чтобы согреться. Еще один специалист по бегу на мою голову.
– Извините, – зачем-то сказала я. Вставать не хотелось, всё тело было охвачено слабостью, и я боялась, что снова упаду, но давление постепенно выровнялось, и тело снова обрело возможность служить мне. Такое случалось только от сильного перенапряжения. И еще, когда рядом находился Андре.
– Пойдемте, я помогу вам присесть. – Было видно, что возиться со мной ему надоело, тем не менее он вежливо подал руку, и я, чуть пошатываясь, добрела до ближайшей скамейки.
Полная мадам скривилась и пошла по тротуару прочь, изредка оглядываясь, словно не желая пропустить возможное продолжение истории.
– Я в порядке, спасибо вам.
– Спорт хорош в меру, – пробормотал себе под нос мужчина и бросил нервный взгляд на часы. Ему пора бежать на работу – в этом городе любви, ненависти и красоты, от которой, как выяснилось, у меня кружится голова.
Я проводила своего спасителя долгим взглядом, затем, достав из заднего кармана спортивных брюк телефон, выдернула из него наушники. Музыка смолкла. Я помедлила еще немного, но не бежать же снова? Все равно – нужно принять решение, и чем раньше – тем лучше, потому что вечером вернется Андре. Ему будет достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять: со мной что-то не так. Что-то? Да со мной все не так!
Я глубоко вдохнула, как это делают пловцы перед тем, как нырнуть на глубину, и набрала мамин номер. Я надеялась, что она не ответит, и тогда у меня будет уважительная причина ничего не предпринимать еще какое-то время. Еще несколько часов или минут. Но мама отозвалась почти сразу.
– Куда ты делась? Почему бросила трубку? Не отвечала на звонки, отключилась! Ты хоть понимаешь, как я тут волновалась?
Впервые мне было нечего возразить.
– Мам, ты сказала… – Я не смогла закончить предложение. Мне пришлось сделать еще несколько вдохов прежде, чем удалось продолжить, – что кто-то хотел меня видеть? Зачем?
– Полиция, конечно. Господи, боже мой, Дарья, ты же его девушка. Что тут непонятного? – удивилась мама, и я прикусила губу почти до крови. Она что, откуда-то прознала о нас с Андре?
– Чья девушка?
– Как чья? Сережина, конечно. – И мама вздохнула от возмущения так громко, что было слышно по телефону.
Я больше не девушка Сережи. И, наверное, никогда не была в полной мере, но точно перестала ею быть в ту минуту, когда ступила на французскую землю, как и собой тоже быть перестала. Но для полиции все это – пустые слова, голые эмоции. Формально я – девушка Сережи.
– Они хотят, чтобы я приехала к тебе?
– Зачем? Они ведь в Париже. У меня записан номер, я сейчас перешлю тебе в смс-сообщении.
Мама повозилась некоторое время. Она не слишком дружила с современной техникой, стараясь, по возможности, все вопросы такого рода перекладывать на меня или Шурочку.
– Оно уже пришло, мама, – сказала я тихо, услышав характерное «блям». А потом получила по заслугам. Я выслушала все, что мама думала обо мне и о моем поведении, и пообещала быть умницей, в очередной раз заверив ее, что не собираюсь задерживаться в Париже дольше, чем это будет необходимо. Я умолчала только о двух вещах – о том, что именно «необходимо» ее распущенной, отбившейся от рук дочери и с кем совершенно необходимо оставаться.
Затем я набрала номер полицейского участка.
* * *
– Мадам Синица! А мы уже и вас записали в пропавшие без вести! А вы, значит, рядом, у нас под носом? В гости не зайдете? – спросил мужчина, по голосу показавшийся толстяком-добряком, впрочем, безо всяких на то оснований. На него переключили после моих не слишком вразумительных объяснений, кто я и зачем звоню. Голос полицейского излучал радушие, как радиацию, но мне он почему-то сразу не понравился. Я несколько растерялась, не зная, как реагировать на его радостный тон, словно была преступником, готовящимся добровольно сдаться властям. Меня не отпускало чувство вины.
– В гости? – изумленно переспросила я, меньше всего ожидая приглашения, сделанного в такой форме.
– К нам в участок, разумеется, – посерьезнел голос. – У нас накопились вопросы.
– У меня тоже, – ответила я, тут же сообразив, как двусмысленно и странно, должно быть, это прозвучало. Но полицейский не выказал недовольства. Напротив, он хохотнул, пробормотав что-то о крутых современных нравах, и предложил мне заглянуть к ним «на огонек», как только я смогу, то есть желательно прямо сейчас.
– Вы где находитесь? – поинтересовался он.
Я уже поняла, что разговаривать в таком фривольном тоне было, скорее, привычкой, нежели желанием оскорбить или сбить с толку. Но мне все равно постоянно хотелось одернуть его, что обычно было в стиле моей мамы, а не в моем.
– Я… ну… тут где-то, – залепетала я. – Бегаю.
– Бегаете? От кого, интересно? От нас? – спросил он и тут же расхохотался. – Шучу. Значит, забегите и к нам, раз такое дело. Пока я не ушел на обед.
– А когда вы уходите на обед? – на всякий случай уточнила я, ибо понятия не имела, как далеко нахожусь от его участка.
– Вы за кого меня принимаете, за итальянца? В Париже сиеста не практикуется. Приезжайте, я буду на месте, – неожиданно взорвался полицейский. – Спросите комиссара Трену.
– Хорошо, – покорно сказала я и завершила звонок.
Добраться до полицейского участка оказалось легче, чем я думала, но это меня скорее расстроило, чем порадовало. Всего двадцать минут пешком, если верить навигатору в моем телефоне. Вряд ли он сильно ошибся, ведь на тротуарах не бывает пробок. Сережа пропал на центральных улицах, поэтому искали его полицейские одного из центральных участков police municipale[2 - Муниципальная полиция.]. Я нашла их сразу, как только повернула в нужный переулок.
Вывеска была маленькой, неброской, со следами ржавчины. Синие буквы на белом фоне. Узенькая улица, которая строилась несколько веков назад, была рассчитана на больших, запряженных в кареты лошадей. И машину, пусть даже маленькую, здесь можно было припарковать с трудом. Казалось, стоит только включить воображение и донесется ржание застоявшихся в упряжках лошадей и запах конского навоза. Впрочем, тут и сейчас пахло сомнительно, а брусчатка в просветах между домами покрылась подозрительными пятнами. Там, где много туристов, всегда скапливаются грязь и неприятные запахи. Около входа в участок практически вплотную стояли несколько машин с красно-синими полосами. Police.
«А вдруг меня арестуют?» – подумала я и тут же чуть не упала, споткнувшись о выступающие края брусчатки.
– Осторожнее, мадам, – раздался чей-то голос.
Я запоздало подумала, что не стоило являться сюда в одежде для бега, да еще с неработающим пульсометром на руке. Что подумает обо мне этот комиссар Трену? С другой стороны, какая разница, что он подумает? Я же здесь совершенно с другими целями, верно? Оказать помощь следствию.
– Простите, где я могу найти комиссара Трену? – обратилась я к сидящему у входа полицейскому, но тот даже не посмотрел в мою сторону, продолжая разговаривать одновременно по городскому и мобильному телефону. Его светлая форменная рубашка настолько пропиталась потом, что в ней можно было засаливать воблу. Меня он просто не заметил – способности к выполнению одновременно нескольких задач, как у Цезаря, у него не было.
Пройдя мимо него внутрь, я огляделась. Старое здание явно не подходило для современных целей, всюду ощущалась нехватка свободного пространства – было довольно тесно. Но все равно кругом сидели, стояли, ходили, пользовались кофейным автоматом. Я пожалела, что не взяла с собой денег, так как мне очень захотелось пить.
– Вы к кому? – спросил скучающий в одной из очередей старичок в симпатичных, но довольно грязных клетчатых штанах. Он был похож на клошара. Старичок казался тут своим, никуда не спешил, скучал и с интересом разглядывал меня.
– К комиссару Трену.
– Ах, к этой цапле? Как только он не переломится напополам? – с чувством воскликнул старичок. – Думаете, он не ест? Как бы не так! Лопает за троих. Бочка бездонная. Наверное, глисты у него, не иначе.
– Глисты? – окончательно опешила я.
Не слушайте этого проходимца, вам на второй этаж. Двадцать восьмая комната, – сказал молодой полицейский, шедший мимо нас к выходу. – Не приставай к людям, Рене.
– Спасибо! – пискнула я, не без труда отрываясь от цепкого, как клещ, старичка-клошара. Он продолжал что-то нести мне вслед, не желая прерывать разговор, но потом на него снова прикрикнули, и он наконец утих.
Я мигом взлетела по лестнице и быстро нашла двадцать восьмой кабинет.
Второй этаж был куда тише и спокойнее, сюда не долетала шумная суета приемной. В кабинете царила тишина. Трое в штатском таращились в свои компьютеры, а один из них еще и жевал. Он не глядя опускал руку в огромный пакет с чипсами и с громким хрустом отправлял себе в рот очередной кругляшок. Он-то и был мой Трену, я поняла это сразу, благодаря «ориентировке» клошара, кстати, довольно точной. Тощий и длинный, а вовсе не толстячок-балагур, как мне подумалось сначала. Действительно, того и гляди, переломится пополам.
– Месье Трену? – спросила я.
– А вы, должно быть, мадам Синица? – уточнил он, не переставая жевать.
– Мадам Синица сейчас снимается в каком-то французском фильме. А я – мадемуазель, ее дочь. Вы можете называть меня Даша?. – Я сознательно поставила ударение на последний слог, зная по опыту, что все равно эти французы перековеркают мое имя. Он заговорщически глянул на меня.
– А вы зовите меня комиссар, ибо так нам диктует ее величество Инструкция. Как добрались? Вижу, бежали ко мне сломя голову??
– Моя голова в порядке, – заверила я его, хоть это и было не вполне правдой. Голова болела зверски. А ведь мне предстояло отвечать на вопросы, ответов на которые у меня не было. – Мама сказала, вы нашли вещи Сережи? А где же он сам?
– Этот вопрос меня и мучает, многоуважаемая Да?ша. – Комиссар сделал ударение на первый слог, и я вздрогнула. Если он знает, как правильно произносится мое имя, то, вероятно, ему известно про меня и многое другое.
– Прямо-таки мучает? – усмехнулась я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
– Ваша мама сказала, что Сережа вас очень любил, – сообщил комиссар.
– Она действительно так сказала? – удивилась я.
– Почему вам кажется это странным?
– Мама Сережу едва знала, почти не замечала его существования, и уж точно не одобряла наших отношений. Странно, что она так сказала. Возможно, это из какой-то роли, – бросила я, даже не пытаясь скрыть раздражения.
– Кажется, вы не в самых лучших отношениях с матерью?
– С чего вы взяли? – Я знала, что мои слова прозвучат несколько агрессивно, но не смогла сдержаться.
– Ни с чего. Так, предположение – ложное, как я вижу.
– У нас с ней хорошие отношения, но вы не должны забывать, моя мама – актриса, и иногда то, что она произносит, может оказаться отрывком из сценария. Порой мне кажется, что мама давно потерялась среди кучи созданных ею персонажей. Она и на меня смотрит по-разному – в зависимости от того, в каком проекте на данный момент участвует.
– Тогда, вероятно, сейчас она снимается в триллере, – многозначительно сказал комиссар. – Только вот некоторые вещи, сказанные ею, все же подтверждаются.
– Видеозапись? – догадалась я, бледнея. Я так надеялась, что этой записи не существует, и пришла сюда, в полицейский участок, чтобы убедиться в том, что ее нет.
Комиссар не ответил на мой вопрос, только посмотрел на меня пронизывающим насквозь взглядом.
